Крипи - Гадатель

Крипи - история ужасов о якобы имевшем место быть.

Наверное, это все моя вина. Но что сделано, то сделано. Незачем горевать о сбежавшем молоке. К тому же то, что я получил, с лихвой окупает то, что мне пришлось потерять.
В то лето я был по уши влюблен.
Итак, первая любовь. Не осознанная толком, не облаченная в слова, бестолково мечущаяся по закоулкам души.
Она была старше меня года на два или три, обожала разговаривать цитатами и была ролевичкой с приличным стажем. Я таскался за ней по лесам и полям, изображая верного рыцаря и преданного пажа. Она была для меня всем. Я хотел быть с ней рядом. Видеть, разговаривать, украдкой прикасаться. Быть рядом с моей белой королевой, моей леди, моей Алисой Кингсли из страны неведомых чудес.
Она все видела и все понимала. В конце сезона сама предложила: не прокатиться ли нам на выходные в одно симпатичное местечко? Никаких друзей, никаких шумных компаний, только она и я. Недвусмысленно, ясно и четко.
Разумеется, я тут же согласился. Кто бы не согласился на моем месте?
Знакомый и привычный маршрут: метро – вокзал – электричка – платформа без названия, просто «93 километр» - поселок – сосновый лес за последними домами – песчаная дорога навстречу неизвестности. Алиса сказала, что прежде никогда не приезжала сюда с компанией, только в одиночку. Чтобы не портить ауру места. Но мне она доверяет. Я же не разболтаю всем и каждому о ее маленьком секрете?
Мы пришли на берег маленького тихого озера в чаше между лесистыми холмами. Разбили палатку, однако вместо того, чтобы собирать сушняк для костра, Алиса позвала меня:
- Пойдем, покажу кое-что.
За лагерем она отыскала тропку – узкую, едва различимую, и бодро потопала по ней, а я - следом. Тропка вела по крутому склону холма, идти надо было осторожно, чтобы не навернуться на скользких выходах глины. Потом земля под ногами резко поперла вверх. Тропа завиляла между гранитными валунами и худосочными елочками, я пару раз клюнул носом и чуть не сверзился, а Алиса сверху кричала мне: «Осторожнее!» Склоны холма ушли куда-то вниз, я ковылял по круто задирающейся горке, стараясь лишний раз не глядеть налево-направо, а таращиться себе под ноги.
После всех мучений мы выбрались на макушку холма. На маленькую круглую полянку, где меж камней росли кустики черники. Лес был под нами – бесконечный, качающийся, скрипящий и вздыхающий. Дул сильный, ровный ветер. С другой стороны поляну замыкал обрыв, невесть отчего походивший на место старта кого-нибудь небольшого, крылатого и маневренного, вроде дракона из Линейки. Здесь он мог бы присесть и расправить крылья, отсюда спрыгнуть вниз и, сделав вираж над вершинами сосен, свечой уйти вверх…
Такие странные мысли лезли в мою бестолковую и влюбленную голову.
Я спросил у Алисы, что за диковинное место такое. Она помялась и рассказала, мол, она считает эту укромную полянку своим собственным Местом Силы. Всякий год в конце лета она приезжает сюда гадать. Спрашивает о настоящем и прошлом, о том, какие ошибки совершила и как их избежать в будущем, что ждет ее и близких ее людей.
- Когда я гадаю здесь, все сбывается, - зачарованно шептала она. – Сегодня подходящая ночь – урожайная луна… Хочешь пойти со мной и спросить луну о своей судьбе?
Еще бы я не хотел. Да если б она заявила, что собирается прыгнуть с холма вниз головой, я бы с радостью составил ей компанию.
Мы посидели на полянке под летним солнцем, потягивая из пакета «Кадарку», беспричинно хихикая и вспоминая до боли знакомое: «Если услышишь странные звуки, не пугайся. Это кричат гагары за Холмом Обозрения…» Я спросил, когда именно начнется сеанс: прямо сейчас или ближе к ночи? Конечно же, Алиса желала провести ритуал ровно в полночь.
В полночь так в полночь. Что нам, молодым да ранним.
