Белая баба. Глава 19. Наваждение

Глава девятнадцатая.
Наваждение.

- Я решила – сказала Дана и добавила: пусть мне не светит вечная молодость, богатство и магическая сила, но достигнутое подобным путем мне ни к чему. Я понимаю, что выбрав демона, потеряю вас, и мне придется полагаться на нечто уродливое и противное мне. Гайка, Горлинка, вы мне стали дороги. Я решила бороться с демонской сущностью и прошу вас помочь мне по мере сил. Ради освобождения от этой твари готова на все, только с чего начать и что делать дальше?
Скоморох крепко сжал руку Даны и, глядя ей в глаза, сказал:
- Живи пока, как жила, тебе следует идти прежними путями. Рвется сердечко домой, значит, это и есть твоя дорога. Что бы ни случилось – домой, домой, домой! На запад! – тут же подытожил скоморох - и чем скорее, тем лучше, медлить нам никак нельзя. Я бы прям сейчас схватил бы котомки и галопом к опочивальне солнышка! 
Горлинка радостно закивала, подскочила с корточек, хлопнула в ладошки, и вещи из шатра и разбросанные по поляне вспорхнули испуганными пташками и метнулись по мешкам, да котомкам. Гайке оставалось только одобрительно прокряхтеть, да и выбрать из заплечных мешков побольше, да потяжелее.
Да только Дана не сдвинулась с места, посмотрела на друзей потемневшими очами, беспокойно огляделась по сторонам, странным, дребезжащим голосом вымолвила:
- Э-э-э, куда это вы на ночь глядя собрались?
Гайку передернуло, словно ужалило жгучей крапивой.
- Очнись, краса моя, помилуй – какая же сейчас ночь? Утро, глянь, вон и солнышко какое веселое, в путь-дорогу зовет, душу лучиками, как паруса надувает.
Однако в небе происходило что-то невообразимое, облака быстро стягивались друг к другу, слипались, темнели, тяжелели, пока не слились в большую черную тучу, заслонившую половину небосклона. Туча двинулась к солнцу и, казалось, неимоверным весом вдавило светило назад за горизонт. На свободной от туч части неба проклюнулись светящиеся точки звезд, а в зените замерцал, вонзившись острием в край тучи, тонкий серп стареющей Луны. От резкого наступления темноты весь мир всколыхнулся, по лесу пробежался, лавиной гнущей все на своем пути, ветер. Птицы в испуге смокли, а где-то вдали завыли волки, заухал, словно что-то спрашивая, сыч.
Горлинка с Гайкой обменялись понимающими взглядами, мол, началось, чего и ждали. Сумрак перетек в ночь, лес накрыла непроглядная тьма. Скоморох плюнул в костер, и пламя тут же погасло, жалобно прошипев затухающими угольками, красные искорки фонтаном взметнулись и растаяли в чернилах тьмы. Из темноты, после некоторого шуршания, послышался голос Гайки.
- Спешить надо нам. А то, что ночь в не свой черед пришла, так это даже лучше, знать, край теней уже недалече. Может, у Богов сегодня скучный день и им не до развлечений, и сегодня же окажемся на месте. А нам тянуть и так и так не следует, пока подкидыш ведьмака и вовсе Дану не одолел. Краса моя, не боишься темноты-то?
Дана с непривычным оттенком фыркнула в ответ.
- А я чую, скоморох, твой страх, хоть и таишь его, а несет от тебя смрадом жертвы аж версты за три, как бы ни сманил к нам берендеев, да оборотней. Горлинка, летунья наша, и та спокойней. Я побезмятежнее вас вместе взятых буду. Только все равно ночная прогулка не радует. Усталость какая-то сковала руки-ноги, веки смыкаются, может, переждем нежданную ночь? Не вечная же она. Прикорнем на часик-другой?
Гайка приблизился к Дане так, чтобы они могли различить глаза друг друга. Женщине даже почудилось, что из темноты вылезла голова приведения, белые полоски шевелюры и бороды спутника при свете звезд показались языками холодного адского пламени, его глаза на этом фоне – затухающими глазницами неприкаянной души, а  шепот скомороха почти в самое ухо показался еще более устрашающим.
- Краса моя, если желаешь добраться домой в целости и сохранности, то теперь должна каждый момент осознавать, когда в тебе говорит демон, а когда говоришь сама, от своего сердца и разума. Демон – хитрющее и умное создание, если ты не научишься теперь управлять каждым вдохом-выдохом, каждым ударом сердца, любой, даже с первого взгляда незначительной мыслью, то погибнешь. Помни об этом даже во сне!
Что в голосе спутника показалось неправильным, неискренним, все равно как кривое зеркало искажает суть изображения, так же хрипотца Гайки словно отразилась в многочисленных широких и узких коридорах лабиринта, исказилась до неузнаваемости отголосками тысячи эх, разными, взрослыми и детскими, мужскими и женскими тембрами. В каждом отголоске был, то вопрос, то утверждение, то вздох, то насмешка, то сарказм, стон, уныние, страх, плач. Голос проник в мозг и там продолжал искажаться, отражаясь от спутанных мыслей, как от стен и сводов бесконечной пещеры-лабиринта, тон постепенно затухал и понижался до невыносимо тяжелого баса, растягивающего во времени каждый звук. Дана закрыла с силой уши и вскрикнула:
- Да отстаньте вы от меня! Я контролирую себя как никогда, просто очень хочется спать. Наверное, поднялась слишком рано, к тому же это непонятное затмение.… Не будьте такими извергами, давайте хоть часика два отдохнем? Ну, хотя бы часик?
