Конфедерация. Часть 3

Конфедерация.    Часть 3.


                Глава 8.

                Выбирай: удавка или контейнерная поставка?


      Кто не мчался на тройке, тот не мчался вообще и даже не скакал. Брызги пенной слюны, едкий запах конского пота, из души льющийся перемат возницы, застывающий на студеном ветру заодно с соплями, накрепко примерзающими к заволосатевшему подбородку бренчащими сосульками – незабываемые впечатления. Остроту новизны экстремального способа перемещения в пространстве несколько смягчали подстеленные шкурки рухляди трофейного происхождения, недавно выпавший рыхлый снежок, не препятствующий гнать во всю удаль, а лишь послушно приминавшийся к жесткому насту накатанной колеи, и обходительная, вплоть до навязчивости, предупредительность переводчика:
   -Ну, ни говорил ли я, батюшка протектор, ширь-то у нас… а-а?! В какой иной державе столь необозрим простор сыщется?!
   «Вроде бы говорил или нет, какая разница?»- поскрипел отмерзшей памятью секретаришка и поерзал выпоротым седалищем.
   -Ширь, это чего ж, если другого ничего не осталось, то ни обустроить ли здесь в прозапас несколько взлетно-посадочных полос. Учитывая изношенность «милитари» авиапарка, лишние аэродромы не помешают, ведь надо же «эйроплэйнам» хоть куда-нибудь приземляться, не все же валиться на головы налогоплательщикам.
   -Кукиш выйдет у вас с аэродромами - не те настали нынче времена. Это же хранилище! Хра-ни-ли-ще. Понимать надо.
   -Да, хранилище мерзлой воды. Удалось сохранить только то, что не умеете продать. Вода... А-а, вода, конечно, загрязненная?
   -А то как же, чай, не дикарье первобытишное под кустами нужду справлять, порядки зна-аем - еще как загрязненная! С дачного кольца фекалиям куда деваться-то? Все тут, родимые, в хранилище сохранные. Так что не сомневайтесь - подтает ледок, и по весне аккурат с перелетными птахам вернется в здешние края запах цивилизации, а то, небось, подумали: в деревню какую прикатили занюханную?
   -Вот и отлично, воду откачивать не придется, потом разливать по бутылкам, вывозить, нет, возни много - доходу пустяк. А для посадок «эйроплэйнз» место чрезвычайно подходящее: простор – «аль-аидцам» со «стингерами» укрыться негде. Так что вместо бутилирования запросто можно сколотить солидный капиталец на аварийных приводнениях бомбовозов, к тому же на бетонировании экономия, о чем акционерам сообщать совсем необязательно. Как это у вас говорят: «Концы в воду»,- и еще мне особенно нравится: «Шито – крыто».
   -А-а, где наша не пропадала! Раз фекалийная водичка не в почете – пускай плюхаются, разве жалко? Как шустрые времена настали – так и не прикончились,- лишь бы платили.
   Слышь,- потревожил переводяга ментонера, размечтавшегося в состоянии покоя да под дорожную дрему о новом шпалере,- кормилец-батюшка предлагает в долю войти на беспаевом участии,- бизнес прибыльный, но посадочный.
   -Если посадочный, то надобно адвокатишками запастись да пяток штабных из генералитета подсадить на побочное жалование, а уж их толстобрюхие аппетиты никакой бизнес не выдюжит.- Поежился ветеранский ментонер от воспоминаний об отцах-начальничках и поглубже нахлобучил папаху, точно опасаясь быть опознанным.– Самая, что ни есть, прибыль для такого бизнеса – обанкротиться.
   -Да я в том же направлении соображаю, вот и протектору сейчас мозги вправлю, а то раскатал губешки на родимое приволье. Думает: наскочил на мысленно далеких от просекания момента. Одно слово – басурман. Невдомек чудаку: богатства растаскали когда еще до его пришествия, ныне же поди расхить чего, если харей в рейдеры не вышел…
   Все в порядке, кормилец, бизнес-проект утверждение прошел. А вот если с контейнерной переброской новый ствол переправить, при кобуре да шомполе, ментонер берется организовать полное прикрытие. Вздумай кто ерепениться - пересажает весь с потрохами летный состав почетного оккупационного корпуса за безвизовое приводнение. Будешь как плесень в банке с черешенкой жировать-пировать - выпускать на волю нарушителей под залог импортовых комбинезонов да за наличные. А-а?!
   -Оружие переправлять нельзя, но если очень необходимо, то можно попробовать... в разобранном виде.
   -То-то и оно, что виды уже не те, да все стоящее разобрали. Поздновато заявился, чуток пораньше - пристроился бы в серьезный бизнес, это не аэропланы топить в фекалиях - на стройку пристроился бы! С твоим капиталом да моим деловым чутьем горы свернули бы... Воробьиные.
   -Раньше я был занят... работал на военных... подрядах.
   -То-то, смотрю, выправка... даже под фуфайкой не утаишь, так и прет. Военная, выходит, косточка. Ну, тогда прикинь, чего потерял, пока на подрядах прохлаждался. Одних гранитов выкорчеванных, сфинксов фальшивой породы да груд кирпичных - об асфальтах выдолбленных уж лучше промолчу - мимо нас на кольцо дачное вывезено-переправлено... у-ух, не меряно сколько, не сочтено!
   Ладно, не переживай, не расстраивайся - неустойку, учитывая примерное поведение, так и быть, выставлять не стану…
   И вообще,- вновь переключился переводяга докучать добродушно подремывающему ментонеру,- вот едем себе, едем, а ведь не знаем, что судьбинушка уж не впервой всех нас разделила…
   -Как?!- Встрепенулся встревожившийся ментонер и на всякий пожарный, бдительно оглядевшись, стиснул суковатую дубину.- Неужто опять - на «живых и мертвых»?!
   -Если бы...
   -Ну, тогда... - за что внове напасть - на белых и красных?!
   -Бери выше, служивый.
   -Неужто, на генералов и «адъютантов их превосходительств»?
   -Эх, до чего ж тягостно воздействует служба на подпогонное воображение. Слухай сюда: На дачников!- возвысил голос по столь представительному определению переводяга вплоть до торжественности.
   -На дачников? Ух, ты!
   -И неудачников!- был он безжалостен.
   -Эхма, ничего не попишешь,- тяжко вздохнул ментонер.- Твоя правда. Нам тоже на отделение обещали участков нарезать… за двести верст отсель: ближе фекалии сплавлять некуда, водоемы облеплены дачами, как мухами навозными, вот беда. Но обещали…- не сдавался ветеран, не желая с концами отчаливать в безбрежное море неприспособленных к жизни неудачников.
   -Ничего, я тоже, меж нами будь сказано, без дачи и не комплексую, хотя отстроил бы, ух, контрфорсами в семь этажей из коих пять подземных,- развернулся бы! Руинка подходящая на примете имеется, что рванули всего в позапрошлом году; обломки богатейшего розового туфа пропадают почем за зря - на землянки несознательным народонаселением растаскиваются. Досада берет. Протектора подписать, что ли?
   -Факт, пора бы иноземцу посолиднеть, сколько уж времени в нашинских краях обретается, а все-то без дачи - непорядок.
   -Правильно, а то прилетел да шась прямиком в белые вороны. Пусть как прочее народонаселение будет дачей озадачен!
   Обстановка прямо-таки способствовала риелторской агитации: холодил пронизывающий ветерок, в ушах от стремительной скачки посвистывало, беспокоило чересчур тесное соседство - неудобства, конечно же, не могли не навевать мысли об обзаведении уютной недвижимостью.
   -Эй, протектор, а тебя в наши края на какой срок упекли? Если надолго, то, как всякий с первого взгляда внушающий доверие субъект, обязан обзавестись дачкой. А то ведь прознают про бездачность - из приличной компании взашей попрут, после того как по шее накостыляют. Пекусь исключительно о вашем же представительстве да о дальнейшей безопасности, потому у нынешних хозяев жизни что заведено: наедет болярин, поозорует, покуражится над даточным населением избирателей, а потомочки шась на дачу. А с дачного кольца выдачи нету – поди вытури без запрещенной-то конфискации. То-то и оно. Мотай на ус да благодари меня за предусмотрительность!
   Я тут по случаю достойнейшую руинку заприметил, почти свежачок, с сохранившимися элементами украшательства; лепнина есть, «что не можно глаз отвесть»: и плоды полей, и виноград, и почти сфинксы, типа дружбы народов, но тоже с отбитыми носами-руками - все как положено. Без должной скромности заявляю: под псевдо Элладу сляпано. Проект собственноручно разработаю, с тебя же всего-то причитается – застолбить местечко под солнцем на бережку питьевого водозабора, ну и на доставку стройматериалов, а олдаване с айджиками лопатами да кайлом почти задарма орудуют.
   Слышь, ямской, сколь нынче ломовые перевозчики за доставку стройматериалов с версты дерут?
   Завороженный упоением лихой скачки ямской таксер на наболевший вопрос о тарифах отреагировал, не торопясь, солидно, с расстановкой: сперва зачерпнул полную горсть снежка, исправно поставляемого подкованными копытцами, утер с лица наваждение и, лишь отрешившись от чар заснеженной колеи, ответ держал весьма взвешенно, чтоб заломить таксу просто безбожную:
   -Оплата строго по счетчику... двойному, плюс ночные, плюс неурочные, дармовые харчишки, по стакану первача на грудь... в час, а если погрузочно-разгрузочные работы, то подъемные с опустительными, плюс на залечивание грыж, плюс радикулитные, плюс...
   -Вот, а я что говорил - в дачестройном предприятии сплошные плюсы! Транспорт, почитай, дармовой, ыргизы, те, что не перемерзли от климата, но цене штрейкбрехеров, требуется на разлив определить опытного человека; ментонер, думаю, подойдет, тем более со стволом в разобранном виде, потом и дачу охранять не всякому забулдыге доверишь, а только проверенному «компанией» - прибытки гарантированы.
   Держись меня, партнер,- ощутил себя переводяга, втянувшись в прожекты, как в трясину по уши, запанибрата с работодателем,- до тысячи процентов прибыли обеспечу - с учетом чаевых за неуплаченные налоги!
   -Тысяча для Ворликии – это есть не очень много.- Секретаришка в торгах завсегда держался молодцом, ныне же, вообще достоин был двойной похвалы, так как к веркиному обслуживанию и прочим сомнительным удовольствиям, не видя вокруг ничего, кроме белизны перед глазами, убежденный, что подхватил, вдобавок, снежную болезнь, стоял на своем, настороженный посуленными «плюсами», до последнего:
   -Велики риски подхватить неприятное экзотическое заболевание, ведь процент летальных исходов в среде туземных предпринимателей зашкаливает данные любой статистики. О-оу!- При каждом качке саней напоминали о себе уже состоявшиеся осложнения.- А вот за полторы тысячи можно попробовать рискнуть.
   -Да врут все! Опасности, риски остались в прошлом, когда сырье углеродистое неприбранное под ногами валялось, а как прибрали – тишь, гладь и сплошное любование.
   Чего греха таить, случается, накатывает порой потребность пощекотать нервишки, ан нет, развернуться-то негде: повсеместно сплошные приличия с ментонерьем в оцеплении - приходится дебоширить по заграницам, где, конечно уж, инфицируемся - куда деваться-то? От того процент преждевременных исходов, действительно, великоват – не скрываем. Зато, не сомневайся, создается весьма подходящая социальная обстановка. Когда, к примеру, загнипийца, вроде тебя, отсталый от биения пульса жизни в политике привлечения инвестиций и создания благоприятного менталитетного имиджа киллер по неграмотности обслужит, то душегубу тоже недолго вносить сумятицу в уклад общества - мигом умотает скрываться на Хренары с Хипрами. Так что беспокоиться не о чем. А тысяча процентов…- из осторожности по минимальной прибыли проект просчитан; фарт попрет - полторы набегут запросто, за вычетом безналичных платежей.
   -Если полторы - я склонен согласиться принять предложение, ведь рано или поздно придется где-то обретать тихую гавань…
   «Почему бы нет?- рассудил секретаришка.- Легальный бизнес - остепенюсь. Пора брать судьбу в свои руки, а то кто только мной ни помыкал в последнее время…»
   -Не волнуйся и не переживай, гавань, как положено, на совесть загрязненную, а еще речку, яхту в придачу - имущество оформим через опробированных нотариусов – прокурор, носа не подточив, обойдется по минимуму!
   Будет и на нашей улице дачка, слышь, ментонер, в семь этажей с охраной. Просекаешь, на что намекаю?
   -А ствол?
   -Вот заладил. Будет... в разобранном виде - протектор железно обещался, а слово его, знамо какое...
   Прожекты кружили не только шальную переводяжкину голову, люди, гораздо обстоятельней, степенней, с накатанным бизнесом, будто заразившись эйфорией на манер приставучего вируса, изготовились с головой кинуться в омут наживы да шальной прибыли:
   -Ты, паря, поинтересуйся: личный водитель ни требователен ли, не абы какой, а с опытом вождения по пересеченной местности? У меня, между прочим, верная кандидатура на примете имеется.- Уж коль подвернулся многообещающий случай, ямской таксер счел возможным вновь отвлечься от оболванивания лихой скачкой для совсем необязательного пояснения:
   -Состоять при даче - не ночами бомбить, это - стабильность, престиж. Хоть и стремнее…
   -О чем речь! Конноводила обязательно потребуется, а саней заведем не один выезд - к лешему прожиточный минимум! - а два-три да на пешеходных топтунов поплевывать расположимся с седьмого этажа, включая неучтенные подземные!
   Переводяга уж виделся благоухающим, напомаженным управляющим в полуфраке с манишкой от кутюрье из бутика. В момент привалившей удачи, беззаботный как чирикающая птичка-оляпка, оживленный, непосредственный, рад был весь мир осчастливить лакейской щедростью - не просто отдельно взятого, хмурого таксера. А скуксившийся, подозрительно прищурившийся мало что различающими глазками, непоседливо ерзающий седалищем секретаришка величаво представал в никакими драными фуфайками несмываемом блеске сановитого дачевладельца.
   -Посолиднел протектор. Ах!- Вполне искренне залюбовался переводяжка секретариковой статью.- Пустяковая деталь осталась - исправить аморальное поведение, а то с бухты-барахты заказывает сервис измывательских женщин или того пуще... Оно, конечно, о вкусах не дискуссируют, но тень порока с прочими сопутствующими неприятностями падают на весь коллектив в целом...
   -Верно,- согласился ментонер.- Не мешало бы патрону остепениться, а то бобыль бобылем… Не солидно как-то сносить побои от посторонних женщин.
   -Приемной дочкой морде иноземной обзавестись, четырнадцати годов, чтоб при пачпорте! Кандидаток тьма – на вызовах подрабатывают,- не смог, конечно, не скатиться на пошлость прожженный таксер.
   -Дочки - вчерашний день, даже по ориентировкам не проходят. Вот тещу бы подыскать точно не помешало.
   -Порекомендую оба варианта - и то, и другое требовательно. Раз дачный бизнес затеваем, нечего экономить на мелочи…
   -Еще один нюанс, партнер.- Не знал, как деликатней затронуть щекотливую тему переводяга и потому, воспользовавшись подскоком саней на торосе, навалился на секретаришку и тайно задышал прямиком в ухо:
   -Раз ты - представительское лицо фирмы, извини, но придется поменять имидж. Больше никаких извращений - настоятельно требуется остепениться. Ведь на дачу ходоки косяками с подношениями примутся хаживать - не отвадишь, важняки наезжать на коннолимузинах. Чтоб нужных людей приветить, ублажить да упоить не распоясавшаяся Верка с невесть какой напастью - Буртом, а душевная теща с добротной дочуркой требуются. Поэтому спрашиваю, разумеется, конфиденциально: ты полигамен мазохист по вкусовым пристрастиям или по принуждению?
   -Да, да,- морщась, припомнил Верку с хлестким бичом секретаришка,- так получи-илось, не оставалось другого выхода…
   -А вот и хорошо, ладушки! Стал быть, пока на «дочке» оженишься, тем временем тещу подыщем по объявлению. По нынешней конъюнктуре порядочная теща да чтоб с рекомендациями да с гарантированным результатом наработанной практики проедания плеши в превеликом дефиците...
   Секретаришка стерпел вопиющее вмешательство в личную жизнь и решил пока не лезть в бутылку из-за вызывающего поведения переводяги, что по шкале оценки наглости не достигло еще предела, за которым следует устранение объекта чужими руками.
   «А если не прекратит наглеть,- решил для себя секретарик,- договорюсь с бескомпромиссно хмурым типом, что украл гардероб из кофра, а сейчас занят избиением лошадей,- вряд ли дорого запросит за докучливого переводчика».
   -Послушай, приятель, как я могу жениться на дочери, которой, вдобавок к прочему, скорей всего не имею? Как?
   -Нету - сделаем, не проблема. С дочерьми полный порядок. У всяк уважающего себя человека жену должны принимать за дочку, иначе подвергнут пренебрежению состоятельной общественности и непониманию со стороны деловых партнеров - это ж азбука. В Загнипии разве не так? К тому же дочек можно заводить сколь заблагорассудится,- очень удобно, плюс - дотации за многодетность и послабление в налогах.
   Секретаришка, припомнив назойливых, прилипчивых жен кинутых, в финансовом смысле, знакомых, вынужденно с переводягой согласился:
   -Да одни и те же жены, потом разводы – очень дорого.
   -Вот видишь: между культурами разных народов много общего. Недаром лет с десяток другой назад пропаганда талдычила, что холуевриканцы тютелька в тютельку вылитые ворлики, и не надо бояться, что нас объегорят, а если нагреют, то лишь во имя торжества демосаобократии над темным прошлым.
   Значит, с дочкой, которую путают с женой, вопрос решенный...
   -Нет, я вовсе не намереваюсь сочетаться браком - потом раздел детей, имущества, адвокаты, морока…
   -Слушай, партнер, сколько уж вместе скачем, ну покажи, где ты видел хоть одного адвоката, пусть даже самого по сугробам с пьянки-гулянки завалящего? Даже если специально отыщут ихнюю братью в тусовках по забегаловкам или по кутузкам, ублажающих уголовников, то замучаются статью подходящую отыскивать. С четырнадцатилетия - это, заметь, по документам, ха! - учреждено совершеннолетие – закалымил и порядок. Твоя с потрохами, чеши в хвост и в гриву!
   -С четырнадцати лет…?- Весьма кстати припомнивший пакости Мусороса секретаришка тоже взыграл пошалить, тем более что спецы из Объединенного штаба бромосодержащими таблетками многострадальный организм на дорожку не напичкали.- Я подумаю,- непонятно для чего понадобилось поломаться в глубине отморозка души решившемуся заняться очередным извращением залетному загнипийцу.- А слово «калымить» означает, наверное, похищать, предварительно перестреляв из «калашников» семью «герл»?
   -Подобные обычаи прежде состояли в обиходе, к тому же вовсе не у нас. Перестрелять же полное право имеешь лишь тявкающих домашних животных, а родственников - только если глаза мозолить начнут, то и дело приползать за подачками. Ну да сутенеры - семья понятливая, злоупотреблений с их стороны ожидать не приходится. Отступные заплатим скромные, но справедливые. Закалымим деваху из тех, что пошустрее. Растормошит - позабудешь хмуриться. Поступит  протектор, в полную, нераздельную твою собственность, пока кто другой цену ни перебьет. Житуха по рыночным заповедям - приятно, весело, не привыкаешь к однообразию.
   -Оу, собственность мне по вкусу! Это как раньше с негроидными братьями-сестрами. Но-о, но Островная конвенция седьмого года «эйгхтин сенчьюри» отменяет рабство, категорически запрещает работорговлю. Неужели Ворликия до сих пор не присоединилась к договору? Вопиющее варварство…- Мало заботила секретаришку конвенция, тем более само рабство, но раз уж весьма к случаю подвернулось, то не мог отказаться от удовольствия на псевдоцивилизованный манер фарисейски повыпендриваться.
   -Как было не присоединиться? Я даже подозреваю, что именно наша сторона конвенцию учредила, чтобы возглавить и по сложившейся традиции заблудить. Сам посуди, над кем прикажешь плодовито размножившимся господам владычествовать? В отклик на вопиющие чаяния столпов незыблемости общества отзывчиво создан институт холопства, чтоб народишко загнать в подлое состояние, а прежде - в сознание,- без того грош цена господству-то. Тьфу, и растереть, схлопочешь в зубы, и вся не долгота. Так что не беспокойся, собственник, закон завсегда на барской стороне; знай себе чаи гоняй с коньячишком на запивку, семечки лузгай да в окружающее пространство шелуху на голопузых сплевывай...
   -Тьху.
   -Ну, ты, совсем зачумел, морда толмаческая!- пуганул переводягу вплоть до угрозы применения не по назначению кнутовища ямской таксер, для проформы соблюдения порядка возмущенный фривольным обращением тоже ведь с собственностью.- Сперва свой выезд заведи, потомочки харкай. Ух!- Погрозился плетью для пущей острастки, так что переводяга, оробев, и утереться позабыл, потому как никуда не долетевший плевок ветром пригнало обратно к отправителю.
   -Конечно заведем, непременно, как обещано… Погоняй, знай… холоп…
   -Чего-чего?- не расслышал переводяжкиного бурчания таксер.- Чего воняй?!- Совсем уж вознамерился хлестнуть переводягу вместо лошади, да застывший массив тулупа не позволил развернуться бочкообразному корпусу.
   -Батюшка протектор требует газу подбавить – погоняй, знай… и свое место... заодно.- Поежился переводяга, не ведая уж, как извернуться от вполне реально замаячившего перед носом кнутовища.
   -Ужо погодь, безбилетник, домчим до Бульгонской - я те задам и за «воняй», и за «погоняй», и за полог, и за прочее...- тешась столь отрадными мыслями, принялся таксер нахлестывать коников пуще прежнего.
   -Вот как с ними надобно, протектор, чуть какие неясности - мигом ставь на место, и порядок,- поделился опытом переводяга конфиденциально, с оглядкой, чтоб до ямского кнутобойца не долетело ни полсловечка, ни даже интонация сказанного. Но, видя, что вполне заслуженная экзекуция откладывается, осмелел и внове принялся за прожекты:
   -А вот тещу выбирать нужно тщательно, по рекомендациям, возрастом лет двадцати, ни в коем случае не моложе - со стажем трудовой деятельности. На тещах домострой зиждется: регулярная уборка, чистка карманов, нытье с извечными претензиями на невнимание, профилактика с зуботычинами, вопли со скандалами – аксессуары, потребные для налаживания домашнего уюта. За толковой тещей, братуха, как за каменной стеной!- чуть ли ни в родственники набивался переводяга.- Не даром нынче в моде, хит сезона - толковую поди сыщи, придется объявление в рекламу подавать, чтоб на не спиленных столбах расклеивали.
   -А-а!- Сориентировавшись, соображал секретаришка.- Тещу тоже предстоит калымить.- Жадно блеснули глазенки хапуги-собственника.
   -Ох, и алчная же ты, протектор, зараза! Все бы калымить…- чуть ни восхитился деловой хваткой работодателя переводяга.- Я к тому, кормилец, ну какая из тещи раба? Это скорее зять добровольно в кабалу обрекается, хоть понимает, чем дело обернуться может. Но против моды не попрешь, чтоб от других не отстать, исподнее в заклад отдашь…, со холопов сдернутое. Вот и вешают на выи ярмо, идут в кабалы даже степенные хренархи со обиралисимусами, самочинно обрекаются на измывательства. А что поделаешь, чай, не дикари, не мульмане - пока многоженство не узаконено, приходится соблюдать приличия.
   Тещи, знамо дело, изводят, пилят с утра до ночи, непрестанно жен, дочек супротив зятька настраивают, а самые примерные, те плешь проесть за две седьмицы поспевают, во как!- Загордился достигнутыми внедрениями наиболее гигиеничных причесок переводяга.- Ты личины хренарховы видывал? Не вживую, упаси Господь, на портретах предвыборных? Те, что с тещами - плешивы как на подбор! А народишко по серой бездумности полагает, мол, сия прическа приключилась от неусыпного бдения в примерном воровском мышлении. Где там, не до мыслей уж…
   -Неужели вы по-прежнему подозреваете меня в мазохизме?- насторожился секретаришка, не желающий распрощаться с последними, жиденькими волосишками, чующий инстинктом самосохранения, что его загоняют в хитросплетенную ловушку, из которой без ощутимых материальных потерь не вырваться.- Нельзя ли на первых порах, временно обойтись без тещи?- попытался чуть ли ни заискивать, разумно предпочитая получать не сполна, не все сразу ворликские удовольствия «в одном флаконе», а хотя бы порциями.
   -Ишь ты, а мужик-то не дурак: на тещу ни в какую не подписывается. Озолочу, говорит, но только чтоб без тещи.
   -За версту видать: у иноземца губа не дура – за пустой модой как некоторые придурочные не гонится.- Припомнив памятливыми рецепторами вкусовые особенности чужого обшлага, недовольно покосился на некогда модняцкий, а ныне безжалостно оборванный переводягин наряд ментонер.- Лично я с остолопом дело бы иметь не стал.
   -Ничего, так просто не отделается - сей минут какую другую закавыку, загогулину выищу…- напустив форсу, чуть ни куражился переводяжка.
   -Разве что в спорт тебя, протектор, пристроить, коль не любитель с тещей по вечерам скандальничать. В теннис пустишься холопов проигрывать. В прежни времена иной болярин, ни на минуту не просыхаюший, за выигранный гейм с больной башки миллионы единоплеменников в бесправное состояние иноземцам поспевал переоформить, лишь бы признали вражины его персону в пэррезидентском звании.
   -О-оу! «Лау» теннис - очень хорошо, полезно... для налаживания нужных деловых знакомств. О-оу! В Холуеврике «симпле традишн», то же самое.- Не запугать подобными пустяковинами уберегшего от одиозной тещи остатки прически, а посему воспрянувшего духом секретаришку.
   - Погоди, не встревай. На теннисе лишь разомнешься - вид спорта нынче не актуальный - а вот потомочки прямиком на татами, потому борьба теперь в фаворе хренарховом, друг другу подножки подставлять. Коль освоишь приемчики, то в иерархической тусовке не пропадешь, отмечен будешь вплоть до получения разряда вице-премьер-спикера и так далее. Чем ни житуха?!- Вдохнул полной грудью чуток подпорченного лошадьми, но по-прежнему даже ворликский дух леденящего воздуха переводяга и к огорченью чуток отрезвел.
   -Но с тещей надежней - дорожка проторенная, а в большом спорте велика конкуренция, препоны чинят, загвоздки, подводных рифов, как булыг на дачном строительстве.
   -Стараниями цивилизованного мира Ворликия отныне - могучая сухопутная держава,- с подводными рифами как-нибудь без вас разберемся.- Не взирая, что непосредственно на практике ознакомился с некоторыми из неестественных местных препятствий и преград, все-то продолжал нахальничать секретаришка, даже нос вздернул, демонстрируя цивилизаторское того сизое превосходство над закаленной, дикарской розовощекостью. С неприступным видом - пока в носярник мороз по-серьезному не вцепился - пребывал в полном довольстве уготованной участью, хитроумно и цинично прикидывая:
   «Нет уж, главное - не подпасть в кабалу к зловредным тещам: зависимость от ворликиянок, как я заметил, печально сказывается на толщине бумажника, а находясь под каблуком у женщины, получаешь болезненные физические повреждения. Подножки же, рифы, иерархии, с моим-то опытом - дело пустячное…»
   От оптимизма в разговоре да лада в мыслях тройка помчалась шибче прежнего. Окончания недожеванных в исполнении переводяги иноземных глаголов за компашку с пережеванными секретаришкой останками существительных, срываясь с уст, уносились в задок саней. Мороз-батюшка безжалостно корежил иноземные словеса, заставляя периодически впадать в недоумение и сомнения: насколько реально сказанное, и куда подевалось произнесенное? Те из словес, что улавливались, а ни, тренькнув на прощание, рассыпались на холоде, переводяга, подбадривая притихшего, повесившего нос ментонера, толмачил на свой лад, как Господь на душу положит, или как на отсутствие ума взбредет.
   Опытный ментонер поначалу ревниво косился на переговорные успехи новоявленного партнера по бизнесу. Мнилось уж, будто преводяжка, взаправду из чердачного этажа дачки нагло высовываясь, свысока положения оплевывает шелухой ощипанного подсолнуха проходящих мимо, в том числе старших по званию приятелей. Но непривычный, вопреки профессии, предаваться пустым подозрениям придремал ветеран, усыпленный булькающими звуками чуждой нормальному слуху, а потому с натугой поддающейся осмыслению иноземной речи.
   Ямской же таксер на облучке целиком без остатка отдался, словно работодателю с безразмерным «лопатником», всепоглощающему процессу скачки. Воображал уж себя за вожжами почетных бронесаней в набеленных белилами, по случаю парадного выезда, рукавицах, охаживающим охальников кнутом да подмигивающим заинтригованным молодкам, что завсегда готовы красиво с шиком прокатиться за надежной спиной лихого кучера. Глаза от погруженности в мечтания потускнели, точно оловянные плошки, в мозгу - кисельная релаксация, не одной напрягшейся извилины, целиком ушел в скорость: в ушах свистело, в голове сквозняк, рот до ушей от удовольствия.

   Бродяги, в поисках заработка пришлые, по сути, посторонние, не на словах уж ознакомленные с Ворликией, из опыта знают: рассупонившимися, давшими слабину слюнтяями зачастую питаются, а недотеп, потерявших бдительность, пожирают прямо-таки пачками.
   Рожденные и вскормленные в благославенной земле, самосохраненно проспиртованные и выжившие, фартово, как ловкий кур, избежавшие «ощипа» счастливцы ни на минуту не помышляют пребывать в расслабленном состоянии, твердо помнят: блаженство длится не долго, а обходится чрезвычайно дорого. Даже отсутствие совести, компенсируемое каждодневным принятием водок, не служит гарантией безопасности, иногда подводит, дает сбой и в критический момент может не спасти.
   На многое горазды изворотливые ворлики, как иначе миллионные племена изловчились выживать десятилетиями, не свершая ничего путного, кроме, разве что, пакостей друг другу да обществу в целом, контрафакции да знатного первача. Отполированный добротно перегнанной брагой мозг, конечно же, особенно изощрен в придумках, чтобы блага земные прямиком в рот заскакивали, а сам с усам ворлик и в ус не дул.

