Астафьевы

Я пришел в Новокубанскую школу сразу в пятый класс. Пятых было три. Наш –  5-й «А». Еще до начала учебного года узнал, что классным руководителем будет Астафьева Мария Фоминична, преподаватель химии и биологии, жена завуча. Отзывы старшеклассников о ней были хорошие.
Считалось, что в классы с литерой «а» отбирают лучших учеников. Не знаю, так ли это было на самом деле. Больше половины класса составляли новички, прибывшие из окрестных сел, где были только начальные школы. Даже если они в своих школах закончили четвертый класс на пятерки, в новых условиях, в интернате их прилежание могло существенно измениться. Так оно часто и бывало. Так что не могу сказать, что Мария Фоминична как классный руководитель была поставлена в какие-то особые условия по сравнению с другими классами.
Надо отдать ей должной, она много сил положила на сплочение класса, на установление контактов с родителями. Каждый день она бывала в классе, кроме того, два урока ботаники в неделю, классные часы, родительские собрания, которые обязательно проводились с нашим присутствием. В общем, функции классного руководителя Мария Фоминична исполняла в полной мере.
Ботаника тоже оказалась не сложным предметом. Не скажу, что преподавался предмет интересно. Так, по учебнику. Как предметник Мария Фоминична чем-то особым не выделялась. Особенно это ощущалось на химии, которую она тоже у нас преподавала. Не знаю, что было ее основной специальностью. По-моему, она вообще закончила сельскохозяйственный институт. Но предмет в объеме школьной программы она знала.
Что касается педагогических навыков, у нее был большой опыт – трое детей, которые тоже учились в нашей школе: Люда, Саша и Сергей. Люда в то время училась в восьмом или девятом классе, Сашка – на год-два младше, Сергей был еще в каком-то начальном классе.
И к нам Мария Фоминична относилась как к детям, опекала. При возникновении проблем – в учебе, в дисциплине спешила обратиться за помощью к родителям.
Эх, как стыдила двоечников на очередном собрании Матрена Ивановна – мать Сашки Комарова, тоже относившемуся к учебе не очень… А довольно пожилая мама Леньки Спасененко, с сильным украинским акцентом, эмоционально, тонким голосочком рассказывала об ужасах войны, о том, что нужно быть благодарными родителям за «мирное небо», учиться хорошо… 
Тогда на нас это действовало. И Мария Фоминична таким «оружием» пользовалась часто. В конце собрания мы обязательно давали небольшой концерт. Помню, как вместе с Вовкой Клименко, Славкой Казанцевым, еще с кем-то пели «Солнце скрылось за горою…». На баяне аккомпанировал, как всегда, Эдуард Эммануилович – учитель пения. Так как возможностей учить нас «музыке» в школе было мало, преподаваемый им урок так и назывался – «Пение».
Когда учились в седьмом классе, уже в новом школьном здании, появилось повсеместное увлечение гидропоникой – выращиванием зелени без почвы, только благодаря химическим удобрениям и воде.
В колхозе оборудовали целый цех, в помещении только что построенной бани. Ярусы металлических лотков, сотни ламп над ними, бытыли с какими-то химикатами. В лотки насыпался толстый слой пшеницы, все это помещалось на стеллажи под мощными электрическими лампочками, обильно поливалось, подкармливалось… И так почти месяц. Потом собирался «урожай».
И вот такой цех оборудовали и в школе, для чего выделили большой класс на первом этаже. Руководила Мария Фоминична. Был составлен график дежурств, и мы бодро начали это новое дело. Действительно, было интересно. Интересно наблюдать, как проклевываются росточки на разбухших зернах, как они начинают зеленеть, потом вытягиваются вверх. И вот лоток уже представляет собой толстый зеленый ковер, с запахом свежести, соли, еще чего-то. Но для этого нужно каждый день поливать, проветривать. Потом из колхоза приезжал на лошади, в санях человек, грузил вынутые из лотков пласты зелени на пшеничной подложке и увозил куда-то.