В темноте послышался какой-то сухой щелчок, темнота на несколько шагов отступилась – в руке Горлинки появился яркий, мерцающий розовыми и фиолетовыми зигзагами разрядов, шар. Летунья неожиданно заступилась за подругу:
- Гайка! Посмотри на нее, бледная вся, дрожит в ознобе, глаза слипаются. Может, и правда, пусть наберется сил? Вчерашний день подкосил ее, глянь вон, с ног валится. А еще неизвестно, сколько нам идти. У меня и самой какая-то усталость накатила.
В бликах магической плазмы лицо Горлинки Дане показалось зловещим, с язвительной улыбкой, каждая черта до того контрастно подчеркивалась, что выглядело гротескно и подозрительно, как грим рыжих клоунов. А в голосе столько ехидства и сарказма, что у пришелицы с другого мира невольно сжались кулаки. Захотелось влепить девушке пощечину, хлесткую, чтоб шлепок навеки отучил издеваться над теми, кто доверяет, кто оказался в беде, как Дана. Женщина едва удержалась от порыва.
Скоморох же упрямо мотнул головой и заявил:
- Это все демон Дану сном морит! Выкраивает тварь свое время. Нам каждый миг, отсчитанный ударом сердца, дорог. Нельзя идти на уступки темной сущности, стоит только раз сдаться, как окажемся в беде. Отоспаться всегда успеем, подход к краю теней может удалиться на несколько дней. Если и продолжать путь, то только сейчас! Затмение – верный знак, что наша цель не далека. Заодно и демон поймет, что с не слабаками связался, отступит. Крепитесь, соберитесь с силами!
Дана вскочила, широко расставила ноги, руки в бока. Это кто здесь слабачок? Она?! Надменно повела носом. Она способна любого стереть в порошок! Чувствуется, как по жилкам и венам струится могучая магическая сила. Как там у Ильи-богатыря? Как бы был столб, вкопанный по центр Земли, повернул бы Землю-матушку. Ха! Что ей эта жалкая планетка? Дана сможет жонглировать Юпитером и Сатурном, как теннисными мячиками! И эти двое издеваются над ней! Да она сейчас рванет с такой прытью, что заноют, и часа не пройдет. Слабаки! Кто бы говорил.… Ну, держитесь! Стоп. Что это она разошлась? Может, сейчас в ней, действительно, демон разыгрался? Дана задержала дыхание, собираясь с мыслями. Стоп, стоп, стоп! Это же Гайка и Горлинка, ее друзья, они с ней делили путь и хлеб, нельзя про них плохое думать. По телу женщины пробежались судороги, мышцы обвяли, повисли, как у куклы-марионетки, закончившей представление. Ну, вот опять усталость сковывает тело, надо шевелиться, пока совсем не раскисла. С явной неохотой заставила себя последовать за друзьями.
Ветер стих, внезапно наступившая ночь раскрыла прохладные объятия навстречу путникам. Для освещения дороги Горлинка соорудила факел, повесив шар магической плазмы на сухую ветку и прибавив ему интенсивности насколько сумела. Худо-бедно, но совокупи с месяцем, сымпровизированный факел вполне сносно освещал путь. А пробирались путники теперь не по накатанной ходоками и самовзками дороге, а лесом, обходя ямы от поваленных сосен, переступая корни вековых кедров, продираясь сквозь заросли цепкого молодняка. Ночной лес затих, словно сторожко присматривался к не прошеным гостям, лишь изредка слышался шелест встревоженных лесных духов.
Впереди, ведя друзей, шел Гайка, за ним следовала Дана, цепь замыкала Горлинка. Шли молча, разговор никто не поддерживал, ночь навеяла трепетное почитание безмолвия, внушающее некое восхищение и в то же время немного боязни. Дана засмотрелась на черные контрастные тени, в хранимом всеобщем молчании, казалось, что именно они шуршат листвой, переставляя длинные, уродливо искривленные ноги. Гайка изредка поворачивался, освещая женщинам труднопроходимые места.
Неожиданно Дана остановилась и почувствовала толчок шедшей за ней вслед в след Горлинки. Летунья извинилась за собственную неуклюжесть. Дана резко подняла ладонь, жестом требуя тишины. Девушка тоже насторожилась, прислушиваясь к звукам леса. Но так и ничего не услышав подозрительного, спросила, в чем дело.
- Горлинка, ты слышишь гул? – срывающимся от возбуждения голосом сказала Дана. – Так урчать могут только автомобили, самовозки из моего мира. Я уверена на все сто процентов, что где-то недалеко автострада.
- Хм. Если честно, то я ничего необычного для леса не различаю. В десяти шагах от нас шевелит ушами заяц – слышу. В ста шагах по правую руку от нас филин рвет на части мышь – слышу. Слева, примерно на таком же расстоянии журчит ручей – слышу. Но никакого диковинного гула твоих самовозок нет, может, тебе показалось?
Но Дану даже передернуло от подобного варианта, категорично мотнула головой.
- Да нет же, слышно! Прислушайся получше. Ваши самозки стрекочут как стрекозы, а автомобили гудят, их слышно из далека, у них под капотом сотни лошадей. Представь гул от топота сотни подкованных лошадей поместить в одном небольшом сундуке, примерно так звучит мотор автомобиля. У-у-у-у-у-у! Бывает, что машина неисправна, тогда половина табуна как бы прихрамывает, и это тоже можно различить на слух. Вот, слышишь? Гул приближается, машина где-то рядом, а теперь удаляется – она уже далеко.
Горлинка неуверенно пожала плечами, негромко проговорила:
- Может, ваш мир и не такой уж немагический, как все думают. Засунуть табун лошадей в сундук и у нас сможет не каждый волшебник.