   -Кр-р-р- заскрежетало под полозьями, будто шутник дорогоустроитель не по сезону усугубил колдобины торного пути запорошенным гравием.
   -Но, но! Ух и дороги, ну и ремонтнички! Как станешь работать в таких условиях?! Ни ходу нет, ни скорости…- пытался пожалиться на нелегкую, профессией обиженную судьбинушку ямской таксер да не поспел.
   -Шух!- раздался морозный хруст. Снег, точно динамитом подледного лова подброшенный, вздыбился белой стеной - пробужденные от мечтаний пассажиры вцепились кто во что горазд, глаза необдуманно вытаращили, будто не надоело пялиться на путевые достопримечательности.
   Прерванный в жалобах возница успел еще матернуться да завопил, клаксоня глоткой на прощанье:
   -А на чай-ай-ай-ай!..
   Все-то мало было прорве таксерской, что, захлестнутая вожжами, уносились прочь вослед за переломанными оглоблями да радостными лошадушками, не чающими уж послабления режима, а потому припустившими во весь опор по случаю вышедшего манифеста «О свободе коникам».
   Но безответственно брошенным клиентам недосуг строчить кляузы, выцыганивая компенсацию за недобросовестное обслуживание: на застрявшие, покореженные сани со всех сторон как праздничное конфетти из хлопушки посыпалась труха из замерзших огрызков коры вперемешку с осколками леденистого наста. Обильные, вездесущие тут как тут снега в поисках уюта забивались, куда не требуется. Вздыбились колья со сплетенными в крупноячеистые сети пеньковыми канатами, ощерились сучковатые крючья со прочей примерзшей мерзостью, норовя вцепиться да разодрать последние нательные одежды. Не успели, пускай временно неплатежеспособные, но почитающие себя в гиблых краях не последними людьми путешественники обменяться впечатлениями от пережитого всполоха, как оказались упакованными, словно подарки к тезоименитству престолонаследника, на их счастье липового…

   -И это называется - подарочки к тезоименитству?! Получше ничего перехватить не удосужились? Какие-то оборванцы, у одного, неправда, шапка, достойная высочайшего внимания,- ну-ка подайте сюда.
   Попытался ментонер вступиться за сохранность почти уставного головного убора да где тут - скрутили, навалились, с колен не подняться.
   -А-а-ачхи!
   -Будьте нездоровы, вашество престолонаследничество!
   -Апчхи!
   -Да пошел бы ты! Недаром в гоноровых компаниях говорится, что на всякий чих не наздоровкаешься.
   -Ух, и побитая молью вещица,- нисколько не смутился «тезоименинник» замечанию общественности,- с виду же ярка на загляденье,- жа-аль. Может, попробовать верх ободрать?
   Но алая «макакозадость» расползлась под загребущими пальцами подобно затхлой ветоши.
   -Жалко-то как. Ну да пусть знает темен люд, что я не жадюга большедорожная, а справедлив: хочу - милую, хочу - жалую! Жалую самому хваткому!- Вознамерился чествуемый вновь чихнуть вдогон отшвырнутой в прихлебателей забракованной вещице, но, припомнив должные престолонаследнику манеры, передумал и смачно чих проглотил.
   -А-а – чхи!- высморкал-таки заглоченные сопли мимо поданной тряпицы, но точно на затейливое с широченными лампасами галифе услужившего доброхота.
   -Я ведь не какой-нибудь паршивый катала, а исторически сложившийся вор Ушинский - что мне папаха?! Тьфу, и растереть.- Помимо вышеозначенных знаков внимания неопрятно растер выделения грязной подошвой фасонистого сапожка.
   -«Напой! Напой!»-  принялись вокруг чуть ни наперегонки восклицать гоноровые приспешники, по достоинству оценив широкий дарительный жест главаря, резко возжелавшие по столь примечательному случаю выпить.
   -Вой, вой, вой - послушно отозвалось эхо в когда-то цельнометаллическом, мерзлом ангаре, где происходила церемония подношения даров.
   -Неладно, что с вами поделаешь. «Хэпи берздей ту ми, хэпи берздей ту ми...» Чего уставились, козлы? Подпевайте, раз песенку заказывали!
   -Вот, бестолковый барашек, чем горланить, «напою» лучше бы налил!
   Престолонаследник липовый давно уже созрел и, конечно же, не противился прихлопнуть рюмашку-другую. Щелкнул персами – засуетились, зашмыгали служки меж гоноровыми панами, наполняя чаши бражкой.
   -«Напой! Напой!»- Никак не желало униматься сборище, пока с прокопченного ангарного свода ни сорвалась растревоженная коварной реверберацией сосулька размером со сталактит. Даже прицелившись, точнее бы не попала - аккурат заехала по хребтине одному из горлопанов. Но, увы, в антипод, в терпеливо помалкивающий сталагмит, крикуна не обратила. Привеченного отпихнули в сторону под сани, чтоб не докучал сеймику да не перебивал праздничного настроя надсадными хрипами да натужными стонами.
   -С оборванцами вроде бы разобрались,- подытоживал неутешительность подношений вор Ушинский.- А вот третий одет пристойно, но видно: человек не нашего круга - с выдранными-то обшлагами. Негоже неряху допускать в приличное общество, разве что лакейскую должность доверить: в рукава стибренное не запихнет. Да ведь, должно, не отесан, раз водит компанию с позорными босяками, понабрался, небось, дурных манер - год батогами выколачивать придется. Нет, чтобы не мараться суетливой работенкой, лучше уж сразу в быдло определить - без него на порку очередь по записи.
   -Меня к быдлам?! Да я столькими языками владею, что сосчитать пальцев на обеих руках не хватит!
   -Неладно, уговорил – ну-ка, расплющите кто-нибудь наименованные пальцы, раз подлый сознанием хлоп набрался наглости заявиться ровней гоноровому шляхетству. Только паны язытцы разумеют, а на персональное самозванство одни лишь я имею преференцию, аферистам же без обшлагов, пока не спросят, должно помалкивать! А когда чем поинтересуются – прежде ответа по политесу надлежит раскланяться да угодить подношениями!
   Здоровущий битюг в фартуке, по совместительству, вполне вероятно, то ли зубодером, то ли молотобойцем подрабатывающий, исполнительно приволок кувалду, да походную пуда на три наковальню, одним махом ухватил переводягу за заявленные конечности и, приноровившись, нацелился исполнить повеление престолонаследника.
   Зажатый, будто в тисках, переводяга, судорожно извиваясь, позабыл ерепениться и козырять неуместной, как оказалось, образованностью - взмолился о помиловании, превосходно понимая, в чью компашку занесла нелегкая:
   -Не надо! Нам, переводчикам, без пальцев никак нельзя: вдруг попадется интурист-ротозей, а из кармана торчит бумажничек...
   -Оправдать, что ли, приговоренного?- задался нелегким, полным противоречий вопросом вор Ушинский.- Где нынче темнила бессветочный, обладатель Соробормотского диплома размышлениями об углублении недр экасперлики мается? Разыскать, в каком на сей час клозете мудрствует, да представить в прокурорской должности! А ты, подпыточный, раньше времени не переживай: соробормотец не в одной лишь экасперлике пробуксовывает, в качестве прокурора - тоже сущая бестолочь. Потому, если сольешь… как на духу выложишь «информэйшн» про интуристские бумажники, так и быть, оправдаю за недоказанностью незлого умысла,- не сомневайся. Ну, а если темнила за аргументацией в чужой карман не полезет да в прениях сторон убедительней самого меня окажется - а он, пачкун, чего скрывать, силен каверзами да закавыками башки пудрить - то просто помилую в честь тезоименитства: выпорю и временно, пока без клеймения, определю в быдловое сословие с шансом на реабилитацию.
   Как видишь, я сегодня гуманен, а тебе фарт валом прет… потому, пока в приличном обществе находишься, ни перекинуться ли в картишки на прикидистый лапсердачок - обшлага потом сам приметаю - всего-то делов, годится?
   -Нет, нет, только не с тобой!- Побледнел с лица переводяга, обреченно осознав очевидное: на сей раз ни увильнуть, ни ускользнуть не удастся; будто окончательно приговоренный, добровольно, аки в пример несознательным ворликам из Древнего Рима выписанный жертвенный Сцевола возложил трясущиеся руки на наковальню.- Премного наслышаны про набор тузов в рукавах да за обшлагами, не потому ли именно этой части сюртука уделяете столь пристальное внимание? С тобой играть - уж лучше оставаться без пальцев…
   -Сколько же можно развращать народную безнравственность?! До каких же вопиющих заблуждений доводят простолюдинов средства массовой дезинформации?! Ложь, поклеп и наглые инсинуации…
   Нет, не подумайте хорошего: я - преданный сторонник массмедийного бизнеса, поборник вседозволенности слова, неукоснительно выступаю за возведение журналюг в ранг священных рогатых животных, но зачем же наглеть, для чего гнать напраслину? Набор тузов - надо же выдумать!- Вжившись в роль оскорбленной невинности, липовый престолонаследник, он же - вор ушинский, не удержался от трагичной жестикуляции непонятого в лучших намерениях неоинтеллигента, неосмотрительно выразив тем самым переполненность огорчением. Досада тут же усилилась втрое, так как из обшлагов предательски дезертировали и запорхали в разоблачительном свете костра парочка темных тузов с краплеными валетами, выпадая по зимней-то поре непредвиденными хлопотами.
   -Вот, пожалуйста, еще одно подтверждение, что я незыблемый поборник точности отражения непроверенной информации - не одних лишь тузов,- констатировал выявленный факт пренаглющий липовый престолонаследник, вовсе не намериваясь, не смотря на раскрывшуюся вопиющую мухлевку, предоставить переводяге послабление.- Неладно, раз ты так, а ну колись, харя чистоплюйская, куда путь держали, каким барахлом челночили?! Щебечи, пока фарт выпал, не испытывай обирального терпения, а то в Ушино заведены одинаково свободные права на пользование не только кувалдой, но колом да дыбою - пальчиками не отделаешься!
   -Ц-ц, цыц, секретов не выбалтывай.
   -А куда деваться-то, на дыбу?..
   -Хоть про дачу не расколись, а то, видишь: рецидивисты в общаге ютятся – уж они не откажутся за чужой счет обустроиться.
   -Не, про дачу ни за что, только под пыткой...
   -Хорош шушукаться! А то всех подряд переплющим и начнем с бомжа в драном ватнике, по прикидкам, видать, дегенеративного придурка из неликвидированных лунистов. Доходягу даже к быдлу не припишешь - обидеться могут; тлю расплющить, это как злодеяние оказать, чтоб не мучился...
   Битюг, отпихнув зажмурившегося переводягу в строну, тут же исполнительно подобрался к секретаришке. Избранная жертва с любопытством уставилась на поднесенный к носу железный предмет, выражая недоумевающим существом полнейший идиотизм недопонимания происходящего. Последнее окончательно утвердило липового престолонаследника в мучительских намерениях – уж и платочком вознамерился взмахнуть на манер венценосной персоны, только что дамского роду-племени.
   Секретаришка, вопреки недавнему похвальному намерению - взять судьбу в собственные руки, особо не ерепенился. С некоторых пор - после незаслуженной порки и прочего - воспринимал череду пертурбаций биографии как нечто должное, поэтому с непогасшим интересом вновь выпялился на зловеще, будто для контраста с кристальной снеговой равниной, чернеющее прокопченной сажей да добротно сальным налетом покрытое окружающее пространство.
   -Патрона не трожьте, а то весьма вероятны международные бомбардировки с осложнениями по дипломатической линии!
   -Ха-ха-ха! Я сам - индивид, не чуждый остроумия, поэтому всегда готов по достоинству оценить нездоровый юмор, пусть даже исходящий от ничтожества.
   -Протектор заслан с тайной миссией - ведать контейнерными перебросками с доставкой заявившему адресату…
   -Ишь ты, не прост бродяга, а на вроде меня - престолонаследник, конкурент по «подбиранию оброненных в грязи корон»!
   -Ха-ха-ха!- постарался, манерами поведения походя на Бонапарта-императора, гомерически хохотнуть сам-вор ушинский.- Придется плющить обоих, а до кучи прибавить третьего юмориста, который стриженную черепушку не склоняет пред моим величием, чтоб шапку, какая ни есть, не возвертать. В картишки, видишь ли, не играют, чистоплюи, антиигроманы выискались...
   Должно, сановный оборванец по-холуеврикански «шпрехает» - рот не заткнуть? Ни на помойках ли выучился?- Пренебреженным перекипающим презрением липовый престолонаследник окатил, казалось, незадачливых странников с обувки аж через край ворота.
   «Хау ар ду-дую, сэр?»- проскрипел, что ржавым гвоздем по форточному, оттертому ради экзаменационного случая макулатурой стеклу обученный на народные головы иноземному словоблудию вор ушинский. К удивлению, отребье в драном ватнике набралось наглости пытаться ответить, правда с жутким акцентом, но все ж…
   Так и поскрипели оба на пару без смазки и переводягиного вмешательства, но зато с комментариями:
   -Протектор толкует, мол, за способствование в поисках спиленных «винтарей» (что еще за напасть?) контейнер сообразить, оно, конечно, можно. Да просит, чтоб натурализоваться. А хорек бесоглазый об «винтарях» не в курсах, об «натуре» просекает, а уж на счет контейнера рад радешенек - даже распорядился об выпимке.
   -Винтарей? Гляди-ка. Стал быть, торговец стрелковым оружием... Концы сходятся. То-то гляжу - экий решительный.- Размышлял вслух ментонер с выражением многозначительности как в проницательном взгляде, так и в сипящем шепотом голосе.- Изловчись да втолкуй патрону, чтоб слову проныры не доверял: на демосаобократское отребье даже холуевриканцы рукой махнули, хоть поначалу о-го-го каковскими авансами одаривали - кредитами, что ныне с концами, и не сыскать. Прежде пущай выделят с пяток персональных возов для контейнерного добра, а охрану... За ради серьезного дела ментонеров кликнуть долго ли - мигом отзовутся, глядишь, нам тоже чего-нибудь перепадет.
   -Вот обида, ворюга ушинский, пентюх пентюхом, а стоило к западленцам примазаться, моментом по-холуеврикански выучился калякать,- ох, и подпортит малину... Как к протектору-то проюркнуть?
   -Западленцы из хитпых самые вреднючие, а придавить, на поверку, должно, и говнючие, а ушинские воры - продукт доморощенный, скрещенный с прибившимися эмиссарами-вестарбайтерами. По многим крупным хищениям проходят, но не прищучишь: иноземное общественное мнение целиком на обокравшей стороне. Сам пэррезидент неслухам не указ: чуть что не по им – стуканут депешку на запад и ну в унисон хай подымать,- об посадить даже не мечтай. Э-эх!- Нарисовал силой воображения ветеран ушинскую компашку зарешеченной, в каторгах уворованное да порушенное отрабатывающих, и от сердца, вроде как, отлегло.- Ушинские воры нахрапистей хапказо-зиатов станутся: с тех довольно даннического подношения, а мимо этих на шармака не проскочить, с потрохами шкуру сдирают.- Невольно почесал ментонер отшибленные санной ловушкой и прочими неприятностями телесные побитости.- Рискуем - я отвлекаю, а ты просквози как-нибудь…
   Особой изощренностью ментонеровы методы не отличались - вырвался ветеран из ослабевшего захвата да заехал в рожу битюгу-экзекутору, что в ожидании распоряжений застыл с кувалдой да ручной наковаленкой на весу.
   От вопиющей, а потому неожиданной наглости наковальня возьми да обронись – а на какой предмет было шмякаться?
   Ментонер ветеранский, к баталиям по служебной необходимости приученный, уже с другим, с третьим сцепился, а битюг все-то скакал-отплясывал, пусть без музыки, на одной лишь ноге, но вдохновенно-искренне, покуда кувалда, тоже приличной тяжести, с рассохшейся рукояти возьми да ни соскочи. А куда приземляться, не на бетон же загаженный? Пришлось битюгу с танцами «завязать» да, плюхнувшись на заднюю точку опоры, перейти на вокал, судорожно потрясая в воздухах добро бы просто сплющенными, а то прогнившими валенками. Увы, за простонародностью исполнения не произвела хореография под аккомпанемент вопиющей матерщины должного впечатления - на ментонера же гурьбой накинулись. Но пока имел место быть отвлекающий маневр, переводяга пару-другую сокровенных словец протектору таки шепнул:
   -За ради долевого участия в прибылях страдания принимаем. Вишь, звереют, сволочи! Поосторожнее в переговорах, кормилец, ушинским не верь: на воровскую прорву лишь поспевай контейнеры перебрасывать, дашь палец – считай, повезло, коли без четырех уйдешь, а уж руку подашь - аж до копыт оттяпают. Не верь...- пришлось и преводяге отбиваться от сгребающих рук,- проси, чтоб «квалификайт» толмача предоставили, четыр... нет, с пяток возов в свой удел да чтоб с охраной проверенной. Эх, запропадешь без меня в сем криминальном захолустье! Прохиндеев ушинских даже в Спохазастольной прописывать не велено - ужо в столицах отметились, у-у, рожи удемосаукратские!- Обычно смиренный в повседневном, среднеподвыпившем состоянии переводяга не устоял отказать себе в удовольствии заехать кому из оттаскивающих по откормленной харе.
   -Что, вражина, закучерявилось?!- Оставался доволен до чрезвычайности, даже заполучив сдачи, точно при расплате за кредитный заем под залог отбиваемых органов.
   -Чего и следовало ожидать, досточтимое панство, ситуация протемнилась как кромешная ночь, окончательно – чуждые элементы выявлены: разве может быдло держаться пристойно в гоноровом-то обществе?- нет, а потому беспородную сволочь - дебоширов в холодную для острастки и осознания сущей скотской ничтожности!
   Подать гостю шубу… с плеча отставной фаворитки, а то ведь до сколь подлого состояния довели природного иноземца!
   Однако,- покровительственно потрепал липовый престолонаследник по плечу хлопающего глазенками секретаришку,- над произношением тебе следует поработать, а то, будто из воригонской глухомани припожаловал, а мы ить привыкли к гостям со столичным лоском да выговором,- в основном со Швальтон Кич прилетных привечаем.

   Шубу ни с отставных, а тем паче с действующих фавориток содрать не удалось, пусть те и пребывали в состоянии перманентного алкогольного поправления самочувствия. Но зато вышло разжиться кунтушом с весьма охотно присоединившегося к компании загулявшего шляхтича, который для гонорового куражу да за поднесенную «бутельку» медовухи даже последних кальсон бы не пожалел, если бы не спустил прежде заодно с тесемками в подкидного престолонаследнику липовому.
   -Ох! Ах! До чего же видный наряд!- Деланно залюбовался секретаришкой воришка ушинский.- Теперь не зазорно доблестному пану руку пожать!- Вознамерился уж потискаться, но переводягино предупреждение бдительно всплыло в памяти настороженного секретаришки, как ни кажись незнакомая  обстановка по-домашнему радушной, чуть ли ни праздничной. Так что ни тискаться, ни руки подать, чтоб «до копыт не оттяпали», ни даже пальца от иноземца было не заполучить, не допроситься. Избег тесного контакта с престолонаследником, каким чопорным поведением окончательно укрепил веру в загнипийское, по меньшей мере, свое происхождение, а карманы доставшегося кунтуша - от неизбежной ревизии.
   -А теперь, паны гетманы да прочее ушинское низкородство, прошу до резиденции откушать первачу!- гостеприимно пригласил престолонаследник липовый продравшую к тому времени заспанные глаза толпу прихлебателей в разукрашенный яркими заплатами фальшивых гербов шатер, что властно возвышался посреди задымленного тлеющими бивуачными кострищами, набитого санями с добром, промозглого ангарища.
   После того, как панство надышало выхлопами перегара, в шатре сделалось довольно-таки тепло, а по сравнению с ангарным кавардаком показалось даже уютно. Неприглядность грунтового пола скрашивали солидных размеров тряпки, за чьей грязью проглядывало благородное ковровое происхождение, а по красным углам, чтобы прорехи в глаза не бросались да не сквозило, песьи шкуры вперемешку с рогатыми трофеями навешаны - чем ни достойная обстановка обиталища рыцаря с большой дороги, к тому же лишенного наследства?

   -Какую же гадость приходится пить дофину, оттертому от трона недостойными выскочками!- Вцедил, попеременно наслаждаясь запахом и любуясь цветом напитка, содержимое кубка стеклодувного производства из сплавленных бутылок со вкрапленной для роскоши медяной проволокой вор ушинский. Для подтверждения же нынешнего уничижительного состояния пыхнул на секретаришку сивушным дурманом – того, как противогаз к мерзким отравлениям стойкого, с гостевого кресла, из упаковочных ящиков сколоченного да для блезиру пищевой фольгой обляпанного, чуть не сдуло.
   -Это я к тому, чтобы вы, мусью или сир, знали с чего начинать заявку на контейнерную переброску,- никак не мог прямо, а, стало быть, по-хамски упрощенно продекларировать питейную нужду липовый наследник.- А еще поизносилось шляхетство в ожидании призыва на царствие - уж который год дожидаться приходится. Заокеанская заслуженная помощь не регулярна и скудна, а к налоговой кормушке да на большак не допускают, мотивируют, мол, раньше шустрить надо было, теперь же пусть другие кормятся - приходится заниматься предпринимательством в стороне от накатанных путей. Местность пересеченная, парадные уборы рвутся в клочья - так чтоб позумента, златого шитья, бархата с разводами по камуфляжу не жалели. Да вот еще...
   -Детали бы к технике: хомуты, удила с подпругами и подков побольше, а то на выковку очередь...- сунулся с подсказками рачительный гетманюга, на манер таракашки шевеля рыжими усами, хитро щурясь да щедро подливая сивуху потенциальному поставщику-иноземцу.
   -Вот-вот, это я тоже хотел заказать. Очередей быть не должно, а то не понятно, против чего боролись? Да особо отметь в заявке, чтоб дисков по лицензии с порнухами, ужасниками загрузили. Сами горазды на выкрутасы, но только тянет шатию-небратию на иноземные страшилки, в качестве примера к подражанию, взамен учебного пособия пялиться, а порнухи - вроде руководства по семейной нравственности, парных, непарных, много и монополых да прочих конфигураций… Худющи заголенные тетки, но фантазерки донельзя - пущай доморощенные коровищи протемняются. Потому, видать, в Холуеврике регресс по всем швам и направлениям, что к органам тела подходите нестандартным образом…
   И чтобы записи свежие, а то даже отборнейшим, что ни на есть, лояльным компрадорам обрыднуло пялиться на голоиудскую бредятину прошлогодней давности. Ведь супротив контрафакции, согласно полученных указаний, боремся с беззаветным отчаянием! А к чему приводит бескомпромиссная борьба…?
   Правильно - к отсутствию новинок. До чего дело дошло - некоторых подрывников морального духа, отступников от идей обирализма за воспрещенными просмотрами слезливых ретро-записей застукали. Стыдно сказать, до чего докатились: за полтора часа прокатного времени ни одного зомби, ни одного разложения – мерзость!
   Ренегатов караем, конечно, со всей несправедливой суровостью, вплоть до публичного аутодафе плейеров, но разве санкциями чего-нибудь добьешься? С притягательными запретами недалеко до массовой измены идеалам. Так что хотя бы на закрытые просмотры проверенным идейно-преданным особям,- на этот раз без рисовки, с неподдельной гордостью вдарил липовый престолонаследник в грудь хозяйствующему гетману, а потом, но уже не столь рьяно, себя не пожалел,- пускай расстараются с продукцией для тех, кто «любит погорячее»!
   -О-оу, новинки - это «ошень дорогоу»!- исхитрился секретаришка вставить реплику, едва лишь от поднесенной бурды деликатно под стол отплевался.
   -Лучше моего терпения не испытывай! Хорош задешево продаваться – у гонорового шляхетства гордость тоже имеется!
   А?!- обратился к бражничающим за поддержкой воришка ушинский - те завопили в ответ о перебоях с достойной выпивкой и закусью.
   -Вот чаяния продвинутого, шагающего в ногу со временем населения! Консервов подогнать из «совковых» некогда крабов, анчоусов из кильки, каперсов из  «кукумберсов» и ананасов с дырками. Да чтобы без пепсей кольных, мерзких - опротивели слащавостью, губы не разлепить, когда приспичит на кого оскалиться.
   -Бутики-бутики...- услужливо нашептывал гетманюга очередные меркантильные упования.
   -Да не лезь ты с бутиками – нынче не по окладу. Пусть лучше доставят наложницам сукнеца с блестками да тюли на кружева, да стеклярусу: собственный бизнес развивать требовательно, продвигать текстильное кустарничество, выходить на рынки модельного бизнеса! Привнесем в массы то, чего сирые цеховики полустолетиями алкали, что раньше запрещалось и каралось злоключениями, а благодаря людям с широкими взглядами наконец-таки стало возможным! Отныне поголовно всему гоноровому шляхетству соответствовать фирменному имеджу: серьги в ноздрях-языках да пупки булавками чтоб проколоты - проверю! Скоро самих их,- ткнул липовый престолонаследник в нечающего секретаришку невымытым пальцем с давно нестриженым ногтем, точно перстом разоблачительным,- загнипийцев пресыщенных, завалим пошивочными изысками, что «кардьям» с «арманями» в кошмарной бредятине не привиделись!
   Напрасно пытался секретаришка отнекиваться от грядущего потока благодеяний: деться, словно от засасывающего омута, было некуда.
   -Довольно уж накомандовались, мод надиктовали - бабье в штаны позалазило! Возжелаешь, разоблачишь - не отличишь от кавалериста с ногами, будто с бочки разливной не слазила,- ухватит как клещами, фиг потом вырвешься. К тому же само женское население челом било, добро бы только оземь: размеры тесные расширять - морока сущая.
   -Оу, вумеская мода ошень слоужны вещь...- Вновь, деликатничая, вынырнул секретаришка из-под стола.
   -Вякать станешь, когда спросят. Я, конечно, не бесцеремонный нахал, как некоторые, но желательно, чтобы там,- ткнул на сей раз воришка под стол в ковровые загаженности, то ли имея ввиду противоположную часть поверхности земного шара, то ли местечко гораздо потеплее,- регалии мне, как престолонаследнику, соответствующие справили с подложными родословными. Тогда да при грядущих богатствах… У-у-у, неизвестно, устоит ли Спохозастольная пред нахрапистым молодцом-удальцом с кошелем, под завязку набитым пенензами?! Как полагаете, шляхетство?!- На залихватский манер осушил самозванец ушинский и не поморщился услужливо наполненный кубок, по привычке пыхнул на гостя, подмигнул гоноровому обществу, а главное - самому себе, фартовому, да подбоченился.
   -Не устоит!
   -Падет ниц!
   И точно, после газовой атаки секретаришка теперь уже не по собственной инициативе, а словно наглядное пособие чуть под стол не брыкнулся - гетманюга бдительно удержал иноземца в рамках приличия.
   -Куда устоять-то?- В унисон невоспитанному секретаришке зашатался гоноровый шляхтич, следом - другой, поправляя здоровьишко, чрезмерно принявший на вчерашнее. Боднулись лбами, кувыркнулись и, будто на «забитой стрелке», в подстолье встретились, чтобы, вполне соответствуя духу времени, выяснить отношения сперва в брани, а как взашей прочь из шатра выпихнули - в потасовке.
   -Кстати, о поставках - ни пожелал бы уважаемый загнипиец разместить капиталец в воровстве ушинском, вложить, скажем, в игорный бизнес? Я лично присмотрю, чтобы даточные несмышленыши обыгрывались с бухгалтерской регулярной отчетностью.- Напрягся липовый престолонаследник, что есть силы да выдержки, шальными с блудной поволокой глазами глянуть искренне, но напрасно пыжился. У секретаришки без того забот полон рот: от препаршивого, одно слово, что первача, першило в горле, а когда отпускало, то как в пустыне высушивало - пришлось пробовать откусить кусочек от поданной на блюде, пискнувшей и ловко ускользнувшей твари.
   Бдительные служки вернули недожаренную закуску на место, а внимательный хозяин в восхищении приметил:
   -Да, не ошибся я с определением: саксо-скотская натура из вас так и прет за версту прошибает – отдаете предпочтение мясу с кровью?! Похвально!
   Не закусивший организм уже натренированно умудрился выработать глоток слюны, что спасло жертву застолья от окончательного прожигания голоса.
   -А как быть с гребными винтами? Вам необходимо напасть на след,- докучливо вернулся к изложению условий контейнерного изобилия дотошный, прижимистый скопидом.
   -Все-то холуевриканская братия норовит досужими пустяками подпортить праздник! С винтами полный порядок - цидулю Дрянькину намалюем в лучшем виде. Губинатор вполне продвинутый, в ногу со временем, при делах - одним словом,- отыщет железяки, если уже ни сыскал да кинцам в скупку металла ни втюхал. Так что давай, шевелись с перебросками!
   -Пошевелиться можно, но только мне в личное распоряжение требуются «фиве»,- продемонстрировал преисполнившийся от выпивки наглости секретаришка, чтоб избежать разночтения в произношении, целые пока пальцы левой руки, так как в правую опять липкий стакан втиснули,- саней под охраной.
   -За охраной дело не станет - народ надежный, за неимением своего ни щепоти чужого не упустит, а вот с пятью санями... эка хватил, брательник! На столь широкий жест дарения необходима санкция советника по экасперлике, а то выслушивай потом попреки, что внове престолонаследие профукал.
   Где референт с соробормотским дипломом?
   -Найден!
   -Обнаружен!- засуетилось с отчетностью панство, услужливо спеша заложить нерадивого советника.
   -Оне никак не разродятся идеею, второй рулон уж размышляют, а все не впрок.- Откуда-то из под локтя вора ушинского выскользнул, шевеля рыжими усами, вездесущий, донельзя прищуренный гетманюга в петлюровке. Поиграл шишковатой булавой, под золотишко на манер кресел фольговой амальгамой отделанной, точно на глазок прикидывая расколоть тыкву зарвавшемуся гостю, но ограничился пока лишь устным несогласием:
   -Пять саней, факт, многовато.
   Подмочь бы дурню дипломированному,- хищно сощурился, выискивая применение вертящемуся в руках ударному доводу,- а то на теоретическую прорву никаких бумажных припасов не напасешься.
   -У референта авторитет в самой Холуеврике, не говоря уж о Загнипах, а тебя, дурила, как ни щурься, даже от «можа до можа» никто в грош не ставит, куда там до международного признания.
   -Это меня не ставят?- Затопорщился усишками тараканчик-гетманюжка.- Это тебя, бездарь, со всех постов отфутболили – даже за губинаторское кресло не зацепился!
   -Это я не зацепился, при моей хватке-то?! Да я...- Выяснение личностных характеристик, деловых качеств могло бы продолжаться, судя по заскучавшим лицам стольников, долго и занудливо, но вполне светское высказывание мнений неучтиво прервал секретаришка:
   -На меньше пяти саней не согласен, и охрана, чтоб моя!- обнаглел в торге до невозможности, попытался даже стать в «позицию», так как внезапно осознал полное отсутствие технической возможности претворения в дикарскую жизнь контейнерной переброски. Последняя остававшаяся надежда на связь с Центральным холуевиканским штабом утопла где-то в снегах ворликского водохранилища вместе с обломками шифровальной клавиатуры.- Кроме того, прежде вы обязаны вернуть похищенное имущество!
   -Что делать, гетманюга? Упрямый саксо-скот мяса кровяного нажрался, сил поднакопил - уперся и ни в какую.
   Защурился гетман да злобно перешел на гадючье шипение:
   -То разумию, не за зря в зуитской семинарии обучался как раз по надувательствам. «Верба, нон рекс», как до нас говаривалось, то есть обещать можно многое, а делать малэнько-малэнько. Ты, вот что, дозволяй иноземной псине, чего тявкнуть ни удумает, а душенька-жадюшенька возжелать ни соизволит,- потом все едино в ангар доставим и сани, и поклажу, и кого ни запросит в охрану. Поверит, дурень, куда денется? Не каленым же железом жечь, не опущать же в прорубь таку червону рыбульку. Пускай напоследок поерепенится.- Зло зыркнул волчьим глазом сквозь прищуренные рыжие ресницы гетманюга и вновь многозначительно взвесил булаву, судя по обшарпанности, неправым делишкам изрядно уж недостойно послужившую.
   -Мы согласные, пан контийнирный чумак,- заверил секретаришку усыпляющей бдительность фразой прищуренный доброхот к тому же на лживом, змеином языке, гораздо более походящем на холуевриканский, чем в исполнении сам-вора ушинского. И даже пальцами для большей убедительности прищелкнул.
   На поданный знак послушно, на нетвердых ногах пошатываясь, явились два престарелых, с подорванным годами да спиртяжкой здоровьишком сидельца при прожженных, дымящихся фартуках. Наименее трезвый в подрагивающих руках нес ту самую многострадальную клавиатуру, только подправленную, состыкованную да грязно-матерчатой изолентой обильно скрепленную. Так что предстоящие удары судьбинушки преподнесенной технике вроде были нипочем.
   -Как видит темновельможный пан, наши слова не расходятся с делом.- Лукаво прищурился гетманюга.- Получите имущество в целости и сохранности.
   -Прикажете приступать?- Второй сиделец брякнул на замызганный, усеянный разметанными яствами стол походный передатчик, склепанный для более чистого прохождения сигнала на ретроспективных радиолампах.- Антенну наладили и навели, коды перекодированы, а непредсказуемо наложенный сигнал прошибет любые глушители с переменно-частотными помехами - гарантируем!
   Секретаришка придирчиво осмотрел представленную аппарату.
   Мистика. Неужели вогнанные в разбойничий феодализм, диковатые ворлики, старательно, к тому же, прикидывающиеся непрошибаемыми бестолочами, способны еще творить технические чудеса?- Напавшая оторопь довольно долго не отпускала потрясенное сознание засланного агента, прочие же стольники со вкусом наслаждались - хоть вида не казали - иноземным замешательством.
   -Почему? Откуда? Как вам удалось?- Нервишки явно оказались неподготовленными к нескончаемым сюрпризам - вопросы задавались дрожащим, срывающимся голосом - впоследствии в разудалой компании секретаришка эдаким козлетоном то ли блеял, то ли разговаривал, но больше помалкивал в тряпочку.
   -Еще бы не удалось! За полбанки сивухи оборонщики, отребье, голь перекатная, что хошь, изобразят! Остро начинает сказываться нехватка неподкованных блох.- Зачесавшись, выудил сам-воришка из одежных мехов означенное насекомое. Осмотром остался доволен и под жадные взгляды умельцев рачительно сокрыл имущество.- Шляются, подзаборники, попрошайничают, антибазарники, а у самих не на понюх табаку нездорового духа предпринимательства. Знают, презренные технари, мою слабинку - патриотичен я по имеджу - пользуются. Плесните умельцам по чарке - и взашей, нечего при гоноровом застолье распространять дурно-смердящие запахи!
   -Мы, вообще-то, за полбанки подряжались…
   -А вонь - это канифолька из пенька сыроватая…
   -Пшли вон, быдло неблагодарное! Ишь, полбанки наливай, разохотились! Из гнилого пня с ненаглядной Нифолькой и похлебаете!
   -Ату! Ату, неблагодарнцев!
   -У-лю-лю-лю!
   -Псами потравить или беззатейливо отделать арапником?!- разохотились зложелатели из гонорового шляхетства.
   -А передатчик, а антенна, а поправить, подключить, питание, кабели...
   -Верно, кобелями потравить!
   -...отладка, подпаять, вне модулированного диапазона ничего передать не получится...- больше о деле пеклись, чем о целости шкур беззаветные оборонщики, даже об полбанки не заикаясь,- ни нахалы ли форменные?
   -Так связь не налажена?!..
   Вот уж наглы, вот охальники! Не тебе раскаяний, не слезных просьб о милости, а сразу, с кондачка грозятся неприятностями!- Недовольно прищурился на не сладивших под «аккорд» оборудование трудников гетманюга.- Ишь, морды лукавые, у кого только вымогательству обучились, когда поспели-то?!- засквозило в голосе чуть ли ни уважение.
   -Видал, холуевр загнипийский, каким народишком приходится понукать-помыкать да распоряжаться? Так на Запад и доложись, а то недооценивают деятельность по умиротворению остатков населения. Это ж шантажисты грязнейшей воды из канавы минерального источника! Досада: пана церемониймейстера до того расплющило, что на «маэстате» в медпункт ускакал – неужто придется бунтарей, чтобы от дел не отвлекали, всего лишь ординарно выпороть? Какие у панства не сей счет созрели предложения?- Все-то нетерпелив вор ушинский, хоть через то не раз фиаско перетерпливал.
   -Сядайти, сядайти, паны оборонщики, тить вашу мить-то, хряпните по стакану от трясу в руках да от голов протемнения.- Прохиндейской роже гетманюги удалось прищуриться похитрее даже самой ряшки престолонаследника.- Пороть-то що, не тебе воспитания, не развлечения,- погодим, плющило отойдет...
   -А бунтовщики за мой счет нажрутся-напьются, и ищи-свищи...
   -Эти ли, другие подзаборники, велика ли разница какой интеллект плющить. А пока для дела не скупись - выставляйся, чтоб мастера связь наладили. Довольно на пустяковые развлечения размениваться!
   -Это - не пустяки, это - основа обиральных принципов!
   -Тебе что, опять перспективный прожект профукать приспичило?! Гляди, за мной не заржавеет – стукану, куда следует…







