Арбалета и два мифа 18 глава

Свиток XVIII. «Ева после падения» - изгнание из Реальста.

    Никогда ещё Арбалета Орлеонель так много и так глубоко не спала. Прохлада ночи овевала её лицо, руки радостно разметались по холодному песку, тонкая одежда пропиталась ветром. Под головой у неё лежал свёрток какого-то тряпья, оставшегося от путешествия, а над головой была незримая защита, чтобы песок не попал в глаза, и не замёл с головой. Несколько раз она просыпалась настолько, чтоб вспомнить, кто она и где находится, что она недавно избежала смертельной опасности. Убаюканная этой мыслью, она засыпала опять.
    Наконец, она отлежала все бока - её тело вообще не привыкло столько лежать. Над головой были звёзды, а рядом были друзья. Бывшие рабы спали, тревожно шевелясь во сне. Нэрси не спал и, видимо, уже давно. Мальчик, которого они освободили, тоже начинал просыпаться, беспокойно двигаясь; пару раз он даже открыл глаза, но всегда закрывал их снова.
 -- Ну, добрая ночь, -- прошептала Арбалета, потягиваясь. Нэрси вздрогнул.
 -- Не спишь? Хорошо, а то я не могу больше лежать тут в таком тяжёлом молчании. Я почему-то чувствую себя таким виноватым, хотя, наверное, напрасно...
 -- Конечно, напрасно, ведь ты всех спас. Ладно, кончай болтать, скоро все встанут, надо поискать, не осталось ли какой еды.
    Ни еды, ни воды у них больше не было, зато они наконец отдохнули. Нэрси отправился охотиться на животных Огнистой Равнины, о которых рассказывали вулианцы, а Арбалета осталась с теми, за кого теперь несла ответственность. Она задумчиво вздохнула, когда отыскала среди спящих Эро-Авану. Её волосы серовато-серебристого цвета потускнели от пыли и огня, но всё ещё продолжали лучиться магическим светом. Не было ни единого сомнения, что она тоже рождена в деревне, Арбалета не знала другого такого человека, у кого было бы столько магических сил. Таких, что Эро и сама время от времени не могла их удержать.
 -- Новая Речка, -- прошептала Арбалета, разглядывая складку боли у её губ. В то же мгновение Эро-Авана открыла глаза. -- Спи, спи, это только я.
 -- Я давно не сплю, -- возразила Эро, быстрым прыжком оказавшись рядом с ней. Арбалета растерялась: никогда они ещё не были так близко, никогда ещё не говорили так запросто и спокойно. -- А что, ты мне поверила? Ну и Орлеонель...
 -- Ты так долго знала, кто я такая, -- без всяких предисловий заявила Арбалета. -- Почему же не настучала Констэ?
 -- Не знаю, -- пожала она плечами, избегая смотреть ей в глаза. -- А зачем ты пришла на рудники? Старикашка Лет прислал?
 -- Не знаю! -- буркнула девушка, решив ни в чём не уступать. – Я, наверное, легкомысленный человек. Ты ведь попала на рудники из-за меня.
 -- Какое тебе дело! То, что происходит с провинившимися слугами, никогда не касалось господ.
 -- Ты что, не понимаешь, что давным-давно нет никаких слуг и господ? -- проговорила Арбалета, схватив её за плечи, как упрямую младшую сестру. -- Есть тираны, есть те, кто вынужден их терпеть, и те, кто пытается им противостоять. Если ты констэр - тебя никто не станет удерживать, но теперь ты больше не сможешь вернуться к эфроданиманту: это его приказом ты была заслана на рудники. Когда я шла сюда за тобой, мне было плевать, на чьей ты стороне. А теперь я хочу и добьюсь только того, чтобы ты не принесла вреда.
 -- Я уже не знаю, на чьей я стороне, -- доверительно произнесла Эро. -- Всю жизнь я ненавидела тебя, а теперь ты спасаешь мне жизнь. Но значит ли это, что я всю жизнь заблуждалась, или ты просто одна из многих, совершенно на тебя не похожих?
    Арбалета пожала плечами. У Эро был странный вид. Она ведь была намного старше, но сейчас всё выглядело так, будто она бессознательно рада поговорить с наследницей трона Орланги как со сверстницей, как с подругой. А Арбалета смутно чувствовала, что что-то здесь нечисто.
 -- Я этого понять не могу, -- сказала она. -- Если я способна делать выбор, я точно знаю, на чьей я стороне.
 -- Как думаешь, после того, как я наломала столько дров, могу я ещё раскаяться?
 -- И раскаяться, и даже что-то исправить. Разница в том, что первое можно совершить в полной мере и быстро, а второе - не завершить за всю жизнь.
 -- Я жалею, что в прошлый раз выдала вас с Дананжерсом.
 -- А ты уверена, что у тебя вышло? -- улыбнулась Арбалета. Эро оставалась серьёзной.
 -- Я правда жалею. Я стану скрываться от Констэ, помогать мятежникам...
 -- А ты не хочешь сразу отправиться с нами в убежище?
 -- Нет, я не смогу жить среди вас. Во всяком случае, пока не смогу. Мне о многом нужно подумать, многое совершить. Я просто хочу, чтоб ты знала: я тебе благодарна. И я ухожу прямо сейчас...
 -- Сейчас?!
 -- По-моему, это единственный верный выход. Пока я не превратилась в констэра снова, пока не решилась принять твои предложения, чтоб выследить ваше мятежное гнездо и сдать его Констэ. -- Её голос дребезжал, внутри шла какая-то жестокая борьба, и Эро спешила убежать от зовущего её зова предательства. -- Я отправлюсь в ближайшее поселение, куплю коня, и меня ещё долго никто не сможет найти или поймать. Ведь с Равнины мы почти выбрались, пешком я преодолевала гораздо большие расстояния.
    Арбалета всё ещё не была уверена, что это лучший выход. Она не верила в мгновенное исправление - Эро слишком упряма, порой до ожесточения, она горда. Отпускать потенциального врага на все четыре стороны, зная, сколько лишних секретов он может выдать, Арбалета не имела права.
 -- Что ж, хорошо, иди, -- спокойно согласилась она, дружески взяв бывшую рабыню за руку. Как только их пальцы коснулись друг друга, наследница Орлеонелей быстро и бесшумно произнесла заклятье. Тело Новой Речки мгновенно обмякло, голова бессильно опустилась на грудь. Арбалета не сделала ничего плохого. Только заколдовала ум Эро-Аваны так, чтоб она не смогла ничего рассказать: она ничего не помнила.
    Спустя несколько минут Эро опять очнулась, спокойная, ничего не подозревающая. Она тепло попрощалась со спасительницей, при помощи волшебства определила нужное ей направление (она решила идти в злополучный Мериан) и скрылась в стороне от их маршрута. Арбалета сомневалась, правильно ли поступила, достаточно ли предпринятых предосторожностей. Но что толку…
    Вернулся Нэрси с добычей - молодым плотным коронгуром. Такое животное, смахивающее на маленького оленя, только с ногами, приспособленными к путешествиям по пескам, и без рогов. Пока дружно разделали тушу, девушка рассказала, что произошло. Нэрси отнёсся к произошедшему не столь хладнокровно. Он сказал, что нужно срочно написать на Вулиан кому следует. Он хотел разбудить ещё дремавших рабов, и Арбалета не могла его отговорить. Вообще Арбалета впервые видела, что он способен разозлиться на неё, хотя до сих пор был почтителен, даже излишне любезен. Она даже в тайне зауважала его чуть больше, чем раньше.
 -- Что-то случилось? -- робко спросила женщина, бывшая рабыня. Они и не заметили, как она присела около и стала помогать с завтраком. Оба почувствовали укол совести.