Сушняк остался несобранным. Ужина толкового тоже не было. По простой и незамысловатой причине. По пути к лагерю мы с Алисой начали объясняться на тему высоких чувств. Слово за слово, очутились в палатке, она сверху, я снизу, потом наоборот, и вставать уже неохота, а тащиться куда-то – тем более…
Но на самом интересном моменте Алиса цапнула мобилу, охнула и заявила: она идет наверх, я иду с ней, возражения не принимаются. Нацепила футболку и джинсы, схватила свой мешок и птичкой вылетела наружу. Я высунулся и обалдел. Во-первых, начиналась гроза. Во-вторых, темно, хоть глаз выколи. Моя сумасбродная дева резво карабкалась по тропе, только белая футболка мелькала. Я заорал, чтобы она подождала меня, сейчас фонарь найду, не то мы ноги себе переломаем.
Куда там. Когда я с фонарем наперевес ринулся на штурм холма, она уже была далеко. Она не шла по тропе осторожно, как мы пробирались днем. Алиса бежала, легко, быстро и непринужденно, босиком по камням и палой хвое. Понятия не имею, как она разглядела во мраке эту чертову тропку, но, в отличие от меня, она не спотыкалась на камнях и не запиналась о каждый встречный корень. Она летела меж темных деревьев, где-то на краю горизонта ворочалась гроза, и я слышал отдаленные раскаты грома. Воздух пал прелой листвой и острой свежестью, я брел по узкому перешейку, молясь о том, чтобы не поскользнуться и не загреметь вниз, а впереди расправляла белые крылья взлетающая к небесам птица.
Когда я вскарабкался на маковку холма, пыхтя, сопя и отдуваясь, у Алисы уже было все готово. Она притащила с собой свечу и стеклянный шар подсвечника. Расстелила на камнях платок и рассыпала по нему руны.
У нее был особенный набор этих самых рун. Вырезанный на кусочках янтаря, подаренный каким-то полоумным эзотериком. Алиса хранила их в специальном кожаном мешочке и всегда таскала с собой. Я не очень доверял ее предсказаниям, но всякий, как известно, сходит с ума, как знает. Так что я смирно сел, выкроил на морде соответствующее выражение лица и приготовился смотреть спектакль одной актрисы. Антураж и звуковые эффекты были самые что ни на есть соответствующие, нарочно не подгадаешь .Обещанная Урожайная луна так и не показалась, скрывшись за облаками, а ощущение близости грозы все усиливалось.
Алиса собрала руны в пригоршню и несколько раз пересыпала их из ладони в ладонь. Потом выложила из них на платке большой крест, бормоча что-то себе под нос. Я глазел, втайне сожалея, что не прихватил с собой бутылочку мартини из нашего стратегического запаса. Она водила пальцем по янтарным камешкам, слегка касаясь каждого. Ветер раскачивал над нами сосны, те надрывно скрипели, точно жаловались на что-то. Огонек свечи метался внутри прозрачных стен, на душе было одновременно легко и тревожно. Алиса совсем не обращала на меня внимания, а мне хотелось, чтобы она растолковала, что за тайны мироздания такие ей там открываются.
Она вдруг схватила платок за уголки и свернула в небрежный кулек – словно то, что она разглядела в рунах, ей здорово не понравилось, и своим движением она стерла неудачный прогноз.
- Спрашивай, - настойчиво потребовала Алиса.
Ритуал гадания я уже изучил, и заранее придумал несколько каверзных вопросов с многозначительным подтекстом.
Но неожиданно для самого себя брякнул:
- Скажи, как я умру?
 Алису передернуло, но вопрос есть вопрос. Камешки застучали в ее ладонях. Она ссыпала их горкой посреди платка, вытащила три первых подвернувшихся под руку и разложила в ряд. Нахмурилась, пристально всматриваясь в значки на янтарях и отозвалась:
- Еще нескоро. Ты будешь одинок душой, но многие будут нуждаться в тебе и твоих словах.
Звучано туманно и зловеще. Как любое предсказание Алисы.
- Как это понимать? – озадачился я. Алиса всплеснула руками, собираясь подробно все растолковать, но не успела. Небо над нашими головами разорвала праматерь всех молний – белая с лиловым отливом, превратившая лицо Алисы в окаменевшую выбеленную маску с темными провалами глаз и рта. Грянул раскатистый гром, отдавшись болезненным эхом в барабанных перепонках, но неизбежный дождь не полился. Мы застыли, оглохшие и полуослепшие. Алиса выронила руны, заскакавшие по камням и укатившиеся в жесткую траву.
- Бежим вниз! – крикнул я, но не расслышал собственного голоса.