                Глава 9.

                «Если ранили друга, сумеет подруга...»   


     В Объединенном центральном холуевриканском штабе как в котле, переваривающем подлунную ойкумену в тошнотворную бурду, что даже «оймяконой» назовешь лишь с натяжкой, и то предварительно подавив тошноту да брезгливое отвращение, вяло побулькивала обыденная, еженощная рутина:
   Вспузырилось вдруг обстрелять побережье, более тысячи лет назад без спросу у Холуеврики заселенное неугодным племенем; извернулись ловко – обстреляли залпами престарелых орудий айдаайовского калибра, не зря, как оказалось, реанимированного крейсера.
   Потом через край пованивающей пеной вскипело разбомбить половину нагло мнящей себя независимой страны, чтобы на уцелевшей территории в благодарность за предусмотрительную капитуляцию отстроить очередную военную базу, будто сего ингредиента в «оймяконском» вареве не доставало.
   Следом ультимативно забулькало загнать в сымпровизированный котел заведомо уморительных, нежели опасных для врага союзничков. Затем, чтобы приправить хлебало пряностью, настоятельно потребовалось подбросить подконтрольным мульманам рецептуру наиболее продуктивного культивирования маковых насаждений и снабдить покупателей опия подробными картами безопасных торговых путей - минующих Холуеврику, естественно - да залежалыми хряксами в придачу…
   В процессе не забывалось ежечасно тявкать на приверед, кому готовка не по вкусу, а то и половником охаживать, дабы не вздумали лезть, куда не след, да с иными поваренными рецептами. Прочих же по мордам поощрительно пошлепывать, чтоб не забывали руку хозяйскую, а лояльно лизались, скулили да радостно виляли хвостиками.
   Рутинная деятельность никого не вдохновляла. Среди персонала штаба царило уныние и безнадега: уж больно быстро привыкаешь к избытку наличности, а отвыкать от жизни на широкую ногу, увы, нелегко и не каждому по силам. Требовательно сосущие пиявками сибаритские привычки усугублялись нарастающими суммами заведомо неоплатных долгов. От повальной предательской продажи холуевриканских военных тайн заодно со стратегическими секретами Объединенный штаб спасало лишь отсутствие у вражеских разведок хоть сколько-нибудь значимых денежных сумм.
   По последнему поводу четыреххвостый адмирал все-то не мог нарадоваться:
   -Это же надо, какими предусмотрительными, прозорливыми оказались предшественники на командном посту, не говоря уж о дальновидности управителей супердержавы, вбивших в беспросветную нищету как явных, так и потенциальных противников, не уставая при этом корчить из себя благодетелей человечества.
   Убогие представители вражьих разведок вечно толпились в приемной, устраивали в очереди перекличку, но вовсе не потому, что приспичило ознакомиться с «топ сикритной информэйш», а просто за голову каждого выданного предателя холуевриканские спецслужбы обещали шикарные премиальные. Так что в «атташе кейсах» многих резидентов наготове имелись вербовочные бланки, сулящие баснословное жалование с заоблачными бонусами, а так же разбухшие от пересчета пачки разляпистых банкнот, обменять которые на деньги удалось бы разве что в темной подворотне, да и то предварительно приставив нож к горлу жертвы.
   В общем, возможность подзаработать имелась, штабная обслуга сей непреложный факт прекрасно осознавала и не упустила бы ни своего, ни чужого, но упрямец адмирал решительным образом не разменивался на мелочи, а сделав решительную ставку на секретаришку, упорно гнул зашоренную, тупую линию.
   Результаты были налицо: одну, пока только, из орденских планок украсили воинственные мечики, а от агента, почти сразу вслед за внедрением, поступили весьма ценные сведения. В основном полученные разведданные касались контрабандной поставки через неможню антиквариата, художественных ценностей и бриллиантов (сообщение пришло непосредственно с неможенных терминалов Ширлимырдьево). И хоть передатчик работал без кодера и шпарил в открытый эфир прямым текстом конфиденциальную информацию, не доверять сообщениям адмирал счел контропродуктивным. Тем более, вдогон заработала антенна направленного действия: пусть в сторону противоположную предписываемой инструкций, но упорно долбила тайные расписания взлето-вылетов и посадко-приземлений раздолбанных «воингов», что представлялось чрезвычайно занимательным, так как чередовалось с пиратски вскрытой информацией порносайтов. Адмирал незамедлительно отрапортовал «наверх» - получил кучу благодарностей, два недельных оклада да пачку акций «Дженерал ведерс», с выплаченными кому-то другому дивидендами.
   График полетов незамедлительно поставили на контроль, а переправляемые из Ширлимырдьево матрешки с закатанными произведениями искусства, бриллиантами нечистой воды и ювелирными раритетами тут же обложили налогами, что заставило многих обитателей Швальтон Кич подыскивать еще менее респектабельные места обитания. Но без осложнений не обошлось…

   Адмирал гоголем вышагивал по бронированному полу кабинета, когда без предварительной записи и доклада, оглушив или подкупив ординарца, к командованию вломился кучерявый, пузатенький психотехник, таща за собой, точно худющую гончую на поводке, долговязого электронщика.
   -Вот полюбуйтесь, что накопал этот недотепа из последней партии прибывшей на архивирование «документейшн».- Скалясь злорадной ухмылочкой, протянул не терявший времени на отдание чести наглец  постер с изображением стюардесской шапчонки занимательного покроя на прическе заголенной, протыкающей, в придачу, земной глобус шпилькой каблучка длинноногой девахи.
   Адмирал сам не ожидал, что растрогается:
   -Вот уж удружили, славные ребята…- Шмыгнул мясистым насярником.- Не будь я четыреххвостым адмиралом, непременно сказал бы «синькью», а то ведь с самого первого причастия никаких подарочков не перепадало. Обязательно повешу красотку в кабинете перед портретом, сами знаете кого, чтоб не скучал старикан на стене пылиться в одиночестве. Только что это у «герлы» за корявые тату на пупке да по всему остальному?- Прищурился адмирал пристальней.- Ах, я старый болван, это же тату!
   -Вот уж точно, болван,- не постеснялся в голос поделиться с приятелем соображениями на счет адмиральской личности пренаглющий психотехник.- Это заявленное вами секретным расписание того самого Ширлимырдьево, тиражом в сто тысяч. Расписание, конечно, соблюдается крайне редко, но к «топ сикритам» отнесено может быть лишь по прихоти распоследнего остолопа.
   Адмирал уставился на пышность форм дареной красотки с еще большим вниманием.
   -Противник понял, что без толку пытаться скрыть «информэйшн» и обнародовал тайные секреты. Если бы не своевременное вмешательство доблестной разведки, не демократично угнетаемый «пиплс» и далее улетал бы не известно куда и во сколько…
   -…и, вдобавок, не знамо на чем и почем...
   -Над девахой предстоит поработать аналитическому отделу - уж ни подброшенная ли это «деза»?- уныло пробубнил поджавший один из хвостов четыреххвостый, пропустив колкость мимо ушей, соображая, как же выкрутиться из щекотливого положения, так как, при кропотливом изучении в лупу, дареный плакат оказался отпечатан задолго до внедрения «успешного» агента.
   -Не утруждайтесь излишними размышлениями.- Нагло ухмыльнулся психотехник и заговорщицки подмигнул долговязому приятелю.- Недотепа, откопав «шпионское» расписание, наработал как раз на адмиральское недельное жалование. В противном случае, сами понимаете, подача рапорта по инстанциям неизбежна. А сколько понадобится трудов и затрат на перехват...- не проще ли договориться на месте?
   -Проще,- понуро согласился адмирал.- А, может, возьмете акциями «Дженерал ведерс»?- но поинтересовался просто так, для проверки бдительности подчиненных, что вызвало в ответ лишь дополнительные издевательства вперемешку с презрительными ухмылками.
   Подпорченное в глазах руководства реноме стало бы гораздо дороже  - пришлось четыреххвостому делиться частью «заныканых» от коллектива средств, что, однако, не мешало строить козни: «Обоих спроважу во вражьи шпионы! Толкутся в приемной несколько весьма подходящих, потому что решительных противников Холуеврики с мало обнадеживающими, зато плотно набитыми атташе-кейсами,- сторговаться, приплатить по демпинговой цене – пускай негодяев подловят и завербуют насильно ...»
   -А на непредвиденный случай у надежно купленного адвоката в запечатанном конверте оставлено разоблачение...
   «Вот сволочи, выкормыши детективного жанра!»- адмирал, конечно же, не поделился подобными эпитетами со слухом подчиненных, а с нарочитым энтузиазмом, выспренно, чеканным голосом произнес: 
   -Вижу, «бойсы», на службе ни труса, ни лодыря не празднуете! Получите из поощрительного фонда «За перерасход боеприпасов при точечных бомбардировках».- Но после вручения требуемой суммы пробурчал со зловещей многозначительностью в голосе:
   -Погодите, грянет военная година - упеку под трибунал за вымогательство!- Заскрежетал под конец зубами для устрашения, на что трепещущий, должно быть, от нахлынувшего ужаса психотехник, смачно сплюнув через плечо, прихватил со стола початую бутылку вонючего бурбона. Отхлебнув и задрав голову в приступе зазнайства, удалился, утащив за собой начавшего трястись то ли от ломки, то ли от желания заехать четыреххостому в лобешник долговязого электронщика.
   -То-то, негодяйская банда, попомните, узнаете, как нижестоящим по должности связываться с вышестоящим по званию!- Весьма доволен остался адмирал проявленной героикой, но на всякий случай, стиснув в кармане остаток наличности, прямиком направился к сейфу, куда загрузил от греха подальше и прочие ценности, как то: портмоне, наручные часы, висячие медальки, заколку галстука в виде субмарины, запонки… да код доступа поменял для пущей сохранности.
   Предосторожность явно своевременная: не всяк штабной службист обладал сметкой психотехника, подрабатывающего невинными, в общем-то, шалостями. Другие, что прямолинейнее, оставшись без верного приработка, не простили адмиралу употребления подлого штатского секретаришки мимо собственных карманов и в злопамятстве изготовились пойти на меры воистину отчаянные. Задабривая неблагонадежную банду, адмирал отдал великодушный приказ помогать подсевшим на стимуляторы антидепрессантами из аптечки, но запас соответствующих препаратов не безграничен, а восполнение, опять-таки, требовало финансовых вливаний.
   Над головой адмирала вновь сгущались тучи. Не чувствуя уюта в штабном климате, а подкожным нутром чуя скрытую опасность, опытный служака даже подумывал о смене рода деятельности - начале политической карьеры:
   «А ни разбомбить ли - пока наделен полномочиями - придравшись по наглому поводу, с полдюжины попавшихся под руку стран, из тех, что не дадут сдачи? Политиками со столь решительным характером и заслугами перед отечеством не разбрасываются - любая из безграничного разнообразия двух партий будет рада протежировать бескомпромиссного «хэрроу» на должность хренсмена, а то даже усадит в комфортное кресло хренатора! Но, с другой стороны, добровольный уход с поста…, ни сочтут ли подобный шаг признаком слабости? К тому же должность жаль оставлять: только-только карьера заладилась. Бросить, передать какому-нибудь неблагодарному выскочке штурвал в руки, в  придачу с перспективнейшим агентом?!»
   Чтобы успокоиться, адмирал вновь проник в недра сейфа и извлек непочатую, а потому пока не воняющую бутылку бурбона да пухлую пачку акций «Фиш инкорпорейтид» и, вмазав для укрепления задерганной нервной системы двойную порцию, принялся, успокаивая бестолково мятущееся сознание, капитал пересчитывать.
   «На штабную аптечку отжалеть, что ли,  парочку?- Со смаком перебирал пухлые как дебелые блондинки в жестких солдафонских руках акции, но крамольная мысль, шедшая в разрез со вдалбливаемыми с синтетических памперсов идеями индивидуализма, типа: «В этом мире каждый выкарабкивается, как умеет!»- недолго засоряла мыслительные процессы.
   Предложение поделиться, отвергалось весьма опрометчиво, адмиральская же решительность более отдавала безумством, чем героикой и вполне реально могла привести к пагубе. Но, будучи человеком, не лишенным духа предков, геноцидников автохтонного населения, четыреххвостый ограничился лишь тем, что засунул сзади за брючный ремень «кольтовый» револьвер, рискуя с пьяных глаз подпортить френч в неприличном месте, а в случае точного попадания, расширить «выходное» отверстие.
   «Нужно непременно дождаться «главного» сообщения от агента и объявить выявленному врагу беспощадное истребление, тогда каждодневная рутина сдвинется с места, зашевелится, шестеренки прокрутятся…, а под шумок провести эвакуацию штаба. Вымогателей-крамольников замуровать в заброшенном тупике подземки вместе со служебным вагончиком,»- размечтался адмирал, тщательно обдумывая детали возможной операции вплоть до приятных подробностей агонии антилоялистов. Чуть ли ни размурлыкался от предвкушаемого удовольствия и спохватился лишь, когда пролил лелеемый бурбон на лампасные брюки мимо «порта» назначения.
   «Ни рано ли я расслабился?- Встрепенулся адмирал.- Ценные акции, с растущими на глазах котировками оставлять в штабе, в запертом кабинете, в патентованном сейфе с тройной защитой - ни чересчур ли это беспечно и ни слишком ли рискованно?- С отрадным для алчного слуха хрустом переломил  пополам пухлую пачку и постарался запихнуть в потаенный, под фляжку с виски приспособленный карман, куда ценные бумаги с трудом, но поместились, только что пуговка не застегивалась.- Тут-то надежней. Да и «вайфе» Мерлиночка не заподозрит, подумает - бурбон, что из того, не выдует же: сама ведь специализируется исключительно по скотчу».- Несообразно занимаемой должности умиротворился адмирал, вновь погрузившись мыслями в отрадное планирование штабных операций и семейных взаимоотношений.
   -Донесение! Донесение!- Вышколенный адъютант, без того вечно вертящийся под ногами, выискивающий, какую пакость сотворить начальству, понимающе принюхался к бурбоновой вони, с пренебрежением глянул на залитые штаны алкаша при четыреххвостых погонах и, нарочито чеканя шаг, попытался достучаться до адмиральского сознания:
   -Донесение!
   -Вечно принесет тебя в неподходящее время.- Адмирал, отвлеченный от мечтаний, встрепенулся, внимательнейшим образом осмотрел конверт, запечатанный да заклеенный от любопытствующих проныр с особым, секретным тщанием, затем, не скрывая подозрительности, оглядел адъютанта - осмотром остался недоволен. Сочтя конфиденциальность недостаточно обеспеченной, отвернулся и принялся вполне подходящим для бумажной работенки походным тесаком вскрывать «топ-топ сикрит информейшн».
   Неужели то самое, долгожданное?!- сознание адмирала прошибло догадкой, пальцы дрогнули - чуть не оттяпал.
   -Шифровальщики велели донести до вашего сведения, что очень удивлены...- загнусавило за спиной фальцетиком адъютантишки.
   -Еще бы, буквоедам да не удивиться: мой агент, должно быть, уже половину Ворликии уложил наповал, чтобы добраться до подлых врагов, затаившихся от идущей по следу решительной справедливости!- Повертел в волнении донесение адмирал то вбок, то вверх тормашками.
   -...донесение закодировано шифром, принятым на вооружение час назад.- Вытянув на чрезмерную длину шею, адъютантишка из-за плеча адмирала уставился в текст, но не на того напал - адмирал ловко прикрылся несвежим номером «Таймса-войса», что, будто дрессированный, исправно отпугнул, как облаяв да слюной оплевав, мерзкими инсинуациями даже по самым придирчивым меркам наилояльнейшего к линии правительства, назойливого пролазу.
   -Дурачье, это же суперагент, собственноушно (невольно пощупал адмирал накрепко пришитое ухо - на месте ли?) персонально мною проконсультированный - секреты за мили улавливает; натаскан по индивидуально-подобранной программе! Ему шифры, что орешковый арахис из пакетиков - не заметит, как перещелкает. Буквоеды, цифрогрызы лишь только думать начнут жирными задницами - а агент уж в курсах предстоящих криптокодировок! То-то. Моя школа!
   Но адъютанту не до восхищений адмиральской агентурной деятельностью: после «войса» мутило и поташнивало. Отвлекшись от служебных обязанностей, тут же заполучил в поджарый живот сжатым в мощном кулаке стаканом, но не прицельно, не с намерением прибить, а в чисто гуманистских целях напоить жаждущих.
   -Живо - двойную порцию!- не отрываясь от внимательного изучения изнаночной стороны донесения, потребовало начальство дозу, для прояснения соображения, в общем-то, минимальную.
   Едва не задохнувшись, стоически разогнулся адъютант и с презрительной неохотой принялся отмерять начальству слоновьи порции. Адмирал же вытаращенными глазами гипнотизировал мудреное донесение. Уж было вознамерился машинально запить, не разобрать какие новости, но вовремя осекся.
   -Гм, попробуй-ка виски, адъютант. Как на твой вкус, достаточно ли вонючести?
   Адъютант, сущая раззява, не прихвативший с собой яду, а всего лишь слабительное, зато како-ое, трусливо принялся отнекиваться, что, мол, на службе ни-ни, не пьет, все-то печется об агрессии Холуерики, а дома не жены, не маленьких детей - осуждать некому, полный дисбаланс межличностных взаимоотношений,- пить нет никакого интереса...
   -Ага,- смекнул адмирал,- чтоб вдул стакан до дна, иначе ни то что детей, но и «хоума» не станет, а будет лишь набитая пылью пополам с клопами палатка в оккупационном корпусе при температуре сто двадцать по Фаренгейту, а об Цельсии даже мечтать не придется!
   Обреченный адъютант принял стойку «смирно», приложил свободную руку к «пустой» голове и мужественно выполнил приказ. Простоял, вытянувшись стрункой с полминуты, не выдержал, под суровым-то взором, сложился пополам да в столь стесненной позе, даже не испросив разрешения, направился, набирая скорость, к выходу, потом посеменил на цыпочках дальше по коридору до конца служебного дня оккупировать наиболее часто посещаемое штабное помещение.
  -Ух, тыловая крыса, на кого руку поднять удумал?!- Адмирал подозрительно обнюхал, а потом на пробу лизнул оброненный стакан.- Надо же, какой дрянью травиться приходится.- Не пожалел бурбона на обеззараживание.- Вот бы таким же маккартуром с тыловой шелупенью разделаться - завести для начала дружбу со штабным барменом… Одно плохо – когда приспичит по нужде сходить, в кабинку не протолкнешься.- Стратегически натасканное соображение заставляло адмирала мыслить на несколько ходов вперед.
   -С остальными строптивцами тоже разделаюсь - не забыть перед сном позаимствовать из «тиви» ужасника способ покровожаднее -, но сейчас главное  – разобраться с донесением.
   От оперативно «вмазанного», а потому не в полную мощь развонявшегося бурбона почти моментально включилось соображение, и донесение, наконец, развернулось, как надлежит - читабельно.
   -Та-ак. Ни «мазер тудезер» себе! Заявка: напитки, поп-корновая закусь, синтетика с узорчатыми противомоскитными сетками...
   -Ага!- По мере дальнейшего прочтения осенило адмирала финансовой, как  надлежит примерному холувриканцу, перспективой.- Вот оно, продвижение на туземный рынок да, вдобавок, второ и третьесортной видеопродукции! Уж порадуются голоиудские поденщики, ох, уж с кое-кого запричитается: наконец-то объявились поклоннички, а то впору шарашкину контору прикрывать. А «у-шин-ски-е», видать, ничего, стойкие ребята, с крепкими желудками и железной безнравственностью, раз до сих пор привержены нескончаемой тошнотворной пошлятине, штампуемой  киновурдалаками. Столь рьяных поборников холуевриканских жизненных ценностей впору, право, к двухступенчатым выборам допускать да в наемники записывать вне конкурса, на половинном жаловании.
   А это что за бредятина: позумент, аксельбанты, регалии, кутасы, галуны, какие-то газыри, подко-овы…? Неужели придется отмобилизовать экспозицию военного музея да разорить ипподром, а заодно обрушить тотализатор? Нет, науку и игорный бизнес трогать нельзя: очкарики примутся доносы строчить… под диктовку букмекеров, потом подключатся защитники животных - потребуют лошадиным мордам, забитым кровожадными ворликами, дать новые клички да, по программе «защиты свидетелей», сменить места конюшен, а расходы, небось, за счет Объединенного штаба!
   Хотя, чего жаться-то: вот какой-то Дрянькин за «бабки» обязуется сыскать винты, а нет - обезвинтит прилегающие к зоне персональной безответственности акватории.
   Донесение составлено по всей форме - не подкопаешься, одно настораживает – не достает убедительности. То ли профессионализм агента хромает, то ли... «скверные парни» переманили на свою сторону? Вот, к примеру, для чего могли понадобиться сотни ярдов галуна? Уж ни армию ли бананово-республиканскую собираются сформировывать без холуевриканской санкции? Ни объявился ли на снежком прикрытых, загаженных просторах очередной Бонапартишка?- Затерзали адмирала нешуточные сомнения о возможном воскрешении милитаристской конкуренции.
   -Определенно, для проверки необходимо заслать дельного специалиста с набором смертельных ядов на любое вкусовое пристрастие: секретаришка слишком много знает, чтобы оставаться живым в руках военно-политического авантюриста. Правда, контейнерная переброска не предусматривает доставки пусть ограниченного, но воинского контингента…- Заматерелые пальцы стиснулись на далеко не хрупком горлышке.- Бутылки с виски перегрузки выдерживают - чего ж плохого станется с «солджером»? Снабдим на всякий случай баллоном с кислородом да запломбируем в челюсти ампулу цианистого калия – подобные меры предосторожности агента взбодрят, придадут уверенности.- «Затрендел» довольный четыреххвостый что-то из репертуара духового оркестра, для натуральности звуков булькая стаканом со вполне заслуженной добавочной порцией.
   -Осталось подобрать достойную «мишн» кандидатуру. На кого в нынешнее мутное время можно положиться?- Перед адмиралом в тупиковой неразрешимости предстала задача, воистину достойная мозгового штурма - тут уж не захочешь, а прибегнешь к более солидной дозаправке...
   -С одной стороны – «солджер» лояльный командованию, а с другой – требуется успокоить то и дело впадающих в нервные срывы - вплоть до форменного грабежа с шантажом - штабистов, а то далеко ли до «бунта на корабле»? К тому же прыщу, вскочившему на ровном месте, новоявленному Клаузевицу-Бонапартишке не мешало бы потрафить, чтобы принял агента, как следует, рассупонился, раскрылся, подставился под неминуемый удар…
   Ага! Вот именно, удар!- Смутно различимая, призрачная кандидатура отдаленно замаячила в подсознании. Для придания четкости размытым контурам адмирал отполировал изображение уже не слоновьей, а мамонтовой дозой. Но просветление, упорствуя, все-то запаздывало - пришлось прибегнуть чуть ли ни привычно, не жалея головы и кулака, к насилию над неподатливым мозгом. Тот, как выдрессированный, не дожидаясь вторичного сотрясения, тут же выдал искомое:
   -Вот она, вот! Как бишь ее? Сара… или Рахиль? Рахиль… или Ребекка? Ребекка или все-таки Сара?- замельтешили в терроризируемом мозгу имена-шаблоны героинь, не сползающие с голоидуского экрана, и когда адмирал склонялся уже остановиться на традиционной Саре, мозг насилу развернул течение забурбоненной мысли в точном направлении - в памяти восстановился не только зрительный образ, но и связанные с ним воспоминания о физических ощущениях.
   Вот, да, так и есть! Агент да какой - ярко выраженная блондинка, хоть по легенде - всего лишь программисточка, чья алчность уже стоила адмиралу утери оригиналов орденских знаков «звезд» и «сердец», не говоря о расчетных карточках и категорически молча о бумажнике.
   -Сузи, сузи…- Расплылось, заодно с мечтательной мордой, по памяти четыреххвостого похабника сладострастие.- Сюзета, Сусанна или  Сюзанна? Нет, нет, нет...
   А-а! Вот оно - Сюзи! Сюзи! Как я мог позабыть? Сю-узи.- Прочувственно вздохнул адмирал, в ком долгая, усердная служба, вопреки оголтелости устава и измывательствам начальства, не уничтожили мужское начало. Однако стоило лишь в интимных подробностях припомнить решительность действий представленного агента, как лицо перекосила гримаса боли и отчаянья.
   Не до бурбона - выплеснулось пойло из оброненного стакана, а ладони машинально прикрыли сокровенное.
   -Сюзи, больше известная в штабных кругах под псевдонимом Я-иш-ни-ца,- просипел адмирал, продолжая морщиться в досадных воспоминаниях о болевых, чтобы не сказать шоковых, ощущениях.- Кандидатура подходящая: в коллективе пользуется авторитетом, а командованию, чьи определенные чувствительные органы уже подвергла карательным действиям, известна целеустремленной бескомпромиссностью …
                _______