 -- Ничего, нам теперь ничто не грозит. Где ваш дом? Вчера мы так спешили уйти как можно дальше, что не успели переговорить.
 -- Мы с сыном из Сиаверкена. Я и мой муж были мирными жителями. Всё, чего нам хотелось, это счастья для ребёнка. Поэтому мы жили, не споря с законами эфроданиманта. А однажды муж не вернулся домой (он работал в городском сенате и занимал довольно высокий пост). Сначала я не поверила, что с ним могло случиться что-то нехорошее, но чем дольше его не было, тем страшней мне становилось. В конце концов я взяла сына с собой и отправилась к зданию сената. Мне сообщили, что мой муж арестован за незаконные связи с мятежниками, что он приговорён, как и всё его семейство. Так мы оказались вдали от дома, лишённые свободы. Мужа я больше не видела. Я слышала, будто его казнили. Больше всего я боялась за сына, ему было суждено провести на рудниках остаток дней и я... я молилась. Не знаю даже, как вас благодарить, вы спасли мне больше, чем жизнь... вы спасли моего мальчика...
    Истории других бывших рабов были схожими. Кто-то попадался за совершением преступления против констэрства. В конце концов Арбалета не могла больше этого слушать и, когда старик рассказал о рудниковой пещере с расплавленным жидким золотом, она расплакалась. Стыдно - перед этим сильным человеком, живым и твёрдым после всех терзаний. Но никто не осудил её слёз.
    Когда забрезжил рассвет, они потушили костёр и тронулись в путь. Мгла и Сон брели рядом, и Арбалета с Нэрси часто разговаривали с ними, поглаживая их шеи.
    На следующий день они достигли Нартара, одной из трёх деревень, стоящих поблизости друг от друга на равных расстояниях: Нартар, Мериан и Логнаф. Здесь большая часть бывших рабов пошла своей дорогой, в их числе были и женщина со своим сыном. В Нартаре Арбалета и Нэрси провели всего несколько часов, ушедших на сон. Вместе с ними пошёл дальше лишь один молодой человек, с рвением рассказывавший, по какой причине его заслали на рудники. Если верить этим рассказам, то перед ними был настоящий мятежник, совершивший чудеса мужества. Впрочем, юноша не хвастался, он только делился восторгом, как он остался жив после стычки с отрядом констэрских воинов меча. Арбалета пообещала, что он станет почётным жителем на Вулиан. С тех пор они много говорили о тайных и явных столкновениях мятежа с констэрством.
    Обогнув Мериан размашистой петлёй (миновав Огнистую Равнину, снова стало можно оседлать пегасов), они оказались в Логнафе. Из Логнафа каждый последовал своей дорогой. Нэрси должен был доставить юношу на Вулиан, рассказать обо всём "патриархам" и вернуться к прямым обязанностям градоправителя. Арбалета же снова становилась служанкой, и прямой обязанностью для неё было посещение Реальста. Путешественники расстались. Нэрси долго спорил: после случая с кольцом, Аомету ждала беда. Но девушка уже вскочила на Мглу и скрывалась в синеве неба. Может, она и делала вид, что всё забыла, а у самой в ушах звенело: "Эфроданимант слышал каждое слово…" Арбалета понимала, что совершает большую ошибку, мчась на верную гибель, но поступив иначе, всё равно что призналась бы во всём. Ведь Аомета была бесшабашной, в конце концов, и ещё могла выйти сухой из воды.
    Всадница приземлилась у самого подъёмного моста перед замком. Копыта Мглы звонко простучали по вымощенной дороге и остановились. Арбалету насторожила странная тишина, царящая вокруг и в самом Реальсте: с той стороны не доносилось ни звука, и здесь, снаружи, тоже никакого движенья, даже ветра нет. Арбалета не трогалась с места: её Мглу знал весь Реальст, нужно было только подождать, пока её узнают и пропустят.
    Так и случилось. Опять удивило беззвучие, с каким опускался мост. Он скрипел как всегда, но при этом ни одного привычного крика, будто замок обслуживали привидения, которых нельзя ни видеть, ни слышать.
    Мост опустился. Она не успела ничего сделать: невидимая магическая рука бесцеремонно ухватила её за воротник, стащила с пегаса, поволокла через мост, так что девушка едва успевала касаться ногами досок. Арбалета часто падала, но рука неумолимо рвалась вперёд вместе со своей жертвой. Но самое непонятное Арбалета увидела, оказавшись на первом кольце укреплений, где никто не жил и только стояла стража. Все они застыли каменными изваяниями, магия застигла их за привычным делом: на часах, смене караулов, возни с факелами, с оружием, за болтовнёй, украдкой выпитым вином, раскладом пасьянсов и азартной игрой. Напоминало музей восковых фигур. Арбалета пролетучилась мимо, поняв, что единственное двигающееся здесь существо - она сама. Впрочем, она ждала чего угодно. И во внутреннем дворе, и в коридорах,, и в залах, и в комнатах было полно живых статуй, окаменевших за самыми обычными делами и живописными выражениями лиц. Казалось, это время остановилось, а не люди, но Арбалета знала, что Констэ просто не хочет ни одного свидетеля. Странная это была картина.
    Арбалета пронеслась через последний коридор, мимо массивных мраморных колонн, ворвалась в тронную залу. Незримая рука отпустила её воротник, Арбалета с размаху полетела на пол. Поэтому само собой так получилось, что она вдруг очутилась на коленях перед эфроданимантом. Констэ стоял перед подданной во всём своём мрачном великолепии. Во всей зале горели только его глубокие чёрные глаза-бездны и, несмотря на то, что был день, в это помещение не проникало ни единого луча света. Аомета (а это была уже, несомненно, она) бесстрастно поклонилась и попыталась встать, но могучие волны волшебства снова сбили её с ног. Констэ отвернулся и застыл. Ну что ж, она не боялась беззвучной темноты даже в детстве. В ожидании она провела несколько минут, что-то напевая себе под нос. Наконец, чёрный чародей заговорил.
 -- Ты ни о чём не спрашиваешь, значит не отпираешься от своей вины?
 -- Мне не от чего отпираться, я ни в чём перед тобой не провинилась, если не считать, что однажды съела кусок пирога, который ты собирался взять со стола. Что ты устроил? Ты очень неплохо поработал над статуями, которые...
 -- Молчать! -- закричал он и резко повернулся к ней. Лицо было искажено гримасой ненависти, и тем контрастнее прозвучал его спокойный голос: -- Висельница...
 -- Что ты опять хочешь из меня вытянуть? -- обиженно надув губы, спросила она. -- Какую ещё ложь я должна сочинить для тебя?
 -- Что я хочу знать?! Что я хочу знать!! Я хочу знать, какого чёрта вы с Дананжерсом делали на рудниках!!! И с каких пор девчонка с кухни на "ты" с градоправителем столицы?!! А, Аомета Маррэн?!!..
    Впервые за всё время, которое Арбалета дурачила эфроданиманта, он был так зол. От Аометы он многого ждал. Измены констэрству, странам? Он стерпел бы и это! Но молчать, когда произошла измена ему лично!.. Обман нелепый, преступный! А в некотором роде даже мелочный, ради которого рук марать не стоило... Нет, она обошлась с ним как с отвергнутым школяром! Не поставила его в счёт, не восприняла угрозу всерьёз! Всего семеро ничтожных человечков, всех она всё равно бы не спасла. Она пренебрегла всем ради Эро-Аваны, пытавшейся приговорить её. Пренебрегла... и кем?!.. И в то же время он понимал, как обличает его эта ярость. В бешенстве он выстрелил режущим заклятьем, но руки его так дрожали, что оно лишь сильно ранило, не убило Аомету. Констэ дрожал.