Гайка, заметив, что спутницы приотстали, ворча себе под нос что-то о «бабской взбалмошности», вернулся и с легким раздражением прислушался к спору. Дана махнула рукой в сторону Горлинки и обратилась к скомороху:
- Гайка, ты тоже ничегошеньки не слышишь? Не мотай головой, а прислушайся сначала, в ту сторону поверни ухо! Ну? Ну?! Но как же так? Ведь отчетливо слышу шум автотрассы. Кто-кто, а я автомобильный гул и с берушами в ушах различу. Т-с-с-с! Дайте, я хорошенько еще раз прислушаюсь…. Постойте! Слышу, как кто-то резко затормозил, газанул, опять ударил по тормозам. Обкатывает машину кто-то, что ли? Ночью?! Или гонки? Сигналят. Сигнал-то хотя бы слышите? Нет?! Как глухари, ей-богу!
Женщина вновь замерла, прислушиваясь. Гайка же с Горлинкой обменялись недвусмысленными взглядами, причем скоморох, изображая безнадежность, развел руки в стороны и хлопнул по бедрам. Но Дана успела заметить их немое общение.
- Вы это о чем там перемигиваетесь? И смотрите на меня, как на ненормальную. Только вот не надо меня за клиента психушки выдавать! У меня с головой все нормально, а вот вам советую хоть раз в неделю уши-то прочищать. Пожалуйста, опять сигналят!
Вдруг Дана замолкла, сделала шаг в сторону, откуда ей показался звук, на ее лице отразилось напряжение. Какое-то мгновение стояла с видом, будто сама себе не верила. Потом радостно визгнула, подпрыгнув, хлопнула в ладоши.
- Я узнаю этот клаксон! И узнаю его из тысяч! Так сигналить может только моя «альфочка». И голоса слышу, кого-то зовут. Кажется, похоже на голос Кирилла. Точно!
- Кирилл, я здесь! – голос Даны вонзился в тишину ночного леса, эхо еще не успело вернуться, как женщина рванулась с места в густой мрак, притаившийся за кустами.
Пока летунья и скоморох успели опомниться, их спутница успела убежать. Друзья бросились вдогонку. Гайка первым догнал Дану и попробовал ее сходу остановить. Женщина, повернувшись, ловким приемом освободила руку от захвата, коленом ударила скомороха в живот и, пока тот, хватая ртом воздух, восстанавливал дыхание, убежала навстречу призрачным звукам. Горлинка приостановилась у скорчившегося скомороха, но тот, сквозь сжатые зубы что-то невнятно промычав, махнул рукой, прося жестом, чтобы летунья продолжила погоню. Магиня оценила складывающуюся ситуацию и уже не пыталась силой остановить Дану, а решила просто бежать рядом, чтобы хотя бы не потерять подругу из виду, впрочем, той и не было дел до Горлинки, не замечала.
Дана металась из стороны в сторону, ругалась, охала, скрежетала зубами, вдруг останавливалась, словно натыкалась на невидимые стены. То неожиданно, сломя голову, срывалась с места. Летунья же, словно послушная тень, не отставала. Спустя некоторое время их догнал и Гайка.
Беготня длилась не меньше часа, после чего Дана, тяжело дыша, остановилась, посмотрела на друзей странным взглядом, уткнулась головой в ствол одной из сосен и зарыдала. Тихо, безголосно, без всхлипов. Горлинка осторожно коснулась ладошкой плеча подруги, та резко обернулась.
- Ты представляешь, он уехал! Я выбежала на трассу, он стоял возле моей «альфочки». Стоял и молча смотрел, как я выбегаю из леса и машу ему рукой. Я не добежала несколько шагов, а Кирилл уже хлопнул дверцей, посмотрел на меня в зеркало заднего обозрения и уехал. Уехал, понимаешь? Понимаешь?! Он увидел меня и все равно уехал. Уехал. Понимаю, что я вовсе не подарок, но зачем же так? Неужели за всю нашу совместную жизнь у нас не было ничего хорошего, неужели я приношу одни неприятности. За что он так со мной? Я так надеялась, что меня дома хоть кто-то ждет, переживает, волнуется, а получается что…
- Даже не думай об этом! – возразила Горлинка. – Твои близкие тебя любят и ждут. А все, что сейчас произошло – это всего лишь наваждение. Демон навел на тебя тоску. Он уже набрал силы и пробует тебя использовать. Тебе нельзя поддаваться на его уловки. Верить сердцу остается для тебя единственным выходом, глаза и разум теперь могут обманывать, ими завладела темная сущность. Надо просто всегда помнить об этом.
- Ты думаешь, что мне все показалось? Я схожу с ума, да? Еще этого не хватало! Мало того, что очутилась непонятно где, почти без шансов на возращение, теперь только осталось стать больной на голову, для полной картинки.
Голос Даны с тихого шепота перерос на отчаянный крик.
- Тише, Даночка, тише. Никого ты не видела, ты осталась прежней, только что демон мутит разум. Пока было всего лишь наваждение, но тебе нельзя падать духом и сразу так сдаваться, готовься к серьезным испытаниям, они еще впереди. Сейчас никого не было, понимаешь? Ни Кирилла, мужа твоего, ни «альфочки»-самовозки. А была игра демона, он ищет в тебе слабые струнки и самой открывать врата крепости врагу - это не правильно.