   Трудно преувеличить восторг, вспыхнувший в необузданной, дикой толпе, чью безудержную вакханалию щедрые дяди, к непрестанным удовольствиям, сдобрили женским обществом. Нежданный «подарунок» панство, подлое гульбище бандюганов, первым делом ужравшееся заморского бухла, а уж потом обратившее внимание на прочее содержимое контейнера, оценило вдвойне. Задрапированная в униформу болотной окраски, со спрятанной в кепи копной светлых, без сожжения перекисью, волос, представшая не на шиповидных шпильках-каблучках, а в грубых ботинках «панека» с пьяных глаз казалась «пенктной» на загляденье. Сюзи, накинь на нее хоть три паранджи, явилась бы сброду образом совершенства и, соответственно, вожделения.
   То доблестное обстоятельство, что налакались напитков из затейливой формы бутылок, возвело погромщиков, в их собственных глазах, чуть ли ни в ранг рыцарствующих сэров- джентльменов, а псевдо-военные позументы да побрякушки, которых после контейнерного погрома на подпаленных бивуачными кострами, молодцеватых кунтушах заметно прибавилось, располагали к галантности. И вот уже ушинский гоноровец, из самых прытких, предварительно унизив достоинство Сюзи патриархальными обхождениями, ухватил пани под руку, не преминув ущипнуть за напрашивающееся место для пробы плотности тела да ради не исключительно личного удовольствия.
   Вполне понятная злость, не покидавшая Сюзи на протяжении служебной командировки, да традиционно пренебрежительное отношение к ворликам, в какие бы изукрашенные шкуры те ни рядились, отношение, впитанное в детстве с обязательным молоком из холодильника матери, как к агрессивным, непредсказуемым, вечно пьяным туземцам – все вложилось во впечатляющий, добротный хук справа.
   -О-о!- с восторгом встретило заворовавшее панство грамотно поставленный удар, сочтя, за боксерской безграмотностью, смачной оплеухой, от которой переусердствовавший «галант», мало что повалился как подкошенный сноп, но вдобавок укатился прочь, словно кочан, подрезанный с чужого огорода. Международный инцидент сошел за разудалую шутку и не прервал гвалт всеобщего веселья. Полушутливо подобралась было к воинственной красотке еще парочка желающих полюбезничать - вновь полученные от женщины, а потому вдвойне, втройне обидные зуботычины одобрило панство зычным гоготом, очередных же неудачников спровадили нещадными пинками к откатившемуся приятелю, чтоб под ногами не путались.
   -«Бардзо пенктна» паненка гонорово представилась! Красотулю передать в долю сам-вора ушинского!- Решительно настроенную «паненку» ухватили-таки под крепки рученьки, но уже не по-хамски, как предыдущие соискатели «галантсва», а, памятуя о нынешнем джентльменстве, учтиво, но крепко. Деликатно пыхая в сторону терпким выхлопом сивушного виски, подвели «приз» к самому липовому престолонаследнику, восседающему на санях в окружении нескольких пышнотелых красоток, разодетых, естественно, в шубы из таких же, только что меховых хищников. Хоть фаворитки и утопали в перине противомоскитного тюля, периодически под шубами опрыскивая трофейным же парфюмом потеющие от жадности подмышки, но плотоядные нравы сей факт отнюдь не смягчил. Опытно определив весьма вероятную конкурентку, пробуравили ту настороженными, звериными взглядами; тогда как пара приближенных, разряженных в бархат с золоченым шитьем гетманов приветили пани не утратившими от замутнения алкоголем ни хитрости, ни алчности взглядами маслянистых глазок.
   Свалившиеся с неба, ничем, кроме похвальных для всякого предприимчивого ворлика ловкостью и плутовством не заработанные, несметные, казалось, богатства множились. На лицах вожаков, даже на временами туповатой вплоть до наивности физиономии сам-вора-предводителя явственно проступало желание захапанное оградить да уберечь от тьмы прочих повсеместно кудиярствующих охотников до шальной наживушки, просыпавшуюся же «манну небесную» поставить на нескончаемый поток, именуемый в тоталитарную пору конвейером. Посему пребывали главари в состоянии алчного возбуждения и чрезвычайной настороженности одновременно. Чтобы успокоиться, машинально, не веря глазам, ощупывали штуки синтетического, сходящего за бархат «флока», теребили, испытывая на стойкость, позумент, а самое ценное из нескончаемых подношений пробовали на зуб.
   -Эка привалило!- торжествовал сам-вор ушинский по преподнесению довесочка - представителя стороны, разбазаривающей «манну», да, к тому же, при ближайшем рассмотрении, женского пола.- О! «Бардзо пенктна!»- Наметанным взглядом высоко оценил скрытые камуфляжем сюзины достоинства и, прикинув на глазок утехи, что справная пани предоставит - никуда не денется - чуть ни смакуя предстоящие ощущения, заколыхал опухшим от регулярных попоек лицом.
   Почуяв заинтересованность посторонним объектом, звериные взоры тучных фавориток вновь хищно впились в нежданно свалившуюся на перманентные завивки, благополучие и уверенность в завтрашней ночи конкурентку.
   Рыжеусый проныра-гетман, прицениваясь к обстановке, особо старательно прищурился и, вынырнув из-под локтя, шустренько припустил что-то нашептывать вору ушинскому - тот, сосредоточившись лицевыми помятостями, непонятливо соглашался.
   -Шубу - паненке!- Переварил, наконец, сам-вор тезисы о сохранении да преумножении с неба свалившихся сокровищ и перешел на озвучение внедренных в сознание конструктивных мыслей:
   -Бивуак свернуть! Добро в сани под охрану! Головой ответите! Возвертаемся, паны, до резиденции!
   Приближенные гетманы согласно колыхнули надерганными у последнего закланного питомца прогорелой страусиной фермы перьями на петлюровках, взмахнули булавами, шестоперами да в охотку пустились, раздавая пьяненьким панам зуботычины, сворачивать развеселое гульбище, что принялось суетно, бестолково, невпопад забрасывать сани измятым, затоптанным добром, уцелевшим от погромного осмотра контейнерной переброски.
   Шуба из грязных шкур вонючей выдры, в которую слишком уж плотно и вопиюще нахально упаковали Сюзи исполнительные доброхоты, нещадно тиская да лапая непривычно-стройное тело, сменила на своем веку около полудюжины осчастливленных воровских избранниц. А на санях, куда агента не менее заботливо, не забыв потискать, усадили, разместился уж вальяжно, на сколько позволяла теснота, хитроглазый шептун-гетман со несколькими подручными.
   -Теперь пани на спокое расскажет для чего, не заказанная, туточки приземлилась? А на счет панства имейте надежу: мы ж не дикари какие - в тонких материях разбираемся, поспособствуем да от быдла обороним, при взаимной, выгодной договоренности.
   Пшел, пся-крев,- команда, поданная осипшим на морозе голосом, не возымела должного действия - гетман ругнулся и пнул червленым сапожком зазевавшегося, нерасторопного возницу.
                _________


   -Ну и наглые здесь рожи! Я уж на всяких насмотрелся: и по Шырлемырдьево судьба швыряла, и по отелям да саням экскурсионным, но столь наглющих, скопидомных сволочуг, что без услуг переводчика, трудами сообразительными на кусок булки с запивкой зарабатывающего, обходятся, не встречал! Если где видывал, укажи – морды сволочам набьем!
   -Уже вроде набил, герой, куда больше? С непривычки, чего доброго, сотрясение мозга приключится - языки из памяти повыскакивают, а куда ты без них?
   -Да куда угодно. Вон протектор стройку затевает - подамся в проектировщики, а то дизайнером по закардонам раскатывать, выставки эскизов представлять. Прославлюсь - обо мне еще почитаешь в… «ньюспапирах».
   -Ерунда полная. В макулатуре тиражируют сплошное разложение общественного мнения да насилуют сознание по программе, разработанной в добиблейском Содоме... Вот если бы ты растлил коллектив начального класса средней школы дрессировщиков ездовых собак вместе с их питомцами, или наоборот - традиционно переспал, а потом бы спер драгметалл с поддельными ожерельями у безголосо воющей стервы - об этом непременно пропечатали бы, от известности не отмылся бы.
   -Почему в Содоме-то?- С остальной частью тезиса переводяга, вроде как, согласился.
   -Разве не слыхал – нас ведь определили в быдло. В стойла поставили стреноженных. Жди, когда баре вздумают потешиться скотоложством - с них, сдвинутых, станется,- тяготясь путами, да от скуки очередного заключения периодически возобновлял попытки застращать приятеля ветеран ментонерский.
   -Кончай накликать неприятности, а то впрямь содомиты заявятся – чем да как прикажешь отбиваться?- Переводяга, мигом растеряв решительность, заметно занервничал.- Протектора как назло из коллектива вырвали - кому путы перегрызать-то?
   -Вот-вот, о чем и толкую, заявятся - а мы повязаны...
   -Хорош каркать! Если бы как прошлый раз, просто Верка с плеткой - я бы вытерпел...- Подрагивая, прислушался переводяга к застенному шороху и, успокоенный отсутствием поползновений на неприкосновенность личности, вновь расхрабрился:
   -Подумаешь, всего-навсего располосовала задницу, а эти... ух…
   Ну ладно, давай руки, что ли. Видать, грызть придется: пока протектор отсутствует - я вместо него. Только чур друг друга в обиду не давать, а то ведь «сотрясение, оно память отшибить может»,- забудусь да ляпну в Ширлимырдьево про кое-чьи с Веркой шашни...
   -Грызи-грызи, шантажист выискался...
   Бечева - нечета добротным имкиным лыкам, больше походила на трухлявые лохмотья, чем на путы, достойные серьезных узников со стажем.
   -Тьфу, гадость, неужели нельзя хотя бы веревки вить из добротного материала, а не из гнилого да, в придачу, вонючего тряпья?- отплевывался переводяга.
   -Здесь по-другому не умеют, за что ни возьмутся – все-то смердит да разит нечистью, от сего подозрения на счет воров Ушинских очень даже крепкие...
   -У-у- припустил переводяга грызть с двойным усердием, но долгой челюстной работы не вытерпел и, чтобы отрешиться от пошлой обыденности, отвлекся на мечтания:
   -А протектор наш, должно, на санях, на пяти, а то и более рассекает, приоделся в модерновое... чего ж про охрану запамятовал? Уж мы бы пригодились, при богатствах-то.
   -Дзинь-дзинь-дзинь - точно в аккомпанемент меркантильным размышлениям раздалось позвякивание презренного металла.
   -Чу! Грызи быстрей, кажись, возле ворот трется кто-то подозрительный.
   -Вот уж свалилась напасть, добро бы хоть на голову.- Впился вовсе нестойкими - после потасовки с ушинскими мордоворотами - зубами в воняющую трухлявость переводяга. Лохмотья полетели как на чесальной фабричке, грызун аж носом зачихал, но не потрафил терять время на сморкание, потому что ворота вполне явственно, многозначительно бренча ключами отмыкали…, а с какими намерениями, то уж секретом для переводяги не являлось.
   -Эге-гей!
   -Слышь, своих созывают...
   Переводягу дрожь пробила, а челюсти от перенапряжения свела судорога.
   -Эге-гей!
   Одна из створок ворот проскрежетала ржавыми петлями, и в полосу света глянула обритая, круглая рожа предполагаемого содомита с кукишем вместо носа.
   -Эгей, здесь ли супротивники престолонаследника обретаются? Коли нет, я в другой блокгауз подамся.- Рожа силилась что-то разглядеть в сумраке догнивающего, давно уж пустопорожнего склада, весьма сообразительно обращенного в столь же опустошенный хлев, но заключенные затаились и даже грызней себя не выдали.
   -Чирк-чирк - подозрительная мордень зачиркала спичками.
   -Что за дерьмо? Хипрское производство - называется, а ведь обещались наладить выпуск по загнипийским стандартам,- сплошь буржуинское лукавство да надувательство.
   -Чирк - запалился весь коробок - мордень обожгла пальцы, но зато осветила сумрачное пространство.
   -Ну вот, никого нет, а чьи тогда торчат копыта, раз, два, одно и второе?- Опять раздался перезвон металла, а брови мордени взметнулись вопросительным домиком.
   -Я, как степениант математики, уверен: ошибки быть не должно даже с учетом погрешности – в помещении кто-то присутствует. «Степениант» уверено вошел вовнутрь хлева и безо всяких опасений, по-хозяйски пнул одно из выявленных коленок, но ожидаемого вопля не дождался – переводяга, будто пенькой недогрызенной подавившись, стоически замычал, но не расконспирировался.
   -Эгей-гей! Чего не отзываетесь? Мне, как профессору экономик, не пристало в прятки играть с супротивными арестантами.
   -Нету здесь никаких супротивных! Не на таковских нарвался. Тьфу – отплюнулся переводяга трухой для пущей весомости сказанного.- Ишь, пакостный содомитина, ноги раскорячил! Ни на что не рассчитывай и лучше не подходи! Я, если хочешь знать, и покруче хлюстов обламывал – даже самой Верке не поддался!
    -Крепка, видать, деваха. Знатно харю начистила в отместку, должно, за неотзывчивость. А, может, не деваха расстаралась вовсе, а с престолонаследником липовым разошлись по идеологии? Похоже, налицо следы социального столкновения двух миров, что в который уж раз подтверждает мою, как докторанта исторических наук, правоту, заодно с теорией общественного антагонизма.
    -Вот-вот, хотелось побольше заграбастать, а оппоненты не согласились – весь куш, мол, в общак. Но мы не в обиде, чего мелочиться: контейнером больше или мимо - какая разница?- Переводяга боязливо подобрал ноги, так как ментонеровы путы, увы, не перегрыз и решился, в случае чего, отбрыкиваться самостоятельно.
   -Ага, воры, стал быть. А чего, собственно, ожидать при столь печальной внутригосударственной политике, которую я когда еще отразил в неоднократных публикациях научных монографий? Ожидать нечего - на каковую тему я отпечатал десятитомник в типографии собственной партии.- Огорчилось лицо мордени, отчего нос еще явственней представился кукишем.- Печально, а то уж решил: разыскал единомышленников, ну вроде меня, авторитетного, повсеместно известного смутьяна на доверии.- Визитер для представительской наглядности зазвякал ножными кандалами, вполне комфортно накованными на обутые в галоши валенки.- Думал пригласить на демонстрацию, а то нынешние прикормленные пенсионеры больно тяжелы на подъем; молодежь же, не успеешь в пионеры принять, глядишь - норовит пролезть на секретарские должности,- вы подвернулись весьма кстати: могли бы восполнить нехватку демонстрантов среднего поколения.
   -Нет, знаете ли, не восполним, лучше со своими геронто и педофилиями демонстрируйтесь, без нас как-нибудь, пожалуйста.
   -А-а, а ни предложить ли вам спичек? Очень располезная в заключении вещь. Совмещаю, понимаете ли, идеологическую работу с производственной практикой. Не я - так другие… Полный мешок. Качество - высший класс. Вот...- Зачиркал коммивояжер ломающейся продукцией и с десятой попытки вновь подпалил коробок, по-пионерски матернулся и потряс обожженными пальцами.
   -Брать будете?- вопросила мордень безо всякой надежды в голосе.
   -На хр-на нам твои спички – лучше бы нож предложил!
   -Еще чего, оружие! Мы идеологически против вооруженных выступлений, о чем мной растиражирована целая лунистическая библиотечка. Принципиально действуем лишь в рамках цивилизованной оппозиции. Долой радикализм и насилие!
   -Ну и пшел отсюда, что с тебя, болботуна, толку?! Я уж думал: отбиваться придется, а тут, тьфу, идеолог. Струхнул только по напрасному…
   -Ах, вот как! Наблюдается расхождение позиций - пускай вас другие кормят.- Обижено зазвякала бритая мордень на сей раз уже не бутафорскими кандалами, а крышкой котелка, пыхающего, исходящего ароматным, не говоря уж об аппетитности, паром.- Скоро прикатят, о единомышленниках всенепременно побеспокоятся: кого приплющат, кому по шее накостыляют…- Визитер, приоткрыв интригующую крышку, нюхнул нестерпимо манящий проголодавшегося ворлика запах щец.- Отнесу-ка харчишки рядовым однопартийцам - мало бойцов в строю осталось, зато как по мировоззрению и положено: все как один голодющие.
   -Э, э, погоди, этот растяпа-ротозей за себя говорил, что вор и супротивник пионерской организации, а я совсем наоборот - из ментонерского сословия, вон остатки формы на мне, а еще папаха была, но потасовке стибрили, и повязан, видишь?- Продемонстрировал скрученные за спиной руки ментонер, но надгрызенная трухлявость совсем некстати возьми да разорвись.
   -Эге, вона какие фокусы ментонерские? Всякое сказывали... А ну-ка, зубы покажь!.. Та-ак, фиксы присутствуют, клыков не наблюдаю, ну на то вы и оборотни замаскированные. А погоны есть?.. Ага, приметы сходятся. Покедова.
   -Да погоди, лучше бы на волю помог выбраться.
   -Состояли бы в гонимых смутьянах - чего ни помочь, а как воры взаправдашние да при погонах оборотни, да за решеткой...
   Ух, ты! Однако…- Бритая мордень задумалась, но пребывала в столь полезном для всяческого соображающего организма состоянии совсем недолго.- А я когда еще о неминучем торжестве справедливости говаривал, писал, научно обосновывал! Прям претворенная в жизнь «борьба с коррупцией и воровством на местах». Так что присутствующим предписываю оставаться в стойлах!
   Один иноземец замухрышистый, плевком перешибить, уже припожаловал, глядишь, возжелает совершить экскурсию: больно падки импортовые гости на эксклюзивные диковины пялиться, а тут, пожалте, маршрут к достопримечательностям протоптанный. Вор да оборотень за решеткой - чем ни диковина?! Глядишь, турбюро основать сподоблюсь, почему бы нет? Не я - так другие.- Овеяли смутьяна на доверии примерные мыслишки предпринимательской направленности.- Не все ж торговать спичками...- Перестав впустую переводить товар да обжигаться, мордень удалилась. Вослед захлопнулась, неприступно скрипнув ржавостью петель и засовов, створка ворот, отрезая заключенным поток света и морозного, бодрящего воздуха свободы, ровно как надежду подкрепиться горяченьким супчиком.
   Переводяга застыл раскрытым ртом, соображая: столь ли велики были идеологические разногласия, чтобы оставаться в заключении да в придачу без ужина. Ментонер же, рванув в порыве да в силу привычки за удаляющимся гешефтмейстером, лишь оземь шлепнулся, стреноженный.
   -Опять не в струю. И кто за язык тянул? А если приспичило, лучше бы лопотал по-иноземному! Как теперь отсюда выберемся? Контейнер дербанят, а мы в стойле завязли.- Спешно избавлялся ментонер от прочих пут, особо вычурно матерясь в адрес приятеля, но без самокритики тоже не обошлось. Развязавшись, принялся метаться от стены к стене, пока ни зашиб ногу о заржавелый шкворень; находке обрадовался настолько, что даже матерщину позабыв, переключил внимание – принялся долбить стену. От насквозь пропитанной сыростью кирпичной кладки железяка отскакивала, что от дикого камня. На осклизлой поверхности оставались лишь несерьезные отметины. Ровно с такой же пользой для побега можно было полдня «Маня плюс Хрюня...» выцарапывать.
   -В лунистические времена строили - не прошибешь. Недаром авторитарные годы клянут в прессе да склоняют по телеящику… за приличные зарплатки. На кой дорогущим кирпичом впустую было разбрасываться? Взяли бы пенопласт, фанерки, дээспушки - и ударять не пришлось бы: само давно развалилось бы, рассыпалось,- перепало под горячую руку «лунистам», которые никак не чаяли быть помянуты недобрым словом за качество и добросовестность.
   -Лунизм для грядущих поколений строили - вот и мучайся теперь.
   Слышь, чем зря помещение крушить, развязал бы партнеру руки. Другие вражд6ебные идеологи припожалует - ты-то к встрече вооружился, а со мной что?
   -Тише, опять разголосился не ко времени. Чего загадывать? Что будет, того не минуешь.
   Слышишь?
   Оба узника, притихнув, напряженно насторожились.
   -Куний зверь, похоже, по чердаку озорует?
   -Эх, в приличных странах чердаки именуют мансардами, и живут на них таланты... непризнанные, впроголодь, зато с неодетыми женщинами. Изобразят на картине бедолагу, посинелую от холода - и прямиком в историю искусства. Вот у людей житуха.
   -В наших условиях талантом стать невозможно: попробуй не корми, не одевай женщину - живо с чердака выпрет. Ошивайся потом по судам да тычь в носы заседателям паспортом, доказывай, что на мансардах прописанный…
   Нет, куний зверь шумит по-другому. Кабан, похоже, на чердак залез, слышишь, хрюкает?
   Чердак, и в правду, гудел как скандал соседей в блочной многоэтажке. Вдобавок с досчатого потолка просыпались добротно со времен светлого линистического прошлого прогнившие опилки. Но настораживало не это – гвалт и хрюканье сменились то ли зловещим рычанием, то ли недовольным чихом.
   -Об одном прошу - руки развяжи, не дай сгинуть…
   -Тише, молчи, вдруг это не по наши… гм, головы, может, забредшему шатуну втемняшилось, что в хлеву коровы отогреваются?
   -А когда убедится, что не коровы, уйдет?
   -Прикинешься дохлым - шатун на падаль не набросится, хотя... чего тебе особо прикидываться?
   -Фиг с маслом стану следующий раз путы перегрызать!- обиделся переводяга и демонстративно вознамерился закопаться в гнилую солому, но пытливая натура и минуты не выдержала томления неизвестности, а обоняние – зловонного смрада. К тому же несколько досок чердака, натужно скрипя добросовестными от ржавости гвоздями, вдруг поддались и, с хрустом  оторвавшись, провисли как раз посреди узилища, окончательно запорошив неприветливый интерьер веселящимися по случаю производства в чин вольных конфетти опилками.
   Сверху свесился, а потом, взамен обещанного шатуна, в гости к встревожившейся компании плюхнулся то ли перезрелый, голенастый переросток, то ли недозрелый мужчина.
   -Эй, командир, не стреляй - свои... а-ачхи!
   Не узнаешь? Это же я, второй нумер с правого фланга берданку заряжающий.
   -Заряжающий?- Если сразу не припомнил ветеран зеленого ментонерика, то для приличия притворился, что узнает:
   -Ты что здесь-то? В заложниках?- Повнимательней сквозь темень присмотревшись к подозрительному визитеру, признал того окончательно:
   -А-а, заряжающий! Вот где довелось свидеться. Я-то думал: тебя на Хапказе в зинданах держат, а оказалось - почти под носом,- совсем обнаглело преступное сообщество! До сих пор совесть мучает, что необстрелянного, почитай, зеленого бойца командировали сопровождать помпотыла да еще с ответственным грузом. Начальство, приказ - я бы не допустил.
   -Об том позабудь. Чего переживать-то? Затем и командировали, что барин продулся вору ушинскому в подкидного. А с возом тушенки да тулупов - потому как барин отыграться пробовал.
   -А помпотыл чего же? Ведь отстреливался до последнего, дырявый доломан демонстрировал, и побои на лице присутствовали? Сказывал: еле вырвался - его к медали за геройство...
   -Да кому здесь нужны помпотылы? Без них ворья - пруд пруди. По добру ни в какую убираться не хотел, водовки требовал, магарыч, говорит, гони. Еле взашей вытолкали, не без побоев, конечно, но патроны пропить успел, факт, а вот где продырявился? Должно, со стаей голодющих псин не разминулся или еще что...
   -Погодь-погодь,- соображал ментонер.- В карты, говоришь? А что за барин у официально законтрактованного ментонера? Служба, оно конечно, подневольная, но все же в холопьях не ходим.
   -Так ить, в ментонерство определен через барина. Тот, как в Спохозастольную по служебному росту перебрался, законтрактовал… ой…- засмущался визитер, будто выболтал невесть какую служебную тайну.
   -А барин, говоришь, кто?- У взявшего след ветерана взыграли сыскные потребности.
   -Барин не из каких простых, а потомственный отарин,- захвастал холопствующий ментонер.- Ты же его знаешь - зампом по идеологической части, не кто-нибудь - алко-овник.
   -Ага.- В голове ментонеровой замкнулась логическая цепь построения фактов – стало предельно ясно, почему всякий раз о сколь-нибудь, пусть мало-мальски значимой, заныканной деньге всенепременно становилось известно начальству.- Поня-атно.
   -Что понятно? Понятно что? Протектор на воле с привалившей добычей совладать не может, а вы заладили: то холопы, то кабальные алковники. А ну развязывай руки - я сам, один, со контейнерными богатствами управлюсь!- Нахраписто запрыгал-заскакал на неопытного ментонерика переводяга, но тот, ввиду начальства не приучен действовать без приказа, труса не праздновал:
   -Развязать, что ли?
   -Лишний раз рисковать не стоит: этот тип и связанный умудряется ущерб наносить, а развяжешь - непременно жди неприятностей.
   -Я – тип? Да кабы не я, интурист давно уплыл бы на сторону, кому бы тогда достались богатства несметные?! От меня сплошные дивиденды, и чья вина, что некоторые из службы доставки налаженный бизнес прошляпили?!
   -Ну вот, раскричался, и с чего - я же правду говорю, к тому же не прошляпили, а пропапахили.
   -Ничего, пускай покричит напоследок. Скоро паны прикатят, тогда не пошумишь - вмиг выпорют,- счел нужным проинформировать переводягу в отношении соблюдения местных правил приличия необстрелянный, а потому запросто в подкидного дурака проигранный ментонерик.
   -За контейнерами укатили - про нас не вспомнили! Слышь, а не было ль загнипийца в их компании, такого всего из себя... плюгавого?
   -Вот-вот, с пятью санями, а то с целыми семью?- Не смотря на полную по рукам-ногам «повязанность», упорно не утрачивал оптимизма переводяга.
   -Не, не видал, но какой-то плюгаш в ангаре при безлошадных сидельцах да невыездных фаворитках отирался. Кто хлюпику доверит сани-то, а тут цельных пять - куда там. Дашь щелчка плетью - сморчок с саней и кувырнется. Даже меня, хоть при конях состою, на кучерскую должность не назначают.- Гордо воздел нос к проломленному потолку, похоже, в конюхи переквалифицированный заряжающий.- Взять, к примеру, конский навоз, что выгребаю, очень полезная штука, не просто удобрение, но от ревматизма средство верное, нос прочищает…
   -А-а-а-апчхи!.. Правда, значитца. Вот и вчерась разгребаю себе навоз, аккурат как затинщики улов к тезоименитсву доставили, гляжу, глазам не верю - командир...
   Переводяга и ветеран ментонерский по ходу нехитрого повествования конюха молча смотрели друг другу в опечаленные очи, взаимно выражающие отсрочку благополучию и задержку роста благосостояния.
   -Стал быть, облапошили патрона твоего.
   -Обставили протектора - не совладал с ворами. Я ведь сразу говорил: нельзя его одного оставлять.
   -Кабы нас про то спрашивали. Теперь другая диспозиция: сначала нужно на оперативный простор выбраться, потом уж составим план дальнейших действий. Слышь, коллега-сослуживец, куда чердак выводит?
   -Протектора, протектора вызволять нужно…
   -...гляжу, никак командир живой персоной, только осерчавший донельзя... Э-э, на конюшню подаваться надобно, схорониться в сеннике, пока воры не нагрянули. А из лабаза выберемся, не сомневайтесь, только чердак до жути чихательный.
   -Это мелочи... Нас через ворота выпустить могли да стараниями некоторых языкастых запертыми оставили...
   Переводяге крыть нечем, смущенный, перестал даже повязанные руки призывно протягивать.
   -Через ворота выпустить? Уж ни смутьян ли на доверии?
   -Он самый, кандальный…
   -Где воры, там, как водится, смута сеется - вот смутьян и пристроился.
   -Видать, паря за дело страдает?
   -Не без того - за должность ловчего да загонщика по совместительству. Поставщик дичи ко двору липового престолонаследника, по наречию иноземному егермейстером прозывается.
   -Ого,- ментонер заинтриговался.- Вот уж не думал, что в округе дичь не перевели, и откуда, казалось бы, взяться местам заповедным?
   -Это ж какой шкурный бизнес в руки просится!- Несколько воспрянул духом переводяга.- Непременно сообщить протектору: у него деловая хватка, будь здоров – банкирствующих загнипийцев на псовые охоты выписывать станем. Доходища неимоверные! За один прокорм да за постой...
   -Какая дичь, откуда? Только, что обзывается на иноземен манер да для блезиру - сафари. Тут бы крыску завалящую рад заполевать, да панове грызунов перетравили для барских забав да столования. А егермейстер таки смуту посеет, драпануть доверчивого простака подобьет - и объявляют открытие охотничьего сезона. Ушинские завсегда радешеньки поразвлечься, а если с травлей в придачу, то у-у...- всех перетравят. Смутьян тоже не в накладе: от конкурентишек избавится и щеголяет то в секретарях, то в председателях.
   -Вона как…- Ни привычки не было у ветерана, ни времени на смущение.- Давно пора уж развязаться, а то валяешься в грязи, будто никаких дел больше нет. Давай руки сперва... Помогай, заряжающий, видишь, у партнера ноги связаны – знают, гады, с кем дело имеют, какую-нибудь пустельгу двойными узлами скручивать не стали бы.- Принялись ментонеры избавлять от пут заключенного.
   Переводяга чуть ни развязываться передумал от перспективы быть заполеванным, но, припомнив уплывающий контейнер, преисполнился решимости.
   -Довольно болтаться по сараям! Обо всем за вас думай, ментонеры - называется,- не замедлил понаглеть освобожденный от пут арестант.- Протектора выручать, живо!
   Молодой ментонер глянул на командира: что, мол, за штатское выступление? Но тот стоически промолчал - лишь поморщился. Тогда, недолго думая, по привычке - раз получена команда «действовать», служивый, не смотря на деструктивную помощь переводяги, вскарабкался на плечи ветерану, а затем - на чердак. Через несколько мгновений ветеран последовал весьма своевременно поданному примеру - ухватившись за провисшие доски, с трудом протиснулся в пролом. А все-то командовавшего толмача втаскивали вдвоем; хорошо, что тот не отличался избыточным весом, а то вослед за оборванными обшлагами и прочий ущерб нанесли бы лелеемому гардеробу.
   Спрыгнув с чердака, разметав для уничтожения следов кадки, по которым не задолбанный службой, а потому сообразительный заряжающий совершал восхождение к ломанным шифером покрытой кровле, перманентные беглецы оказались в полусонном дворовом царстве.
   Пользуясь отсутствием воровских захребетников, низвергнутый в состояние быдла люд еле передвигался; то и дело позевывая да почесываясь, исполнял порученные уроки. Чего усердствовать? Все едино выпорют. В затравленном сознании преобладали замордованность с тупой обреченностью. Непонимающими, а то осуждающими взглядами провожали подневольные трудники улепетывающих заключенных: давно уж отучились проявлять да поддерживать здоровые почины, не касаемые набивания желудков объедками с барского стола, а карманов - оттуда же просыпавшейся шелухой недолузганных семечек.
   -Свои - не выдадут, не беспокойтесь, главное - на загонщиков не напороться,- догнать не догонят, но затравят запросто. Ну да смутьян - не дурак, на партсобраниях чай с водовкой попивает,- охота была морозиться.
   А конюшня вон там.- Подрагивая от холода в обрывках куцей, новобранческой шинельки, необстрелянный заряжающий направление к главной, по его глубочайшему убеждению, достопримечательности помнил точно, так как душой болел за копытных животных.- Эх,- мечтательно втянул ноздрями навеваемый с указанного адреса унавоженный, конюшенный смрад,- щас на сенничке как отогреемся-а…
   -Сначала протектора вызволим, а то уж одну контейнерную переброску профукали. Все-то у нас промеж пальцев течет,- одернул расслабившегося ментонерика на ходу приобретший привычку командовать переводяга.- Веди к протектору - времени, почитай, не осталось.
   Зеленый ментонер вновь вопросительно глянул на командира, но тот лишь неопределенно мотнул головой.
   -Да я что, пожалуйста, это ж вам на конюшню приспичило...

