Арбалета и два мифа 17 глава

Свиток XVII. Путешествие на троих. Рудники.

     -- Бедный мальчик, -- шёпотом пожалела Арбалета Томага, залезая в спальный мешок, -- даже не подозревает, что оказался в чёрных лапах государственных преступников.
    Альтнарио хихикнул, по-ребячьи сунул ладонь под щёку и засопел, потому что ему было хорошо. Нэрси посмотрел на спящего мальчишку, вздохнул. Арбалета провела руками над головой, создавая защиту от дождя и ветра. Удобно: и не холодно, и звёзды видно.
 -- Кто-нибудь вообще спать хочет? -- пробормотал Дананжерс, находясь в каком-то трансе.
 -- Все, кроме вас, сударь, -- буркнула девушка, хотя перестала гневаться ещё на закате. -- Извольте припомнить, это вы продрыхли целый день, пока другие поочерёдно волокли вас на собственном горбу. Выспались? Отлично, теперь дайте другим последовать вашему примеру.
 -- Оса...
 -- Трутень!
    Переговоры оборвались, и вскоре бодрствовал один лишь градоправитель. Он смотрел в небо, считал светящиеся огоньки, загадывал желания на те из них, что срывались с места, чтобы оборвать свою жизнь внезапно и гордо...
    Что за провалы в памяти? Он помнил только, как Тлаян обкурила его фиолетовой гадостью, как он послушно пошёл туда, куда она ему велела. Кажется, он сумел несколько секунд противиться, потому что услышал голос Арбалеты. Так вот что, он боялся, что она его увидит таким… И всё равно как последний трус помчался со всех ног от этой липучки, деревенской девки, будто какой-нибудь пастушонок, перепугавшийся вида растерзанной волком овцы. А она, а Арбалета? Она правильно делает, не отвечая ему взаимностью на «более чем дружескую» привязанность: он её не стоит. К тому же он не представлял, что с ним происходило после дурманного дыма. Арбалета что-то говорила, куда-то его вела. Потом Альтнарио, Томаг, смех, недоумение... Ещё он помнил слепящую вспышку света, холод от ветра, обдувающего лицо, ползущего за ворот. И снова темнота. А потом он был уже далеко от страшной деревни, над головой мерцали надменные звёзды, а впереди размытым силуэтом вырисовывались горы. То есть это были уже рудники. Томаг склонялся над ним время от времени, протирая лицо какой-то пахучей влагой, по цвету похожую на жидкий драгоценный камень. Альтнарио и Арбалета сидели тут же, прислонившись друг к другу, смотрели на костёр и молчали. Нэрси от боли застонал. Арбалета всполошилась, стала задавать какие-то вопросы о самочувствии и прочей ерунде, так мало трогавшей сейчас Дананжерса. Альтнарио отчитал своего адъютанта за то, что тот сразу не доложил о пробуждении градоправителя. А вот сейчас всё уже несколько часов как закончилось, и Нэрси получил взбучку, и должен честно попытаться уснуть.
    Утром все благословляли провидение, которое позволило им хоть раз проснуться на природе не от холода, а по привычке. Они ведь уже вошли в Огнистую Равнину, что-то вроде полупустыни. Раскаяться и поныть пришлось позже, в полуденный зной, когда даже подниматься на пегасах в воздух не представлялось возможным - даже самой земли было нечем дышать.
 -- Смею вас утешить, господа, -- промурлыкал Альтнарио, раздражённо собирая длинные волосы в хвост, -- сейчас, считайте, вы на леднике, ибо в недрах рудника жара превышает эту в...
 -- Я не желаю знать, при какой температуре сыграю в ящик, -- огрызнулась Арбалета. Альтнарио понимающе усмехнулся. – Эти рудники не приближаются или у меня одной ощущение, будто мы топчемся на месте?
 -- Ладно вам, -- нервничая, упрекнул её Томаг. -- Вам даже ноги переставлять не надо, а каково пегасам такой неблагодарный груз везти. Жарко нам знаете почему? От лени. Нужно что-нибудь наколдовать.
 -- Да Бога ради, -- фыркнула Арбалета, улыбаясь. -- Только впредь зови меня по имени, ладно? Арнатэ годолуга.
    Лёгкий редкий дождик брызнул над ними, то и дело иссякая, дрожа, словно борясь с солнцем и отчаянно проигрывая ему эту схватку. Арбалета произносила заклятье снова и снова, пока Альтнарио не велел прекратить издевательство над водой. К тому же капли, не успевающие испариться на шкуре пегасов и одежде странников, становились аналогией линз, висящими в воздухе, и грозили нешуточными ожогами.
    Но на это никто внимания не обратил. Все сделали по глотку и замолчали, потому что для болтовни всё-таки было слишком жарко. Томаг вздохнул, словно удивляясь, как его угораздило попасть в такую несерьёзную компанию. Думали ли он, что запросто может пропасть с таким покровителем, как Вэн-Бэсторен? Во всяком случае, он опасался, что эти люди колдуют далеко не так хорошо, как деревенские. И в каком-то смысле был прав.
    До самого вечера они почти не открывали рта, обмениваясь лишь чем-то вроде "гм", или "во как", или "да уж". Наяву они грёзили о холоде Дождливого архипелага и с сожалением вспоминали, как расточали злость на постоянный дождь и свежий ветер. Арбалета поймала себя на мысли, что если бы ей предложили оказаться там прямо сейчас хоть на минуту, пусть в компании Ирто Вальфлавиуса, она бы это сделала!..
    Зато теперь, когда безжалостное солнце наконец решило отдохнуть, горы были не дальше пяти-семи миль. Нэрси во второй раз наблюдал закат в пустыне, стёр пот со лба и подумал, что с него этого вполне достаточно. Теперь настало время прощания: Альтнарио отправлялся дальше, без пути-дороги, по непроторённым песчаным барханам, чтобы искать пустынников. Оба пояса из змеиных шкур сияли на нём, и Арбалета невольно рассматривала их, многозначительно кивая. Нэрси старался не обращать внимания на трогательное прощальное объятие адъютанта и девушки. Нэрси стыдился своего тайного злорадства, но поделать ничего не мог и тихо улыбался, думая, что скоро останется с Арбалетой наедине. А между тем Альтнарио должен был плутать по Равнине в компании одного только Томага, заботиться о себе и об этом ребёнке. Его ждал ещё и гораздо более продолжительный путь: сначала через реку Общую, потом по чужой стране Фонарте, и снова по пустыне, но уже далеко не андэллскую.