- Тебе легко рассуждать! Ты в своем мире, всегда сможешь найти и дом и друзей. А я совсем одна и непонятно где. И как же так, что ничего не было? Я видела собственными глазами Кирилла! Стоит в своей потрепанной туристической курточке, присел на капот, почему то скрестил руки на груди, и смотрит как я бегу к машине. Будто думает, нужна ли я ему, или нет. Смотрит так задумчиво, взвешивает все «за» и «против». А потом, представляешь, махнул рукой, уселся в мою машину и уехал, даже слова не сказал на прощание. Остался только запах бензина, да следы протектора на обочине. Если ничего не было, как после галлюцинаций могут оставаться следы? Такого не может быть!
- Следы тоже пригрезились – вдруг вмешался в разговор Гайка. – Демон не может все учесть, что-то в наваждении должно быть не правильно. Нечеловеческая сущность видит мир иными глазами, поэтому всегда в наваждении присутствует какая-нибудь неправильность. Если попытаешься вспомнить все до мелочей, то убедишься сама. 
- Что там могло быть неправильного? – Дана сморщила лобик, вспоминая детали увиденного, и магический факел сполохами микромолний с невероятной четкостью подчеркнул происходящее у женщины в душе, которое как в зеркале проявилось в каждой черточке мимики.  И беспомощность, сомнения и неверие, что близкие могут ее предать. Она не верила в увиденное, не хотела в это поверить, но глаза и разум, которым привыкла доверять, ее убеждали в обратном. – Постойте… не может быть! Кажется, руль был со стороны обочины, а у моей «альфочки» он, как ему и положено, всегда находился с левой стороны. Да, точно. Вот Кирилл сидит на капоте, скрестив руки, смотрит на меня, теперь вдруг встает, ноги путаются в придорожной траве, я еще подумала: «с белых кроссовок эту зелень потом не отмыть», и садится за руль с правой стороны. С правой! Боже, как я сразу-то не заметила? И новая дверца, которую мне поменяли после последних гонок с той же стороны. Неужели, все, что только что видела – это всего лишь галлюцинации?
- Это всего лишь наваждение – поправила Горлинка и успокаивающе погладила ладошкой подругу по плечу.
Как ни странно, но поверив, что все только что произошедшее лишь мираж, игра воображения, подзадоренная ядом демонической сущности, Дана успокоилась. И друзья решили продолжить путь, но теперь уже с еще большей осторожностью. Свет факела с трудом пробивал толщу мрака, освещал лишь узкое пространство вокруг друзей. Гайка опять занял место проводника и шел впереди. Прохождение через ночной лес стало еще более трудным, в сторону запада начался подъем, без того густые заросли обратились и в вовсе непролазную преграду, корни деревьев-гигантов местами выпирали из-под земли по пояс, а то и повыше. Летунья старалась держаться ближе к Дане, подруги шли плечо к плечу, то и дело помогая друг другу перебираться через корни и буреломы.
Скоморох неожиданно остановился и с растерянным взглядом оглянулся на спутниц, вертя факелом из стороны в сторону. Подруги приблизились, в ночной тишине их тяжелое дыхание звучало громко и гулко, словно тормозящий паровоз спускал пары. Вблизи, при свете факела стало заметно насколько беспомощным был взгляд Гайки. Мужичок приближался к грани страха и истерики. Голос -  не голос, а какой-то сиплый визглый шепот вырвался из груди скомороха. 
- Горлинка, ты можешь определить сторону запада? Оглянись, видишь? Вокруг деревья одинаковы, будто отражения близнецов в коридоре зеркал. Теперь погляди на небо, что это? Звездочки выстроились в ряды, словно дырки в решете. Куда прикажете идти? Чует мое сердце – быть большой беде. Никогда я ни о чем подобном не слышал. Похоже, что демон взялся за нас всерьез.
Кто мог подумать, что в этой хрупкой девушке может накопиться столько мужества. Ни одним движением Горлинка не выдала хоть какого-либо смущения или даже намека на сомнения. Уверенным движением отобрала факел у скомороха, осмотрелась по сторонам, освещая вблизи стоящие деревья и кусты, потом сказала:
- Успокойся, скоморох! Морок – это только полбеды. Марево наваждения окружает нас не далее, чем шагов на сто, потом обыкновенный лес. Каким бы не был сильным демон, силенок у него хватит только на нас, он не может зачаровать весь лес. Но темная сущность слишком быстро набирает мощь, уже способна на многое, морочит нам головы. Но если кто-то из нас отдалится от Даны на расстояние так, что мы друг друга не сможем видеть, то он может избежать влияния демона. Поэтому, Гайка, тебе придется оторваться от нас. Иди вперед и громко пой, чтобы мы тебя слышали и могли идти за твоим голосом. Рано что-то демон позволяет обнаруживать свою силу. Знать, край теней уже не за горами, вот и бесится, спешит.
Скоморох с недоверчивым видом перехватил у летуньи факел, судорожно сглотнул и, постоянно оглядываясь, вошел в сумрак. Вскоре магический огонек исчез. Наступила тьма, Дана инстинктивно прижалась к Горлинке. Летунья, успокаивая подругу, легонько провела ладошкой по спине Даны, но женщина не могла не заметить, что девушка и сама, как может, борется со страхом, едва скрывая знобкую дрожь.  Спустя совсем короткое время подруги услышали радостный возглас скомороха.
- Горлинка верно сказала – чуток подальше от вас лес вполне обычный, хоть и темень по-прежнему кругом. Небо чистое, и звездочки попрыгали каждая на свое место. Мы, девы ненаглядные, уж собрались идти не в ту сторону, хорошо, что вовремя опомнились. Обождите мал-мал, пока обойду вас, если все нормально, то запою, а вы следуйте на мой голос. Только близко ко мне не подходите, но и не отставайте. Лес дикий, может и без морока обмануть.