   Гигантский по ворликским меркам ангар, когда-то слыл цельнометаллическим, теперь же многочисленные дыры в насквозь проржавелом железе - те, что не служили дымоходами - на халтурный лад законопатили. Из горбатой поверхности охапками в разные стороны торчали некондиционные веники, наломанные для строительного дела в кустарнике, на ветвистую свою голову произраставшем недалече, отчего само приземистое сооружение напоминало распластанного ежа, изготовившегося отстаивать заполеванную добычу, а чтоб не отняли, хищно ощетинившегося колючками.
   -Туточки бивуачат воры ушинские да награбленное добро хоронят.
   -А чего без охраны-то?
   -Караульщики были, как без них, да разешь устоишь, раз контейнерная переброска? Снялись всем, как есть, мобильным табором. Но престолонаследник, может липовый, а дело знает: пансион с лежбищем отставных фавориток любую охранную фирму переплюнет. Потревожишь не по назначению - особо злющи делаются, повезет, если ноги унести поспеешь. Но визгом все равно достанут, в стократ супротив  ментонерских сирен – контузия неминучая. А если не унесешь - располосуют когтищами, пантеры леопардовы обзавидуются, аж до кости да челобитную вдогон подадут, мол, со стороны потерпевшего имело место быть насилие. А то, что от когтей заражение да мало ли какая инфекция, и пока заживет - все не в счет.
   Говорят: конский навоз здорово помогает. Я пробовал - всего третья неделя пошла, а вот гляди, затянуло.- Закатал рукав зеленый ментонер продемонстрировать нагноившиеся борозды, даже не думающие притворяться царапинами.- На другой руке, правда, похуже, но хорошо до лица впиться не дотянулись - от лежанок  поленились оторваться. А всего-то хотел бретельками для сбруи разжиться да гребень одолжить, гривы с хвостами расчесывать, а то нечесаны...
   -Ого, запоры солидные!- Одобрительно поклацал амбарными замками ветеранский ментонер.- Без тротила не вскрыть, хоть минера-подрывника выписывай, а если просто ломом орудовать, то на час работы, не менее.
   -Шуметь нельзя: выдры, небось, дрыхнут – не смерклось еще. А всполохнем - визжать начнут…, честно говорю: не отобьемся. Опять же сидельцы безлошадные с перепоя первым делом хвать за дубье; их же специально на замки заперли, чтоб не попортили рабочую скотину, а то дворовых со злости издерут, перебьют с дури-то. И чего в этом ангаре? Кони в налете, а пешедралом куда ускачешь да сколько утащишь добра? Мелочевку. Охотничий сезон вместе с сафари объявят – пропадем. Говорил: в конюшню на сенник подаваться надобно…
   -Нет, пробиваться требовательно к протектору, без малого чуть кормильцем ни ставшему, а выдры что? Твой командир с одной из подобных фурий, хоть и связанный, чуток, что не разделался.
   -А-а, ну командир совладает, конечно, только если в ангар отчаялись, то прежде обучите меня каким приемчикам антиналожницким, а то когтищи  у них, у-у...
   -Ладно, дружненько все помолчали.- Опытным глазом да богатым стажем практической деятельности приценился ментонер к ангару, будто, по меньшей мере, танком таранить вознамерился.- Лаз копать требуется...
   Первая часть предложения - долбиться в мерзлоту, не вызвала в подразделении ни малейшего энтузиазма, не вдохновила даже переводягу, прямо-таки маниакально рвавшегося к общению с иностранщиной.
   -...или искать подходящую отдушину.- Указал многоопытный ветеран на корявые отверстия в верхней части ощетинившегося ангара, ни шатко - ни валко испускающие вялые, тягучие да вонючие дымы.
   -Не, высоко - лезть боязно, ну как провалишься да в кострище? А тамошние проглоты во вкусах неразборчивы - подмены блюд не распробуют, что тогда?
   -Совет держать станем. Слушай сюда,- продолжил ветеран, машинально простукивая на крепость бок ангара.- Без коней далеко не уйти, что верно, то факт...
   -Вернее верного, командир, а я о чем...
   -...а без патрона уходить - тогда зачем в дело вообще ввязывались?
   -Точнее точного,- с любым всплывающим аспектом с готовностью соглашался переквалифицированный заряжающий, лишь бы в деле задействовать коников,- как же без патронов от погони отстреливаться.
   -Да я об этом «открытии» битый час толкую. А мы ни стену не взорвали, ничего...
   -Значит так,- ноль внимания обратил ментонер на кипятящегося партнера по прогорающему на глазах бизнесу,- мы с переводягой пробиваемся в ангар: не мешало бы с протектором о побеге добазариться, потому что каждый удачный побег начинается с продуманного порядка действий и основательной подготовки, это я в качестве специалиста имею заявить официально. Потому, ко времени как пробьемся в ангар, должен выкристаллизоваться четкий план, с ним патрона и ознакомим. Ну а ты, - хлопнул ветеран зеленого некогда сослуживца по далеко не крутому плечу,- как и мечтал, заляжешь в засаде на сеннике. Лишь только разорители нашего законного контейнера прискачут - высмотришь лошадок для тройки,- вот и вся транспортная подготовка.
   -А какие коники потребуются, ломовые тяжеловозы-битюги или беговые рысаки в яблоках?
   -Хотелось, чтобы ломовые, но, видимо, придется ограничиться рысаками.
   -Оно верно: скоростники в цене. Отберу наилучших, с поводу, не запаленных, да дрожки с упряжью им под стать...
   -Как знаешь, но снаряжение должно быть пригодно для полевых условий, для преодоления полосы как мало, так и большедорожных препятствий.
   -А-а, дрожки, пожалуй, не подойдут...
   -Да каната иль бечевы веревочной попрочнее - а то в вашем хозяйстве на поверку одна труха - пригляди саженей десять на предмет обзаведения,- пригодится. О готовности доложишь. Понял?- Кивнул ментонер в направлении по-прежнему воняющих нездоровым дымом ангарных пробоин.
   -Конечно, как скажете, то есть... так точно!

   Глаза гнусного секретаришки не просто воспалились и горели, а полыхали, как два куска раскочегаренного угля, драпанувшие из паровозной топки. Несмотря на подобные для окулистов радости, далеко отходить от тлеющего нестерпимой гарью кострища бессовестный узник «совести» не отваживался. Крутился рядышком, не подавая вида, щурясь сквозь нестерпимую резь, пытливо обозревал внутренность вместительного помещения, потому как преотлично, обойдясь без переводягиных разъяснений, осознавал: ничего полезного от ушинской компании не заполучить, а толкового ожидать не приходится. Поворачивался то и дело к источнику не одного лишь смрада, но кое-какого тепла то передом, то, вследствие одностороннего обогрева, продрогшим задом, а то лелеемыми печеночно-почечными боками. Но внутриангарная сырость в сочетании с наружной холодрыгой создавали просто-таки уникальную промозглость. Существу неадаптированному, однако упорствующему в желании не превратиться в истекающую соплями сосульку, одних лишь вращений с поворотами недоставало - приходилось чуть ни поминутно подскакивать да подпрыгивать, юлить да вертеться, что, в общем-то, для прохиндея являлось делом привычным, давно усвоенным.
   Когда же, рискуя окоченеть окончательно, набрался заключенный решимости шагнуть в неизвестность «тьеры», как говорится на мидетеранском отдыхе, «инкогнито», то даже в пугающей тьме, вполне натурально разминаясь от холодящего озноба, размахивая руками да кряхтя или с пользой для застывших членов организма приседая, внимательно изыскивал пути побега. Не только чутким на пакости нутром, но и надрессированным инстинктом чуял мельчайшие щелки да потаенные лазейки, способствующие помочь ускользнуть из лап вымогателей.
   По прикидочной оценке в ангаре никого из дееспособных объектов не оставалось: всяк люд, могущий утаскивать, кантовать, загружать привалившие богатства, словно ветром сдуло. Осталось несколько десятков вздорных, задиристых забулдыг, которые тут же перепились, передрались, сгребли кучи рванья да завалились по промерзшим углам дрыхнуть, наплевав, что из залатанных разнообразными материалами и способами шатров доносились храпы женской интонации с призывными посвистами. Забулдыг секретаришка вполне понимал и оправдывал: «супервуменские» источники шумов на тесное знакомство ни просто не настраивали, но даже на безопасной дистанции, сбивая с мыслей, раскалывали голову.
   Не смотря на климатические, звуковые, дымовые препоны на пути мыслительного процесса, секретаришка, в который уж раз осознав, констатировал, что, увы, влип. С раздражением думалось о кинутом, мягкотелом, нерешительном штабе:
   «Находись на месте четыреххвостого адмирала, болвана форменного, распоследний дебил, снятый с учета, чтобы призваться в рейнджеры, даже тот вместо контейнера не пожалел бы нескольких кассет залежалых бомб и сровнял бы резиденцию вора ушинского с землей, пусть последняя хоть под снег закапывается. Разбомбил бы, не взирая на былые заслуги, на неизменное холуйство перед Холуеврикой.
   Гады, ведь обещались - пять саней с охраной! Нет, здесь не как в остальном мире, где в придачу к богатству получаешь авторитет и пусть условные, но гарантии безопасности, то есть уверенность, что с тобой начнут считаться. В странах иных культур поведения, умело пользуясь и тем, и другим, можно, вволю натворив мерзопакостей, вполне комфортно дышать не загазованным воздухом свободы. Здесь же на каждом шагу доят мелкотравчатые мошенники, а грязнейшей воды проходимцы норовят запереть в клятом замкнутом пространстве!»
   -О-у! «Клин вотер!»- Пытался секретиришка выработать хотя бы слюну, но высохшая глотка саднила, капризничала, отказывалась исправно действовать. После давеча принятой в ушинской компании бражки ломило не только голову - в горло будто загнали один из оструганных «биг пенсилов», какие в ходу у аборигенов вместо холодного оружия. Без малейшего удовольствия прочувствовав напрасные спазмы кадыка, продолжились невеселые размышления:
   «Я предоставил целую контейнерную переброску, но не достиг ни богатства, ни свободы, ни гарантий, ни даже исполнения тупейшего адмиральского поручения. А вот разживись я пятью санями столь ценимого туземным населением барахла да при собственном охранном предприятии, вот тогда впору было призадуматься о виде на жительство, что открылся бы из седьмого этажа загородного «хоттиджа»!- Пронял-таки секретаришку местный вирус дачной озабоченности.- А, может, мсье ушинский вор – прирожденный идиот, возьмет да выделит причитающуюся долю? Ведь внешне владетель мерзлого ангара если и походит на интеллектуала, то лишь в приложении убористо исписанной страницы оговорок да пояснений с извинениями. Но внешность обманчива, к тому же в имиджмейкерах сам-вора числится пронырливый пособник, явно прошедший зуитскую выучку, а потому старающийся извратить да вывернуть наизнанку даже клятвенные договоренности. Ведь именно по заверениям рыжеусого хитрюги меня, плененного, будто бы облагодетельствовали, беспардонно прервав накатанный путь к намеченной цели, а сани не предоставили за неимением прав на вождение.
   Жаль, что не удастся отыграться на наглецах по-настоящему - пока доступно лишь контейнерное «поощрение». Пусть щеголяют в залежалых дешевках, травятся неочищенной алкогольной бурдой, пусть опускаются ниже животного состояния, впитывая голоиудскую садисто-извращенческую бредятину!»
   «Ничего,- утешался отрешенный от обогащения арестант (что еще оставалось обездоленному?)- хоть печенку им для начала подпорчу, как следует, потом доберусь до другого, гораздо более в здешних краях ценимого и сокровенного!- конечно же не о совести да не о нравственности подумалось секретаришке.
   Зато с моими странными спутниками, вроде бы, дело иметь можно: стараются, наивные простаки, до того искренне, что впору объявление об уникумах в «ньюспапир» подавать да за деньги недоверчивым ротозеям показывать. Только чем они помогут в столь безнадежном «ситуэйшене»?»
   Но барские замашки в краю холопской зависимости приобретались легко до чрезвычайности, и по мере нарастающей промозглости, от которой даже резь в прокопченных глазах не отвлекала, гнусный секретаришка изготовился негодовать: куда, мол, запропастились «рядовичи», которых ничем, кроме неприятностей и вспоротого кофра, пока не одаривал? Почему не вызволяют из полона протектора, не избавят от дискомфорта заключения? А то, что у партнеров имеется право на личное время, свободное для получения обильно сыплющихся от судьбинушки подзатыльников да тумаков, об этом как-то позабылось и не думалось, чувство же признательности, едва-едва обозначив робкое, смутное присутствие, стеснительно забилось куда-то глубоко в тайники подсознания.
   Промерзлый до каменного состояния ком грязи с торчащим нелепым пучком веток, а потом приглушенный голос, на излете едва достигшие секретаришкиного вжавшегося загривка, а затем - настороженного слуха, вывели из пессимизма и взбодрили гораздо сильнее многих ранее до сего момента слышанных посулов. Встрепенулся узник, позабыв про едкий дым, зорко глянул по сторонам вмиг прозревшими, а благодаря покраснению, особо въедливыми глазками. Сориентировавшись, шустро юркнул в дальний от ворот угол, где, обогнув несколько драных, отталкивающе чернеющих шатров местной знати, обнаружил пару торчащих из дыры в покатом ангарном своде чумазых, усталых, но довольных рож, как в данный момент подумалось, «френдов».
   Довольные, улыбающиеся до ушей морды исчезли, а появившиеся вместо них три руки и кулак со ржавой, на подобии допотопного ломика, железякой попытались расширить отверстие, что зияло, знай себе, на высоте в добрых четыре, а то и в пять человеческих ростов. Попытка завершилась весьма относительным успехом. Но, услыхав нечто вроде: «енишиво, он худэнкие», секретаришка вновь улицезрел столь отрадное не ведающему возвышенных чувств клубку мышц, вместо сердца, появление знакомых физиономий, которые принялись вещать сперва бестолково, вразнобой, а потом со смыслом и по очереди…








                Глава 10.

                Ву смерть упиться да на нелюбимой жениться.


    По местным меркам обратный путь представлялся приятным, расслабляющим и как всякое триумфальное, после удачного налета, шествие сладко согревал загубленные души, кружил забубенные головушки. Нечаянное обстоятельство, что дело обошлось без подрывов, стрельбы да прочих проявлений докучливой активности ввело матушку-природу в заблуждение - та, доверчивая, чуть ни застыла в морозном недвижении, благодарно не сопровождая кавалькаду метелью с буранами, а лишь овеяла попутным ветерком. Налетчики столь щепетильного метеорологического отношения не ценили, мысленно давая зарок отыграться на полную катушку при следующем «скачке».
   Сюзи, поначалу брезгливо распахнувшую засаленные меха да опрометчиво отринувшую шубу подальше от ворота утепленного камуфляжа, настолько пробрало стужей, что даже без лихих подскоков на ухабах в дрожь бросило. Вонь же на трескучем морозце вроде прибилась, а мягкое тепло жирноватого меха обволакивало, надежно защищало от коррозийного ветерка, со свистом проносящегося мимо - пришлось кутаться в шкурную одежду.
   Пентюх-адмирал, недостойно мужчины прикрываясь стулом, успокаивал, уверял, что командировка продлится не дольше… целой недели: «Только на «севен дейс», радость моя, а потом ни мотануть ли нам на Аваи… бизнес классом, попутным бомбардировщиком…»
   «Больно нужна синюшная морда растяпы на Аваях. Лучше бы за яхту взносы выплатил, развратный скупердяй! Ух, если бы не стул...- Сюзи, несмотря на пощипывающий да покалывающий сквозь спецзащитную помаду мороз, лукаво улыбнулась, представив тушу корчащегося у ее ног ненавистного четыреххвостого.- Самого бы сюда на недельку. И чем плохо служится растленному негодяю? Как сыр, выуженный из бургера, в анчоусном соусе катается, по-серьезному не наказывают, махинации сходят с рук,- но нет, неймется брюхатому сластолюбцу!»
   «Овчимнка стоит выделки»,- примерно в этом роде туманно выразился негодяйский выпивоха тупой ворликской поговоркой.
   «Интересно, кто эта бедная Овчимнка? Наверно, такой же козел отпущения, как несчастная, невезучая Сюзи. Знать бы про адмиральские пакости заранее - прихлопнула бы старикашку принтером, а лучше - папкой со сводкой оперативной информации: та поувесистей. Как муху навозную с хрустом размазала!»- то ли недостаточно высокое звание, то ли гнев за претерпленные неудобства, переполняющий универсального агента, мешал мыслить стратегически и печься об интересах Холуеврики в холодющей, той самой, должно быть, степи, битком набитой скуластыми кочевниками. В силу привычки представительниц «слабого» пола Сюзи шла по наименьшему пути сопротивления - обвиняла в нынешнем своем сомнительном, а возможно, незавидном положении да заодно в свалившихся неприятностях, конечно же, мужчину. А тут совпало, еще и начальство, хама, набравшегося наглости прикрываться… служебным долгом. Хотя, львиную долю извечной вины мужиков, с вытекающими последующими осложнениями следовало бы свалить на приставучего гетмана. С какой стати хитрюга донимает Сюзи подозрительными расспросами, будто вовсе не шаромыжник с большой дороги, а является, по меньшей мере, начальником антишпионского отдела контрразведки? Тупая адмиральская легенда, вычитанная в специально для холуевиканского восприятия адаптированной, заумной книжке, не очень-то убедила прохвоста, но, кажется, вполне устроила, о чем можно судить по самодовольному хмыканью в усы да слащавому прищуриванию монголоидных глазок.
   -Значитца, женишок «пенкной» паненки из Монтексманов происходит, а сама - урожденная в застойном девичестве Капулетенберг, и лишь по сей причине в родимой сторонушке, Холуеврике, брак вам заказан? Вот что вытворяют буржуи недорезанные...- Воровато осмотрелся по сторонам гетман, чтобы не застукали за тьмотатственными, невольно вырвавшимися аки пострел-воробей словами.
   -Кх, чей-то не в то горло попало. Кх, то есть удемосавсеукратосы, имел я их... в виду, такие же как мы, но в двунадесятом колене, потому, видать, с жирка нагулянного взбеленившиеся.
   Не волнуйся, устроим девичью судьбу в наилучшем виде: не доросли до продвинутого цинизму, чтобы из-за пустячного бракосочетания резню учинять. Только, помнится, какая-то наводка на Монтексбергов с Капулетманами проходила - то ли общак заныкали да не поделили, а то ли, того пуще, в общак не отстегивали,- так, что ли?- Не дождавшись ответа от недоуменно хлопающей заиндевелыми ресницами Сюзи, пожамкал гетмаюга закушенный рыжий ус и с легкостью, не смотря на тяготу подозрения, залетную красотку амнистировал:
   -С тех пор водочки уж много утекло, а потому чтобы вы с женишком ни натворили, брачные аферы включительно, все едино с десяток поголовных амнистий состоялись, так что не беспокойся. Раз невеста - а делишки по сему профилю престолонаследник страсть как уважает,- щель гетманской хищной пасти, отплюнув размочаленный ус, растянулась в похабно-слащавой ухмылке,- то долго в сем звании не засидишься. У нас, в пример заскорузнувшим ортодоксам, брачные вопросы решаются быстрей, чем сани мчат «бардзо пенкну» паненку к счастью. Резвей лишь обтяпываются делишки с разводами да с дыбой для крысятников, то бишь для тех, кто разбойную добычу утихорить задумает,- щедро обнадежил соседку гетманюга, то и дело подмываемый совместным вояжем на выпытывание подноготной.
   -И который год в невестах состоите да женихаетесь?- Ухмылка мигом слетела с гетманских подозрительных губ, ощерившиеся зубы вновь закусили ус, а рысьи глаза пристально буравили испытывающую стойкое отвращение к окружающим предметам, кроме вонючей шубы, Сюзи, попытавшуюся, правда, изобразить недотрогу, сымитировать невинность, но больше для проформы и напрочь без энтузиазма:
   -Помолвлены недавно, но зато тайно, а за конспиративностью помолвки даже позабыла где и когда, к тому же с тех пор столько произошло событий...- Поиграла Сюзи глазками и легкомысленным выражением лица.- А вообще, у меня по отношению к жениху очень серьезные намерения,- заключительная фраза в ее исполнении прозвучала неподдельно искренне.
   -Словечко престолонаследнику шепну,- покровительственно пообещал гетман,- с сего часу недолго красотуле в девицах маяться.
   Погоняй, «пся крев», шутчее, не видишь - у панночки коленки змерзли!- Но вместо того, чтобы пнуть, как следует, нерасторопного возницу, после подскока на очередном ухабе не преминул «покровитель» влюбленных сердец поплотнее притиснуться к аппетитненькой спецагентше, задрапированной в задубелую шубу, как лакомый марципанчик - в хрустящую обертку.
   «Пустячный товар забрасываем в контейнерных перебросках,- подумалось Сюзи.- Сюда бы заслать сотню шлюх из третьесортных борделей - озабоченные варвары попали бы под полный контроль, словно под каблучок».- Двинула гетмана вожделенным коленом, в место уставом рукопашного боя предписанное, чтоб хоть на время отвязался.