 -- Ты не должен был идти туда один. И не говори, что Томаг раскидает всех врагов и защитит тебя, дрожащего от страха! Сейчас не время для шуток.
 -- Странно, но ты так досконально изучила меня, что цитируешь мои мысли, когда я только собирался их подумать, -- разулыбался адъютант.
 -- Ну для тебя же всегда найдётся секунда шутки, хотя бы эта секунда была последней. Ты не умеешь быть серьёзным ни одного мгновения... Может быть, это как раз то, что постоянно спасает твою шкуру.
 -- Ну так радуйся, что я решил прихватить свою несерьёзность и в эту дорогу.
    Они долго не могли отойти друг от друга, то глядя в глаза, то чему-то улыбаясь. "Почему только мы постоянно помираем со смеху, когда вот-вот должно стрястись что-нибудь плохое?" - прошептала Арбалета другу на ухо. Тот рассмеялся. Нэрси украдкой сплюнул. Пока Арбалета попрощалась с Томагом (без особой печали, потому что совершенно не представляла, что он из себя представляет). Наконец, состоялось и прощальное рукопожатие покровителя с адъютантом. У мужчин исключены сантименты, для них важнее сходство взглядов, умов, идей. Поэтому они попрощались куда суше, короче, но не менее дружественно. Нэрси просил беречь себя, не рисковать без нужды, толково выполнить задание, вернуться целым и невредимым. Альтнарио больше смеялся, пожимал плечами, хлопал приятеля по плечу, как бы желая сказать: "Всё мелочно в сравнении с твоим участием. Твоя дружба важнее задания и удачи. Но всё равно спасибо, я слушаю тебя, чтобы дольше с тобой не расставаться". Только теперь они остро почувствовали, что при малейшем промахе (как и в любом настоящем задании) они могут никогда не встретиться. Но никто ни о чём не жалел.
    Некоторое время Томаг тревожно вдыхал и выдыхал раскалённый воздух, то и дело оборачиваясь. Но другие ехали твёрдо, глядя только вперёд. Лишние знаки тоски - что может быть хуже?! Вперёд, без оглядки, смело, весело!..
    Нэрси и Арбалета приблизились так близко ко входу в рудники, насколько им только позволяла осторожность. Наверняка там были привратники, только стояли где-нибудь поглубже в пещере, где-нибудь около чана с водой и в тени. Всё-таки очередной пустынный полдень.
 -- Бедняжка Мгла, -- сказала Арбалета, пристроив крылатое животное в тени сваленных горой глыб. -- Но зато как ты будешь счастлива вернутся в Андэллу! Ты будешь кататься по зелёным склонам около Вулиан. Ты будешь кричать от радости, когда пойдёт настоящий дождь, не тот, который у меня не хватает толку вызвать магией. А потом к нам вернётся Альтнарио... Знаешь, Нэрси, у нас на редкость преданные крылатые друзья. А ценить это начинаешь только в такие минуты.
    Нэрси молча подал ей запасённую одежду. Предстояло небольшое притворство. Чтобы пробраться на рудники, нужно было слиться с общим серо-красным фоном. Арбалета кивнула, ушла за бурые камни и через минуту вернулась уже совершенной узницей. На ней было нечто вроде длинного коричневого платья, перетянутого верёвочным поясом, и башмаки с ненадёжными подмётками. Волосы она превратила в воронье гнездо, плечи держала высоко, а голову вжимала и опускала пониже. Во взгляде её появилась безнадёжность, в шаге неуклюжесть, в выражении беспокойство. Это был такой контраст, что Нэрси сначала не поверил глазам. Арбалета обиделась: "Думаешь, один Зэрт умеет перевоплощаться в рыцаря из убожества? Теперь посмотри, хорошо ли я перевоплотилась в угнетённую. Или, по-твоему, я и на это не способна?"
    Нэрси подумал совсем не об этом, но сейчас ничего объяснять не хотел. При упоминании о Зэрте в голове у него снова зазвучала "Владычица орлиной страны", он снова засомневался: уж не Чёрный ли Феникс тот самый старинный приятель Селендры Суэз? И что это за старик-рыбак, который сочинил такую вдохновенную песню? Мог ли кто-нибудь из этого сословия настолько хорошо знать Арбалету, чтоб в точности изобразить её в песне? А, может быть, речь не о ней, а о какой-нибудь другой владычице, более поздней, о какой-нибудь Емирбии Фаверги. Хотя едва ли рыбак захочет посвящать ей песни. В Данверне и рыбачить-то негде. Нэрси подумал, какая связь между Зэртом и Арбалетой, пришёл к выводу, что никакой. Учитель и ученица, взаимно терпеть друг друга не способные. Странно, что за мысль?
 -- Ты сам-то одеваться будешь, эй? -- вывела его из размышлений девушка. -- Нам пора.
    Нэрси должен был представлять собой сначала стража, доставившего новую рабыню, а потом сам должен был стать рабом, когда на них уже не будут обращать внимания. Эфроданимант мог бы избавить их от всех этих предосторожностей и риска, но вся беда заключалась в том, что Констэ наивно полагал их совсем в другом месте. Теперь оставалось веровать в другое - что он даже догадываться не будет, кто освободил Эро-Авану, если та вдруг проявит и выдаст себя. Да что думать наперёд, если она ещё в плену, а, может быть, её уже и нет в живых.
    Пегасов оставили у глыб, без привязи. Приблизились к пещере. Привратники не показывались. Паролей путешественники не знали. Что дальше? Двигаться вперёд и рассчитывать на счастливую звезду.