 -- Как ты отзывалась о моём законе? Химера?! А сама ты громада, созвездие?!
    Он стремительно подбежал, вцепился ей в голову и, казалось, сейчас своими руками... Арбалета приготовилась сопротивляться, она впервые чувствовала, что он для неё опасен. Она поняла и то, что гораздо слабее его и в магии, и в оружии, и физически. Она всей слабостью сердца ощущала тяжесть мысли: сейчас я умру, всё закончится, я никогда больше не встречу своих друзей и врагов. Но как мало она успела!.. Эфроданимант мог убить её в любой момент, просто чаша переполнилась только сейчас. Руки его сжимали ей горло всё сильней, когда вдруг ярчайшая вспышка ослепила их обоих и отбросила друг от друга. Арбалета упала опять, Констэ удержался на ногах.
 -- Кто... кто... -- хрипел эфроданимант, пытаясь различить в созданной собственными руками темноте неожиданного спасителя Аометы. В ярости он ударил ладонь о ладонь, и резкие лучи рассекли мрак, но полосами, оставляя ещё много тёмных углов и теней. Констэ было слышно, как в темноте кто-то быстро передвигается, подбирается ближе к тому месту, куда откинуло девушку. Один луч упал в лицо безмолвному инкогнито. Страшный вопль эфроданиманта отдался от стен: -- Ты! Снова ты!!!
    Тут последовали такие слова и заклятья в адрес градоправителя Селмивьянского, что Арбалета наконец полностью очнулась. Вскочив на ноги, она ухватила друга за руку и зашептала, не особенно надеясь, что он услышит её слова сквозь шум разбушевавшегося чародея: "Зачем ты пришёл за мной? Ты погибнешь из-за меня, но ты нужен оставшимся..." Нэрси не ответил, только плотнее прижал её к себе, отводя от эфроданиманта, от его смертоносных ударов. Констэ произнёс смертельное заклятье, но резко выпустил его вверх, оно исчезло, ударившись о своды кровавым багровым всполохом. Верховный Чародей-Всех-Эпох неспешно приблизился к ним и стал долго и жадно смотреть сверху вниз. Он представлял, как эта нелепая пара - скорчившаяся служанка и обнявший ей градоправитель - превратиться в горсть пепла. Он видел это так ясно, будто всё происходило на его глазах.
 -- Эфроданимант! -- с мольбой прошептал Дананжерс. -- Убейте лучше меня... Всё из-за меня... Аомета не виновата...
 -- И когда ты сгинешь, дезертир? Мне до твоей собачьей жертвы дела нет! -- ужасающе тихо произнёс Констэ. -- Что, влюбился в служанку, Дананжерс, потомок Фернартов? А это не человек, это змея, ужалившая меня, когда я был готов назвать её дочерью! Кольцо я дал ей в эти самые цепкие руки, так долго не выпускавшие моего доверия, моего слепого доверия... Но сейчас с этим покончено!
 -- Только не её! -- шептал Нэрси в то время, как кровь медленно, но стабильно покидала артерии Арбалеты. -- Меня, меня... умоляю... Всё что угодно сделаю, умру или другого убью, только не трогайте Аомету...
 -- А я её сам трогать и не собираюсь, -- мрачно оскалился Констэ. -- Ей и так жить немного, судя по ране. И кроме меня есть замечательные волшебники, наточившие зуб на нашу милую Аомету. Риана, например, или Эро-Авана, которую вы сдуру сами освободили. Я этому, признаться, очень рад.
    Он прошёлся по комнате, снова остановился напротив них. Плащи мятежников касались его шпор. На его лице было написано безумие.
 -- Хотя зачем добровольно уступать возмездие другому? -- спросил он как бы самого себя. -- Зачем говорить что-то ещё, всё и так предельно ясно!
    Тут он сделал молниеносный выпад, как делает его раненая кобра, полная страха и яда. Нэрси рассуждал не дольше секунды. Ещё миг, и бросившегося наперерез выстрелу градоправителя уже не было бы на свете. Но оперного драматизма не последовало. Нэрси и Арбалета просто отлетели в сторону, спаслись оба. Констэ крикнул, ворвались илиманты (штук пять, не больше), и вспышки посыпались градом.
    Арбалета была благодарна предусмотрительности, выработанной у каждого мятежника: и она, и Нэрси оказались недосягаемы для несложных заклятий - режущих, жгущих, удушающих. Единственное, что могло проникнуть сквозь их барьеры, магия эфроданиманта, не знавшая себе равных. Арбалета не могла быстро удирать, Нэрси приходилось таскать её за собой, помогая переставлять повреждённую ногу. Они задыхались, не знали, куда бежать, и отчаянно оборонялись. Их чары рассыпались направо и налево, магические силы рубили как меч. Мятежники забыли обо всём, только сердце грохотало, да руки работали вперёд головы. Они приближались к окну. Двери в любом случае вели к погибели.
 -- Ну что, что? Думаете, сможете убежать? Отсюда? Из моего логова? -- засмеялся Констэ, приподнял Арбалету за ворот, так что глаза стали смотреть в глаза.
    Илиманты, окружившие тройную композицию, не смели вмешиваться. Во-первых, они поняли, что толку не будет. Во-вторых, эфроданимант теперь и сам мог прекрасно справиться. А в-третьих, они заметили нечто непонятное, что никак не клеилось с логикой. Не последовало убийства. Констэ так и смотрел в широко раскрытые бирюзовые глаза, смотрел внимательно, будто прощался или наоборот, пытался вернуть. А они становились для него всё дальше, всё холоднее, жизнь и смерть перемешались в них, ослепляя его печальной мечтательностью. Что-то сияло с самого дна этих глаз, чего Констэ не был способен постичь, и это его напугало. Это чувство было для него давно забытым, и он не подозревал, что ещё способен так бояться. Он шумно выдохнул. Это вздох превратил всех присутствующих в такие же изваяния, которые заполняли весь Реальст. Он обернулся, не понимая, зачем проверяет, окаменели илиманты или нет. Будто не хотел, чтоб его застигли за постыдным делом. Вернулся к замеревшей парочке. Надо же, как Дананжерс за неё радеет, не глядя на сословие... А сам Констэ разве думает, кто она? Ему не даёт покоя, какая она! Поэтому он и стоит как баран, смотрит на её застывшие черты, и понимает: ни с чем больше ему не было бы так тяжело расставаться. Собственными руками уничтожить последний чистый родник, поивший его столько времени?..
    Констэ осторожно прикоснулся к этому знакомому лицу, к рукам, судорожно сжимающим руки Дананжерса. Злость эфроданиманта перешла в странное новое состояние. Это похоже на яд, который загнали в сосуд и заткнули пробкой. Яд ещё жил и кипел, но теперь Констэ владел им и мог так же легко убрать в дальний угол до более подходящего времени, как и излить на провинившуюся голову. И когда он представлял миг убийства, он чувствовал нестерпимую боль в пальцах: под ногтями их билось сердце этой смерти. Убийство уже обжигало его руки, то самое, которое предназначалось ей... Констэ обхватил голову, глухо захрипел. И тут же, стараясь ни о чём не думать, забыть о самом здравом смысле, схватил обоих пленников с нечеловеческой силой, подтащил к окну и магическим дуновением отправил далеко за пределы Реальста. Пусть очнутся где-нибудь подальше, поломают голову, уедут в Селмивьяну или куда там... к рабам, которых они освободили. Ему они теперь безразличны. Отныне ему всё ясно. Если перед ним поставят выбор - вспомнить об Аомете или о самом захудалом карманнике дальней провинции, он не сомневаясь выберет второго.
    Реальст спал непередаваемым сном. Ему было суждено спать так ещё сутки, пока его «чёрное сердце в чёрной мантии» не очнётся от невыразимого ужаса, бродя по "венам" и "артериям" – коридорам замка - каплей яда...