   Догорал закат, пятнистые как леопарды, багрово-цируленовые волны мощно накатывали на крупнозернистый, цвета перезрелой охры пляжный песок. Под пальмами неспешно, без заниженной самооценки суетились грудастые, рюмочно-приталенные силуэты приветливых аборигенок, туземная прислуга добросовестно, с чувством возложенной ответственности, зажаривали самых, что ни на есть, дураков из семейства лангустов, угодивших в бесхитростные, примитивные, образца Каменного века ловушки.
   Призывно клекотали павлины, под певчий аккомпанемент сексапильно рассекал тропическое пространство припомаженный бриолином блондин со сверкающими зубами и стероидными плечами под блестящим белым смокингом. В одной руке уверенно держал, конечно же, бутылку «Дома Переньона» в ведерке со льдом... нет, лучше пусть безо льда, просто в ведерке... с подогревом. А в другой - два затуманенных от жары, призывно позвякивающих бокала и... погашенный вексель за яхту.
   Как приятно, расслаблено чувствуешь себя на несколько десятков параллелей южнее места популяции оголтелых трудоголикчек, которые в процессе зарабатывания на хотбургер насущный не только в глотку, но в прическу норовят вцепиться, потакая рыночной конкуренции.
   Но почему это дурачье, лангусты, несносно завоняли, клекот павлинов сделался просто нестерпим, а блондин явно злоупотребил белковой диетой - экая тяжесть?!
   Сюзи встрепенулась и весьма опытно, не подавая виду, осмотрелась на местности. Неоглядные просторы натурально по-хамски, антидемократично не поинтересовавшись мнением пользователей, неотвратимо завоевывались сумерками. Гетман, превосходящий нахальством даже накатывающую мглу, навалился да сладко, шляхетским присвистом похрапывал в самое ухо. Барабанная перепонка устала прогибаться под не заказанным к конно-саночной скачке с препятствиями аккомпанементом и настаивала немедля покарать хама, дабы впредь неповадно без спроса музицировать. Сюзи, сдержав себя, но не конфетничая, отпихнула наглеца да так, что перезрелый сластолюбец чуть с саней не кувыркнулся; избавившись от «панского гнета», огляделась уже не таясь, пристально, но ничего полезного для шпионажа не обнаружила.
   Три-четыре десятка саней да столько же охламонов-всадников растянулись жидкой кавалькадкой, а на сколько миль - определить без диверсантского дальномера со встроенным инфравизором представлялось невозможным. На глаз казалось: и животные, и люди плыли в снегах, прежде успев до полупрозрачности раствориться в сгущающемся, мглистом, едком как кислота, морозном воздухе.
   «Растягивают коммуникации, не опасаются нападений со стороны противоборствующих фирм-конкурентов! Что это, бравада или полнейшая безграмотность?»- Тактически подкованная Сюзи машинально, со въевшимся в сознание автоматизмом прикинула, как сподручней нанести удар по банде, рассечь, смять да разогнать по снегам мародеров, а не приобщать недостойных к завезенным благам цивилизации.
   Вдоль кавалькады поигрывал шаловливый ветерок, в просторечии ласкательно нареченный «Сиверко», вгоняющий в озноб не только людей, даже древа раскалывая холодом. Попутно стелился едко воняющий диоксидом дым с порхающими хлопьями сажи, носящими явно химическое происхождение.
   «Ага, все без исключения предметы, содержащее хоть крупицы наукоемкости, попав из внешнего мира за границу наглых территориальных притязаний Ворликии, должны самоликвидироваться или подвергнуться уничтожению в принудительном порядке с наибольшим ущербом для окружающей среды и ерепенящихся режимов. Тупица-адмирал остался бы доволен столь исправной работой штабных химиков. Лучше бы, придурки, на что-нибудь приносящее верный доход реактивы переводили».- От нарастающей концентрации серо-угарной примеси в колющем морозом воздухе сморщила Сюзи недовольный носик.
   «Правильно нахимичили,- редкий случай, когда агент в чем-то согласилась с начальством и уставными параграфами,- оставь контейнер в целости - дикие аборигены мигом откроют секретную формулу и заполонят рынок одноразовыми жилищами. Тогда - полный крах ипотеки и кредитного хозяйствования! Ох уж, эти ворлики!
   Плохо, что парашютная ткань прослужит несколько недель, прежде чем разложится на вторичные пластмассовые составляющие: за отпущенное время шустрые здешние кинцы успеют соорудить десяток пошивочных фабрик и на дармовом материале заполонят рынок нижнего белья контрафакцией. Но из-за предусмотрительного эмбарго на ворликские товары - кроме нефти, шлюх, горючего газа да антиквариата… - цивилизованному миру не грозит опасность заработать в определенных местах зуд и чесотку».
   -Що паненка вполохнулася? Ох, и задремалося сладко - то не годится...- Потряс головой гетман, зыркнул по сторонам прищуренным, подмечающим малейший непорядок волчьим глазом, обнаружив чрезмерную дистанцию, исправляя упущение, вновь притиснулся к Сюзи, правда, в этот раз особо не наваливаясь.- А ну, подать команду, чтоб не растягивались! Свернут налево – поди проследи, сыщи дезертиров ввечеру да с галантерейным товаром!
   Подобные соблазнительные мыслишки - смыться с заморским барахлишком - попеременно то возникали, то, в процессе тягостных сомнений, покидали вводимых в искус ушинских. Стемнело пока не достаточно, чтобы решиться на столь похвальный поступок - вот и притормаживали ход саней многие из возничих, пытливо да нетерпеливо всматриваясь в набухающие свинцовой теменью небеса, ссылаясь при том на прозаичное: мол, лошадуха прихромала, подпруга… хомут…
   С немногочисленными конными вряд ли кто из саночников поделился бы умыкнутой мануфактурой, а потому всадники пребывали начеку, поспевая примечать: какой тюк, с каких саней, в какой сугроб, кто именно, надеясь по утрянке отыскать, втихоря сплавил. Наскакивали на «крысятников», грозили нагайками, а то секли, не дозволяя даже малой нуждой пометить сокровенное место, так что о сколь-нибудь массовом побеге да на груженных под завязку санях оставалось лишь планы радужные строить. А когда впереди зачернела резиденция, маня призывным запахом пьяной жрачки, предвкушением застольного хвастанья да повизгиванием переполненных трудового азарта, отоспавшихся красотулек - это в пику замерзанию в сугробе пусть на заныканных богатствах, зато за компанию с оголодавшими волчарами - тогда преданность товариществу уверено начала брать верх. Контейнерная бражка из буйных голов повыветрилась - чаши весов окончательно перестали колебаться и, прекратив донимать позывами героизма, настоятельно потребовали возобновить возлияние, но оставшийся припас «бухла» разместили просто-таки изуверски предусмотрительно - на санях приближенных к престолонаследнику гетманов.
   Куда деваться? Порушились «левацкие», примерные для всяк оборотистого ворлика планы - подтянулся караван, поспешил к родимому стойбищу, растеряв по дороге самую малость, списанную на бой тары да на прижимистость скопидомов-холуевриканцев.
   С дороги, немедля отогрелись горилкою, и, оживившись, развернулись в  полную ширь ангарного пространства. Воцарившееся в резиденции феерическое паскудство захватило и восхитило гоноровое общество, поглотило с потрохами, без малейшего исключения отлынивающих индивидов. Теперь-то, при пересчете заморских отбросов, с похвальбой при лукавом дележе, каждый добытчик норовил козырнуть, будто удалью, пронырливым ловкачеством да воровским фартом, выдаваемым за сопутствующую храбрецам удачу. Некоторые из ушинских даже пожалели, что скинули-таки тайком в «верном месте» пару-тройку скромных тючков да узлов совсем уж неприметной в снежных сумерках оранжевой парашютной материи: со столь заразительным пафосом бахвалилось панство добычей, словно на медведя-шатуна скопом с рогатиной хаживало.
   Затоваренные счастливцы, на чьих санях не просто гора добра навалена, а, в пример прочим, самовосхваление выходило велеречивей да забористей, чье представление заграбастанных сокровищ вызывало пронзительное взвизгивание дам полусвета, незамедлительно премировались разухарившимся вором ушинским. То, что потчевали, сливая в премиальную чашу остатки из недопитых бутылок – уж само собой, а вот, что иноземные подковы, перевязанные яркими лентами различных степеней подлости, торжественно на выи вешали, то привнесенная из-за океана новация. Возгордились отмеченные да награжденные, ведь при всеобщем нарастающем подпитии да в неверном освещении, награды, интригующе играя бликами, запросто сходили за всамделишные рыцарские ордены. Торжеству и гвалту восторгов не виделось предела. Кострища, что до поры клокотали дымами подброшенной хвои, полыхнув пробудившимся пламенем, как вспышками стробоскопа выхватывали из ангарной темени рожи с вытаращенными глазищами да орущие в балаганном вопле раззявленные пасти.
   Яркая, стоящая на морозе колом синтетика под бешеный, восторженный вой обертывалась поверх замызганных, задрипанных зипунов, добавляя одеяниям - в глазах счастливых обладателей заморских сокровищ - светского лоска, сановной величавости.
   Объемистых размеров прелестницы, не чуждые игривого кокетства, кутались в противомоскитные шали и по сему поводу напускали флера таинственности, не препятствующего, однако, выхватывать из куч дележа приглянувшееся диковины да охаживать кулаками противящихся спорщиков. В дамских рядах царила строгая иерархия - хрустящие, в разноцветье блесток упакованные наряды почти всегда становились добычей исключительно сам-воровской прихотью избранных фавориток. Примадонны не ограничивались, вопреки статусу, единичным представительством, а гурьбой дородных телес накидывались, чуть где что лопнет, хрустнет, блеснет, чтобы с нечистой совестью материться, когда полусферы пониже спины ни в какое тряпье, под бутик пошитое, влезать даже не подумает. Кляли, костерили да склоняли на витиеватые лады выродившихся кутюрье, предпочитающих голенастых моделей фактурным женщинам, самые решительные представительницы которых, окончательно остервенев, пытались сесть на диету с неизменным риском и опасностью злобной расправы над мимоходом пристающими и даже над мимо проносящимися.
   Нераспечатанные упаковочные картонки с уцелевшей бражкой подносились сам-вору на дегустацию, а тот милостиво одаривал дву-трехсанные гетманства бутылками, чье содержимое показалось недостаточно смердящим. Подобную милость встречали скулящим гиканьем, сопровождавшимся, ко всему, долбящим уши, многократно резонирующим эхом.
   Особый восторг собравшейся публики вызвали несколько тюков полиграфической продукции. Правда, извлеченным в задымленный ангарный чад срамным журнальчикам угрожала скорая и неминучая гибель: столь резво и решительно вырывались пресса под не вполне упившийся, пошлый гогот из одних сальных рук другими, заскорузлыми.
   Распечатав бордового с золотом колеру упаковку, вор ушинский остался вполне доволен квинтэссенцией сивушного запаха. Зажал бутылку, как в переносном, так и в прямом смысле - под мышкой, к разочарованию очередного алчущего, плюгавенького гетмана, соискателю же, чутко отреагировав на чаяния масс, да чтоб поощрением обделенный не особо расстраивался, отпустил, ко всеобщему веселью, пинка под костляво хрустнувший зад. Отмеченный тут же, повинуюсь инстинкту чинопочитания, не снижая приданого темпа, в полуминутный секунд, нещадно тарабаня, приволок саженной высоты с жесткой «ортопедической» спинкой, изрезанной ножами в понятных каких выражениях, неотличимое от царского сидение. Так что человек со стороны, незнакомый с придворным обиходом, не говоря уж об этикете, запросто принял бы плюхнувшегося на «трон» престолонаследника липового за саму пэррезидентову персону - не менее.
   Пребывающий после контейнерного фарта в ударе вор ушинский прямо-таки взлетел на вершину самодовольства: глазки постреливали искорками, кудряшки барашисто поблескивали, нос, вопреки заявкам на благородную породу, курносился, рот же снисходительно расплылся в размазанной, пьяной ухмылке. Не забывал о величии - приосанился престолонаследник обликом, стиснул бутылку взамен скипетра, а вместо державы ухватил, заграбастав за козлиную бороденку, услужливого, но малодобычливого гетманишку. Восседал гордо, за самодовольством да спьяну казалось, будто незыблемо.
   Одесную вора ушинского, освободив, по случаю удачно протекшего контакта с Западом, общественную уборную, расположился малопьющий, а потому страдающий обостренным самомнением теоретик экасперлического толка. В кабинке с газетными вырезками, взамен иссякнувшей соответствующей бумаги, до того «зареферентился», что продолжал по инерции жаждать духовной пищи.
   -Любопытно, что о нас печатают в просвещенной прессе свободомыслящего мира?- Стибрил пальчонками с обгрызенными коготками, сызмальства, а не только от посещения туалета, до жути прилипчивыми, пару журналишек и уставился, не позабыв слюной причмокивать, на страничку, где как собачки.
   -Опять стереотип мышления.- Насилу пришел в себя от возможной оценки Западом персональной деятельности, выучившийся на народные головы да на соответствующие же средства соробормотец.- Разве доступно беспристрастно оценить сдвиги духовности в просвещении масс восприятием не выше уровня приматов? Как следствие - ход преобразований подменяется форменной порнографией!- Осознал-таки теоретик, что вновь остался непонятым и, как следствие, недооцененным. Он, реформатор, жаждущий моральной поддержки и материального одобрения - а лучше бы наоборот - вынужден утешаться всего лишь поучением не ценящих сей факт туземцев да дармовым углом в престижном становище. Жалкая юдоль после беспрецедентно глобального привнесения обиральных ценностей, повсеместного насаждения продажных отношений да круговой поруки! Неужели грядет закат всеудемосаукратии?!- Однако, не смотря на духовное уныние, на лице теоретика, мало чем отличающемся по форме, по лоснистости кожного покрова от блина масленого, недовольство оценки трудов пресловутым Западом едва улавливалось, потому как уходило на второй план пред играющими на сальной поверхности разноцветными бликами всепоглощающего внутриангарного разгула…
   Ошуюю лженаследника, что-то непрестанно нашептывая, расположился хитрющий, прищуренный гетманюга, закаленно в ангарной стужи снявший петлюровку, а потому, как следовало ожидать, представший лопоухим пронырой с рыжим хохолком на макушке. Закончив наушничать, с одобрения сам-вора подозвал хромающего на обе ноги, но по-прежнему бугая нравом да телосложением, пана «плющилу» и, вновь нашептав, отдал распоряжение. Призванный церемониймейстер громким, зычным как «трубный зов» рыком, перекрывшим гвалт похвальбы, дележа, споров да дегустаций, рявкнул аксиому, утвержденную указом ушинского предводителя:
   -Панове! Мы - не быдло!
   -О-о-о!- чрезмерный восторг прокатился волной под завибрировавшим сводом и сорвал, чтоб проредить докучливо вопящую толпу, парочку-другую сталактитовых сосулек. Гоноровое шляхетство взяло паузу, перестав лупцевать друг дружку за неделимый аршин сукна аль недопитую «бутельку», а живенько прикарманив имущество кряхтящих поверженных, выпило на брудершафт и ну целоваться.
   -Приступаем к придворным церемониалам!
   Ритуал «намбер ванн»! Гы-ы-товьсь!
   По поданной команде гульбище на время поутихло, пьяное панство облизало зажиревшие от взаимных чмоканий губы, утерлось наэлектризованной синтетикой да накрутило усы, чтобы залихватски на тараканий манер топорщились, при дальнейших же поцелуях искорками постреливали. Выпятив, что представилось возможным, а особенно то, что до недавних пор выпячивать считалось неприличным, с комментариями, болельщицкими посвистами, подмигиванием, сальными шуточками выпялились на действо вытаращенными глазищами:
   Повально вся, без скидок на головные боли, на прочие нюансы физиологии, женская половина ушинской банды выстраивалась посреди пространства, очищенного от пьянчуг, жертв сталактитов, прочего мусора, в неровную, разномастную шеренгу. Застыли, будто многопудовые свечи, колышась от переедания в такт нестройным кликам восхищения, размалеванные, кому какая досталась косметика, надушенные за сажень сшибающими с ног китовыми половыделениями, именуемыми «парфюмом», задрапированные в наипестрейшее, что удалось урвать, тряпье.
   -А-а-а-х!- От нестройного, но донельзя куртуазного парада у некоторых нестойких кавалеров дух захватило вплоть до потери дыхания - замахали руками, удерживая равновесие, хватались за горла, за приятелей, приятелей за горла… пришлось симулянтов спасать - отпаивать.
   Предводитель, взыскательный ценитель зрелищ, с пренебрежением отбросив регалии, на галантный манер приосанившись, в сопровождении старательно «играющей» престолонаследника лебезящей свиты занял исходную позицию у правого фланга выстроившейся шеренги. Именно здесь, сообразно ранжиру, располагались осанистые, гренадеристые, статные представительницы наипрекраснейшего, из немногих возможных вариантов, пола. Нарочито прищурившись, втиснул по случаю предстоящего ритуала в наиболее наглый глаз парадный монокль. Капризная оптика от периодического как нервный тик вздергивания впечатлительной брови то и дело выпадала, словно приговоренная повисая на огрызке бельевого шнура, но придавала хозяину некий заимствованный у заморских господ, стереотипный налет аристократизма.
   -Ритуал «намбер тво!»- рявкнул бугай да пребольно ожег кого ни попадя, подвернувшегося под руку, извлеченным для более натурального изображения невольничьего рынка хлыстом.
    -Уй!- завопил избранный, однако скулить драпанул за шатры, дабы не привлечь ни ко времени внимание распалившегося престолонаследника.
   Представительницы вышепоименованного пола как дрессированные споренько да дружненько выполнили команду, выставив напоказ вышепоясные прелести. А так как большинство дам, чтя «топлесcкие» традиции, преспокойно обходились без тесных бюстгальтеров - особых проволочек с оголением не возникло.
   С видом знатока, истинного ценителя зрелищ, щуря наполовину ослепленный моноклем глаз, покровительственно ухмыляясь, сам-вор ушинский, смакуя удовольствие, не торопясь, продвигался вдоль шеренги, выказывая тем самым, к отраде подданных, постоянство в привычках и неизменное пристрастие к культурному времяпровождению. Пусть и случались уже из-за сходных шалостей неприятности, вплоть до отрешения от замаячившего было престола, ну да горбатого... разве что еловой дубиной исправить попробовать. Востренький глаз несостоявшегося властелина, распираемый оправой фасонистой оптики, сперва подернулся распутной поволокой, а вослед принялся в сластолюбивом предвкушения блудливо замасливаться…
   Вдруг встрепенулся, точно за мухлеж бутылкой по кучерявой бестолковке шандарухнутый, взбрыкнул сам-вор по-жеребячьи и неподдельно оживился, демонстрируя, не смотря на забулдыжество, вдобавок к шмякнувшемуся на бюст, запотевшему моноклю, незаурядность памяти.
   -Но-овенькая!- Насилу оторвался от приковавших внимание, очередных чрезвычайно притягательных форм, переведя взгляд похотливых глазенок на лицо обладательницы прелестей.
   Сюзи, привлекшую к некоторым деталям собственной персоны столь неподдельный интерес, гаремные обитательницы, не осведомившись мнением о фасоне, а следуя местным традициям, вкусам да сообразуясь царящими в ангаре понятиями о мире моды и красоты, задрапировали в «шелка с бархатами». А далее по ритуалам «ван», «тво» - исключение ни для кого не составлялось.
   -Вижу, пани освоилась. Нарядное платье с рюшками явно к лицу - это не отстойный «милитари» стиль.- Вновь прикрыв особо наглый глаз, через беспардонный монокль уставился липовый престолонаследник на сюзины прелести, упорно, благодаря гимнастике да гигиене, сохранявшие манящий да притягательный вид свежести. Напялившись вплоть до очередного ускользания из-под захвата брови истекающего капельками пота монокля, с хитрой улыбкой на отупевшем от привалившего подарочка лице сам-вор ушинский промокнул прошибшую испарину рукавом не успевшего ускользнуть придворного. Отступив на шаг с видом истого ценителя, перешептываясь о чем-то с хитрованом, прищуренным гетманом, ни на миг не спускал с Сюзи бараньих глазенок.
   Не вышедший росточком гетманюга, вытянувшись в струнку, привстал на цыпочки, чтобы из-за плеча дотянуться до давно не мытого, поросшего черным волосом уха престолонаследника и, уже по второму разу усердствуя, пытался что-то сам-вору, от медовых мыслишек сделавшемуся типичным болваном, втолковать,- доходило с трудом.
   -А-а…
   -Так-так…
   -Невеста?
   -А-а, невеста, понимаю. Ну и что?..
   -Мое право?- слюнявые причмокивания, перемежающиеся туповатыми вопросами, будто бы транслировали нашептывания неустанно наушничавшего хитрюги.- Право мое?- С нарочито платонической заинтересованностью все-то пялился сам-вор на Сюзи, которой, в общем-то, плевать было на барашка-воздыхателя, а гораздо больше беспокоило, что без провонявшей засаленностью шубы не на шутку начинало пронимать холодом.
   -Когда же это я добровольно отказывался от собственных прав?!- «Доперло» наконец до соображения.- Гей, панове! Не мои ли воровские права отстаивались на мусорных баррикадах, а потомочки кулуарно узаконивались?! Не похреним же завоеванные достижения!- Сам-вор горделиво, с видом владетельного собственника подбоченился.
   -Гей! Гей-гей!- вдохновенно заорали пьяные глотки, будто вместе с санями в нестандартно ориентированный клуб по ошибке занесла нелегкая.
   Но, смутно припомнив, что не один лишь он состоит в шайке на разбойном довольствии, липовый наследник счел уместным добавить:
   -Наши, панове, выстраданные привилегии превыше... да, превыше загнипийских,  даже важнее холуевриканских формализованных законодательных догм!
   -Превыше! Выше-выше!- с энтузиазмом поддержала упившаяся бандень шапкозакидательские, неблагодарные поползновения предводителя на, немного-немало, юридически застолбленные холуевриканские обиральные прерогативы.
   -Фарт тебе выпал, девица,- продолжил вор ушинский на безнадежно исковерканном иноземном диалекте, с привнесением туземных ляпсусов,- прибыла прямиком по адресу. Именно в ушинском логове-е… м-м, в прибежище свободомыслия, раздолья бескрайних дозволенностей, именно здесь воплощены в быт все, что ни на есть, права без обязанностей! Партия «ун либерта», говоря проще. Свободы повсеместно внедрены в нравы, в обычаи, в привычки, неукоснительно обязательны к исполнению! Это как у вас, к примеру, после чаепитий в бридж принято гостей объегоривать. «Либералите» блюдется превыше дележа и не ниже заныкивания добычи. Твой случай, что без прикупа дублетный туз!
   Коль эдакий расклад выпал, если завзятые лицемеры - загнипийцы, чванливо на мировое сообщество поплевывающие холуевриканцы препятствуют по каким бы то ни было отсталым клановым предрассудкам двум голубкам, любящим сердцам соединиться, то они услышат... Весь мир содрогнется... Узнают, что... Что мы выше надуманных формальностей с пропиской. Пускай смотрят, набираются ума-разума, учатся на недобром примере! Пусть цивилизованный мир замрет, завидуя незамедлительной несправедливости, забесплатно вдыхая витающий воздух вольности…
   Кехе-кехе - запершило в горле сам-вора от внутриангарной смрадной копоти.
   -О-о! Мы - не они - по мелочи жаться не привыкли! Не жалко, пусть без лицензии по телевизионной трансляции пялятся на торжество всепобеждающей любви, на широту принимающей стороны и отзывчивость!- Шмыгнул носом расчувствовавшийся липовый престолонаследник, и не один. Многие из наложниц да фавориток-примадонн, панство из тех, что попьянее, даже, вопреки, казалось бы, невозможному, хитрован-гетманюга вроде вдруг сделался непривычен к костровому смогу и задымленности - помаргивал донельзя прищуренными, повлажневшими глазенками.
   -Повелеваю - свадьбе быть! А чтобы не расстроили матримониальные планы организованно преступные Капулетштерны да Монтексманы, тоже с рыльцем в пушку, бракосочетаться немедленно!
   Не совсем взявшее в толк суть происходящего ушинское панство к полноте понимания, впрочем, особенно не стремились: сознанию с лихвой доставало, что праздник жизни переходил во всепоглощающее торжество. Столь нехитрому озарению разума сопутствовал искренний взрыв эмоций, выразившийся восходящими по нарастанию воплями, метанием петлюровок да малахаев в темнеющий неизвестностью свод ангара. Паны словно беспроигрышной лотереей Ее Величество Фортуну поддразнивали. «Призы», как в ушинском логове водится, не заставили долго ждать - сообразно розыгрышу, весьма прицельно сорвалась потревоженная пара наименее терпеливых, почернелых от копоти, до гигантских размеров взращенных сосулек, что лишь раззадорило участников действа.
   -Виват!
   -Гей-гей, панове!
   -Напою, напою, пан престолонаследничий!- Возможно, восторженные проявления не были бы столь нарочито бурными, если бы горлопаны не пребывали в уверенности, что гулять предстоит на очередной свадебке сам-вора ушинского. Столь эпохальное, хоть нередкое событие приравнивалось к государственному, соответственно, празднику и сопровождалось тремя ночами предписываемого ритуалом беспробудного гульбища, а вослед - прочими, катящими «паровозиком» буднями ординарного бражничанья с агитационными налетами на отложившиеся от удемосаукратии окрестности.
   -Многая лета престолонаследнику!
   -Гей-гей, сам-вор - всем разор!
   На последнее, лестное, безусловно, восклицание адресат, наклюкавшийся сам-воришка, брезгливо поморщился. Дернул за полу неопрятного кафтана неотступно одесную примазавшегося, будто насмерть въевшаяся в гардероб, прицельно выплюнутая жвачка, подельника, ответственного за теоретическое обоснование перманентного грабежа, как образа существования общества, и, не скрывая пренебрежительной гримасы, презрительно заметил:
   -Уж больно много шантрапы в последнее время прибилось к становищу.
   Стоически крепящийся от соблазна вновь санузел оккупировать, лоснящийся масленой, блинолицей мордой теоретик играючи протемнил сложившуюся ситуацию:
   -Вполне справедливо замечено, в соответствии с присущей столпам общества конгениальностью. Увы, на протекающий временной промежуток где сыщешь истинных, идеологически подкованных обиралов? Сплошь ворье кругом да изменники. Но раз уж нам по пути, то вполне допустимо, по завещанию картавого пророка моего родного дедушки, якшаться даже со швалью, сообразуясь имманентным дуализмом меритократии, неестественно.
   -Ну, разве что монетным. Ить мы - милита... ирита... монета... монетаристы, тить твою…- под весомыми аргументами советчика со ссылкой на авторитета смирился сам-вор с неизбежностью иметь дело с хамами.- Но неужели невесть что мнящим из себя плебеям трудно вполне приличное слово «дофин», наконец, вызубрить?
   Гетман, конечно же, не допустил сколь-нибудь длительного общения руководства с должностным идеологом без личного назойливого вмешательства:
   -Так запоминали же,- давно перестав чувственно помаргивать, прищурился волчьим прицелом в масленоликого конкурента по влиянию на властителя,- да все-то через пень колода выходила: то «павлин», то «графин», а пуще - «хрен с ним» получалось. Сами, помнится, пренедовольны были-с. Не мешало бы теоретику пореже посещать удобства - почаще быдла образовывать.
   -А где прикажешь мыслительным процессам пропитываться вдохновением, не в твоей же примитивной компании?..
   -А-а, «пся крев», погоди ужо, ночью темненькой нужник-то запру, об...ся - за ключом на коленках приползешь как миленький!
   -Э, э, а как со свободой времяпрепровождения? Это же форменное  попрание с запиранием… оковы, замки, решетки…
   -Хорош перелаиваться!- Вновь недовольно поморщился престолонаследник липовый.- Не могу я один сразу все дела разруливать: и свадьбы гулять-праздновать, и воспитательно-просветительскую работу контролировать заодно с сортирами! А от вас помощи...
   Командуй парадом!- самолично приказал бугаю-церемониймейстеру.
   -Ритуал «намбер сри»!- рявкнул тот, не задумываясь, вполне гуманно на сей раз обойдясь без кнута, а лишь звезданув первого, подвернувшегося под руку, для порядка да привлечения внимания.
   Дамы, прочие придворные, кто стоял на ногах или просто не утратил возможности передвигаться без постороннего участия, бросились по гардеробным чуланам: по шатрам, по саням, набитым барахлом, по кибиткам, тащили куда-то невесту и, по гетманской наводке, разыскивали стремящегося затеряться скромнягу-жениха.
   Ушинские, что тоже из панства, но не магнатского сословия, а рангом пониже, составляли из ящиков, пустопорожних бочонков, из выломанных досок, остовов несезонных телег, из когда еще сорванных с петель дверей взятых на абордаж хибар, из фрагментов проломленных плетней, приспособленных под оборонительные щиты, из прочих принадлежностей быта нечто вроде длиннющего, повсеместно востребованного, средствами культмассовой информации растиражированного, вездесущего подиума. Для готовки же да освещения, просто ради пущего огонька подбрасывали в костры вперемешку с лапником спертые у зазевавшихся другарей хомуты да переломанные о быдло оглобли. Дело того стоило: над занявшимися сымпровизированными очагами, усилиями прислуживающего «быдла», аппетитно побрызгивая подпаленным жирком, на вертелах с натугой проворачивались глобального размера, непонятного скотского происхождения туши живности. По приличествующему случаю шикующий престолонаследник липовый, будто дразня аппетиты и прививая вкус к иноземной роскоши, повелел выкатить заморские жестянки с консервированными заедками; под бдительно прищуренное око гетманюги, чтоб до времени не выдули, а то не перестреляли задиристые паны друг друга пробками, выставлялось шипучее вино. Праздник обещался потрясти воображение не только из «гудежей» не выползающих бражников, но даже запятнать замаранные уж, неопрятней некуда, страницы светской хроники.
   Ушинских ворликов явно вдохновили заверения лжепрестолонаследника, что свадебка устраивается в пику зажравшимся барчукам из ставшей препоной на пути любящих сердец мировой общественности. Так пусть цивилизованный мир, к которому, безо всяких сомнений, панство причисляло себя во первую голову, завидки аж до кондрашек проберут! Пускай чванливый в высокомерии «золотой миллиард», прозрев, позеленеет от скаредности, мумифицируется в изъедающей зависти!
   Подвыпившая публика выкладывалась полностью, без остатка: не жалела ничего своего, не щадила чужое, но особливо доставалось, почитай что общему, в толчее да без догляда оставленному добру да скарбу головотяп-ротозеев.
   Пример к подражанию в высокомерии задавало погрязшее в вождизме руководство:
   Напыщенное самодовольство престолонаследника являлись олицетворением полного и окончательного триумфа обкрадывания демоса в данном месте, по текущему времени в недобрый час.
   Чрезмерные блики маслянистости на морде лица Соробормонной дипломированного советника тоже выражали довольство, но, поскольку действие разворачивалось вдали от индивидуальной кабинки, в недостаточной степени сосредоточенное.
   Рысий блеск пуще обыкновенного сощуренных глазок шептуна-гетманюги, направо и налево закладывающего провинившихся нерадивцев, подстегивал энтузиазм организаторов пуще плети, злобствующей на пару с арапником.
   Опоясанные яркими шарфами паны магнаты в грязь лицом не ударили - ваксы для напомаживания усов не пожалели. А с гордых лиц гетманов ко столь достопамятному случаю нетвердые на руку брадобреи в кое-каких местах подбородков соскребли щетину.
   Задрапированные в броские, «попугаечного» цвета ткани ангарные куколки не экономили на немыслимых, граничащих с безумием оттенках пылящей, щекочущей обоняние пуще нюхательного табаку пудры. Расчихавшиеся же носы задирали-и, словно проверяя, все ли звезды попадали с ангарного небосклона при блистательном явлении истинной красотищи?
   Невесту в кажущемся белым, по отношению к заляпанному донельзя окружающему пространству, платье, декольтированном чуть ли ни до пупка, да с шикарным, гораздо ниже переднего, вырезом сзади наперсницы вели под далеко не белы рученьки завсегдатая соляриев. Ведомая то и дело спотыкалась, но вовсе не жеманничая в волнении-стеснении или из непривычки к брачным церемониям - просто туфли на толстенной подошве да на высоченных каблуках являлись не лучшим вариантом обуви для передвижения по раздолбанному половому покрытию.
   -Любишь, дурища, терпи!- напутствовали не понимающую привалившего счастья девицу подруженьки, то и дело подхватывая нестойкую пассию, пытаясь меж сим занятием подвывать, петь, а то, в соответствии с невесть кем и когда учрежденным сценарием, навзрыд стенать рыданиями. Первое выходило лучше второго, а от третьего, насквозь шибающего фальшью, с души воротило.
   Жених являл собой воистину жалкое зрелище: бледный, худосочный, в сознании, под завязку наполненном неприятием происходящего, с затравленным взором шакальчика, мало что угодившего в капкан, но, вдобавок, окруженного матерыми, голодющими волчищами. Обреченно пошатывающегося франта облачили в нечто черное, неоднократно прожженное папиросками, в то, что свадеб двадцать тому назад можно было с натяжкой именовать смокингом. Украшала одеяние разлохмаченная, скрученная из тафты хризантемка, на века пришпиленная гнутым гвоздем к отливающему бликами жировых пятен лацкану. Зеленоватый лицом секретаришка в окружении здоровенных, полнокровных дружков, возбужденных, разряженных, что хвост павлина в брачный период, казался последним клерком из прогорелого офиса, вместо выпивки привычной чашки чая за «брекфестом» очутившимся в команде жаждущих крови пиратов галеона, прущего на абордаж. Более того, чем ближе к делу, тем неувереннее становилась походка, женишка подкашивало, и дело вовсе не в привычной галошной обуви, просто, по мере приближения к насильно навязываемой суженной, секретарик с каждым шагом все явственней опознавал старую знакомую по совместному пребыванию в холуевриканском штабе, одну из особо рьяных мучительниц-вымогательниц. Кроме шаткости в шаге, открытие прибавило однотонной палитре лица женишка панической бледности и вызвало отторгающее содрогание организма. Последний симптом новоявленные приятели встретили одобрительно:
   -Эка заиграл жеребчик! Что, «уж замуж невтерпеж»?! Га-га-га…- загоготала развеселая компашка.
   Голосить дружкам со подруженьки долго не дозволили, а скорым шагом, чтобы декольтированная невеста не замерзла окончательно, и брачующихся, и шаферов со товарками скопом погнали под венец - прямо по задрипанной ковровой дорожке к сметанному из дощатой тары возвышению, призванному изображать нечто вроде алтаря в походном варианте. Завыла, аккурат под секретариково настроение, захлебывающаяся в хрипе, а оттого патетичная музыка - то многофункциональный конферансье-церемониймейстер, пострадавший от кувалдочки, вымещая злобу, от полноты физической одаренности наяривал на продрогшей шарманочной фисгармонии. Глубина продуманности музыкального оформления брачной церемонии придала пущую торжественность разворачивающемуся действу. Но хриплые  всхлипы-завывания, прошибающие в публике сентиментальные чувства, увы, какофонили недолго. Едва жених с невестой поднялись на пару ступенек вверх к алтарю, ка-ак...
   -Бух-ух-ух!- бабахнувший выстрел отозвался эхом и рикошетировал барабанящими по черепушкам сосульками - повалились немногие, но один из дружков взвыл несообразно церемонии матерно и колченого заскакал по направлению к, почитай, накрытому столу-подиуму. Видимо, понадобились дезинфицирующие огнестрельные ранения лекарства. Невеста недолго, но интенсивно поразмахивала руками, затем, предусмотрительно ухватив одну из подружек - ту, что попухлее - постелила под себя, опрокинув избранную фрейлину навзничь. Уцелевшие шаферы, оттерев в сторону не особо ретивого женишка, с опозданием подхватили да, основательно измяв и засалив без того далекое от стерильности, откровенное платье, подняли несколько озадаченную, почти целехонькую Сюзи. Те, кому невесту потискать не досталась, довольствовались подстеленной, кипятящейся, а от того особо темпераментной подружкой.
   -Вот это выстрел!
   -Попал точно в яблочко!
   -Как ножом срезал!- наряду прочих восхитился самый шустрый из панства, кому выпала удача пробиться к лодыжке и повыше, а потом - к обувке невесты.- Гей, сам-вору!
   -Гей-гей!
   А тот, будто бесенок - стоило помянуть не к месту и не ко времени - выскочил довольный, сияющий как медяной свежесрубленный провод из электрораспределительного щита. Перебросил свитским берданку солидного калибра да под овации, довольный донельзя, весьма артистично раскланялся,- промазал бы - тоже не слишком огорчился.
   -Не нами заведено - не нам реформировать!- понесло престолонаследника липового в противоположном от заданного теоретиком направлении, но советник был на чеку - безо всякого почтения шмякнул занесшегося выскочку по темечку не за зря, видать, полученным соробомотским дипломом-то.
   -Ты что, полудурочный, мозги, которых отродясь не было, тоже в картишки спустил?
   -Ах да!- спохватился консультируемый, но не сконфузился.- Подвела формулировочка. Это проклятые ксенофобы виноваты и... маргиналы!- свалил с больной головы неприятности на левацки настроенных супротивников.- Так что, нареченная мадемуазель, салют в вашу честь - древняя панская забава, традиция, задушенная красно-коричневыми лунистами да махровыми шовинистами, которую удалось реанимировать безо всякого, заметьте, на сей раз членовредительства…
   С трудом соображая, что же собственно произошло, Сюзи терпеливо сносила измывательства отставных фавориток, немилосердно выворачивающих ступни, мстительно переобувая невесту в сапожные валенки, обувь запредельно не престижную, но наиболее приемлемую в ангарной промозглости. А вот пана подстреленного долго отпаивали всяческими, по выбору пострадавшего, «напоями», чтобы угомонился и позволил наложить швы, а не хвастал прилюдно полученным увечьем, обрызгивая сочувствующих заодно с поданными к столу закусками никому непотребной, перенасыщенной алкоголем кровищей. Отстреленный каблук разыскали и с церемониальными поклонами, торжественно преподнесли стрелку; тот, повертев, оценил гладкость среза да милостиво запустил трофеем в гурьбу почитателей, долго еще крутивших перед носами, рассматривавшими ценный экспонат, не забывая лестно выражаться да восхищенно цокать языками.
   -Во все ли мишени мистер престолонаследник столь метко попадает?
   -Просто - дофин, без мистера, чего уж чиниться меж своими. А попадаю,- туповато уставился сам-воришка на Сюзи перезрелыми черешенками выкаченных в обожании глаз, что означало неотступного ярость, без скидок на отсутствие предохранительных средств, флирта,- в любую, с первого раза, иногда даже по взаимной заинтересованности. Интересуюсь же не только женской обувью, но и многим прочим.
   -Не так уж много этого прочего, к сожалению.- Насилу отбивалась без того задерганная Сюзи от наседавших фрейлин, норовящих привнести в гардероб невесты одним им ведомые модельные нюансы.
   -«Вы зна-аете» (редко кому из обиралов-демосаобократов удавалось в обиходной речи обходиться без сей ненадобной присказки) многообразие мишеней от фантазии зависит.- Не зря вор ушинский почитал себя не менее чем наполовину сложившимся джентльменом, поэтому не мог уступить даме в пошлости, а блестящие глазенки подтверждали наличие в кучерявой черепушке наваленной кучи выкрутасов соответственной направленности.
   Галантная светская беседа на время прервалась. Сюзи привели-таки в порядок, измятую же, придавленную фаворитку, чтобы не скандалила да не порывалась «залетной лахудре зенки выцарапать», спровадили к подстреленному пану на брудершафт «откушать шнапсу». А тут поспевший переоблачиться в тогу до пят бугай-церемониймейстер, ныне замещавший то ли духовное лицо, то ли чинушу из загса, забасил луженым горлом невнятное песнопение, мигом переключив внимание публики на дальнейший ход брачного процесса. Когда иерихонская труба дала, наконец, сбой, многие из публики расчувствовались вплоть до слезливости, настолько лихо принялся бугай обкуривать растерявшихся участников церемонии чадящим кадилом, будто задался недостижимой, но благородной целью повывести из ангара паразитов, к сожалению лишь насекомовидной принадлежности. Немилосердно задымил на брачующихся, вплоть до полуобморочного чихания дохловатого, на поверку-то, женишка. Затем, педантично следуя предписаниям ритуала, приступил к окроплению, начав с полуголой невесты и вплоть до рядов, до каких сумел достать, оживившейся публики, но уже без излишних затей с кропилом, а просто окатив из корытца. Настал черед неадаптированной Сюзи чихать да сморкаться. Но церемониймейстер смилостивился - допустил брачующихся отхлебнуть из бутылки, не воды, разумеется, по два раза - по третьему сам прикладывался.
   После сего, опять же на совесть проделанного ритуала, доверив жениху подержать кропило, размером с добрую метелку, а невесте - опустошенную бадью, чтоб посторонние не сперли, бугай принялся основательно рыться за пазухой. Откуда извлек сперва заводную рукоять от шарманочной фисгармонии, затем карманную кувалдочку, что вновь шмякнулась не ко времени, но по прописанному адресу, и, наконец, искомый документ. Почесав «репу» для восстановления памяти, принудил молодых, то и дело в такт размахивая перед  носами литым чугуном рукояти, повторять тарабарщину текста, более походящую на клятву верности липовому престолонаследнику, чем на брачное соглашение.
   Потом случилась было заминка. Дружки с ноги на ногу переминались, будто приспичило, да смущенно взоры тупили. Но тут уж сам-вор расщедрился, звякнув богатым содержимым кармана, отсортировал совсем недурной чей-то в прошлом перстень, каковой торжественно, под звуки очнувшейся, завизжавшей, словно балаган обвалился, шарманки, водрузил на перст невесте; жениху тоже палец стиснули отнюдь не дешевым, а цветного металла огрызком скрюченного в сушку провода.
   -Вам - от меня по символу верности!- весьма далекий скромности напыщенно произнес щедрый даритель, смачно чмокнув Сюзи, будто еще не поданная команда «скрепить брак поцелуем» дошла не по адресу.
   -Ой, а мне колечко велико…- Далеко не полностью войдя в курс местных обычаев, иноземка необразованная, брезгливо утершись, привередливо покрутила на пальце смарагд, пусть не чистых вод да отливающий болотной несвежестью, но на половину невыплаченной яхты, уж точно, потянувшего, потому как размером с двугривенный.
   -Могла бы ободок ниткой обмотать, ну да что взять с прилетных несоображал…- Конфисковал липовый престолонаследник дареный перстень и, недобро озираясь на любопытствующих, предусмотрительно предпочитая определять искомый размер на ощупь, а не на людях, вновь принялся рыться в объемном кармане…- На, носи пока, привереда.
   Колечко с сомнительным рубинчиком в обрамлении никчемных стразов хоть и пришлось впору, но не потянуло бы даже на оплату покраски бушприта штрейкбрехерами в период забастовки судостроителей. Сюзи, вроде довольная, невзначай глянула на престолонаследников кармашек, будто бы рассеянно, чтобы не сказать: задумчиво.
   -А ну, целуйтесь!- Вновь взмахнул сорвавшейся от усердия рукоятью шарманки увлекшийся значимостью исполняемых обязанностей универсальный церемониймейстер.
   Скупое лобзание не затянулось. Молодая жена, не смотря на тренированное лицемерие, ничуточки не сумела сымитировать восторг, а застывший изваянием жених, отныне почти мгновенно муж, под влиянием чувств… самосохранения - в виду угрозы мелькавшей перед носом рукояти - чмокнулся с «избранницей», словно со змеей, к тому же зажмурившись. Унять пронявшую при этом дрожь даже пытаться не пробовал.
   От некоторых жаждущих сменить ангарную обстановку или просто разнообразить быт, к тому же весьма глазастых да чрезвычайно внимательных дам местного полусвета не скрылось столь нерешительное, сочтенное за робость поведение. Принялись наблюдать за брачующимися с обостренной заинтересованностью, по верным признакам определив, что иноземец, вдобавок к прочим достоинствам, стеснительный девственник и, следовательно, вдвойне «лакомый милашка», пригодный не только к матримониальному облапошиванию.