Что-то происходило вокруг нас. Не знаю, что. Видимо, так нам свезло – оказаться в плохое время в скверном месте. Привычный мир подернулся сизой дымкой и стал ускользать от нас, складываясь огромными складками – и эти складки рухнули на нас, как многотонный грузовик с бетоном. Мы стали мухами в янтаре, я видел, что Алиса кричит, широко открывая рот, но не слышал ее голоса. Перед глазами вертелся безумный калейдоскоп. Я видел вершину холма совершенно лысой и усыпанной валунами, я видел ее лесистой, я вообще ее не видел, а видел оледеневшую равнину без конца и края, и из низких туч сыпалось мелкое крошево снега. Алиса появлялась и пропадала, на ее месте возникали какие-то люди. Я видел пятна крови на камнях и черепки разбитой глиняной посуды. Слышал истошные крики людей и ржание лошадей,  и режущее слух лязганье железа. Грязные сугробы и густая трава, снова лед, а потом – большая грязная лужа, посреди которой валялась, вытаращив бессмысленные глаза, отрубленная коровья башка с рогами. Снизу прилетели отзвуки стрельбы – частой, резкой, смешавшейся с очередным грозовым разрядом. Этакое быстрое «та-та-та», прямо как в кино, а потом опять ослепительная белизна-синева, и там, где начинался срез отвесного склона, соткалось что-то трескучее, шарообразное, плюющееся искрами.
Алиса встала на ноги и, пошатываясь, побрела к сияющей аномалии. Я хотел ее остановить, но мои руки схватили воздух. Она шла, словно ее тянули на веревке, в моей голове что-то твердило: «Это шаровая молния, это должна быть шаровая молния, сиди спокойно и неподвижно, и не пострадаешь». Алиса поравнялась с яростно вертящимся вокруг своей оси шаром, оглянулась на меня – и тут ее накрыло сетью из пляшущих молний. Окутало разрядами с ног до головы, и она засверкала, как новогодняя елка.
Я видел ее лицо. Оно было спокойным и напряженным, точно она вглядывалась в что-то далекое, но совсем страшное, а донельзя удивительное. Она стояла, прямая и высокая, одетая в платье из огня и электрических искр, и вдруг повела рукой, словно зовя за собой. Я видел, как шевелились ее губы: она что-то говорила, обращаясь ко мне…
И я поддался. Пополз к ней. Пополз на руках и коленях, потому что не мог идти – ноги не слушались. Вокруг сверкало и грохотало, выворачивая мир наизнанку. Алиса манила меня, свет вошел в ее глаза, сделав их слепыми и белыми, как у Шторм из Икс-менов.
А потом с неба тяжелой стеной рухнул дождь. Фигура Алисы сделалась полупрозрачной, исчезая за стеной воды, тая, растворяясь в ливневом потоке. Я заорал, ринувшись следом, безнадежно и бессмысленно стараясь удержать ее. Мне в лицо плеснуло ледяным огнем, и, потеряв опору, я кувырком полетел вниз, вниз, вниз…
По всем законам физики и логики, я должен был разбиться насмерть.
Но я оказался везучим засранцем. Пропахав склон, пересчитав ребрами все камни и потеряв сознание, я мешком с костями выкатился на трелёвочный проселок, по которому из леса вывозили спиленные деревья. Поселковый тракторист, с раннего утра выехавший на участок, едва не переехал меня своим железным конем. Его можно понять – я смахивал на грязное бесчувственное бревно, валявшееся поперек дороги.
Спасибо поселковым жителям и врачам «Скорой». Меня довезли – то, что от меня осталось. Сломанную ногу складывали по кусочкам. Левого глаза я лишился – похоже, кувыркаясь вниз по склону, напоролся на сук или колючую проволоку военных времен. Я выкарабкался - чтобы угодить прямиком в кошмар наяву.
Алису не нашли. Тела не было. В полиции, недолго думая, сочли, что я привез ее в уединенное место, убил и где-то спрятал труп. Ведь и она, и я были ролевиками, следовательно, эмоционально неустойчивыми и лишенными моральных устоев молодыми людьми.
К тому же в свои первые дни в больнице, еще толком не отойдя от анестезии и пережитого, я наговорил много чего лишнего. Я кричал о том, что Алиса ушла от меня в свет, что я должен был пойти за ней, что она ждет меня там, среди грозы и вспышек молний…
От меня требовали признания. Требовали показать местонахождения трупа Алисы. Приходили ее родители. Отец пытался избить меня, мать непрерывно рыдала. Мои родители не приехали – как бы они выбрались в столицу из своего Хабаровска? Кости болели, словно их жгло кислотой изнутри. Мир стал перекошенным на одну сторону, подернутым черным занавесом. Психиатрическая экспертиза признала меня «условно вменяемым и нуждающимся в постоянно социальном и медицинском контроле». Дни складывались в месяцы. Тела не было, не было и состава преступления, но было заявление родителей об исчезновении Алисы. Меня поместили в профилакторий, где мне предстояло заново учиться ходить и жить.