    Арбалета сделала всего два шага в темноту, как ей здорово вдарили в живот, отчего дыхание перехватило, и она закашлялась. Нэрси что-то крикнул, от боли или неожиданности. Им никто не ответил. Чьи-то руки подхватили рабыню, полагая, что она лишилась чувств (они просто не знали, с кем имеют дело, а то вдарили бы посильней). Арбалета на всякий случай притворилась, что и впрямь без сознания. Позади Дананжерс ещё что-то говорил, грозил, кричал, и кто-то на этот раз давал ему ответы. Вскоре Арбалета не смогла слышать и этого. Но что за беда? Разделившись, они быстрей всего сумеют найти Эро. Всё будет хорошо, бояться нечего.
    Некоторое время она безжизненно свисала с чьего-то могучего плеча, как подстреленная дичь. Шаги говорили, что никого кроме таинственного нападавшего здесь не было. Всё складывалось не так плохо, во всяком случае, пока убивать её не собирались. Наконец похититель выпустил её, не особенно бережно положив на камни (так же точно охотники сбрасывали пойманных оленей). Большая, просто великанская рука зажгла факел. Арбалета слегка прищурилась и увидела огромное лицо, похожее на морду животного, косматые волосы, змеями свисающие по квадратным плечам. Непонятный человек не смотрел на свою добычу, а сосредоточенно перебирал связку ключей. Только тут пленница заметила, что они находятся перед дверью. Вот лёгкий щелчок, дверь настежь, Арбалета снова превратилась в бесчувственный тюк. При свете факела можно видеть новый коридор, но уже более жилой. Здесь был даже лоск в каком-то смысле, во всём чувствовались умелые руки, но не особо хороший вкус. Много дверей различных размеров, материалов, форм. Свечи и факела тоже наляпаны как бы на скорую руку: криво, без всякой закономерности, но зато так надёжно, что со всей силы дёрнешь - не отодрать. Наверное, в этом можно было найти даже своеобразную красоту, только когда тебя тащат как мешок с кирпичами, становится не до эстетства, сами понимаете.
    Похититель открыл одну из дверей уже без помощи ключа, встряхнул свою ношу, то и дело соскальзывающую, и Арбалета оказалась в шумной просторной пещере, где запросто могли поместиться человек семь-восемь. Сначала, судя по шуму, девушка решила, что они здесь как раз и помещаются, но потом обнаружила, что их всего двое, зато они горячо спорили. Спор был уже как раз в той стадии, когда об стену разбивались стулья, а в качестве самых веских доказательств шло рукоприкладство, но, надо отдать им должное, как только появился похититель Арбалеты, оба спорщика мгновенно присмирели и даже поклонились.
 -- Да ладно, ладно, -- отмахнулся от них громила своей лапищей, -- никого из высокородных нет, перед кем комедию ломать? Что не поделили на этот раз?
 -- Церкарий шулер, -- мрачно буркнул один из спорщиков.
 -- Ну, это всем известно, и что? А деньги поделить пополам. Каждый по-своему прав.
 -- А в жульничестве-то где правота! – жалостливо возмутился обхитрённый спорщик.
 -- Правота в том, что это тоже искусство, единственное, каким он, бедняга, обладает. Не это, так он сидел бы на одном порционном пайке и через неделю, самое большее через две подох бы с голоду.
    Церкарий хитро сверкал глазами из-под свесившихся ему на глаза волос. Арбалета теперь почти не сводила с него глаз. Похититель сбросил её на деревянную скамью, и только сейчас спорщики её заметили.
 -- А это что? -- буркнул проигравший.
 -- А чёрт её знает, что, -- равнодушно пожал плечами похититель, усаживаясь за стол и делая несколько глотков какого-то мутного пойла. -- Моё дело небольшое, сами знаете. Велено притащить девку, вот и приволок. Мне на конкретную не указывали, да здесь и выбор небогат, одни мужланы с мозолистыми ладонями.
 -- Ты её где нашёл-то? -- наконец подал голос Церкарий, сосредоточенно глядя Арбалете прямо сомкнутые глаза. -- Смотри, какая одёжка, совсем неношеная. Да вы не только на заплаты смотрите, а на всё разом. Видите, даже крови и свежих рванин нет. Хоть и хламида, но хорошо содержится, значит, у девки время было с этим возиться.
    "Мне что, в грязи нужно было поваляться, прежде чем к вам идти?" - подумала Арбалета.
 -- Да ну тебя, -- беззаботно ответил похититель после недолгого замешательства. -- Я привёл её от самого входа, она, наверное, только что прибыла, успела одни шмотки получить, а кирку ещё не выдали. При ней и барин какой-то был, так его наши ребята к начальникам повели. Да он сначала даже не сообразил, что случилось, закричал. И чего встрепенулся?
 -- Да уж наверно за себя любимого, -- подло оскалился проигравший страж. -- Не за эту же куклу грязную.
 -- Это и без тебя ясно, -- огрызнулся похититель. -- Ты что скажешь, Церкарий?
 -- Скажу, что тут что-то нечисто. Какой-то барин, бросающийся на союзников, когда у него отбирают существо, больше похожее на животное, чем на человека. Какая-то рабыня, о которой никто ничего не знает, у которой заштопанные обноски и нет орудий труда. Что-то уж больно на шпионов похоже.
    Арбалета не ожидала, что он так громко и прямо выразит свою догадку, несколько смелую для поспешных выводов. Теперь они с Дананжерсом были в большой опасности.
 -- И что делать? -- растерянно осведомился похититель. -- Убьёшь кого из осторожности, а окажется, что свежую рабочую силу прибил. А отправить работать - рискованно. Да и барин этот...
 -- Барин - это уже не твоего ума дело, -- жёстко прервал его Церкарий. -- Он в чужих руках, вот пусть там и остаётся; это проблемы, тебя не касающиеся. А что до девчонки... Тебе ведь её куда-то доставить было нужно?
 -- Это и неперспективно, что к коменданту.
    Второй страж мрачно сплюнул, похититель насупился. Церкарий рассмеялся и промурлыкал себе под нос: "Интересно, на кой чёрт ему рабыня?" И уже громко, вслух объявил, что самолично доставит Арбалету к коменданту. Как ни странно, сударыня Орлеонель была этому рада. "С недоумками не договоришься, - рассуждала она, - они на то и недоумки, у них ума не хватит на предательство. А с этим типом можно и потолковать".