   В Ворликии даже для исконных обитателей путь к летальному исходу весьма разнообразен, но гораздо более богатый выбор возможностей преждевременно «сыграть в ящик» открывается перед иноземцами. Ведь ни в сытой Загнипии, ни в обожравшейся Холуеврике мыслящие существа не проходят закалку организмов и не выковывают характеры в столь агрессивно разъедающей здоровьишко среде обитания.
   Принимают же «на грудь» беззаботные загнипийцы зачастую каждый день перед обедом да после ужина за лживой газетенкой или за полощущим мозг телеэкраном - и ничего. Когда же приключаются стрессы - не одни же поносы медицинской страховкой покрывать - тогда экстренно, по рецептуре психованных аналитиков, в качестве крайнего средства дозу убавят, перейдя с Бордо и Рейнского на бренди с кальвадосами. А вот в Ворликии дела обстоят по-другому - ничто не обходится без соответствующего жизненным реалиям неестественного отбора. Те, кто предрасположен к циррозу печени, едва-едва  дотягивают до половозрелого возраста, чтобы успеть напоследок сожительницу в ближайший абортарий сплавить без алиментов и прочих устарелых формальностей.
   Холуевриканцы жрут, знай себе, стероиды пачками со гормонами, да пестицидно-гербицидные продукты со антибиотиками - авоськами, и ничего, только потрясут необъятными брюхами, расширят кресла в офисах под немерные задницы, прежде чем на двойное сидение в педальный мобиль втиснуться, чтоб укатить далее, к следующему супермаркету, если покрышки не полопаются, выдержат. А вот те из ворликов, кто на свою беду обладает деликатным желудком, кончаются со внезапной скоропостижностью, зато в страшных мучениях, не успев за короткую биографию даже воздух гастритом попортить, как следует.
   Чего скрывать, случается: в Холуевриках с Загнипами рождаются детишки со странностями – впоследствии даже многолетнему, продуманному воспитанию вкупе с образованием не удается прикончить в отдельных индивидах чувство порядочности. Наиболее решительные из возмужавших оригиналов подаются в антиглобалисты, чтобы раньше или позже сложить буйну голову в боях с полицаями, а соглашательски настроенные - в священники, выбирая конфессии, «не портящие», в частности, мальчиков,- то есть тоже находят ниши в укладе общественной жизни. А вот в Ворликии субъекты, страдающие обострением чувства порядочности, лучше бы вообще на свет не являлись: всем было бы легче, а самим чудакам в первую очередь. Ободранные до нитки, по-всякому оскорбленные, не вписавшиеся в воровскую круговерть, а потому подвергнутые немилосердному остракизму с поруганиями, скитаются никчемные бедолаги, отгоняемые даже от мусорных контейнеров наглыми псинами и на премию бьющими дворниками-айджиками.
   Таким образом, секретарик оказался в компании инволюцией отобранных индивидов, просеянных чрез зубодробительное сито, прошедших закалку горнилами кострищ, промытых струями вод, весьма далеких от дистилляции. Потому за обильным праздничным столом новобрачному приходилось туго. Пить заставляли - само собой, чего привередничать? Целоваться с одним из палачей - в этом плане хорошо хоть женщину тупица адмирал прислать додумался. И то, и другое куда ни шло: закаленный проходимец пьянел туго, а ради выгоды расцеловал бы даже осклизлую рептилию - мелочи, а не напасти. Зато дилемма, с голодухи ли загнуться или от дизентерии окочуриться, замаячила весьма явственно.
   Настолько жуткий аппетит успел нагулять в злоключениях секретаришка, что даже, помимо воли, скатывался на воспоминания о «хлебосольных» имкиных угощениях. А тут перед носом почти состоявшиеся блюда дразнят обоняние первобытными ароматами жареного, шкварчат вскипевшим на кострах жирком, прельщают глаз румяной корочкой… Чтобы устоять, Танталом надобно родиться, скрещенным с Зеноном, известным стоиком. Но, увы, антисептические средства защиты организма когда еще изъяли в злополучном Ширлимырдьево. Поглощать же полусырое мясо с лохмотьями обгорелой шкуры или мерзкие по качественным параметрам, местами позеленелые просроченные консервы пока не хватало ни решимости, ни отчаяния,- не столь ужасающей представлялась секретаришке собственная кончина. Очевидные терзания точно на лбу холуевриканскими прописными буквами пропечатались, и не для того засылали универсального спецагента в Богом позабытую разбойную глухомань, чтобы позволить бывшему подпыточному отлынивать от обязанностей, не для того, чтобы иссякнуть рогу изобилия ценнейшей информации и идей гнусного приработка. Поэтому, после очередного, не слаще чем с ящерицей, поцелуя, сопровождаемого воплями и призывами непонятно чего желающих, все-то неугомонных ворликов, побледневший пуще прежнего молодожен обнаружил во рту капсулу.
   -Не беспокойся, тебя приказано взять живым; а пилюля, чтобы понос не пробрал,- с игривостью анаконды, изготовившейся проглотить трепещущего крольчишку, нашептала новоиспеченному благоверному заботливая женушка обнадеживающие новости.- В первую брачную ночь, дезертир, тебе не до гальюна будет - гарантирую.
   Мобилизовав мужество, напрочь отключив воображение, секретаришка постарался не забивать голову «анакондиными» обещаниями, а, запив бражкой из очередного, наполовину выплеснутого под стол щербатого бокала дезинфицирующее снадобье, осмелился вкусить пропахшего дымным духом мясного блюда, каковой кус потом полчаса с переменным успехом пережевывал, не останавливаясь даже в процессе целования.
   -О! О! Погляди, во дает!
   -В засос да с привкусом!
   -По последним балрижским модам галант действует – от вас, мужланов, разве дождешься подобного обхождения?!- Не скрылись от восторженных дам утонченные манеры новобрачного и тут же, с укоризной в интонациях, были поставлены на вид прочим, присосавшимся к бутылкам, не отлипающим от стаканов кавалерам. Те, обильно размазав жиры по сусалам, с горячностью ринулись доказывать, что вовсе не чужды модам, а если от последних веяний отстали, то лишь немножечко и с лихвой искупят профанацию темпераментом. Но тщетно – пылкие старания явились просто грубой, неотесанной подделкой. Неудовлетворенные жеманницы завздыхали об иноземных изощрениях, как испокон веков повелось, в угоду привнесенной извне фальши пренебрегая отечественной добротностью.
   Жеманничать долго не позволили: оглушительные требования затяжных, словно прыжок с недобросовестно уложенным парашютом, поцелуев постепенно переросли в громогласно изъявляемые заявки на танцы, что капельмейстеру только и требовалось. Грянула бескомпромиссная, будто заимствованная у бравурной карусельной шарманки музычка. Неволей, но пришлось секретаришке в паре со Сюзи закружиться в вихре зажигательной пляски, чем-то едва уловимо напоминающей незабвенный полонез мятежного автора с примесью лезгинки и гопака одновременно. На сколь-нибудь длительную хореографию, требующую не просто сил, но и натренированности, молодоженов не хватило. Пользуясь всеобщим несусветным столпотворением, вместо того, чтобы, выбрасывать замысловатые коленца да дергаться под гортанные выкрики, прижались «голубки» друг к дружке и заворковали:
   -В штабе недовольны бездеятельностью - сложилось впечатление, что вы решаете личные, мелкие, пакостные делишки, а не отстаиваете глобальные интересы Холуеврики. Но даже на подобные вольности в определенных штабных кругах готовы закрыть глаза, если ты, гнусный дезертир, предоставишь пару наводок на примерно полмиллиарда хряксов.
   -Я выполняю «сикрит мишен», возложенную руководством. «Еще немного, еще чуть-чуть...»- пустился, было, выражаться от ментонера приставшими песенными словами секретаришка, но локтевой сустав, стиснутый тисками болевого захвата, не позволил развить героическую тематику, а пульсирующие от боли мыслишки суетливо заскакали в направлении: как бы извернуться да выскользнуть.
   -Ты за кого меня держишь, мозгляк? Думаешь: стану разводить церемонии? Плевать на придурочного адмирала! Не будет наводок - считай: с тобой покончено. Навек замурую в гнилом ангаре.- В порыве алчности ухватила Сюзи вздумавший ускользнуть «кошелек» захватом безжалостней прежнего. Секретаришка, без того прильнувший к палачуге интимнее некуда, робко семеня ножками, обвис в предконвульсивном состоянии на нежданно обретенной женушке. Судорожно попытался перебрать в памяти, кого же из воротил теневого холуевриканского ли, загнипийского бизнеса подставить под удар наркоштабистов с наименьшим ущербом для собственного материального процветания, но ситуация к расчетам не располагала. Совсем уж созрел женишок пожертвовать первым на ум взбредшим Шмитшильдом, выложив, как сподручней докопаться до компрометирующего порнодосье, но не успел: темп «вяло» протекающей, нагоняющий сон музыки не мог сколь-нибудь долго устраивать разгоряченных ворликов.
   Разжались смертельные объятия, а жертва, к превеликому облегчению, уже в первом такте взрывной волной вдарившего по ушам краковяка заодно избавилась от палача. Спецподготовка универсального агента рассыпалась подобно фанерно-пенопластовому, миллионной стоимости хоттиджу на берегу «курортствующей» Фаунриды при крепчающем ветерке с океана - желающих отплясать под пронзительный шарманочный визг зажигательный танец с чужой, из-под носа свежеиспеченного муженька умыкнутой, нездешней красоты новобрачной объявилось не меньше, чем штормовых волн, обрушившихся на одноименный полуостров.
   Дам недоставало - имеющихся в ассортименте уволокли на пляски наиболее прыткие да проворные, крепконогие да наглющие, вертлявые танцоры. Среди раззяв же развернулась ожесточенная конкуренция: несколько ушинских ворликов, с перепоя прикинувшись шляхтичами, уже рубились за неимением сабель на шампурах, меж выпадами, запоздало парируя туше, закусывали прямо с оружия, умудряясь при этом нерационально расходовать силы на неучтивые ругательства. Но вопли дуэлянтов слышались неотчетливо, так как громогласно проявляла эмоции недобрая половина пирующих, в то время как другая их часть, столь же неладная, переводила дух, чтобы в подобном же ключе поддержать ведение светских ли бесед, куртуазных ли разборок.
   Как бы то ни было, но секретаришке, будто нежданный приз в надувательскую лотерею, выпал шанс взять тайм-аут, чем проныра с охотой воспользовался, рухнув на скамью перед полуобглоданным окороком да пузатой бутылью с напитком местной возгонки и разлива. Стойкий сивушный запах пойла перебивал даже зловоние консерванта из десятилетие тому назад просроченных жестянок да тяжкий смрад подпаленной шкуры горячего блюда.
   Вдохновенный, развлекательный энтузиазм не покидал ворликов даже в ординарном столовании, превращая трапезу в занятие, вне сомнения, увлекательное, но, одновременно, небезопасное. Лишь только принюхался оголодавший, отринувший опасения секретаришка к мослу, решаясь: не предпринять ли отчаянную попытку зажевать-таки кусочек, как блюдо моментом смело в сторону. Вместо полусырого, обгорелого, звякнувшего на прощанье расколотой посудой угощения перед секретаришкимым носом замаячила столь же подозрительная, не сулящая ничего, кроме расстройства, если не желудка, то прочих органов, рожа местного хлебосола.
   -Ну, вы и прожорливы, холуевриканцы! Хватит! Довольно, я сказал, жрать, морда иноземная! Ты чего брюхо набивать к нам приперся? Давай-ка по-мужски в армрестлинг сыгранем, а то небось думаешь: в резиденции сплошь дикарство, отсталое от культуры времяпровождение?!- Ухватил толстомордый спортсмен секретаришку за грудки да подтянул на ближнюю дистанцию, чтобы сподручней побороть.
   Силенки у новобрачного без реслингов подорваны, весовые категории далеко не равны, но даже если бы дела обстояли наоборот, стал бы он заниматься подобными глупостями? Разве что сыгранул на сани да охрану до «Бульгонской» и то в покеришко, а так... Но согласия никто не спрашивал.
   -Хрясь - стукнулась стиснутая «тисками» кисть занемевшими костяшками о заляпанный стол, но скромного эффекта победителю показалось мало, тем более что к месту ушинского триумфа над иноземным спортом подтянулись прочие застольные патриоты - пришлось секретаришке бряцать костяшками о стол не один и даже не пять-семь раз подряд.
   -У-у, супостат, признаешь поражение?!
   Увы, секретаришка вовремя не сообразил, чего, собственно, требуют, и по неосмотрительности - видать, мало учила ворликская практическая реальность - вздернул голову вопросительно.
   -«Фонт юу фонт?»
   -Ах, наглюга! На понт, говоришь, взял?!- Движение секритариковой головы показалось ослепленному внезапно нахлынувшей яростью ворлику сугубо отрицательным.- Держись, гад! Вот так я разбираюсь с заезжими понтярами!- Ухватил ворлик нехилой ладошкой секретаришкин затылок и саданул непокорной башкой о стол - та аж рикошетировала. Хрястнул бы еще, да чья-то сострадательная душа смилостивилась. Нежданный самаритянин, выходец, должно быть, с глубоко-провинциального, благодушествующего Безволжья, пододвинул для амортизации блюдо с недожеванными ошметками. Стол удалось уберечь от порчи, а по уши увязшего в сельди секретаришку - от чрезмерно назойливого внимания «армрестлингиста», утратившего к вырубившемуся в иваси алкашу всяческий интерес, лишь замаранную руку утершего о свадебный смокинг.
   -А ну, давай бодаться, кто кого перебодает!- на спор предложил утершийся победитель столь некстати сунувшемуся с блюдом сердобольному провинциалу. Не будь тот ворликом, если бы отказался, тем более отъевшейся мордой вовсе не уступал, а то превосходил претендента на победу в застольных игрищах,- ух, как затрещали черепные да прочие косточки.
   Секретаришка, встряхиваясь да отплевываясь от ошметков, невольно дегустируя ржавый, едкий маринад, отлично осознавал, что пусть даже ангарный, но бивуачный по сути быт прививает нравам обитателей простоту и грубость, но в любой среде должны обитать рационально мыслящие люди, в чьей компании не мешало бы безопасно переждать нарастающее буйство. Ослепленному самообольщением незадачливому единоборцу показалось, что разыскал-таки искомое:
   Несколько вислоусых панов с не напускным презрением, а действительно с неподдельным равнодушием взирали на охватившую недобрую четверть застолья эпидемию бодаться да меряться силами прочими весьма разнообразными, но столь же травматическими способами.
   -Сядайте, пан иноземец, побалуйтесь горилкою да рассудите кондотьеров, про шо мы споримо.- Мрачно, как из могилы глянул на, видимо, оппонентов самый радушный из необщительных спорщиков, чьи претензии на знание холуевриканского относились к сам-воровской, маловразумительной интерпретации языка. Однако сбежавший новобрачный да, в придачу, ретировавшийся борец настолько обрадовался нежданной приветливости, что не отличал корявой речи от гнусавого, аристократического выговора чопорных потомков пилигримов с Восточного побережья.
   Налил спорщик, представившийся наемным воякой, обрадованному секретаришке щедро наполненный выщербленный стакашек, себя не забыл, да прочие приятели не отстали - обслужились самостоятельно, столь же степенно, без суеты. Никто с кондотьерами не бодался, силой меряться не предлагал, а напротив, даже наиболее упившиеся, неспокойные забулдыги обходили, обползали сей островок затишья стороной.
   -Поспорил с панами, что с пяти саженей рассеку секирой банку тушенки, а они об заклад бьются, якобы на дистанции лишь пикой мишень достать можно, а то булавой…
   -Пикой с десяти саженей монету пригвозжу, не то что банку,- хладнокровно процедил сквозь жгучую восприятием секретаришки, прочим же представляющуюся нежнейшей перченую самогонку костистый как изголодавшаяся рыба, суженный в скулах как той же рыбы фас спорщик, точно дедушкой-чудесником Мичуриным самоличной персоной скрещенный с шипастым терновником.
   -Пригвоздить можно с двенадцати, но тут вопрос скорости,- терпеливо пояснил спорщик степенный, неторопливый, потому как выпивал, смакуя до капелюшечки, и пока не выкушал стакашек, обстоятельного участия в препирательствах принимать не торопился.- Кто возразит, панове, что булава - из метательного оружия самая быстролетная?
   Оппоненты лишь чрезвычайно скупо улыбнулись, но без обиды, уважительно, видно, не на словах, на опыте ознакомленные с возможными траекториями полета заявленного снаряда.
   -Видите - замкнутый круг получается, а ведь столь многоопытный, путешествующий гость иноземного происхождения мог бы запросто разрешить спор, тем более выдержки, хладнокровия вам не занимать.
   -Вот-вот, уважительно отметил пикинер, вынужденный под давлением фактов согласиться с «секирщиком», - не всякий сдержится, когда окунут мордой в иваси..., а вы - запросто.
   -Потому промеж собой порешили, что именно человеку, весьма далекому от постыдного холопского бодания, ответственно можно доверить разрешение спора...
   -«Уез, уез», господа ворлики. Я бы с удовольствием: саморучно в молодости по неопытности баловал стилеткой, но то в далеком прошлом,- после перцовки мгновенно цепляющее за горло жжение прямо-таки принудило секретаришку к откровенности, а прошибающая сознание крепость напитка настроила на воспоминания о трогательных ошибках юности.- Но как я смогу здесь, в ограниченном пространстве рассудить столь серьезную полемику? Вот если бы метались простые, пускай даже столовые кинжалы,- уставился на разбросанные по столу, будто по разделке туш скучающие тесаки,- тогда куда ни шло, а результаты сравнили бы по продуктивности бросков в мишень!- Чтобы не огорчать категоричным отказом столь вежливо к нему отнесшуюся компанию, отзывчиво выковырял счастливый, что может оказаться полезным, молодожен из наваленных на столе продуктов затасканную банку консервов, без наклейки, но здоровенную.
   -Вот это самообладание!- не сдержался от восклицания более прочих приветливый секирометатель.- Что я говорил? Кремень!
   -Похоже на то...
   -Так и есть. Эти холуевриканцы как лягухи хладнокровные - не даром в Холодной войне верх взяли. Под булавой должны с особым смаком пфукаться...
   -Нет, при нашей высочайшей квалификации подобный исход исключен, хотя булава, гм...
   Значит вы, гер-р иноземец, рекомендуете состязание «зоркости глаз против быстроты рук» с применением излюбленного оружия и лично готовы выступить в качестве рефери? Правильно ли истолковано поступившее предложение?
   Секретаришка в столь ответственный, решающий момент не нашел ничего лучшего как безмолвно, но красноречивее любого согласия протянуть спорщикам блеснувшую серебром, замасленную банку, надеясь, что дальнейшие действия явятся делом чисто техническим, непосредственно его персоны не касающимся.
   В первой части аспекта расчетливый иноземец, конечно же, оказался прав, а вот во второй - фатально заблуждался. Но прозрение осенило не сразу, а только когда по ходу стянутыми с бельевых растяжек, неоднократно дранными колготками вызвавшегося «рефери» накрепко привязывали к толстенному столбу да сияющую, словно польщенную столь пристальным вниманием банку тушенки водружали на оцепенелую макушку.
   Вокруг мигом скучковалась стайка не задействованных в прочих увеселительных мероприятиях, не лишившихся пока способности по-болельщицки  переживать, восхищенных ушинских ротозеев, то и дело сыплющих советами да от никем не спрашиваемого сотрясения воздуха пребывающих в весьма отрадном состоянии самоуважения.
   -Панове, начинаем разом по счету «тши».- Отошли спорщики на скрупулезно вымеренную дистанцию.
   Секретаришка застыл широко раззявленным ртом, и взглядом примерно столь же вытаращенных глаз силясь отыскать легкомысленно упорхнувшую новобрачную ветреницу – возможно, у нее в сумочке «Смит-Стетсон» с набитой разрывными патронами обоймой завалялся и скучает без употребления?- Но средь всеобщего ангарного коловращения поисковая попытка оказались тщетной.
   -Мистер иностранец,- уловил «добровольный» рефери, чуть не проскочивший мимо паникующего сознания голос глубокого, баритонистого тембра, что, не принадлежи женщине, прозвучал бы довольно приятной интонацией.- Мистер молодожен,- голос доносился из-за мигом, не от жары, конечно же, пропотевших лопаток,- верхние колготки я покромсала - на соплях держатся, сейчас передеру нижние. А вы, как почнут метать булавы, ничком падайте. Знаю этих Монтесумов индействующих: столько мужичья подвыпившего, но к делу вполне пригодного, перекалечили - страсть. Нечего стесняться - храбреца без бравады видать, только очень уж вы застенчивый.
   «Лей зе тейбел. Андерстанд?» Ан нет? Ах, не то все… вот - «Даун, даун тхе бед! Андерстанд?»
   Секретаришка, отойдя от оцепенения, очередями «застрелял» по сторонам ополоумевшими глазами и, от натуги похрипывая горлом, пытался, в поисках обещанной кровати, повращать головой, пока предательская банка с тушенкой капризно ни возжелала шлепнуться на землю. Бдительные на подхвате ворлики потщательней приплюснули беглянку на место последней прописки, отцентровали для аккуратности и поднесли к подергивающемуся в тике лицу рефери пару недвусмысленных, давно зудящих кулачищ.
   -«Андерстанд?»- уже не за спиной, а перед носом поинтересовались у секретаришки.
   Беспощадные колготки, казалось, по-прежнему впиваются в тело, легкомысленная Сюзи вытанцовывает с кем ни попадя, вор ушинский беспробудно пьянствует, позабыв о драгоценном госте, напропалую сыплющем контейнерными перебросками, а хитрюга гетман витает в облаках паро-винного происхождения, подсчитывая грядущие доходы, которые прям свалятся на рыжую голову…
   Непримиримые спорщики, меж тем, прицелились…






 
                Глава 11.

                Спасут от напасти любовные страсти.


 
   В погожий, плавно переходящий в ненастную ночь вечер Владычица-Судьба предначертала опровергнуть целых две аксиомы. Ниспровергателем первой из них избрала не чаявшего столь великой чести, совсем уж недостойного типа - секретаришку.
   Питие в Ворликии - не смотря на древнекняжеское заверение - безусловное веселье, на поверку, не для всех, а кому-то натурально «выходит боком». Привязанный к пыточному столбу невольный рефери двумя руками за исключение из правила подписался бы, лишь бы освободили, а еще лучше - позволили смыться. Впоследствии, в эмиграции, весьма вероятно, занявшись писательством, поведал бы, смакуя пережитое, сколь не впрок приключается пьянство индивидуальное, какими межличностными осложнениями чревато бражничанье общественное.
   То, что шаловливый Купидон стреляет наобум, попадает в кого не следовало, промахивается, путает, забавляясь, цели - до читающей публики доносят иноземные, из уважения к летам не требующие доказательств источники. Но, видимо, досель не случалось нежащемуся в поросшем виноградниками Средиземноморье божеству гостевать в северных широтах по прокопченным ангарам, ныне же не вытерпел, поддался любопытству лицезреть брачующихся да заодно ознакомиться с больно уж затейливой церемонией. Гардероб подкачал – невесело в период безудержного буйства, именуемого разудалой свадебкой, от пронявшего холода дрожать оголенными ягодицами,- не до стрельбы, когда деревенеешь на морозце. Тут-то и подвернись мишень, по которой захочешь - не промахнешься, пустишь стрелу именно в достойную кандидатуру, точнехонько по назначению даже не слушающимися руками, не гнущимися пальцами - вот и другое случилось прибавление низвергнутым постулатам.