    ...В который раз Арбалета теряла связь с реальностью в самый жуткий момент, будто смотрела-смотрела страшную пьесу и, не выдержав, задёрнула занавес. Снова она просыпалась, когда всё позади, будто после кошмара обнаруживала себя в кровати. Всё это чистой воды неслыханное везенье было очень к месту, но Арбалета никак не могла избавиться от скользкой мысли, что она носит в себе заячью душонку.
    На сей раз, открыв глаза, она увидела ясное небо и Дананжерса. Нэрси вёл под уздцы Мглу и Бронзу, а саму сударыню Орлеонель вёз перекинув поперёк их широких спин.
 -- Что произошло? Почему я ничего не помню? Как ты отбился? -- пулемётной очередью выдала она, потирая шею, затёкшую от неудобного положения. Нэрси помог ей оказаться на земле, обнял и ответил, став ещё бледнее:
 -- Сам ничего не знаю. Извини, поговорим, когда уберёмся подальше, хорошо? Здесь ещё небезопасно.
 -- Стой, стой. То есть ты не знаешь, как мы сюда попали? -- удивилась она и спохватилась: -- А куда ты подевал того юношу, которого должен был доставить на гору? Прошло каких-то несколько часов, ты не мог успеть.
 -- Я отправил его одного и полетел за тобой. Мы ведь оба знали, что он попытается тебя убить. Господи, что, если бы я опоздал... -- Он снова прижал её к груди.
    Как только Арбалета смогла сидеть в седле, они взлетели и без всяких приключений, добрались до Вулиан. Арбалета не произнесла ни слова, даже когда Линерон задал ей тьму вопросов. Но всё отвечал Нэрси, когда он, Арбалета и "патриархи" собрались в зале Лунных Зеркал. Пока он говорил, она смотрела в пустоту, чувствуя, что зала не приносит обычного покоя. Что-то тянуло её на свободу от всего. И она подчинилась. Бросилась вон. "Нэрси, за ней!" - крикнул Лет II, твёрдой рукой остановив Линерона, тоже вскочившего за своей воспитанницей.
    Нэрси догнал её возле рощи, вцепился в её руку. Она рвалась от него как полоумная.
 -- Ничего не понимаю... Куда ты? -- стараясь говорить спокойно (должен же среди них остаться хоть один нормальный), спросил градоправитель.
 -- Нэрси... отпусти!.. – прошептала Арбалета, отчаянно вырываясь из его рук. -- Вернись к ним, успокой, проверь, хорошо ли обошлись с Мглой, а меня отпусти...
 -- Куда ты бежишь? Эй, ты слышишь меня?!
 -- Не знаю, ничего не знаю! Отпусти, мне тяжело видеть людей! Нэрси, только об одном прошу, пусти и ни о чём не спрашивай, я сама ничего не знаю...
 -- Подожди! Если это чёрная магия...
 -- Нет, Нэрси, это не магия, это я...
    Она резким движением освободилась и побежала в рощу. Ни направления, ни цели, ничего, просто бежать. Она смутно ощущала весну, тревожно вдыхала её запах, бессознательно слышала её голос, голос из птиц, листвы и ветра, голос, отпускающий её. Никаких больше ненужных вопросов, никаких подозрений, масок и притворств, никакого раболепия. Что такое Аомета Маррэн? Что такое немая дурочка Безмолвие? Она Арбалета, только Арбалета!..
    Деревья остались позади. Перед ней был простор, безволшебный луг, открытый всем - илимантам, крестьянам, мятежникам, зверю и птице. И ей, Арбалете. Ворота из темницы. Она не помнила сейчас, что её могут убить, если она покинет заколдованную щитовую сень леса, она вынырнула из зарослей Вулиан, чтобы упасть в траву, шумно, радостно сомкнувшуюся у неё над головой, чтобы дышать глубоко и чутко, как бы пробуя каждый глоток на вкус. Так знающий человек определяет год вина. Арбалета не могла видеть людей, это правда, сначала нужно вволю погонять сердце, уставшее от преклонения перед долгом, родиной, памятью, справедливостью, совестью...
    "Не успокаивайте меня... Я приду в себя и буду снова бороться, снова с тупым холодным взглядом... А сейчас отпустите, не препятствуйте... Я хочу быть собой хотя бы несколько минут, я хочу этого, даже если это похоже на безумие... Отпустите... Отпустите... Забудьте, что я существую..."
    Она каталась в траве как ошалевшая от ночных дурманов пантера, она играла с собственной тенью, плясала какой-то невиданный дикий танец, возникающий в её голове. Кричала бессвязные отрывки из песен, какие-то стихи; выла первые попавшиеся на ум мотивы; обращалась с сумасшедшими словами к себе самой, что-то отвечала таким же спятившим манером. Память её как бы выбрасывала отдельные кадры наружу, будто в неё вдруг упало воспоминание такой мощности, что она расплескалась, чаша её переполнилась, через край...
    Прошло время. Может, часов шесть. Арбалета пришла в себя, замерла и, задрав голову в небо, постояла не шевелясь ещё. Остальное время она потратила на то, чтобы самым тихим шагом добраться до самого высокого холма, какой нашёлся поблизости; и на то, чтобы камнем просидеть на нём в позе человека, постигающего смысл бытия.
 -- Ну что? Ищешь достойную причину, чтобы покончить с собой, но всё как-то мелочно для повода стать частью Вселенной?
    Вопрос был задан несерьёзно, изменённым, смешным, потусторонним голосом. Но это, пожалуй, единственное, что могло быстро и окончательно вывести её из прострации, вызванной истощением физических сил и обострением чувственного восприятия. Арбалета быстро вскочила на ноги, обняла и прошептала прерывающимся голосом: "Живой". Это был Альтнарио.
*
    Альтнарио ничего не объяснял, только пожимал плечами. Выглядел он измотанным и не хотел разговаривать. Всю дорогу до Вулиан Арбалета сердилась на него, пытаясь вывести на чистую воду, но тщетно. Стоило им только подойти к роще, как двое целителей во главе с Нэрси Дананжерсом повязали юношу по рукам и ногам. "Бессовестно так относиться к здоровью, -- строго произнёс один целитель. - Порез ядовитым лукрасием по-вашему шутки, адъютант Вэн-Бэсторен? Кому и что вы хотите доказать? Ваше сгорающее заживо тело испугало бы даже врага, будьте уверены". Напугать Альтнарио не могло ничто, но сейчас даже он больше не отбрасывал смешных замечаний по поводу ядовитых растений. Главная целительница осмотрела глубокий порез, вздохнула и сказала, что в общем-то заражение слабое, им повезло. Вот если бы в кровь попал сок лукрасия, тогда Альтнарио умер бы почти мгновенно, не отойдя от цветка и на несколько шагов. Обработать и промыть, и стоит полежать в изоляторе некоторое время. Адъютант отделался порезом. Арбалета от него не отходила, а потом и сама оказалась в изоляторе.
    Причина была самая нелепая. Альтнарио сдуру пересказал покровителю, как она избавлялась от привычки притворяться Аометой, валяясь в траве, и Нэрси не на шутку рассердился. Линерон и главная целительница поддержали его и решили, что Арбалете нужен отдых. День и ночь проводить в своей небольшой комнате, в четырёх стенах, почти всегда в одиночестве - так рехнёшься ещё быстрее, чем предполагалось. Тогда Альтнарио, осознавая свою вину в произошедших подругиных неприятностях, предложил своё общество, вернее, свою палату. И теперь они лежали на соседних койках, получив почти полную свободу от обязанностей и некоторых вольностей (вроде прогулок по внешней территории Вулиан). Арбалета охотно простила "братишке" своё временное заключение. В конце концов, с Альтнарио скучать не скучно.