    Церкарий подхватил её очень легко, будто всю жизнь только тем и занимался, что таскал с места на место бесчувственных рабов. Его хватка отличалась от той, что уже пришлось пережить; эта была не такая грубая, но крепкая, так что сначала даже больно. Арбалета очень надеялась, что в полумраке Церкарий не заметил, как на губах у неё быстро появился и исчез недовольный изгиб, сдержавший вскрик. Они вышли в коридор, миновали пару поворотов, и девушка решила, что пора действовать. С быстротой, уже выработанной в частых сражениях, она вывернулась и была почти на свободе, как вдруг почувствовала стальные холодные пальцы на запястьях, на обоих сразу. Руки изогнулись в неправильное, неудобное положение, теперь она не постеснялась и кратко вскрикнуть. Впрочем, было не так больно, как обидно, ведь всё складывалось удачно и тут!..
 -- Стоять, обезьяна, -- вкрадчиво, но безо всяких эмоций произнёс Церкарий. -- Что, боишься? Да не дрожи, не дрожи, я тебе ничего не сделаю, если дёргаться не будешь. Я ведь давно понял, что ты дурака валяешь, хоть другие и не заметили. Слабоват что-то стал наш дуболом, или это у него рука на даму не подымается. -- Он тихо засмеялся собственной шутке. -- А ты что ж так долго тянула, осторожничала? Раньше нужно было оживать, только не сходить с ума, не выскакивать как дикая кошка. Призналась бы лучше так, что шпионила, это ведь непонятно только таким тупарям, как твой знакомый, наш командир-дуболом.
 -- Я не понимаю о чём вы говорите... -- дрожащим голоском пискнула рабыня, извиваясь в его руках как змея, которой прищемили хвост. -- Пожалуйста, пустите... Я ведь и так обречена уже на работу в рудниках, всё равно долго не протяну...
 -- Ну, полно актёрствовать, тебе здесь не столица, не сцена, -- построже прикрикнул Церкарий. -- Скорей в человека превращайся. Ты что, всё ещё думаешь кого-то обмануть, после того, как сама призналась, что подслушивала всё время, пока находилась здесь? При чём подслушивала неплохо, всех дураков провела. Но сейчас не на того напала, меня не облапошишь. Говори, кто такая? Кто тебя прислал?
    Тем же самым рыдающим тоном Арбалета назвала новое вымышленное имя. И тут же поведала полную стонов историю о том, как была замечена в личном кабинете какого-то князька, как все решили, будто она пыталась что-то украсть, а на самом деле она просто прибиралась. Церкарий не дослушал, только ещё больнее вывернул руки в разные стороны, так что Арбалета без всякого притворства стала корчить гримасы и тихо рычать от боли.
 -- Лгунья! Ты что же, не понимаешь, что я убью тебя на месте, если ты и дальше станешь упорствовать?
 -- Ой, пожалуйста, пустите... А, больно… -- рыдала рабыня.
 -- Ну, упрямая ослица, сама напросилась!
    Он резко отпустил её руки и наотмашь ударил по лицу. Голова загудела, поплыла кругом, и Арбалета упала на пол, склонив голову. Щёки её пылали, зрачки яростно расширились. Её так давно никто не бил и не унижал, если не сказать почти никогда...
 -- Ну что? Есть смысл тебе продолжать?
    Арбалета не шелохнулась, только мелко вздрагивала.
 -- Грубый, бессмысленный блеф, -- констатировал Церкарий. -- Ты не служанка, ты даже не простолюдинка. Что я, кухарки от благородной девушки не отличу?
 -- Да чего вы хотите... Я ничего не сделала... Меня этот ваш оглушил, я в себя пришла только что, минуту назад... Кто же на моём месте не попытался бы вырваться? Я даже не знаю, кто вы и где я нахожусь и…
 -- Что! За! Мучение! -- Каждое слово сопровождалось основательной пощёчиной. Она почувствовала, как горячая струйка крови потекла у неё из носа, из угла губ, и снова заплакала, благо, что роль позволяла. -- Да, ты спрашиваешь, чего я от тебя хочу? От тебя - ничего особенного, только ответы и без вранья. Видишь ли, с твоей помощью я выберусь из этой дыры, из казематов, громко именующихся казармами. Что глазами хлопаешь, будто всё ещё ничего не поняла?
    Да, перед ней был отъявленный карьерист, которого к тому же должность обязывала ни с кем не считаться.
 -- Словом, говори со мной, если не хочешь, чтоб я тебя прихлопнул как муху. Кто ты? Кто тебя прислал?
 -- Да не знаю я, кто! Князь меня увидел, закричал, приказал арестовать, а уж кто приговорил к рудни...
 -- Падаль! -- выругался Церкарий, яростно встряхнув пленницу, и её ноги оторвались от пола, судорожно дёргаясь. -- Я заставлю тебя говорить, хоть небо на голову упади! Как ты не понимаешь, что это и тебе выгодно? Тебе же всё равно придётся отвечать, уже перед настоящими палачами. Теми, что не бьют, а медленно дробят кость, не чешут языком, а прижигают раскалённым железом, не выворачивают руки, а сажают в карцер с огромными голодными крысами. Или ты совсем помешенная? Или тебе совсем себя не жалко? Да что я с тобой разговариваю, это твоё собачье дело. Всё равно ответишь, никуда не денешься, - мне или им. Знаешь что, я обещаю, что если сейчас признаешься во всём передо мной, по-человечески, я не только не устрою над тобой самосуда, как мы всегда поступаем с рабами, но даже когда ты появишься перед н-и-м-и, постараюсь замолвить за тебя словечко, и ты обойдёшься вот этими синяками, которые уже пылают на твоём хорошеньком личике. Ну что, оценила милосердие? Что скажешь?
 -- Как скажете... Но я уже и так во всём призналась...
    Арбалета понимала, что главное сейчас - попасть в толпу рабов, не выдав своего шпионажа. Поэтому вынесла ещё несколько ударов, уже почти спокойная, уже почти равнодушная к разрядам тока, пробегающим по её телу от каждого из болевых ощущений.
    Наконец Церкарий оставил её в покое, отошёл на три шага и долго смотрел, как разбитая в пух и прах фигурка жалобно корчиться на полу, тщетно пытаясь собраться и встать. Его лоб бороздили морщины раздражения, гнева, но губы вот-вот должны были сложиться в жестокую улыбку.