Летунья радостно улыбнулась Дане и ободряюще шепнула: «я же говорила, что будет все хорошо, мы обязательно справимся!». Раздалось пение Гайки, голос сначала неуверенный, с опаской разрезающий тишину ночного леса, но пропев куплет, окреп и стал звонким. Подруги двинулись в сторону, от которой лилась протяжная песня скомороха. Странно и боязно идти в кромешной темноте, ориентируясь лишь на голос, что откликался откуда-то из сумрачной неизвестности. Лес вдруг ожил, словно превратился в стаю невиданных монстров. Зашевелились толстые корни, пахнущие сырой землей, повылазили из-подо мха, пытались спутать ноги, содрать обувь, сбить с равновесия. Заскрипели столетние деревья, опуская корявые ветки, цеплялись за одежды, больно хлеща по лицу, по спине, царапали руки. Мох под ногами раскис, превратился в болотную жижу, грязь чавкала и омерзительно холодной струйкой проникала в обувь.
Дане показалось, что Горлинка оторвалась от нее далеко и поспешила за ней, не заметив как корень поваленной трухлявой березы потянулся обломанным концом к ее ноге. Споткнувшись, женщина с размаху свалилась в лужу грязи. Грязные капли мгновенно затвердели в волосах и теперь при каждом движении Даны больно шоркали по  лицу и шее. Испуганная женщина почувствовала, как в жиже заворошились сотни мелких корешков трав и кустарников, силками опутывая кисти рук, каждый пальчик. Корешки длинными нитями вязали ноги, вплетались в волосы. Женщина отчаянно забарахталась, но все попытки освободиться оказались тщетными, только еще более сковывая в путах оживших силков. Комья и нити корней тянули за волосы к жиже лужи, шея жертвы уже устала сопротивляться, болью свело скулы и затылок, еще чуть-чуть и Дана может захлебнуться, наглотавшись вязкой грязи. Послышался встревоженный голос Горлинки:
- Дана, ты где? Не молчи, ты в порядке?
Женщины, у которой уже не было ни малейшего шанса на освобождение, с трудом отвернула голову от приближающейся грязи, нос уже был забит грязью, приходилось дышать ртом, но корни, почуяв близкое поражение жертвы, лишь усилили натяжение, сопровождая его резкими рывками. Ответить летунье нет никакой возможности – хватило б сил удержаться. Уже щека и ухо касаются холодной вонючей жижи, шея болит до невозможности, брызги летят в рот и глаза и стекают царапающими каплями, будто сбегают, цепляясь коготками, крысеныши.
Рядом послышались быстрые чавкающие шаги, раздался щелчок, и Дана зажмурилась от магического света. Быстрым заклинанием летунья подвесила сверкающий небольшими молниями шар в воздухе, сама бросилась к подруге на выручку. Трухлявая береза, на время замершая, как аллигатор, поджидающий будущий ужин, изгибаясь ожившим стволом, подползла к Горлинке со спины и все тем же злополучным обломком корня сбила девушку с ног. Часть корней бросилась к новой жертве, тем самым давая Дане временную передышку. Женщина поспешила воспользоваться моментом, дернула головой, без сожаления расставшись с частью волос, которыми когда-то так гордилась. Крикнула изо всех сил, зовя Гайку на помощь.
Пение скомороха прекратилось, Гайка расслышал подозрительный шум и напрягся, прислушиваясь к звукам. Дана крикнула еще раз, но на полуслове толстый жгут корня живым кляпом пролез промеж зубов и больно сдавил обручем от затылка ко рту.  Доступ воздуха полностью перекрылся, женщина с усилием попыталась выдохнуть пробки грязи из ноздрей, заложило уши, но на четвертой или пятой попытке это ей удалось, и теперь судорожно с шумом вдыхала воздух.
 Горлинка оказалась в не лучшем положении. Летунья пыталась поднятья на ноги, но скользкая грязь и корни при каждой попытки сбивали ее с равновесия. При очередном падении Горлинки, у Даны получилось подставить ей спину, и теперь они сидели спиной к друг другу, скованные корнями с ног до головы, но в этом положении, по крайней мере, сокращались шансы на то, чтобы захлебнуться в грязи.
Послышался хруст веток под ногами спешащего на помощь скомороха. Гайка уверенно продвигался на свет магического шара летуньи. Место действия осветилось двумя магическими огнями. Подруги свалились в небольшой овраг, заросший колючим шиповником и крапивой, вокруг росли огромные сосны и березы. Яма образовалась, по всей видимости, после того как повалилась та самая береза, которая сбила с ног Дану и Горлинку. При удвоенном свете виновница казалась безобидным трухлявым бревном.
Кусты же и крапива при попытке Гайки приблизиться к спутницам отхлестывались, угрожающе шелестя листвой. Но скоморох успел заметить, что ветки избегали встречи с магическим огнем факела, шарахались от него, стараясь исподтишка ухватиться за ноги намеченной жертвы, или, хотя бы, хорошенько оцарапать открытые участки кожи лица и рук. Гайка отбивался факелом, как только мог. Если бы не плачевное положение попавших в беду путников, то зрелище метающегося в кромешной темноте магического огня и шарахающихся от него веток, можно было назвать потрясающим и волнующим. Искры и молнии разлетались по пространству оврага феерическим фейерверком, завораживали непредсказуемыми рисунками огненных линий.
