Начало занятий вокалом. гл. из пов. Круженье лет

         
     Меня не оставляла в покое мысль о пеньи. До  Московского института Гнесиных я  не добрался, с Аденом Геннадием Генадьевичем, так и не встретился. Да и не с руки как-то. Москва, вон она как далеко,  а  мне вовсе не хотелось     отрываться снова от дома так далеко. И так,  почти восемь лет, чёрт по загранице  таскал. Решил я показаться в нашем музыкальном училище им. Римского-Корсакова, на  Матвееве переулке дом 1. Начал зондировать, распрашивать студентов об условиях занятий, послушал отчётный концерт их и увидел, что мне до них, как до неба.  На мой взгляд, все пели профессионально, даже первокурсники.
     Переговорил с некоторыми. Кто-то посоветовал мне проверить связки свои для начала, выяснить, на что они способны, кто я, баритон или тенор.
Поехал в фониатрическую лабораторию института ,,Ухо,горло нос” на Бронницкой, у  техноложки, где совершенно случайно, в раздевалке, познакомился с интереснейшим человеком,  работающим в фониатрической лаборатории института, Красовским Михаилом Юрьевичем.
     Обаятельный, добрейшей души человек лет 50-55.    Его работа в лаборатории заключалась в восстановлении голосов певцов, утративших или травмировавших свой голос. При помощи упражнений, он со временем возвращал больным голосам их первоначальный блеск, яркость  и силу. Иногда на восстановление уходили долгие месяцы работы.
Узнав о цели моего визита, он предложил проверить свойства моего голоса у себя в лаборатории.
    - Ну-с, молодой человек, что мы будем петь? – задал он мне вопрос, садясь за пианино.
Я молча поставил  перед ним  бывший со мной клавир ,,Эпиталамы” из оперы  А.Рубинштейна ,,Нерон”,…
    - Ого, хм,- хмыкнул он.  - Вы где-нибудь учились?
    - Да нет, - ответил я, - только в самодеятельности пел, в армии.
     - Так-та-ак, -  хмыкнул он, - ну чтож, попробуем, - и он дал вступление.
Я  был так  растерян, что пропустил момент, когда надо было мне вступать.
Красовский остановился, посмотрел на меня, и сказал:
- Я кивну головой.
      -Хорошо, - дрожащим голосом произнёс я. - Извините,   волнуюсь.  Первый раз пою ,,Эпиталаму” под сопровождение.
    Снова играется вступление, и я начинаю орать во всю мощь своих не слабых лёгких: - ,,Пою, тебе, Бог Гименей, ты, кто соединяешь невесту с женихом…
На втором куплете забываю слова  и останавливаюсь.
- Вы когда-нибудь пели это произведение? - спросил Михаил Юрьевич.
- Да нет, не пел. Так, для себя пропевал. Нравится очень.
      -Так что же вы мне, батенька, голову морочите. Вы совсем сырой, неподготовленный. Вам учиться надо, а вы взялись за такое сложное произведение. И,  по моему разумению, вы не баритон, а тенор.
    Я рассказал ему о своих планах, о том, что хочу поступить в музыкальное училище, а потом в консерваторию.
    - Сколько вам лет? - спросил он, и, узнав, что скоро будет двадцать семь,   скривил рот. - Опоздали вы с училищем. Там принимают до двадцати четырёх.       Вот в консерваторию до 30 лет и даже в 35 могут принять, если обнаружат выдающиеся способности. Голос у вас несомнено есть, но с  ним надо много работать. У меня будет предложение.  Если хотите, займусь вашим голосом. У меня  закончена консерватория, по классу преподавания пения.  Беру я  за уроки немного, два рубля всего.
     Я с радостью согласился, и мы ударили по рукам, договорившись о плате   за занятия восьми рублей в месяц, по два раза   в неделю, у него на дому, на шестнадцатой линии Васильевского острова, в доме №7. Занятия начались.