    Сам Альтнарио ни о чём таком не думал, и чувство вины было ему, бессовестному, неведомо. "Меня занимает другое, - с фальшивым раздражением заявил он, - какое это мучение - быть "братишкой" уникальной сестры". Он радовался, что проваляться остаётся отсилы неделю, пока его раны затянутся. Кстати, происходило это гораздо быстрее, чем все ждали.
    В первые два дня их никто не трогал, и они могли мирно валяться на своих "лежбищах", не замолкать ни на секунду, или просто думать о своём, или ухохатываться друг на другом. На третий день явился Магистр и привёл близнецов - мальчика и девочку. Близнецы умели рассказывать и знали все подробности последних важных событий. И о они могли ускорить выздоровление благодаря каким-то спутанным, им одним известным, нашёптываниям, которым их "научила матушка Дзинибо давным-давно". К тому же сам Магистр не мог дотащить ворох посланий, которыми доброжелатели усыпали "больных". Близнецы с порога бросились обнимать изолированных.
    До ночи, пока не растаяла последняя свеча, Альтнарио с Арбалетой помогали друг другу разбирать почту. Их поразило, сколькие в них, оказывается, верят, сколькие готовы помочь, когда защитник, на которого надеялись, вдруг становится слаб и сам нуждается в помощи.
    На следующий день Ранаэл оградил их от общения, и они снова затрещали между собой, заливались как птицы. Ни у кого уже не осталось и тени сомнения, что они брат и сестра во всём, кроме крови. Альтнарио слушал рассуждения Арбалеты о счастье полного отречения от Констэ. Адъютант хранил привычную беззаботность, но тем больше был парадокс - детское простодушие и усталость раненой внешности. Арбалета долго терялась в догадках, не решаясь спросить, что же случилось с ним и Томагом после того, как они расстались на Огнистой Равнине. Альтнарио не долго был молчалив, совсем не по-альтнарьевски. Таким же он был, наверное, только в момент, когда Лет II бросился на него, пытаясь бороться с голосом магии, гремевшим у него в голове. Но наконец Альтнарио заговорил,  стараясь всячески сократить рассказ, но Арбалета слушала не перебивая.
    Большую часть времени у двух адъютантов заняло само путешествие. К ночи они наткнулись на отряд смуглых людей, вооружённых копьями, мечами и очень не клеившимся к их внешнему виду огнестрельным оружием. Томаг был удивлён, что Альтнарио не предпринял пытался сбежать и даже не взялся за рукоять. Наоборот, он сразу отстегнул портупею и помолчал несколько минут, дожидаясь, пока все пустынники будут готовы его слушать. Потом поприветствовал их на языке песчаных народов. Только тогда пустынники опустили оружие. Они были удивлены, что чужак знает их наречие.
 -- Но вообще, -- с вялой улыбкой заметил адъютант Вэн-Бэсторен, -- я выяснил, что у меня чудовищный акцент. Я же имел удовольствие общаться только с двумя кланами, а это были совсем другие.
    Никто и не думал верить, что он пришёл с миром, их просто распирало любопытство, и аркебузы мелко подрагивали в их руках, ещё не привыкших к таким игрушкам. Альтнарио снова заговорил по-песчански. Он спросил, знают ли они, где сейчас находятся нужные ему кланы (ибо пустынники являлись кочевниками). "Кто ты и твой спутник? Чего вы хотите от наших собратьев?" - холодно ответили ему вопросом на вопрос. Юноша сообщил, что ищет тех, кто осмелился противостоять Констэ. Тогда пустынники пришли в бешенство. "Как у илимантов хватает наглости засылать шпионов , прячась за спинкой трона? - прошипел один, коршуном кружа вокруг адъютантов. - Если Констэ такая трусливая скотина, что не смеет говорить лично с тем, кто бросил ему вызов, пусть, по крайней мере, его лизоблюды не оскорбляют нас, предлагая продаться!.." Его слова вызвали такой резонанс в вооружённой до зубов толпе, что Томаг испуганно прильнул к Вэн-Бэсторену, представив, как в него выстрелят сразу несколько мушкетов. "Вы судите нас прежде, чем узнали, а чего тогда от нас требуете? - вспылил Альтнарио. - Бросаетесь на нас как звери, но у вас нет доказательств, что мы здесь из-за Констэ!" Его насмешливо спросили, кто же они, если не шпионы-илиманты. И юноша ответил ещё более дерзко, чем прежде: "Вероятно, шпионы-мятежники".
    Томаг трепыхнулся так, будто одна из пуль в него всё-таки угодила. "А что, - продолжал Альтнарио, не замечая его потрясения, - рассудок понятие несложное. Раз мы не друзья Констэ, значит, мы его враги, не враги мятежников, так значит друзья. Или по-вашему парочка крестьян могла уйти за грибами в пустыню? Чтоб заблудиться, мы могли и поближе выбрать закоулок…"
    Слушая всё это безумие, Арбалета не знала, что делать: смеяться или сердиться. Оставалось только слушать.
 -- Ты точно человек из плоти и крови, или это призрак убитого в пустыне Вэн-Бэсторена вернулся на Вулиан?
 -- Проверь, проверь! -- засмеялся Альтнарио, протягивая к ней руки. -- Разве у призрака есть такая человеческая сила и такое человеческое тепло?
 -- Что они ответили? -- с улыбкой прервала она его.
    Пустынники оказались свирепыми ребятами, но они просто не успели напасть: дело спас Томаг. Впрочем, тоже весьма своеобразно. С ужасом отскочив от своего покровителя, он закричал: "Ты обманул меня! Ты не говорил, что ты мятежник!" Тут пустынники совсем обезумели. Они решили (да так это на самом деле и было), что Томаг констэр, и один из них выстрелил, произнося тут же: "Смерть констэрскому крысёнышу". Альтнарио успел схватить с земли свой меч и ударить по стрелявшему оружию, так что Томаг всего лишь сел наземь от страха, не получив ни царапины. Зато адъютант Вэн-Бэсторен был не на шутку встревожен: пустынник сумел поджечь фитиль оружия незаметно для него и чуть не убил ребёнка. Действовать нужно было быстрей. "Тот, кто хочет тронуть моего ученика, пусть сначала сразиться со мной честно, без огня, - спокойно, но непреклонно произнёс он. - Сталь на сталь, сердце к сердцу". Он откинул край плаща, и все увидели два пояса - две змеиные шкуры, одна потемней, другая с отметинами, которые умеют читать только пустынники.
 -- Для них это было как небесное знамение, глас, велевший верить мне, -- торжественно пророкотал адъютант.
 -- Дальше.
 -- А дальше уже неинтересно. Они согласились терпеть Томага, для проверки побились со мной несколько минут и отвели куда следует. Оказалось, что главное гнездо восставших очень близко к границе пустыни. Я переговорил с вождями, предъявил пояса. Мы договорились. Сейчас будет тихо, пустынники предстанут перед эфроданимантом и его войском эдаким святая святых, тихие, мирные, дружелюбные, белые и пушистые. Всё успокоится, нужно только время. Ну да оно найдётся. Пустынники как раз успеют получить необходимые навыки. Как только настанет благоприятный момент, мятежники дадут им знать, и произойдёт большой удар.
 -- По твоей милости развяжется открытая война, -- потрясённо проговорила Арбалета. -- Все так старались не дойти до крайности, а теперь...
 -- Все надеялись исцелить Две Земли от констэрства медленно, как простуду, -- поморщился юноша. -- Но всем было известно с самого начала, что тут кое-что посерьёзней. Тут опухоль и уже не первой свежести. Такое можно лечить только хорошо наточенным ножом, спроси-ка наших целителей, убедишься.