И тут случилось то, что ни Горлинка, ни Дана не могли ожидать от скомороха ни при каких обстоятельствах. Гайка отошел на шаг от враждебно настроенных корней, широко расставил ноги, правую руку вскинул вверх, а левую направил ладонью вниз, начал вращаться вокруг своей оси, бормоча под нос какое-то заклинание. После нескольких обращений ось высветилась ярким красным лучом с черной окантовкой по длине. Скоморох принялся за странное приплясывание, притоптывал ногами, размахивал руками, вертел из стороны в сторону головой. При этом луч, поначалу тонкий, словно лазерный, разбежался конусом в небо. Черная окантовка начала расти и заполнять конус, сам же скоморох при этом вдруг высветился алым заревом, и когда конус исчез, полностью поглощенный чернотой окантовки, Гайка превратился в живой факел, каждая волосинка шевелюры и бороды мерцала тоненькой молнией, пламя огня мельтешило по рукам, ногам, корпусу, но не выходило за четкие контуры тела.
Толстые корни устрашающе приставили острые концы к глазам и к областям сердец опутанных жертв, пленницы в ужасе замерли. Но скоморох не поддался на угрозу, раздался громкий хохот, что разнесся громовым раскатом по замершему лесу. Хохот одного человека превратился в многолосье целой толпы – вместо одной головы из тела пылающего Гайки выросло не меньше десятка, все они хохотали, извиваясь на длинных шеях. Хорошо знакомый, всегда чего-то боящийся, скоморох превратился в неведомого монстра. Все последующее произошло в долю секунды. Едва корни шевельнулись, чтобы привести угрозу в действие и умертвить пленниц, головы скомороха метнулись снарядами, покинув владельца, осыпая искрами окружающее пространство, шаровыми молниями заметались от корня к корню, перегрызая их огненными клыками. Древесина жалобно хрустела, в воздухе поднялся невыносимый удушающий чад. Попытки отмахнуться от огненной смерти принесли корням лишь еще одни потери. Путы позорно ретировали, трусливыми червями зарылись в землю.
Наступила тишина. Немного придя в себя, Горлинка и Дана закашлялись, с остервенением избавляясь от неуспевших скрыться корешков. Горящее сияние скомороха медленно таяло, как истлевающая головешка. Освободившись, подруги прижались друг к другу, а Гайка с облегчением вздохнул, окончательно вернув себе облик добродушного скомороха. Однако напряжение еще витало в воздухе, Горлинка с подозрением посмотрела на освободителя, но ничего не сказала. Зато ее вопрос озвучила Дана:
- А ты не такой простой человек, каким хочешь показаться, Гайка. Оказывается, что ты поклонник огненной стихии?
- Не поклонник, а хозяин огненных ящериц. – С конфузом, но не без некоторой гордости ответил Гайка и, по собственному обыкновению, почесал бороду. 
- Ты же говорил, что сочувствуешь ремесленникам, а сам втихую занимаешься магией? – не унималась Дана, почему-то внутренне торжествуя, хотя по виду скомороха не сказать было, что тот жаждал продолжения разговора на эту тему.
- А я и не занимаюсь, власть над саламандрами перешла по праву рождения, что ни говори, но в нашем мире кровь – это не просто теплая красная жидкость, а целый склад магического оружия, накопленный предками, от этого никуда не деться. Папаша наградил меня влиянием на огненных ящериц, сам того не желая. Впрочем, я почти никогда не пользуюсь этой властью, в моем случае это небезопасно – отцовское око способно видеть сквозь толщи гор, стены и мутные воды. А Кощвер больше всего на свете жаждет найти сына, но не затем, чтобы прижать к груди, а чтобы вырвать сердце и раздавить его в кулаке. Вот так-то, краса моя. Так что, давай более не будем заводить об этом разговор?
- Как скажешь – с некоторой задумчивостью согласилась Дана.
Горлинка, помогая Дане избавляться от ссохшихся комков грязи в волосах, неожиданно спросила:
- И что прикажете нам дальше делать? Еще немного, и мы уже не сможем справиться с кознями демона. С каждым мигом он все сильнее и сильнее. А жаль, если мы погибнем в двух шагах от долины Теней, я уже чувствую душой ее прохладу. Демон начал с морока, сейчас вот оживил вечноспящие деревья, каким будет следующее испытание? Как бы нам утихомирить демона?
Скоморох удручающе покачал головой, бросил мельком взгляд на Дану и сказал:
- Сладить с демоном может только его хозяйка!  Только после всего случившегося хватит ли у Даны сил на это? Дана, как себя чувствуешь?
Женщина провела по уставшему лицу рукой, пожала плечами, ответила:
- Да нормально себя чувствую, бывало получше, конечно, но ничего такого серьезного, вроде переломанных конечностей, не ощущаю. Боль прошла, вот устала только чуть-чуть. Но я даже малейшего представления не имею, как можно совладать с демоном. Я бы рада от него избавиться, но не могу. Может, вы что подскажите?
Гайка тут же взглянул на Горлинку.
- Ты магиня и должна знать про все эти штуки с демонами. Повороши в голове как следует, да вспомни, что надо делать в нашем случае.
Когда девушка задумывалась, всегда теребила пальчиками кончик носа, вот и сейчас носику как следует досталось. В это время Дана отодрала комочек грязи вместе с волосами и тихонько вскрикнула, пробормотав ругательство. Это послужило каким-то толчком для Горлинки, по ее лицу мелькнула тень догадки.
- Я вроде что-то слышала про подобный случай. Но раньше особо внимания на демоновскую природу не обращала. Сами понимаете, считала, что это мне ни к чему. Но, если хорошенько подумать, то…
Ее слова оборвал резкий треск. Одно из ближайших деревьев затрещало и переломилось в середине ствола. Сверху посыпались щепки и сучья, друзья едва успели отскочить, как на место где они только что были, свалился немаленький обломок толстого дерева. Разинув рот, Гайка изумленно огляделся, ища путь для отступления. Тут же угрожающе затрещал ствол другого дерева. Горлинка первой догадалась о том, что произошло, она крикнула Дане и скомороху, чтобы те оставались на месте, а сама отбежала в сторону шагов за пятьдесят. Действительно, деревья замерли, перестали ломаться. Гайка на всякий случай отвел Дану к пню уже сломанного дерева, посчитав, что в этом месте будет безопаснее, а затем окликнул Горлинку.