 -- Смелая девочка, ничего не скажешь, -- признал он, продолжая сверлить её взглядом. -- Ну, твоя очередь, говори, чего хочешь ты. Может, хоть так мы сумеем договориться.
 -- Не бейте меня больше, пожалуйста, -- тихо проскулила она, подняв на него блестящие от слёз бирюзовые глаза. -- Я же ничего не сделала, ничего-ничего...
 -- Да когда же ты уймёшься? -- с хрустом сжимая кулаки, прошипел мучитель. -- Не понимаю, чего ты добиваешься. Терпения у меня не осталось. Говори, если не хочешь замолчать навсегда. Говори.
    Он вынул странное редкое оружие, похожее на мушкет, но позволяющее выстрелить несколько раз без перезадярки и без этого медлительного фитиля. Рабыня дрожала и пятилась, не в силах подняться с пола. Острый взгляд Церкария уловил, что она едва-едва шевелит губами, как бы молясь или... Прогремел выстрел, но эхо не раскатилось дальше нескольких метров: оружие было заговорено. Церкарий опустил руку. Девчонка сидела перед ним всё такая же, как была, будто и не подозревала, что мгновенье назад в неё целились. Он в бешенстве выстрелил ещё раз, и ещё, и тут, наконец, кто-то остановил его. Кто-то приподнял над полом долговязого тощего стража и, хорошенько тряхнув его, спросил:
 -- Что ты делаешь?
 -- Я поймал шпиона, -- прошипел Церкарий. Руки его невольно вздёргивались к шее, которую всё больше сжимали чьи-то лапы-тиски, но сдерживался от рефлекторной активной борьбы.
 -- Посмотрим. У тебя есть право стрелять в этого шпиона?
 -- Нет.
 -- В чём же дело?
 -- Виноват. Не повториться.
 -- Вот и молодец. Теперь вали отсюда, чтоб духу твоего не было.
    Церкарий холодно улыбнулся, быстро, но вежливо кивнул и скрылся. Арбалета не успела придумать, как реагировать на неожиданного помощника или врага, как тот избавил её от такой необходимости. Лаконично приказав: "За мной", он жестом магии поволок пленницу за собой как на поводке. Он мчался вперёд стремительно, но с непонятными предосторожностями, как если бы от кого-то удирал и сочинял план на бегу. Заглянув в первую попавшуюся дверь, удовлетворённо хмыкнул и втащил Арбалету внутрь. Комната была пуста, неопрятна, к тому же казалось, что из неё убегали в большой спешке и не успели прибрать стол. Только она хотела открыть рот для вопроса, как новый знакомый стёр с лица копоть, стащил наколдованную фальшивую бороду и оказался старым другом.
 -- Ты?!
 -- Что, непохож? -- усмехнулся Дананжерс.
 -- Тебя же повязали на входе и, вроде, повели к "верхним начальникам".
 -- А тебя, если не ошибаюсь, приказано привести к коменданту, потому что без женской руки эти растяпы не могут присмирить единорога.
 -- Как ты вырвался? Ой, да не издевайся, про себя потом расскажу, к тому же там ничего интересного не было.
 -- Оно и видно. -- Он указал на успевшие посинеть синяки, кое-где ещё кровоточащие. -- Зато теперь ты настоящая рабыня рудников.
    И Нэрси рассказал, как его мирно доставили к абсолютно лысому человеку в мундире бурого медного цвета, с мечом в ножнах. Как они и хотели, его приняли за "ответственное лицо", доставившее новую рабыню, поэтому объяснили, что она нужна им для единорога, угостили рюмкой какого-то красного пойла, похожего по солоноватому вкусу на кровь. Дананжерс спросил, жестоко ли будут обращаться с рабыней, на что лысый человек с мяукающим смехом ответил: "Без причин вашей девчонке ничего кроме работы не будет, здесь только честные волшебники, делающие своё дело. А что это за правительница гардогинская такая, что её пальцем тронуть нельзя?" Нэрси отшутился, упомянув, что прежде чем провороваться эта служанка была любимой прислугой в богатом доме. Лысый посмеялся за компанию, хоть и натянуто, но скорей не от недоверия, просто не такой человек, у которого чувство юмора так и брызжет.
 -- Потом я просто поблагодарил за вино, откланялся, сделал вид, что ухожу, и пошёл искать тебя. Пока я торчал в кабинете, успел почти наизусть выучить карту ближайших трёх пролётов вниз. Один из них мне уже пригодился, как видишь, тебя я нашёл.
 -- Остаётся проверить, не пригодятся ли оставшиеся два для поисков Эро-Аваны, -- согласилась Арбалета, благодарно пожав ему руку. -- И ещё кое-что. Где ты взял здешний мундир?
 -- Я преобразил собственную одежду.
 -- Сам преобразил?!.. Хорошая работа! Знаешь, у Ранаэла это не вышло бы так чисто. Ткань преобразилась в металл, и так точно скопировались все детали, даже никто из стражи не заметил... Снимаю перед вами шляпу, господин Дананжерс.
 -- Ты слишком неосторожна, Аомета, произнося моё имя. Идём, нужно спешить, пока нас кто-нибудь снова не нашёл.
    Теперь они действовали с превеликими осторожностями. Они обошли кругом два патруля, из-за чего дорога в глубокие рудники, в те настоящие, где проходили раскопки, стала вдвое длиннее. Сердце Арбалеты билось слишком громко, девушка боялась, как бы оно их не выдало. Нэрси избегал встречаться со спутницей взглядом, его острые глаза высматривали лестницы и рельсы для вагонеток, ведущие вниз. У обоих в руках было оружие: у него - плоский меч с чёрной рукоятью, украшенной мелким рубином (оружие илиманта), у неё - кинжал, какой легко спрятать даже под рваниной.
 -- Стой! Смотри, -- сказал Нэрси.