 -- Я понимаю. К этому всё шло давным-давно. Но мне кажется, я слишком привыкла быть Аометой и только мечтать о битвах. С тобой разве не случалось, чтобы воплощённая мечта заставляла сомневаться?
 -- Нет. Нужно всегда точно знать, чего ты хочешь. Но это сейчас неважно, мы говорим о пустяках. Скажут "патриархи": вперёд, в атаку - и мы с тобой рванём, громко смеясь над твоим приятелем Констэ. Слушай дальше... Не знаю, обратила ли ты внимание, но я вернулся довольно быстро. А ведь у меня тьма времени ушла на пир, устроенный в мою честь, в честь доброй вести, которую я принёс, мол, мятежники с ними заодно, ура, констэрство долго не протянет. Томаг зол на меня. Ну да остынет, я надеюсь. Я не то хотел сказать. Я вернулся быстро, потому что до Фонарты добрался на драконе.
    Его глаза вспыхнули диким огнём, он странно посмотрел на Арбалету, потерявшую дар речи. Оба думали об одном и том же.
 -- У них всего несколько прирученных особей, -- пояснил адъютант. -- А приручить хотя бы одного почти невозможно. Я не сомневаюсь, эта демонстрация была для всех мятежников, чтоб не жалели, а гордились созданным союзом. Это был ещё маленький дракон, длина его распахнутых крыльев была больше длины всего тела, а длина тела всего на несколько локтей превышала два моих роста. Но с такими скакунами, хотя бы с тридцатью, мы нанесли бы такой удар, это была бы такая битва... Достойное воплощение твоей мечты, честное слово!
    Арбалета и сама так считала, но не могла скрывать от "брата" опасений. Альтнарио провёл рукой по волосам и миролюбиво проговорил: "Пока ещё ничего не стряслось, а когда начнётся битва, всё кончится быстро. Прежняя борьба длилась куда дольше, она и сейчас длится".
 -- Какой же ты, мой брат… -- Она доверчиво прильнула к нему. – Чудо какое-то…
    Юноша гордо вскинул голову, и на этот раз это было действительно оправдано.
    В эту ночь они долго говорили и уснули в тот же миг, как закрыли глаза.
    Утром пятого дня пришёл Ранаэл Суэз. Но настоящий сюрприз ворвался в обед. Эрлян и Вигар наперешибку бросились к Арбалете, поцеловав вдвоём обе её руки. Альтнарио, очевидно, слишком громко закашлялся, потому что оба посетителя рассмеялись и хором заверили его, что их визит носит крайне дружеский характер. "Только ни слова Дананжерсу", - усмехнулся Эрлян. Вигар отнёсся к ситуации с б`ольшим почтением. Первым долгом в подробностях расспросил, куда пришлись ранения. Тоже пристально их осмотрел, что-то для себя решил (а он был сведущ в медицине, так как некогда являлся частым участником турниров). Потом сообщил, что Альтнарио должен полностью оправиться дней через пять, не меньше, хоть его и намерены выпустить по прошествии недели. "По-моему разумению", - сказал Вигар, но время показало, что разумение его оказалось правдиво.
    Остаток "дружеского визита" заняла болтовня. Время от времени лучники сами перебивали себя, затеяв игру: то и дело ловкостью магии выуживая по цветку из волос Арбалеты. Когда гости уходили, на одеяле лежала пушистая охапка полевых однолетников и благоухала так, что проходящие под окном люди на расстоянии пяти ярдов улавливали аромат и недоумённо замедляли шаг, пытаясь понять, откуда на горе могут быть полевые цветы.
 -- Интересно, кого ждать завтра? Сам эфроданимант становится каким-то серым и незначительным на таком пёстром фоне, -- сказал Альтнарио.
 -- Не преувеличивайте, господин адъютант, -- бодро расчёсывая волосы, чтобы вытряхнуть оставшиеся лепестки, ответила Арбалета. -- Если он придёт, я буду рада посмеяться над тем, что уже навсегда окончено, и послать его ко всем чертям. Но меня интересует другое... -- Она мгновенно посерьёзнела. -- Куда девался Дананжерс? Отсутствие хотя бы одного из нас он должен был заметить, а? Просто я беспокоюсь...
 -- Во дурак! -- Альтнарио резко сел и, поморщившись от боли, схватился за бок. Не обратив на это внимания, юноша бросился рыться в шкафу, и вскоре извлёк оттуда сушёную розу. Арбалета неторопливо взяла её и внимательно осмотрела. Альтнарио, как показалось девушке, чего-то жда и почему-то над ней смеялся.
 -- Что это? -- членораздельно спросила она.
 -- Роза, -- чинно ответил он.
 -- Что за роза? -- ядовитым голоском осведомилась она.
 -- От Нэрси. Это послание. Только вот как его открыть, интересно знать?
 -- Вот же изворотливый угорь, ведь всё ты знаешь, как она открывается! Там анекдоты что ли, что ты так катаешься…
 -- Ну догадайся, ну смеха ради, догадайся!
    Она ещё раз пристально осмотрела цветок. Неужели, нужно повернуть шип как рычаг или что-то в этом роде? Или произнести заклинание крайне щекотливого свойства?
 -- Долго думаешь!
 -- Да заткнись, умник! Сдаюсь, понятия не имею, чего ты от меня добиваешься.
 -- Внимание, подсказка: роза! Значит, для... Кому же из нас Нэрси мог прислать цветок?
 -- Что?.. А, ясно, -- она покраснела. Но раз Альтнарио уже его разгадал и так ухохатывается, ничего страшного.
 -- Ну, и? Неужели до сих пор не понимаешь, как её открыть?
    Арбалета несколько раз произнесла своё имя, но ничего не произошло. Попробовала открыть розу заклятиями - безрезультатно. На худой конец стала раздвигать лепестки руками, и как будто получилось, но в серёдке была пустота. Она убрала руки, а цветок закрылся, насмешливо храня свою тайну. Нужно было что-то особенное, чтобы заставить его раскрыться самостоятельно.
    Наконец, Альтнарио, сжалившись, сказал: "Да поцелуй ты его, бедолагу". Она снова покраснела, но совет всё-таки выполнила. В тот же момент розовые лепестки тревожно зашуршали и медленно и величаво раскрылись. Из пушистой розы, в момент наполнившейся свежестью, будто её только что сорвали в саду, искрясь от пламени свечей, выпорхнуло мягкое красноватое сияние. И в комнате прозвучал знакомый голос Дананжерса так явно, словно он в этот момент находился в комнате.
 -- Арбалета, -- начал голос, -- я от души жалею, что причастен к твоему пребыванию в больничном крыле. Но я рад, что твои раны зажили. Прости, что не могу быть с тобой именно в это время, потому что нахожусь в Бора по приказу моего отца. Будь уверена, если бы тебе грозила опасность, я ослушался бы и пришёл. Лишь уверения моего адъютанта заставили меня оставаться вдали от Вулиан. Тебе всё известно, ты знаешь, что Констэ похож на пороховую бочку при одной мысли обо мне. Он требует меня в Селмивьяну. Я жив и надеюсь не пострадать от его руки и дальше. Ведь все сначала сочли меня мёртвым, павшим в дремучей чащобе Межземелья. Сейчас я в Орланге и, пожалуй, никогда ещё не пользовался таким успехом среди горожан и таким недоверием у Верховного Чародея. Но он, спасибо и на том, по крайней мере не вспоминает, что произошло к тронном зале. Что ж, нет худа без добра, это верно. Жаль, что больше не могу видеть тебя в столице. Аомета ведь умерла? Как сможешь, напиши мне, постоянно держи меня в известности. Я хочу знать, где ты и что с тобой. До встречи. Хотя нет, постой, позаботься там о нашем верном Альтнарио, он очень заслуживает поощрения за такую честную службу. До свиданья, надеюсь, скорого!