Немного помешкав, летунья откликнулась.
- Я не далеко! Демон почувствовал, что я начинаю вспоминать то, что может нанести ему ущерб, вот и решил атаковать меня, круша деревья. Я и вправду вспомнила! Есть способ лишить демона силы! Слушайте меня внимательно! Дане нужно перестать волноваться и переживать, демон питается дурными чувствами – страхом, сомнением, злобой, обидой и ненавистью. Дана, слышишь? Все зависит от тебя! Больше тебе никто не сможет помочь, ты не должна падать духом, чем больше сомневаешься, жалеешь себя, обижаешься, тем демон становится сильнее. Сущность Тьмы нарочно подгадывает события и опутывает наваждением так, чтобы ты разуверилась в себе, друзьях и близких людях. Если поведешь себя, словно у тебя все хорошо. Будешь выглядеть радостной. То демон не сможет противостоять тебе и отстанет. И, в конце концов, ему нечем будет поживиться, силы его иссякнут. А если гасить в себе дурные чувства долгое время, то темная сущность и вовсе тебя покинет и вернется к изначальному хозяину. Слышишь?
Гайка откликнулся, что все прекрасно расслышали. Дана взглянула на скомороха с таким выражением, будто над ней подшутили в недобрый час. 
- Все звучит так просто. И это все?! И это избавит нас от всех проблем? От ползучих корней, от летающих деревьев и прочих гадостей?
Что оставалось ответить скомороху? Лишь пожал плечами и кивнул. Дана с сомнением мотнула головой, неуверенно проговорила:
- Да, звучит проще некуда, но как это сделать? Скажи, чему мне радоваться? Меня оторвали от родных мест, от детей, от мужа, от мамы с папой, а я должна радоваться? Ничего не понимаю! Может, ты, Гайка, мне растолкуешь?
Скоморох озадаченно почесал бороду, затем затылок. В его глазах Дана читала такое же недоумение, которое испытывала и сама. Но мужичок по натуре своей был склонен более действовать, нежели раздумывать, раз назвали средство, то нечего гадать «выйдет – не выйдет», а надо просто взять и попробовать на деле, потому сказал:
- Я так понимаю, что демон тоже любитель пожрать. И если этой ненасытной твари не давать то, что она потребляет, то быстро теряет силы. А если демона вообще посадить на голодный паек, то, как и все живые существа, в конце концов, помрет с голодухи или сбежит к более щедрому хозяину. Про дурные чувства… наверное, Горлинка права. Демон, как и все темные сущности, ими и питаются. Только бесы или духи подпитываются каким-нибудь одним или несколькими пороками, вроде зависти или страха, а демон всеяден, а потому и более опасен. Выходит, что чем больше ты переживаешь, боишься или злишься, тем демон становится сильнее. Просто прекрати волноваться, и ты победишь. По-моему, все просто!
Дана недовольно нахмурила брови и с нетерпеливостью щелкнула пальцами.
- Про это я и сама прекрасно поняла. Скажи лучше, как перестать волноваться, как научиться мне радоваться без причины, потому как повода для хорошего настроения не вижу. И, вообще, как думаю, несмываемая улыбка – это удел юродивых.
- Ха! Как же нет повода для радости?! Повод для улыбки всегда найдется. Порадуйся, например за то, что еще жива, за то, что пусть далеко, но у тебя все-таки есть родные и близкие, что у тебя есть твои ребятишки. За то, что есть друзья – я и Горлинка. Этого мало? Заставь себя, в конце концов, радоваться!
- Ну, как ты не понимаешь? Не могу я смеяться, когда хочется плакать. Мне, Гайка, плохо, очень плохо, до тошноты горько. Я как в гробу, в котором ничего не видно, дышать нечем, одиноко. Стучать в крышку деревянной одежки бесполезно – придавлена тяжестью земли, родные тебя похоронили и забыли. И тут появляется еще демон – могильный червь. Брр! Как при всем этом еще и улыбаться?
- Крепись, краса моя, крепись! Потерпи еще немного, напряги волюшку и улыбнись. Для примера скажу одну историю. Видал я одного князя-изгоя. Так он с улыбкой взошел на эшафот и пошучивал с палачом до самого взмаха топора. Голова-то так и покатилась, скалясь во весь рот. А ты говоришь, что радоваться нечему.
- Фу! – поморщилась Дана – Веселенький же ты примерчик привел. Гайка, верно, ты думаешь, что мне от такой истории полегчает? 
- А я тебе про князя-изгоя не для облегчения рассказал. Облегчаются в нужнике. А потому, что у тебя случай посподручнее будет, чему у того князя-изгоя. Ну, оказалась ты вдали от дома, что с того? Многие люди в дальних краях гнобятся, порой при этом и в рабстве прозябают, но находят же повод для радости и они. И с детьми судьба разделила не только тебя. Вот и радуйся, что хуже не вышло. Понятно объясняю?
Дане стало несколько не по себе от жесткого тона скомороха. Хоть бы пожалел, погорюнился вместе с ней, так нет, еще и издевается! 
- Спасибо, Гайка, утешил! Я сейчас прямо подпрыгну от счастья.
- Не ерепенься! Нечего слезу выдавливать. Тебе что сказано? Улыбаться! А на тебя смотреть – словно пучок щавеля натощак жевать.