    Он схватил её за руку, оба скрылись за колонной. Им навстречу шла отвратительная процессия. В начале и в конце её находились вооружённые стражи, между ними плелись один за другим рабы, скованные друг с другом единой цепью. Первый страж время от времени дёргал за неё и прикасался тонко выточенным лезвием к горлу идущего следом раба. Раб не реагировал совсем. Его голова была низко опущена, он едва переставлял ноги, и кроме этих ног в нём словно не осталось ничего живого. Остальное тело как бы умерло, не шевелилось, не тянуло к жизни. Даже лицо, которое мельком успела рассмотреть Арбалета, ничего не выражало. Оно было абсолютно спокойно и непроницаемо, как у глубоко уснувшего человека. Монотонная одинаковая боль его перешла в стадию, когда ощущение, что ты одна большая кровоточащая рана, становится привычкой. Он ничего уже не соображал, просто шёл, по привычке, а не из воли к жизни.
    Арбалета пыталась проглотить ком в горле, но у неё ничего не вышло. Слёзы кипящей лавой засверкали у неё на глазах, но так и не сорвались с ресниц. Нэрси сжал кулаки, так что пальцы побелели. За первым рабом шло шестеро точно таких же. Всего здесь было четыре молодых мужчин, один пожилой, одна женщина и один ребёнок. Женщина была ещё молода, это было как-то сразу ясно по очерченной беззащитной шее, совершенно открытой, ибо всем рабам обрезали волосы. На Вулиан рассказывали очевидцы, как это делалось. Просто клали раба под топор, размахивались и старались не промазать по длинным прядям. Промахнулся... ну что ж делать? Рабов много, хорошие "цирюльники" попадаются куда реже.
    Рабыня неожиданно ожила, трепетно коснулась кончиками пальцев головки идущего впереди мальчишки, ещё моложе Томага, по виду лет семи. Только теперь Арбалета заметила, как они похожи. Мальчик вздрогнул от материнской руки как от укола, мгновенно успокоился и слабо, болезненно улыбнулся. Его спины коснулся кнут стража, что шёл позади. Хрупкая тщедушная спина дёрнулась резко, судорожно, как от удара тока. Арбалета видела, что страж ударил его даже без всякого удовольствия или недовольства, просто от скуки. Безгласный стон сорвался с губ сударыни Орлеонель. Её била дрожь. Дананжерс был бледен, несмотря на несносную жару, палящую им в лицо с каждым шагом вниз всё сильнее. Наконец они посмотрели друг другу в глаза. Они могли читать друг у друга мысли в этот миг, ибо думали об одном и том же. Они думали о том, что Констэ заслуживает столько мучительных казней, сколько невинных жизней отнято в этом страшном месте. Что он стоит того количества позорных пыток, какому он подверг мирных людей. "Да прольётся трусливая кровь его, как лилась доблестная кровь Андэллы!" - думал Нэрси. "Да прольются ничтожные слёзы его, как лились преданные слёзы Орланги!" - думала в ответ Арбалета. Их лица пылали ненавистью и жаждой мести. Мгновенье и...
    Стражей уже ничто не могло бы спасти, даже если бы двое мстителей пали замертво: их клинки были глубоко воткнуты в намеченные жертвы. К тому, на кого обрушился Нэрси, смерть пришла мгновенно. Кинжал же Арбалеты лишь основательно ранил, но не убил второго, он дико заорал, выхватил свой меч и подсёк девушке ноги, как траву косой. Арбалета вскрикнула, упала. Нэрси закончил начатое, страж пал рядом с первым. Рабы были так измучены, что внешне произошедшие их почти не задело, они только приподняли головы. Арбалета тихонько постанывала, пока Нэрси при помощи магических слов и листка целебной травы залечивал нанесённую рану. Минуло каких-то полминуты, и Арбалета выпрямилась в полный рост.
    Если бы рабы не напоминали варёное блюд, их можно было бы взять с собой для массовки и полного перевоплощения. Нэрси - мнимый понукатель, Арбалета - одна из угнетённой вереницы... Но единственное, на что ещё были способны эти люди, это вдыхать и выдыхать воздух. А от освободителей они имели право требовать помощи, иначе первая услуга обесценивалась. И Нэрси с Арбалетой тотчас принялись за дело: расковали рабам руки и ноги, выпоили им всю воду, какая была с собой. Нэрси занялся трупами, спрятал их в тёмном углу. Арбалета протёрла рабам лица обезболивающей жидкостью. Лица стали светлее, когда с них сошла присохшая кровь, грязь, пот, слёзы. Правда, глаза остались прежние, истерзанные.
 -- Вы будете жить, ясно? -- строго произнесла девушка. Она знала, сколько бывает проблем от разговоров о сострадании. -- Рыдать над судьбой будете в безопасном месте, среди друзей, в нормальной температуре, сытые, невредимые и отдохнувшие. Слышите меня? Сейчас вы должны идти, вы должны бороться. А мы покажем вам дорогу.
    Единственное, что могло их теперь спасти, это наглые, настойчивые команды. Необходимо было идти и идти до конца, при помощи изворотливости, оружия, чего угодно, но идти. И они пошли. Впрочем, рабы быстро опомнились и повели себя как надо - молчали, делали вид, что главный негодяй здесь Нэрси, беспрекословно ему подчинялись, а Арбалету пустили в свою цепочку (теперь их сковывала фальшивая цепь, невесомая и прохладная, не нагревающаяся, которая приятно ласкала затёкшие раскалённые запястья). Нэрси вёл их вглубь, всё ниже. Дышать становилось тяжелее, сбылось предсказание Альтнарио: они с тоской вспоминали смехотворную жару Огнистой Равнины. Арбалета до сих пор оставалась жива только благодаря мысли, постоянно летящей над ней ангелом-хранителем и поддерживающей в ней стук сердца: это не конец, это начало. И они шли, шли...
    Всё внутри обрывалось и куда-то падало, когда мимо проходили солдаты, пристально смотрели на послушных рабов, на молчаливого стража с заткнутым за пояс кнутом. Потом они, правда, замечали громкие погоны на плечах Дананжерса, поспешно отдавали честь и проходили дальше, но спутники долго ещё не могли успокоиться. Арбалета чувствовала, что вода, которую она пила каких-то полтора часа назад там, наверху, испарилась из её тела за считанные минуты. Невыносимо хотелось пить, она всё чаще запиналась, рискуя опрокинуть всю цепочку, среди которой каждый время от времени стонал: ноги превратились в гудящую мозоль, кровь мчалась по жилам свинцом.