    Когда голос замолчал, Альтнарио, сдерживавшийся всё это время, мгновенно оказался на полу и рассмеялся так, что у него снова началось кровотечение в боку.
 -- Святая простота! Спохватился, вспомнил о "верном Альтнарио"!
 -- Господи, приятель, ложись обратно! Посмотри только, что ты... Львиная грива и пять зубов дракона, ты посмотри на свою одежду, и тут кровавая лужа на полу...
 -- Глупости, где ты видишь лужу? Несколько пятен. Сейчас прибежит кто-нибудь и быстро меня залатает, -- беззаботно отмахнулся юноша, садясь на кровать и стараясь не испачкать простыню и одеяло.
 -- Фениксы и ведьмы...
 -- Да уймись ты. Если бы я тебя не знал, решил бы, что ты одна их тех придворных дам, которые в настоящий момент липучими пчёлами облепили нашего несчастного градоправителя. Ведёшь себя так, будто никогда не видала раны.
 -- Ну прости, прости. Ты стал вспыльчив, похоже, опять лихорадка. Дай потрогаю лоб, вдруг температура...
 -- Ты не отвлекайся на пустяки, -- прервал он и отстранил уже приближавшуюся руку. -- Что скажешь о Нэрси?
 -- По-моему, ему самому надо проветрить мозги. Как можно так говорить о тебе? "Честная служба", "поощрение"! За то, что ты в одиночку отправился в пустыню... А раньше ты спас ему жизнь.
 -- Да нет, это как раз на него похоже. С тех пор как его мозги, которые и впрямь было бы неплохо проветрить, забиты тобой, он мало думает о том, что касается других. Нет, не подумай о нём плохо, он очень сознательный констэр, редкий среди остальных. Просто он... о многом забывает.
 -- Ничего себе забыл! Этак можно забыть, на чьей ты в действительности стороне. И то это будет лучше, чем то, что он забыл, кому обязан жизнью, -- сгоряча добавила она.
 -- Как ты смеешь винить его в том, что из-за тебя он потерял голову?
    Очередная колкость застыла у неё на губах. Лёгкий укол совести коснулся сердца Арбалеты, и она, уже спокойно, ответила:
 -- Тем не менее, это не оправдание.
    Вошёл целитель и ужаснулся такой большой потере крови: "Как у вас только сил хватает на болтовню?!" Арбалета, чтобы избавить друга от нравоучений, попросила позволения прогуляться по роще. А что, вдруг и правда пустит? Пустил, взял одно лишь честное слово, что с ума схождения больше не будет. И Арбалета выпорхнула вон.
    Она знала, кого хочет найти прямо сейчас. Она вошла в классную комнату, где иногда можно было его встретить, поспрашивала встречных и сама не поняла, как оказалась в роще. Но именно там он и был. Потому ли, что она привыкла ничему в нём не удивляться, но странное занятие Чёрного Феникса не вызвало в ней никаких эмоций. Зэрт не заметил её приближения. Стоя на одном колене, учитель собирал ядовитые цветы, обжигал пальцы, чуть заметно морщился от боли, а надеть защитные перчатки было явно не судьба. Арбалета подошла ближе, стараясь лучше рассмотреть странное растение, его большие красные лепестки и стебель холодного голубоватого оттенка. Таким же точно, она знала, целители несколько дней боролись с болью Альтнарио (да и с её собственной, когда ей случалось получить заражённое ранение). Дело в том, что лечить такие раны требуется после того, как сделаешь их незаметными для больного. Иногда, как помнилось сударыне Орлеонель, она была на грани обморока от боли, и лекаря не решались прикасаться к ране, боялись, сердце не выдержит. Поэтому каждый раз сначала смазывали очищенным от яда соком этих цветов. Клин клином вышибают - яд являлся и противоядием.
    Вот Арбалета и замерла. Чтобы Зэрт Чёрный Феникс собирал (сам!) цветы? Странно, пусть даже и с основательной целью.
 -- Вам что, не больно? -- прошептала она, подкрадываясь бесшумно, как нимфа.
    Зэрт вздрогнул, но не в его привычках было выдавать смятение (если в нём таковое вообще имелось). Бесстрастно обернувшись, он поздоровался, кратко ответил: "Нет". И снова взялся за своё дело, как бы забыв о существовании пришедшей.
 -- Зачем вы собираете их голыми руками?
 -- А как же?
 -- В перчатках, -- с нажимом пояснила она.
 -- Зачем? Если собрать их вручную, они меньше повреждаются, пыльцы остаётся больше. Кстати, что ты здесь делаешь? Я думал, тебе положено «предаваться отдыху».
 -- Спасибо за беспокойство. Скоро я снова смогу посещать ваши уроки.
 -- Я рад, -- кивнул Чёрный Феникс отчуждённо, отчего слова его стали совершенно неискренними. Арбалета ощутила, как возрождается чувство презрения к учителю, но ещё раз посмотрела на контрастные пятна, которыми покрылись его ладони, и, в конец запутавшись, тяжело вздохнула.
 -- Чёрный Феникс, -- сказала она, -- почему вы притворялись больным, а сами прибыли в Реальст, угрожали зачем-то Мальклату?..
 -- Уроки магии становятся нужны тебе всё меньше, -- заметил он между делом, -- всё заметней требуются уроки хороших манер. Тебя Линерон не научил, что лезть не в своё дело нехорошо, а иногда... м-м, опасно?
    Ответом ему был яростный шорох раздвигаемых кустов и удаляющихся шагов. Кровь стучала у Арбалеты в висках молотами. Она чувствовала, как слабость снова растекается по телу, от злобы, и сочла за лучшее вернуться в палату. Но даже не выбралась из рощи, как остановилась, покраснела. Кто такой Чёрный Феникс, чтобы из-за него портить себе настроение, лишать себя долгожданной прогулки? Да пусть она встретиться с ним взглядом - ни единых жестом не выдаст ничего, кроме равнодушия.
    Навстречу вышел Линерон Созереми. Он искал её, и она была рада его видеть. Взявшись под руки, они степенно зашагали между деревьев.
 -- Скажу честно, я был против того, чтобы рассказывать тебе, -- вступил Магистр Бора, и на его лице появились мелкие черты тревоги. -- Но Ранаэл с Летом настояли. Они смогли убедить меня в твоём благоразумии, и я от души надеюсь, что ты не заставишь меня сожалеть.
 -- Заинтриговал, -- улыбнулась Арбалета.
 -- Скажу одним словом, всё очень просто. Завтра утром к побережью приближается корабль с Туманной Земли. Мы не знаем, кто на нём - мятежники или констэры. Нужно выяснить.
 -- И я могу помочь, но нужно быть осторожней! -- радостно вскричала она. -- Обещаю, что не стану рисковать, честное слово, всё будет очень...
 -- Я не хочу, чтобы ты принимала в этом участие, -- сухо оборвал он её. -- Твой гнев был весьма предсказуем. Я же знал, что молчать о туманоземельцах будет благоразумнее, чем сначала распалить тебе воображение – и на всё наложить запрет...
 -- Но почему? Ведь я почти здорова... Я и не болела ничем!