Скоморох состроил такую кислую рожу, что женщина по неволе улыбнулась.
- Ладно, не гримасничай! Поняла я все. Сейчас попробую улыбнуться.
- Благодарствую за одолжение, мне же это поболее твоего надо. И это ты называешь улыбкой? Зубки покажь, из очей чтоб искры брызгали, как от шерсти взбешенной кошки!
- Между прочим, ты, как скоморох, мог бы мне и помочь поднять настроение!
- Я скоморох, а не шут. А это, краса моя, две разные вещи. Шут он - что? Смешит людей глупыми шутками. А скоморох тешит народ острым словцом. Вот так-то!
- Ой-ой! Прям элита шоу-бизнеса, звезда сцены и экрана!
- Это еще что за заклинание? – не понял Гайка.
- Ладно, проехали! – махнула рукой Дана – Все, я улыбаюсь. Ну, как?
- Это ж не улыбка. Это похоже на отражение ухмылки кикиморы во взбешенном море! Кто так улыбается? Тебе б постараться надо.
- Но-но! Меня только с кикиморой сравнивать не надо, а? И не правда, я стараюсь. Очень даже стараюсь. Ты сам попробовал бы улыбнуться на моем месте!
- Не могу, у меня зубы гнилые, испугаешься еще.
- Тогда помоги мне настроиться! Ну, не получается у меня улыбаться, когда на душе кошки скребут. Перед глазами мама с заплаканными глазами, папа глотает таблетки одну за другой. Кирилл сидит за бутылкой, а в спаленке притихшие ребятишки.
- Ну, что ты спину скрючила? Тебе еще клюку, да дом бы на курьих ножках. Ты видела когда-нибудь радостного человека со скрюченной спиной и глазами в землю? То-то. Плечи-то расправь, краса моя! Грудь колесом, вернее, двумя. И постарайся вспомнить о чем-нибудь приятном. Давай, смелее!
- Хм. Например? У меня ничего хорошего в голову и не приходит. Если честно, еще чуть-чуть и расплачусь. Тебе хорошо говорить, ты лицедей со стажем, не раз, думаю, приходилось корчить веселые рожицы, когда на душе тоска. Я вот не могу так.
- О ребятишках своих подумай. Вспомни, какие они у тебя хорошие. Представь, как встретишься с ними после разлуки, обнимешь, расцелуешь. О матушке думай, как она тебе обрадуется, об отце, о муже.
- Да, дети у меня хорошие! – улыбнулась Дана. – Антошка, правда, шалун, а Еленка, та вообще принцесска. Вернусь, устрою самый настоящий праздник, такой пир, что на всю жизнь запомнят. Ребятишкам куплю игрушек. Хотя Антон при машинках уже недовольные мины корчит. Компьютерную игру придется покупать. Дам ему день, нет, три – пускай режется в свои стрелялки пока не надоест.
- Вот это хорошо! – поддакнул Гайка.
  - А маме подарю что-нибудь этакое… от чего у нее дух захватит. Она у меня страсть как обожает всякие там сувенирчики и безделушки. А Кириллу предложу съездить в романтическое путешествие, может, на яхте по Атлантике покатаемся. Он, правда, любит по турам околачиваться, но думаю, что и от такого удовольствия не откажется. Может, мы с ним и помиримся. Даже не «может быть», а помиримся обязательно! Ведь я сейчас изменилась, теперь буду поумнее.
- Это точно, это правильно, – вновь поддакнул Гайка, но глаза скомороха все больше разгорались огоньком лукавства. Заметил, шельма, как с лица ушло беспокойство, а на его месте уже играла блаженная улыбка.
Дана мечтательно закатила глазки и предалась милым сердцу грезам. Скоморох затаил дыхание, стараясь не спугнуть мечтательницу с нужного настроя, которого им удалось с таким трудом добиться. Друзья и не заметили, как окружающий мир стал незаметным образом преображаться. Развеялся зловонный болотный смрад. Звезды успокоились, каждая встала на свое место, замерцали, как им и положено, таинственными точками. Магический факел блеснул молниями и разгорелся ярче. Его ровный свет вырвал из темноты силуэты кустов и деревьев, которые теперь уже не казались заколдованными чудовищами. Ветер подул мягко, словно успокоившаяся кошка, спрятал коготки и теперь мягкими подушечками лапок ласково касался лица.
Гайка старался уже не глядеть на спутницу, остерегаясь зацепить неудачным взглядом. Отвернувшись, скоморох увидел то, что заставило его подскочить и с любопытством оглядеться вокруг. Поднеся факел к ближайшим кустам, Гайка уставился на них, словно не верил собственным глазам и радостно воскликнул:
- Наконец-то! Дана, мы же уже там! Тьфу, то есть здесь!
- Говори толком – где это там, которое здесь?
- Забодай меня баран, заплутай леший…. Мы в краю теней! Присмотрись хорошенько – листья-то красные. Это, краса моя, верный признак обиталища теней. Нам удалось все-таки добраться! Ай, да мы, ай, да молодцы!
Дана привстала с корточек, сорвала с куста один из листочков и поднесла его к глазам поближе, рассмотрела его багровую плоскость с ярко-оранжевыми прожилками.
- Да… Листья, действительно, красные… Никогда бы не подумала, что у малины могут быть красные листья и синяя ягода. Так, это правда? Мы в краю теней?
Скоморох радостно закивал и бросился в пляс в присядку, уморительно кряхтя и вскидывая руки. Но сделав несколько приседаний, замер с поднятой ногой, медленно которую опуская, спросил:
- Постой-ка, а где ж летунья наша?