В те дни я заметил за собой странную особенность. Если я поворачивался в сторону проходивших мимо людей слепым глазом, то мозг неожиданно начинал рисовать мне полупрозрачный голубой силуэт. Вокруг него вихрем кружились огоньки – розовые, сиреневые, зеленые, желтые… Сперва причудливый эффект длился считанные мгновения, потом стал более устойчивым. В один из долгих тоскливых дней до меня вдруг дошло, что мерцающие огоньки на самом деле – руны. В точности такие же, как были у Алисы – обточенные кусочки янтаря с нанесенными на них знаками.
Я принялся изучать их – все равно мне больше нечего было делать. Прочел кучу невнятных пособий для начинающих гадателей. Узнал имена рун, их явный и тайный смысл. Понял, что они обозначают прошлое и будущее человека, особенности его характера, его тайны и склонности. Передо мной словно развернули книгу на смутно понятном языке, где я с трудом разбирал одно слово из пяти.
Я начал проверять свои догадки на окружающих – на врачах, пациентах, приходящих родственниках. Раз за разом, день за днем, все точнее и вернее. Сейчас я мог бы дать Алисе и любой другой гадалке сто очков вперед. Они могли лишь догадываться и предполагать, а я – видел. Каждый человек носил с собой полную историю своей жизни, от рождения до смерти. Это устрашало. И вдохновляло. Я даже не предполагал, что все обернется именно так. Ведь мне хотелось малого: прикоснуться к чужому секрету. Хоть краешком глаза увидеть мир так, как видела его Алиса. Заполучить хоть капельку чуда в этом скучном и сером мире.
Мне отсыпали полную пригоршню чудес – мрачных, пугающих чудес чужих жизней.
Спустя год меня наконец признали вменяемым, невиновным и вылечившимся. Меня выбросили обратно в мир. Я потерял место в институте, мою комнатушку давно сдали, но все это было неважно.
Теперь я точно знал, чем теперь займусь.
Я не даю объявлений в газетах и на сайтах. Не обещаю исполнения любых желаний и миллиона на золотом блюдце. Я просто знаю. Знаю, когда и как вы умрете, что вы делали вчера, как зовут вашу собаку, кто ваши друзья и ваши враги. У меня на ладони лежат ваши мелкие мечты и потуги на самобытность.
Люди сами находят меня. Платят за то, чтобы я взглянул на них и дал ответ. Точный, недвусмысленный ответ, как им быть. Взял за шкирку и подтолкнул в нужном направлении.
Алиса. Ах да, Алиса. Милая глупая Алиса, как и все, принявшая желаемое за действительное, готовая обмануться. Ей нужен был слепо влюбленный поклонник, и она его получила.
Поначалу я слышал во снах ее отчаянные вопли. Со временем я смог возвести между мной и ею непроницаемую стену. Порой я приходил посмотреть на нее – как она молотит кулачками по неодолимой преграде, беззвучно кривя искаженный криками рот. Ей не достало ни силенок, ни ума, ни отваги попытаться вернуть себе свободу. Она колотилась в незримое, как мышка в плинтус, не живая и не мертвая, объятая огнем и треском разрядов. С каждым моим визитом она выглядела хуже и хуже. Пребывание за гранью реальности явно не шло моей леди на пользу.
В какой-то газетенке из разряда «Очевидное-невероятное» мелькнула заметка о том, что на месте таинственного исчезновения Алисы местные жители и заезжие из города грибники порой сталкиваются с девушкой-призраком. Она бежит к ним, машет руками – но, не добежав нескольких шагов, исчезает. Бедная Алиса.
Ее сила теперь стала моей. Нужное время, нужное место. Я не толкал ее в спину, не подначивал, она все сделала сама.
Когда-нибудь я соберусь с духом и окончательно запру ее там.
Скажете, я сумасшедший? Возможно. Но я сыграл и выиграл. Я знаю то, чего не знает никто. Я учусь переставлять руны чужих судеб по своему усмотрению и чувствую себя богом в мире жалких смертных.
Хотите, предскажу вашу судьбу? Садитесь, дайте мне взглянуть на вас поближе.