    Магистр был непреклонен. Он долго отговоривал её от этой затеи, сжимал её руки в своих тёплых ладонях, говорил, как она дорога ему, и как он не хочет её потерять. Арбалета безжизненно улыбалась, как улыбалась бы у постели больного, которого нельзя огорчать, но который всё равно не сможет помешать ей поступать так, как она решит. Когда Магистр закончил, он вдруг заметил холодок в улыбке своей воспитанницы, и мгновенно выпустил её руку, в отчаянии отшатнувшись. "Пойдём", - сказала Арбалета и привела его в их палату. Не дав Альтнарио и целителю рта открыть, она влезла под одеяло и произнесла:
 -- Ну сам посуди, какое это мерзкое зрелище: лежат два здоровых лентяя, а им за это же ещё и почести - Леты Вторые, Ранаэлы Суэзы всякие. Неужели ты заставишь меня и дальше валяться здесь?
 -- Делай, что хочешь, -- спокойно ответил Магистр, -- всё равно на этот раз тебе не удастся...
    Раздался стук, Альтнарио быстро крикнул "да", и посетитель вошёл. К "Летам и Ранаэлам" Арбалета уже привыкла, но когда открылись двери, и вошёл не Правитель, не Верховный Чародей, а обычный учитель, ей стало не по себе. Зэрт учтиво поздоровался с каждым, будто совершал такие посещение ежедневно, поставил на стол какую-то корзину, попросил прощения за прерванную беседу и поинтересовался, не стоит ли ему уйти.
 -- Нет, нет. -- Линерон радушным взмахом руки пригласил Феникса присесть рядом на второй стул. -- Хоть ты скажи ей, Зэрт, что в одиночку бросаться навстречу туманоземельцам, которые почти наверняка констэры, опасно. Она не слушает меня. Но в этот раз у неё ничего не получится. Никто не собирается рассказывать ей, где пристанет их корабль, а произойдёт это не в порту, а у дикого берега. Если тебе, Арбалета, даже удастся сбежать, ты никогда не найдёшь причал.
    Она ответила ему полным гордости взглядом, не желая выказать (по крайней мере при Зэрте), как задело её это открытие. Чёрный Феникс скучал. Арбалета презирала его в эту минуту, как и множество раз прежде в такие же моменты. Как невыносим этот взгляд, далёкий от всего человеческого! Линерон тяжело вздохнул, сказал, что "не будет мешать", и покинул палату. Он уходил с тяжёлым сердцем, но с чувством исполненного долга. Арбалета же торжествовала хотя бы оттого, что Альтнарио - это незаменимое грозное оружие против незванных гостей - покоится сейчас подле и видит и слышит Чёрного Феникса не хуже, чем она сама.
    Речь зашла о том, с чего начинали буквально все, едва оказывались в компании "больных", только гораздо более сухо: о том, что "в них есть подлинное мужество". То есть Зэрт, конечно, и не думал рассыпаться в комплиментах, как Эрлян, и не стал проявлять беспокойство обо всех мелочах, как Вигар или близнецы; очень скупо выразил должное почтение смелым поступкам и всё. Но для него это было прямо-таки подозрительно эмоционально... Арбалета украдкой прыснула в кулак.
    Зэрт говорил с ними (с ней!) легко, без принуждения, но сударыня Орлеонель не сомневалась, что единственным его желанием было оказаться как можно дальше от своей ученицы. Она уже ничего не понимала: он сам пришёл, но походило, будто его притащили на стальном колючем аркане. Разговор был ни о чём, как ручей, который уже прекрасно знает своё русло, куда он неизменно вернётся весной, знает каждый камень и каждый поворот, но снова и снова прокладывает по ним свою дорогу, ленивую и наскучившую. Арбалета держалась довольно долго, решив проявить терпение хотя бы раз в жизни. Если пришёл - сам всё расскажет, нечего его торопить. А не скажет - его собачье дело; значит, то, что он хотел сказать, не настолько важно.
    А Зэрт молчал. То есть не вообще молчал, но суть визита пока не выдавал. Даже Альтнарио уже не знал, как ещё продолжать болтовню, все мелочи своего путешествия перебрал, про Томага заговорил, спросил, что думает об их ссоре Чёрный Феникс. Арбалета отвечала машинально, но тут очнулась и сообразила, что уже свихнулась, если до сих пор позволяет себе и своему собеседнику играть в какую-то нелепую игру.
    Прислушавшись же к Зэрту, она решила, что помешалась не она одна: учитель её «побрёл не в ту степь», заговорил про ерунду, никак не клеящуюся к происходящему. Он говорил про море, про побережье у самого начала скал и о том, что только там может посетить истинный покой. А покой - это же как раз то, что нужно Арбалете с Альтнарио в данный момент, верно? В любом случае лучше, чем валяться в душной палате. И Арбалета почувствовала такое едкое раздражение, такую обиду, ощутила себя такой глупой маленькой девочкой, которую так легко обманул взрослый шутник, что не выдержала и воскликнула:
 -- Я не совсем поняла, чего вы от меня хотите!
    А, начихать на всё терпение, которого у неё нет и никогда не было. Пусть только этот безумный фарс быстрей кончится, хоть бурей, хоть безветрием. Всё началось чудовищно фальшиво, так ничего не будет, если и кончится полнейшей глупостью.
 -- Ничего, -- так же бесстрастно, как и до сих пор, ответил Чёрный Феникс. И как бы про себя, чтоб никто не услышал (но тем не менее все слышали), добавил: -- То, что мне от тебя нужно, ты мне дать не сможешь.
 -- В таком случае, спасибо, что пришли, -- быстро и слишком любезно проговорил Альтнарио, тоже поднявшись со своего "ложа". Вежливости ради пояснил причину такого скоропостижного выпроваживания: -- Сейчас придут с лекарством. Когда мы пьём его, мы ужасно морщимся, а при вас морщиться застесняемся, сударь.
    Арбалета не могла не рассмеяться. Изо всех сил старалась сохранить серьёзное выражение, поэтому безудержный смех вырвался на свободу, прозвучав резко и жестоко. Зэрт не изменил своему равнодушию ни единой чертой лица, ни единым движением глаз. Поднявшись, он на прощанье взглянул на Арбалету со снисходительной полуулыбкой. Он всё же одержал верх, притворившись, что воспринял шутку всерьёз (и у него было доказательство - полное отсутствие чувства юмора). Вдоволь полюбовавшись на яркий яростный румянец её щёк, как на восход солнца, он мягко произнёс:
 -- Лекарство уже здесь, я сам принёс его. Вообще-то этим должен был заняться Томаг, как адъютант и друг, но он «почему-то» не смог пойти. Да, я ещё должен передать вам, что это последний раз, больше лекарств не будет. Что ж, рад, что смог навестить вас.
    Он откланялся и уже в самых дверях заметил ни к селу ни к городу:
 -- Я слышал, что даже в скалах есть хорошие якорные стоянки, как раз в области лучшего место для покоя. Может, Линерон неправ и идущие туда мореходы настроены гуманно?
    Зэрт ушёл, а они остались. Они тревожно посмотрели друг на друга.
 -- Чёрный Феникс согласился принести нам это горькое пойло вместо обидчивого мальчишки? -- потрясённо проговорил Альтнарио, кивнув на оставленную корзину, откуда выглядывала бутыль с ярко-красной жидкостью, перетянутая лентой ядовитого зелёного оттенка. Но сейчас Арбалету занимало другое.
 -- Он ведь только что был при этом...
 -- Ты о чём? -- не понял ещё не очнувшийся адъютант.
 -- Зэрт уже был здесь, когда Линерон отказался говорить мне, куда приплывают туманоземельцы. А сам он уже откуда-то это знал. И вот пытался тайно, скромно даже, втянуть меня в эту хитрость. При этом на мне нет никакой вины. А я сначала как самый умный демон из басни не поняла, и ему пришлось прямо в лоб мне залупить про хорошие якорные стоянки...
    Она растерянно и неуверенно засмеялась, негромко, нервно, как полоумная. Ну что за странный человек? Что за неожиданный подарок, преподнесённый под аккомпанемент высокомерной улыбки?