    Наконец, последний пролёт. Нэрси беззвучно прошептал высохшими губами: "Пришли". Толкнул дверь ногой (его рука безжизненно повисла вдоль туловища). Дверь не поддалась, зато стук был услышан по ту сторону.
 -- Пароль? -- спросили сквозь чёрный квадрат окошка.
 -- Открой, солдат, я ранен, -- устало выдохнул градоправитель Селмивьянский.
 -- Пароль? -- Вдруг послышались требовательные ноты в голосе. Нэрси был в отчаянии. Как он мог не подумать о самом главном!
-- Я не знаю, солдат. Говорю же, я ранен. Да ты посмотри на меня, ты увидишь и раны, и погоны.
    Никто больше не отвечал. Пожилой раб тряхнул измождённой головой и прошептал: "Они не откроют. Нужно уходить, пока не прислали других, тех, что убьют нас по очереди". Ребёнок негромко заплакал, для него это было слишком. Нэрси повёл их обратно, они остановились за углом, чтоб перевести дух. Арбалета долго молчала, потом произнесла непреклонным тоном:
 -- Ты должен найти патруль, иначе мы сваримся в собственной шкуре. Слышишь, дружище? Ты - наш последний шанс.
    Нэрси молча кивнул, без особой надежды. Его лоб бороздили морщины. Он представлял, как их раскусят, и тяжёлая сталь обрушится на Арбалету Орлеонель. А он, тот, кто согласился бы умирать сто раз, лишь бы жила она, будет стоят рядом, смотреть на этот ужас и сознавать, что теряет её второй раз, уже навсегда, бесповоротно...
    Патруль нашёлся сразу, даже искать не пришлось, их здесь вообще было больше чем достаточно. Раны (они у него и впрямь уже были) и погоны произвели впечатление. То, что молодому офицеру неизвестен пароль, правда, насторожило, но всё обошлось. Всё получилось так, как и рассчитала Арбалета. Стражи рассудили, что, в конце концов, беспарольные просятся не вон с рудников, а наоборот, поглубже, и там их легко схватить в случае чего. Да и что может горстка полумёртвых людишек?
    Злополучная дверь открылась, и в лицо им бросился жар открытой печи. Ребёнок потерял сознание на руках у матери, которая хоть ещё и отчаянно ловила ртом воздух, всё же не многим от него отличалась. Старик задыхался, остальные издавали глухие звуки, сложившиеся в слова: "Это конец..." Нэрси, видя чужую слабость, в себе почувствовал неожиданную силу и вступил в права офицера: приказал оказать изнурённым рабам первую помощь и напоить их. Для убедительности гаркнул, что такие дохляки всё равно не могут работать. Стражи не понимали ходатайства, для них забота о низком сословии была нелепа. Но приказа ослушаться не решились. "Мы потом сможем их найти, - твёрдо сказала Арбалета. - Умрём, но будем искать, чтобы освободить". Нэрси только кивнул, чтобы тратить слова было слишком жарко.
    Они должны бы разделиться для поисков, но понимали, что в одиночку будут беспомощны. Их колени дрожали, сердце билось то медленней, то быстрей обычного. Остальным стражам Нэрси объяснил, что "эта рабыня ещё способна шевелить руками" и куда-то её повёл. Ему не стали препятствовать. Они шли, то и дело хватая друг друга за руки. Нельзя выдать слабости. Чьи-то глаза смотрели зорко, чьё-то дыхание было ровным. Они продирались сквозь толпу рабов и стражей, сквозь звон мотыг и зловоние окровавлённых тел. Продирались как через колючие джунгли, и всё, что случалось с ними раньше, казалось чем-то далёким и прекрасным. Даже образ Аометы казался сейчас сударыне Орлеонель таким простым и предпочтительным, что она вздыхала с силой, при которой рисковала выдохнуть собственные лёгкие.
 -- Нет, так дело не пойдёт, -- бормотала она. -- Иди в одну сторону, я в другую, иначе мы никогда её не найдём...
 -- Может просто приказать привести её?
 -- Я уже сказала: нет. Нас здесь быть не должно.
    Она сделала всего несколько шагов от него и вдруг с удивлением обнаружила, что не отошла от дверей, за которые они с такими мучениями проникли, и на несколько метров. Она так и стояла на одной из ступеней, расположенных одна ниже другой на внушительной высоте. Они имели форму кольца вокруг всей огромной пещеры, озарённой красным пламенем множества печей. Арбалета схватилась за стену обеими руками, застонала и соскользнула на пол, обжёгший её голые колени.
 -- Обернись, обернись!
    Будто с другой планеты услышала она крик Нэрси. Она не обернулась, а сразу рванула в сторону и правильно сделала. В том месте, где только что стояла сударыня Маррэн, просвистел кнут. Арбалета тяжело втянула воздух, в такие минуты тяжело вспоминать о бесконечной роли, раболепии и глотании факелов боли. Нэрси тоже не поздоровилось: за то, что он спас подругу от удара, сам получил втридорога. Одежда на спине его уже превратилась в лохмотья, цел остался только панцирь. Стража, совершающего это, не остановило и то, что перед ним "офицер".
 -- Да остановись ты! Это моя вина.
    Помощь, пришедшая из толпы рабов, была не так неожиданна, как этот голос. "Эро", - рассеянно подумала Арбалета. Бывшая шпионка торопливым, неверным шагом (у неё была основательная рана на ноге чуть повыше колена) приблизилась к палачу, который в этот момент как раз замахнулся ещё раз, а остановиться не успел. Железный кнут обвился вокруг руки Эро-Аваны, стянув её до крови, но спину Дананжерса миновал. Девушка со скрипом стиснула зубы, зарычала, но не вскрикнула. Палач резким движением стащил цепкие петли, чем вызвал новое кровотечение. Эро-Авана не отошла ни на шаг, а наоборот загородила собой поверженного градоправителя.
 -- Тебе что, жизнь не дорога?! -- Палач стал чернить её последними словами.