Говорили, что эту зелень с удовольствием едят коровы. Или телята. Или склевывают куры. Мы не видели. Нам нужно было сразу наполнять освободившиеся лотки новым зерном, поливать, проветривать…
 Вскоре Мария Фоминична заболела, после больницы уехала на курорт. Больше месяца мы с классом ухаживали за нашей «гидропоникой» сами. Иногда заходил Григорий Михайлович, муж Марии Фоминичны, к тому времени уже директор школы. Я был назначен старшим, бригадиром. За консультациями обращались в колхозный «цех», где работала мама одного из наших одноклассников – Сашки Сасина. Так и работали. И справились, чем очень обрадовали наконец вернувшуюся в класс Марию Фоминичну.
Осенью муж моей сестры вернулся с какого-то районного совещания и привез мне награду – значок «Юный участник ВДНХ» и 25 рублей премии. Оказывается, я был представлен школой, хотя мне об этом никто ничего не говорил. Для молодых читателей поясню, что ВДНХ – это Выставка достижений народного хозяйства, всесоюзная выставка. Участие в ней, даже заочное, весьма почетно. И медалька была красивая, маленькая, с синей планкой, очень похожая на лауреатскую медаль Государственной премии. Я ее, к сожалению, потерял. Но удостоверение сохранилось.
О своем гидропонном опыте я вспоминал, будучи на атомном ледоколе, где тоже была подобная ситуация. По чьей-то инициативе начали выращивать помидоры и «хибинскую капусту» - разновидность салата в специально оборудованном ангаре. И выращивали тоже без почвы, на камешках при обильном применении растворов химикатов. Это был проект какого-то белорусского биологического института. Пароходство  решило его опробовать на нашем ледоколе. Вырастили. Съели.
Экономикой, как и тогда, в школе, никто не занимался. На ледоколе хоть электроэнергия была бесплатная. Получилось, наверное, не так дорого. Но рентабельности, конечно же, не было никакой. Так, кампания.
Помидоров собрали несколько килограммов. По одному – два досталось каждому члену экипажа. Салатных листьев было побольше. Разнообразили пару раз судовой рацион.
С Марией Фоминичной мы доучились до выпуска. Последние годы мы жили рядом, буквально через стенку, в колхозном двухэтажном доме, недалеко от школы. Так что виделись часто и в неформальной обстановке. Конечно, и во дворе отношения были как у ученика с учителем, тем более что, как правило, рядом с ней был Григорий Михайлович – директор.
Он некоторое время преподавал у нас математику, в девятом или в десятом классе. Встречался с ним и по комсомольским делам, когда стал комсоргом.
Однажды на уроке он в какой-то связи произнес, обращаясь к классу:
«Знаете, почему Петровский учится хорошо? - и  сам же ответил, - потому что поет».
Намек был более чем прозрачный. Значит, я слишком громко пою дома, когда остаюсь один. Слышно даже соседям. С тех пор стал следить за собой.
А вот в другой раз, по подобному же поводу, была другая реакция.
Это было в пятом или в шестом классе. Степан Арсентьевич – учитель математики, раздавал тетради с домашним заданием. Дошла очередь и до меня.
«Петровский песни поет, когда арифметику (алгебру) делает. Вот и результат», - с укором сказал Степан Арсентьевич и бросил тетрадь мне на стол.
Я открыл тетрадку и обмер. Под перечеркнутыми примерами стояла большая красная двойка. А над решенными с большим количеством ошибок примерами  красными чернилами жирно подчеркнуто слово «Припев»!
Вскоре после нашего выпуска Астафьевы переехали в областной город. Григория Михайлова повысили, он стал работать в облоно – областном отделе народного образования.
Мария Фоминична стала часто болеть, была переведена на инвалидность.
Как-то, при очередном приезде в Целиноград, я, предварительно позвонив, навестил их. Жили Астафьевы недалеко от центра, в большой квартире. Мария Фоминична была одна, Григорий Михайлович пока не пришел с работы. Работал он тогда уже не в облоно, а был директором небольшой вечерней школы, или, как официально назывались такие учебные заведения – школы рабочей молодежи. Мы пили чай, вспоминали, поговорили о детях. У Астафьевых они тоже разъехались. Потом подошел Григорий Михайлович. Он постарел, был каким-то сумрачным. Мне показалось, что не вполне трезвым. Поздоровались. Но разговора как-то не получилось. 
Вскоре мы распрощались с Марией Фоминичной, и я ушел.