 -- Кто дорожит жизнью в этом месте? -- громко, чтобы перекричать его брань, спросила Эро. -- Здесь даже умереть не позволяют!
    Арбалета это знала. Ей рассказывали, что здесь выводят из полумёртвого состояния глотками воды и чистого воздуха. Мнимая рабыня схватилась руками в свою одежду и вдруг нащупала в кармане что-то единственное, не раскалившееся в этом месте, хотя было сделано из металла. Арбалета опустила испуганный взгляд: кольцо, подаренное Констэ - "дар правителя, приносящий удачу".
 -- Здесь набираются опыта палачи! -- пронзительно кричала Эро. – Это не тюрьма для виноватых, это крематорий… Что сделал этот юноша? А вообще, знаете, что? Это я, я, я опрокинула сегодня чан с жидким янтарём! Если вам так неймётся, то я сделала это нарочно! Ну вот, теперь вы хотя бы убьёте меня...
 -- Прекратить, именем эфроданиманта! -- более высоким, чем обычно, голосом закричала Арбалета, высоко над собой подняв находку.
    Кольцо ослепительно сверкнуло от кроваво-алого блеска огня и драгоценных камней, грудами и по одиночке валяющихся то тут, то там. Нэрси с тихим торжеством и радостью взглянул на палача. Тот так и замер, подняв кнут, бессильно и злобно лёгший ему на плечо послушной змеёй. Эро тихо засмеялась.
 -- Видишь знак, чудовище?! – не унималась Арбалета. -- Видишь чёрное двухголовое пламя?! Оно поразит тебя, даже не сомневайся!
 -- Что я должен делать? Что я совершил? -- спросил палач, не сводя с кольца глаз. Арбалета задохнулась, тряхнула рукой, от чего из кольца во все стороны полетели искры. Все заворожённо ловили каждое движение опасной девушки.
 -- Что ты совершил, скотина?! Да как ещё пропасть не разверзлась под твоими ногами и не поглотила вместе с тобой твоё мерзкое орудие, истязатель невинных! Подожди, ты ещё узнаешь, что такое боль, на собственной шкуре...
 -- Спокойно, девочка, не сердись, -- прошамкал какой-то старик, цепляющийся за свою палку. -- Он уже в твоей власти, а если побрякушка и вправду эфроданимантова, Констэ видит и слышит всё, что здесь происходит.
    Услышав это, палач заозирался, как человек, узнавший, что его снимают на скрытую камеру в неловком положении. Зато к нему вернулась и доля наглости, заменявшей жалким сердцам мужество.
 -- Эф... эфроданимант... – он завертелся флюгером, не зная, где "объектив". -- Я лишь выполнил свой долг перед законом, не более...
 -- Долг перед законом, значит? -- расхохоталась Арбалета, нацелив на него кольцо. -- А у меня тоже есть долг!
    Исступленность ослабила её почти до потери сознания, как, впрочем, сделала бы это и излишняя сдержанность гнева. Арбалета пошатнулась, рука с кольцом дрогнула и немного опустилась. Палач уже был спокоен: в данный момент он не простится с жизнью. "Держись до конца, - шепнула Эро-Авана на ухо сударыне Маррэн. - Ты не одна, все мы подхватим. Только подведи к финалу..."
 -- Именем эфроданиманта, связать душегуба по рукам и ногам! Заслать в самую далёкую северную провинцию Двух Земель, -- крикнула Арбалета, и в наступившей тишине были только эти слова и треск огня. -- Эфроданимант одобряет все мои действия - вот его око, смотрите, у меня в руках!  И все рабы, пришедшие с нами, и этот офицер, и девушка - вон, из горы! Живей!
    Она ещё не закончила говорить, как двое самых отчаянных узников попытались отнять кнут. Палач вдарил одному из них по лицу, и тут... Яркий луч резанул ему глаза. Кнут упал в огонь. Все, сначала испуганно, а потом восторженно обратили взоры на кольцо, всё ещё продолжавшее пылать на пальце Арбалеты, кольцо, извергающее наказание без приказаний. Осмелев, рабы стали подходить к палачу, будто ослепшему и парализованному на куче колотых останков камня. Голос Арбалеты ещё гулко звенел в огромном пространстве, и даже эхо продолжало воодушевлять. На саму Арбалету никто больше не смотрел, все расступались перед Эро-Аваной, победоносно вскинувшей голову. За ней шли семеро рабов, которых так никуда и не увели, а в другую сторону уводили пленённого палача. Сударыня Орлеонель ухватилась за плечо Дананжерса. Как же она была благодарна бывшей служанке, избавившей её от дальнейшего внимания... Они побрели мимо поражённой толпы, за их спинами снова поднимался шум и ропот.
 -- Ты сам дрожишь, -- пробормотала Арбалета.
 -- Ну, понимаешь, не каждый день меня хлещут как каторжника, -- ответил Дананжерс принуждённо, изо всех сил стараясь не сорвать на подруге злость. (Арбалета сейчас для этого годилась меньше всех.) -- Почему ты тянула с кольцом? Не пришлось бы продираться сюда как через терновые кусты...
 -- А вот почему! -- Они уже вышли, в другие двери, не там, где вошли, и двигались вслед за Эро и рабами всё выше, поэтому Арбалета заколдовала кольцо и спрятала обратно в карман. -- Во-первых, я не знала, что оно ещё у меня. А во-вторых... Это же... это же... правда "шпик", это правда находилось на его пальце, носило часть его силы... Как только я попыталась воспользоваться покровительством кольца, Констэ обрёл новые глаза и уши...
 -- И что? Что такого он услышал? Такое вполне в духе Аометы...
 -- Аомета в этот момент должна быть в другом месте, забыл? Аомета обманула эфроданиманта, да мало того, ещё мятеж устроила на рудниках, среди преступников!
 -- Сын Лета II тоже много раз был на волоске, совершив доброе дело. А ты - единственное существо, которым Констэ дорожит. Кончай истерику.
    Арбалету едва ли проняли слова, зато встряска оказалась не лишней. Плохо понимая, что происходит, Арбалета шла, держась за руку друга и шептала: "Именно потому, что единственная, кем он дорожит... Было бы больше шансов, если бы он меня ненавидел..."