   «Зачем да отчего как гоголек представительный, глазками постреливающий, то всенепременно женатый? А тут юридически не закольцованного прямо на глазах захомутали, и кто? Была бы представительна женщина - не так обидно, а то кикиморка - соплей перешибешь. А ведь голенаст уховерткий, головешкой все вертел - как не скрутилась только?- вправо-влево поворачивал, должно, меня высматривал; два раза приметно глянул мимо заголенной выдорки да прямо в мою сторону и еще один разок – в противоположную.
   Нет, не люба ему кикиморка - расчетный этот брак, как знамо у холуевриканцев по контрактам заведено, а души да сердечной привязанности ни на ломаный грош, один секс на уме да зады голые, а сиськи пластмассовы - срамотня! Нет, приглядный на меня мужчинка не к тому стремится – галанту чувства требовательны, потому возвышенное имеет понимание. Разве правильно, что человек, по верным приметам видать, деликат, до представительных женщин гурманистый, другой достанется? Будто у лахудре драной не сыскать в заграницах мужичья подходящего? Все-то мало авантюристке - к нам приперлася отбивать командировочных!
   Спасать мужичка требуется: пропадет в несчастном браке, сопьется с горя, забулдыжится, как вон приставалы задрипанные,- до нетерпежа уж обрыднули!»- Дородная, а по ушинским стандартам наливная, как яблочко, экс-фаворитка, интригами завистниц да сам-воровым непостоянством во вкусах низложенная до ранга наложницы, заскучала за надоедливыми танцульками. Осмотрелась, будто прозрев, на окружающее убожество.
   -Шмяк!- опрокинула оплеухой досаждающего да отвлекающего от возвышенных мыслей пошлым лапаньем чубатого ушинского, но на смену тут же заступил другой навязчивый ухажер, со схожими манерами поведения.
   «Что мне здесь? Хоть молода, но давно созрела расширить жизненные горизонты. Ведь уж доподлинно известно: «за морем житье не худо», а с иноземным миленком рай даже в пятизвездочном бунгало-шалаше под ободранными до заголенности пальмами; пущай зной и хищники маниакальные, но на то любовь жертвенна, чтоб превозмочь лишения. Все блага отрину, пропадай положение в обществе да честь девичья!»
   -Шмяк! - другой развязный ухажер, не прочувствовавший дамского настроения, покатился вслед за номером первым. 
   -О, то браво! Паненке надоели пошляки, хамло, быдло! Давно пора сменить неотесанных мужланов на гоноровых кавалеров, что знают тонкости обхождения!- Напустился лапать лакомую девицу один из прищуренных гетманюг в залихватски сбитой на макушку петлюровке.
   -Ищу пана рыцаря, который избавил бы знатну девицу от приставучего племени пьяных бабников. Вот этим двоим надобно бока намять, а то позволяли себе вытворять, хамы натуральные, с девушкой то же самое, что вы.
   -О, «пся крев»! Да как хлопы посмели?!
   Зашибленные, навязчивые ухажеры, меж тем, придя в чувства и объединив усилия ради достижения общей цели, подступили к записному волоките на полном серьезе, без каких-либо сомнений в агрессивности намерений.
   -Зараз, пани, пошукаю секундантов. Куда запропастилися, когда потребны? Ведь такие же храбрецы как я... трошки, разве что, поменее. Хутко знайду и тогда-а...- Смылся, чуть до обидного не протрезвев, волокита от кулачья наступающих единым фронтом противников - только мелькающую в толпе петлюровку и видели.
   -А вы, козлы бодатые, зарубите на носах: группавухи не дождетесь! Сами разбирайтесь - с кем...- Продемонстрировала кулак молотобойца одновременно обоим соискателям разжалованная фаворитка.
   Навязчивые ухажеры ни только за секундантами не улепетнули, но даже послать за ними никого не удосужились...
   -Ну вот,- брезгливо отпихнула от деликатной персоны решительно порвавшая с наложничеством, раскрепостившаяся женщина завозившийся у ног ком борющихся тел,- отныне со спокойной душенькой предаюсь одним лишь истинным чувствам!

   Преследуемого роком секретаришку по неосторожности угораздило запасть в души многим прелестницам. Но в большинстве случаев сердобольный Вакх проворно дезинфицировал любовные раны жертвам отогревшегося у костерка да вновь безответственно расшалившегося Амура. И то ведь редко кому по силам устоять - не накачаться ни местным бухлом, ни, тем более, заморской бражкой, заливаемой по общепринятой кондиции чуть ни «до уровня», вплоть до помутнения рассудка, отполированного к тому же крашеным, газированным суррогатом. Не чая галлюциногенных последствий с сопутствующими осложнениями, жертвы коктейлей и сердечных ран смутно припоминали, что по уши втюрились, но вот в кого именно? Пришлось заниматься поисками «предмета» проверенным методом «проб и ошибок».
   Но сыскалась-таки среди сам-вором приближенных фавориток относительно трезвая упрямица, отличающаяся не соответствующим профилю основной деятельности постоянством в пристрастиях к исключительно заграничному,- чем еще можно объяснить избежание искуса быть страстно желанной в упившейся компании?
   Уж в чем, а в исполнении прихотей, в материализации капризов ворликские женщины настойчивы до маниакальности. Вот и упрямица, привыкшая добиваться своего, а на чужое набрасывающаяся с воистину сущим остервенением, вынашивала коварные замыслы. С характерным в достижении цели циничным лицемерием, ужаснувшим бы заглянувшего на гулянку со склянкой яда за пазухой Макиавелли, то и дело потаенно выплескивала, что наливали и подливала сама, за шиворот весьма кстати выключившемуся да прикорнувшему гоноровому ухажеру. Взалкав разнообразия в сфере приложения интимного труда, светская львица неотступно следовала поставленной цели. Вздорный каприз зашкалил за отметку фанатизма, иначе почему не последняя дама света, одна из исправно действующих фавориток без боя сдала позиции возле сам-воровой персоны прочим товаркам, даже рожу никому не расцарапала, не говоря уж, чтоб в волосья вцепиться, вплоть до выдирания шиньонов с накладными локонами.
   Но «не забиваешь ты - забивают тебе». Это к тому, что фаворитку с одного теплого бочка удачно прикрытую упившимся паном, с другого - ревностным приступом, точно при штурме саней с рухлядью, осадили несколько приставучих пока лишь с выпивкой гетманов. Теперь уж отлынивать от всенепременной, чуть ли ни ритуальной накачки сидрами, выдаваемыми за благородный «шампань», представлялось невозможным.
   «…а то опять потеть на танцульках принудят. Нет уж, не на изголодавшую вузовку навалились - отыщутся занятия позавлекательней»,- прожженной интриганке минуты не понадобилось на составление плана действий по обезвреживанию зарвавшихся ухажеров.
   -Доволе, паны магнаты, сливать в бокал, что ни попадя со стола сивуху, к тому же вязкую, будто отрава для мушиных липучек. Как потом расцеловывать того, кто удалее да задиристей?
   Гетманюги, видя, ох, нешуточный оборот флирта, подбоченились один краше другого и пронырливей третьего да из-под закрученных усов, криворото, словно раскритикованную сивуху отдегустировав, ощерились.
   -Пора испытания на лихость, на молодечество - вот чистолатунный злотый. Рискуйте, панове, но побыстрее, пока в будуарный шатер посторонние не завалились - потом же не выгонишь,- подбодрила замявшихся было неофеодалов радикально настроенная дама.
   -Решаемся, гоноровство, кто наиотважный рыцарек застольного пьяньства?!
   -Я таков без остатку в рисках, «пся крев»! Чего терять окромя гетманства?!- Бесповоротно, без отступного шибанул оземь куцей петлюровкой наиретивейший из претендентов на молодечество.
   -Герба пан выбирает или личину самого ого-го?- поинтересовалась парочка конкурентов на благорасположенность истомившейся, казалось, ожиданиями дамы.
   -Герб!- без чинопочитаний, не заикаясь о злонадежности и преданности  липовому престолонаследнику, последовал легкомысленный выбор нетерпеливого гетмана.
   Монетка сверкнула в продымленном воздухе, точно притягательная в мутных водах наживочная блесенка, и в подставленной петлюровке обернулась личиной «самого». Будто вправду из «куцовейки» глянул на неудачника, поблескивая лукавыми глазенками, под барашка причесанный липовый престолонаследник.
   -Панове! Пано-ове!
   -Гоноровство! Гоноро-овство!- Прочие довольные соискатели милостей фаворитки насилу стерпели, не вступая в дальнейшие диспуты, на прощание даже ни пинком, ни оплеухой не удостоили ретираду конкурента, лишь бы скорее от неудачника отделаться.
   -Теперь-то уж точно герб выпадет.- Состроил рожу провидца подрагивающий от предстоящего торжества над соперником да близившейся услады гетманюга, умишка, по заявленной ставке видать, недалекого. Облизался, косясь на «фам фаталь», но, глянув на предмет вожделения повнимательней, заметил капризно надувшиеся губки да похлопывавшие опахалами клееных ресниц, куда-то призывно указующие глазенки. А когда допетрило проследить направление упорствующего взгляда, то уткнулся соискатель в затейливо развлекающуюся сам-ворову персоналию.
   -А?- Вопросительно застыл раскрытым ртом и получил немое, но весьма красноречиво подмигивающее подтверждение самым прозорливым, на какие был способен, предположениям.- Личина? Личину выбираю!
   -Другой на паненку слюнки пускающий гетман, хитрован да проныра, сообразно натуре прищурился и лихо закрутил «злотый», что заиграл уже не блесной, а золотой пчелкой, если бы таковые в прокопченном ангаре не повывелись.
   -Шпок - уловила монетку хваткая петлюровка, мимо которой ни то что пчелой - комаришкой подвальным не проскочишь.
   -Тьфу - сплюнул проныра совсем не почтительно прямо на барашистую «личину», лукаво, казалось, подмигивающую окосевшим глазом.
   -Вот, значит, каков удалец! Достойнее кандидата, пожалуй, не сыскать, чтобы «утратить, наконец, иллюзии».- Разыгранная в орлянку мадам развернула за плечи вытаращившегося на привалившее счастье, чуть ни задохнувшегося от чувств гетманюгу и пожрала пока лишь страстно полыхнувшими глазами.
   -Вина возьми. От неутолимой страсти жажда иссушила,- произнесла сиплым, томной интонации голосом в такт проглатыванию гетманом слюны заработавшим, точно поршень, кадыком и изъяла из дрожащих рук монету.
   -Вина? Никак не менее, пани, чем шампанского!- Запасливый счастливчик, возжелав «красоты» обхождения, действовал по эталону рекордсмена-соблазнителя - с апломбом выставил извлеченную из кармана кунтуша бутыль прокисшего сидру.
   Мадам мельком обронила наметанный взгляд на выпивку и поняла, что с выбором кандидата не ошиблась.
   -Прошу пана до будуара…
   В шатре, пускай штопанном и драном, но сметанном по индивидуальному проекту, дама выказала нетерпение, граничащее с невоспитанностью:
   -Ну, скоро ты там?- Будто не видела: старательный кавалер от волнения в завязках кальсон запутался.
   Рассеянный взгляд светской львицы, метущейся в опостылевшем однообразии, обратился сперва к монетке, затем к бутылке.
   Тлинь-тирулинь - зазвякал поддельный злотый, оброненный вовсе не от небрежности в обращении с деньгами.
   -Кавалер, подыми-ка злотый, что принес счастье дамского благоволения, а то от сексуального раздевания рассеянная стала - из кошеля выпадают ценности...
   Раскрасневшийся от тесемочных стараний гетман, безо всякой задней мысли принялся шарить по протертым половикам, но занимался сим низменным делом не долго, зато злотый, вертя в руках да подозрительно щурясь, пристально разглядывал - тот ли? В качестве решки личиной в профиль красовался нахальной персоной сам-воришка, он же оттиснут на аверсе, с которого, вместо «крылов» герба ушами хлопая, пялился на любопытствующего простофилю ни стыда, ни совести не имущим фасом.
   Навязчивость гетманов, а особенно «удачливого» простака в кальсонах невнятной расцветки настоятельно требовала от взыскательной паненки смены обстановки, ощущений, а главное – компании.
   Оценивающе разглядывала  бутыль.
   «Перекисшей бурдой только лахудр из обоза опаивать.- Ко всему прочему в напитке разочарованная «львица» пренебрежительно сморщила носишко, чуток скривилась, прицеливаясь.- Пробкой, что ли, отстрелить доставале сокровенное? Нет, зачем какому ни есть, но мужчинке мучиться? Тем более в напитке сплошной осадок,- встряхнула «шампанское»,- переборщили с выдержкой - неизвестно: выстрелит ли?»
   -Орлянка, пан гетман - вполне светское развлечение, но не выход из коллизии и ведет в давно утративший новизну тупик межполовых отношений.
   Опытно прикинула на руке бутылочный баланс.
   -А? Что ще пани кце? Злотый я знайшел...
   -Пум!- всклокотавшая пена пузырящим облаком укутала незадачливую, взалкавшую привнесения «красоты» голову, явила достойное внимания зрелище, но не настолько, чтобы отвлечь упорствующую фаворитку от навязчивой идеи приобщения к заграничным ощущениям.
   -Надо же, неплохое вроде винцо, выдержанное. Зря впустую растранжирила - могла бы опрокинуть пару бокальчиков, чтоб перед иностранцем в грязь лицом не удариться.- С наслаждением вдохнула недобродивший ароматец, отдающий гнилым яблочком, попудрила носик, сердито фукнув в трофейную пудреницу, и, почти не напрягаясь, перевернула носком бального сапожка гетманские телеса.
   Жертва любовного наслаждения с раскрытыми от удивления, бессмысленно, точно в необъятном космосе, блуждающими глазами да с облизывающейся пастью, предстала образцом невменяемости.
   -А кавалер небезнадежен. Гляди-ка: кальсоны в крапинку, тесемочки фасонистые… однако переросла я здешний уровень. Лучше запьянею от иноземщины, тем более что шампанское уж пролито…

   Меж тем, экс-наложница, пусть менее изощренным способом, но гораздо быстрее отделавшись от воздыхателей, получив фору, безошибочно, едва ни верхним чутьем вышла на след секретарика. Но предстала перед почти неразрешимой задачей – как, богато одаренной комплекцией, исхитриться подкрасться да затаиться за пыточным столбом?
   «Хорошо иноземцам: от бескормицы щупленькие. Мой, вообще стройняшка - из-за столбища вовсе не видать, а тут то грудь подбирай, то живот втягивай, а с выпирающим в противоположную сторону тылом чего поделаешь? Расконсперируют, как пить дать!»- Но не из таковских происходила раскрепостившаяся наложница, чтобы убояться сложностей, и с пилкой для ногтей да природной зубастостью набросилась на капроновые узлы. На счет «конспирации» беспокоилась зря: болельщики, на то искренние почитатели спорта, чтоб не отвлекаться на посторонние, пускай даже выпирающие детали, а чтоб об заклад биться да подбадривать замахнувшихся на рекорд чемпионов.
   Едва отплевавшись от растерзанного капрона, предусмотрительно проинструктировала избранника, чтобы не волновался, а изготовился к свободе да к приятному, для разнообразия, сюрпризу.
   -«Даун тхе бед!»- припомнила-таки кое-что из ликбеза «модельных курсов» самоотверженная спасательница, опустив из деликатности - «фор мании». На этом месте общения случилась заминка с тушенкой.
   -«Андерстанд?»
   И в ответ донеслось, казалось, в унисон: «Андерстанд».
   «Понятливый мужчинка достался: из забугорья, а мигом «андерстендает», что личных интересов касательно».
   К тому времени, как секретарикова избавительница перешла к ножным путам, спорщики замерли: кто, прищурив мешающий глаз, кто, развернув плечо в решительном ракурсе, а банка притягательно заиграла бликами, покачиваясь на подрагивающей макушке.
   -У-ух!- раздался в смрадном воздухе одновременный, по условному счету, выдох.
   -Фьють - просвистело смертельно распарывающее пространство острие.
   -Пуф! Хрясь! Бух! - то с выхлопом просроченной годности в жирный бок сорвавшейся с почетного места, едва успевшей пролететь вершок, распертой от самодовольства банки сперва впилась пика. Затем ни булькнуть толком, ни даже разгневанно пошипеть не успевшие консервы без излишних сомнений в надобности вскрытия немилосердно рассекла секира. Потом же, спустя полмига, дело расконсервации прикончила булава, измяв в смачном шлепке и банку, и приколовшую тушенку пику да вогнав секиру чуть ни по рукоять в тривиальный пыточный столб, без того изувеченный несчетными зазубринами. А едва уцелевшее, трепещущее тело секретаришки, заметая следы шлейфом разодранных колготок, постыдно уползало на четвереньках по направлению к драным шатрам да переломанным кибиткам.
   Но принципиальным спорщикам не до драпанувшего ничтожества.
   -Я первый пронзил цель! Что тем более почетно, раз мишень, по недосмотру судейства, оказалась движущейся...- Пикинер чуть ли ни в отчаянии, безутешно осматривал пришедший в негодность наконечник.
   -Ты хоть десять раз зубочисткой швыряйся, а тушенка была бы как в неприкосновенном запасе сожрана без нашего участия. Ясней очевидного: мишень поразила под бритву отточенная секира.- Силился вытащить глубоко врубившееся в дерево орудие «секироносец».
   -Оба вы – тюфяки! Если бы ни мой коронный бросок, банка вообще ускользнула бы, распавшись на половинки. А что столб поцарапали, это не в счет - именно я прикончил мишень на совесть и окончательно!- С чувством выполненного долга осмотрел жирнеющее на столбе пятно «булавометатель».- Жаль: рефери при разрешении спора отсутствовал, потому что без протокола результаты победы считаются лишь неофициальными.
   -Да, с рефери мы бы живо результаты определили, а с дерева чего взять - чурбан чурбаном.
   -Вот-вот, а говорят: «Заграни-ица, ответственно подходят к порученному делу!» Ну и где ответственный? Разве годится подводить вверивших арбитраж спортсменов?
   -Чистота судейства сорвалась потому, что колготки драные - следующий раз нужно новые использовать.
   -Раньше и драные не рвались… А кто тебе новые даст-то?
   -Мне кто угодно даст, а мазиле, вроде тебя, рванье лишь достается!
   -Это мне - рванье? А ну вытаскивай секиру, сейчас испробуем, так ли хорош кривой топоришко в полете, как пустомеля-хозяин похваляется!
   -Да я бы давно на бестолковом болване, вколотившем результаты пари в проклятое бревно, голубу мою опробовал!
   -На каком болване?!
   Пикинер, кое-как выдравший да подправлявший незамысловатое, но стремительное оружие, раздосадованный напрасными попытками выпрямить о колено смятое тупой булавищей острие, не удержался от разъяснений и ответил за пыхтящего возле секиры товарища:
   -Поскольку штатный молотобоец упражняется на шарманке, то представляется: ввиду имеют аккурат тебя.
   -Что? Он? Во гад! А ты и доволен распространять гнусные слухи да про кого, про победителя, который обоих мазил сделал, как хотел!
   А-а, получите-ка!- Без зазрения совести воспользовался отвлечением приятелей «булавишник», но чтобы оружие не марать, смазал сперва по запоздало пытавшейся увернуться роже «секироносца», а заодно пикинеру в узкую скулу заехал и, распалившись, набор скелетных костей, как на ксилофоне, только что кулачьем принялся пересчитывать.
   Стало не до мелочных претензий к драпанувшему рефери, а азартно по-настоящему, по-спортивному. Многие «освобожденные» от танцев, выбракованные к тому же армрестлингом, а потому по-болельщицки настроенные ушинские резво занялись букмекерской деятельностью, принимая ставки на «булавишника» один против полутора, а на оппонентов - два к одному:
   -...против шикарных, трофейных кружев из Плюселя ставь на кон ржавый палаш, что из ножен вытаскиваешь лишь по случаю с какой дурой-вороной разделаться. Вдобавок пять раз под столом прокукарекать, чтобы все слышали.
   -Ни фига! Против кинского разлохмаченного тюля, что ты примерно-показательно утихорил, но извозил в грязи, как половую тряпку, выставляю по нынешнему курсу… вот смотри, запоясную кость от окорока - и догрызть можно, и точно кистенем по пустым башкам стучать сподручно. Шик! Да разгерметизированную, походную флягу. Знаешь, какая веселуха простаков подначивать? Сдашь напрокат лопоухому обормоту, а тот, баран доверчивый, нальет во фляжку виски, бренди и прочие заморочистые шнапсики. А когда минут через пяток намерится приложиться, простофиля, ан выпивка уж на штанах – дубина же трясет флягою... Ну как, идет?
   -По рукам! Только прибавлю от щедрот пару зуботычин! Вона понюхай, чем шальвары смердят!- Ухватил обмишуленный букмекер за горло хитрована-игрока и ну мордой в неприличные места тыкать.
   -Галлон доброй картофельной браги перевел на твою веселуху, пустобрех придурковатый!
   Игрок, не смотря на приятные в общем-то для обоняния запахи, нюхательному процессу изо всех сил воспротивился. Что делать - пришлось перейти к обещанным зуботычинам... 
   В оценках ценности своего да чужого имущества не сошлась ни только разгоряченная парочка - никто не сошелся. Поэтому споро прочь на четвереньках улепетывающий секретаришка поддал ходу – забеспокоился, как бы ни принудили, с вытекающими насильственными последствиями, обслуживать в качестве рефери за лопатками да прочими частями тела набирающую обороты коллективную потасовку. Ободрав коленки, запыхавшийся беглец отважился было, привстав, переждать лихость разбушевавшегося застолья за драными шатрами да покосившимися возами, но сия бравада приключилась явно не ко времени. Царящая в «спальном районе» табора обстановка, с многоголосьем интимных стонов, возбуждала неистовые фантазии ворликиянок, без того вовсе не страдающих отсутствием живого воображения.
   Цепкий, натренированный неусыпным подглядыванием в шатровые дыры взгляд, слух, чуткий  к интригам, затеваемым на подворье, безошибочный нюх, натасканный на скандалы да на чужие неприятности - столь выдающиеся качества не могли пропасть втуне и с точностью до суконного аршина определили направление ретирады предмета вожделения. Прекрасная ориентация на местности, шустро семенящие пухлые ножки с весьма способствующей смертельному захвату кривизной, как-то с пьяных глаз запримеченные липовым престолонаследником, весьма способствовали светской львице в погоне за новизной ощущений выйти на финишную прямую. Оставалась какая-то пара шагов до завершающего броска с последующим безжалостным зажимом и неминуемой расправой...
   Но надо же, что за вопиющая наглость?!- С презрительным негодованием впилась чаровница свинячьими глазками в неожиданно выросшее на пути препятствие.
   -Ты что здесь? Низложенной фаворитке по ранжиру понижения в должности, согласно регламентированного этикета, место в обозе - ублажать забулдыг-подпанков, обслуживать прочее отребье, кого в приличные круги пускать не велено!

   В гонке, мало того, что с преследованием, но с препятствиями, скромная секретарикова спасительница немного от конкурентки поотстала: в себя приходила, оправлялась от потрясения, потому что не ясно - пал ли запавший в душеньку, трогательный замухрышка от рук окосевших наемников или же успел последовать спасительной рекомендации? Чуток отойдя, с замирающим от нахлынувших чувств, с защемившим от переживаний сердечком, набралась мужества раскрыть накрепко зажмуренные оченьки.
   -Ах!- вздохнула с облегчением, утерла изгрызенными лохмотьями колготок волнительную испарину и, не обнаружив желанного миленка пригвожденным ко столбищу клятому, поняла, что не время рассупониваться да терять драгоценные мгновения попусту. Раскрепостившаяся наложница вновь зажмурилась, целиком уйдя в обуревающие чувства, стараясь определить, куда, в каком направлении влекут трепещущие, до сель не ведомые позывы. Затем, безошибочно наметив курс, припустила по свежему следу растаявшего в туманном дыму, убереженного от напасти иноземца.
   Отставная фаворитка, а ныне раскрепостившаяся наложница общественного некогда пользования соображением понимала, что не след перебегать дорогу фаворитке действующей, но даже ни единой мыслью не подумала сдержать пылкую натуру - сердцу девичьему не прикажешь. К тому же допекло, что какая-то булка с выковырянным изюмом встревает в решение ее персональной судьбы да в столь волнительный момент первого свидания. Нет, не стерпеть измывательства!
   -Я миленка от секирометания уберегла - я и полюблю! По-любому. Поняла?!
   -Полюбишь, кого велят, аль кто возжелает! А гость иноземный в женщинах толк понимает, потому от вульгарных особ скрывается. Я, видно, пришлась по вкусу да не только ему...
   -Это потому, что не разглядел тебя, как следует, да поди разберись в прелестнице, коль та в штанины рядится. Но мой избранник с понятием, не проведешь - не из забулдыг, которым хоть с крокодилицей, только побыстрее тыкнуться. Вишь, тачанка, каким местом развернулся: сразу раскусил, каков грозит «подарочек». – Указала распалившаяся в пылу полемики наложница на застывший, полусогбенный, подрагивающий тыл секретаришки.- А сам-вора ты впотьмах облапошила - с пьяных-то глаз не увидал, каков заполучил «подарочек»,- а разобрал бы - из фирменного захвата разве вырвешься? На свету да на ясную голову живо погнал бы по обозам отираться. Плохо: тверезым лишь к обеду просыпается, когда не до интима - опохмеляться требовательно. Иноземца же не проведешь, за просто так не окрутишь: оне, чай, ужрамшись, в отношения не вступают, а прежде истомят заигрышными обхождениями...
   -Прочь с дороги, каланча непотребная! Удерет ведь - другим достанется! Знала бы, что за жертвы принесены ради сего лакомого кусманчика! От соблазнов отказалась, какие простухам вроде тебя во сне не привидятся...
   Принявший под нарастающий шумок диалога наиболее рациональную позу для ретирады секретаришка, припустил бы дальше по темным углам ползать, но чувствительность сбитых колен да исцарапанные ладони дали о себе знать – вновь приподнялся и настороженно, в позе прямоходящего проточеловека, только что дубину ни у кого не спершего, замер. Затаился, чутко принюхиваясь и прислушиваясь к запаху опасности, к гвалту буйства да постороннему, как думалось, женскому на несколько повышенных тонах разговору, случившемуся чуть ли ни за... задней частью тела. Но даже от ненавязчивых выяснений отношений меж дамами решил на воду с некоторых пор дующий, осторожничающий иностранец держаться подальше, ошибочно полагая, что «вуминз» превосходно обойдутся без его скромной персоны,- не оглядываясь, на цыпочках вознамерился с глаз долой, за очередную шатровую неопрятность скрыться.
   Действующая захватническими методами фаворитка, не признающая отказа ни в чем, а тем более в сфере межличностных отношений, в зарвавшемся высокомерии не ожидавшая попрания неотъемлемых прав, хищно, насколько поросячьи ножки позволили, метнулась за ускользающей добычей. Но не тут-то было.
   Решившись идти до конца, простая труженица гарема плевать хотела на социальную градацию заодно с ее подружкой иерархией: для экс-наложницы эра субреток миновала - оберегая суженного, «заступила путь» надежней песенных мужчин.
   -Осади, матреха! Повороти оглобли ко шляхетской клиентуре, тебе на потребу, что на закланье отданной, а то ведь подпорчу физиономию! Хоть че особо портить-то?- Без обиняков ухватила за шиворот экс-наложница семенящую на подобии табуретки конкурентку.
   Та, от обиды за оскорбление действием, вознамерилась было специально подточенные когти распустить, но дать ход потаенному оружию пока временила: въевшееся в кровь интриганство пересилило.
   -Орлянка! Пусть спор орлянка разрешит. Тут уж без обмана, коль судьба нам в девках-вековухах коротать дни-ноченьки, что ж поделаешь, подруженька. Оха-оханьки,- повздыхала лицемерка в зашкаливших, но пока не изобретенных единицах измерения коварства и хитрости да незаметно из захвата выскользнула.- Я, по положению своему - а куда от доли-то тяжкой денешься - выбираю личину постылую, ну а ты?..
   Но непреклонная экс-наложница не собиралась ставить на кон ни «горьку судьбинушку», ни, тем паче, будущность суженного, что вот-вот, после долгих-то мытарств, поисков, преодолев версты километровые, обретет-таки долгожданную, единственную суженную, а потому лишь презрительно глянула на суетившуюся полульвицу, полукошку полудраную в сползающей шубейке палантиновой.
   -Твой пусть герб будет, не ребро же, а то было бы нечестно.- Не доаукавшись до азарта соперницы, фаворитка тем не менее подбросила в дымную затуманенность сверкнувший лукавой рыбкой, не подводящий до сих пор латунный злотый. Сама же ловко и словила.
   -Ага, личина образинная!- Продемонстрировала подтверждающий правоту, чуть ли ни ушами для наглядности хлопающий монетный аверс.- Вот уж выпала судьбинушка - за что мне с шаромыгой иноземным мыкаться? Зато тебя определю хоть в приближенные фрейлины... А?
   Но предъявленное непреложное доказательство не возымело ни малейшего убедительного воздействия.
   -Плюнуть на личину да растереть!- Решительно вышибла монетное достоинство презревшая заодно с орлянкой всяческие отступные посулы экс-наложница, не признающая колебаний на пути к заветному.
   Но преполненная коварством фаворитка и не столь прытких соперниц облапошивала: метнулась было вполне естественно за наличностью, но потом, будто на форварда у Гаринчи залетного выучилась, плюнула с разворотного дриблинга обидным плевком в очи. А чтоб утереться некогда – царапнула супротивницу за что дотянулась и заложила колченогий вираж в противоположном, в секретариковом направлении.
   Редко бывает, когда в человеке на первый взгляд не имеется ничего привлекательного, но даже если так, то на второй - всегда найдется, скажем, картуз иль пиджачишко, из которого нелицеприятного типа не мешало бы вытряхнуть. Вот и у фаворитствующей свиноножки наличествовала прическа натурального волоса товаркам на зависть – изготовителям париков на умиление. В рачительном хозяйстве подобную прическу на тетивы лишь пускать, а обрив - на арканы.
   Как устоять пред мстительными соблазнами? Вскипела от царапок экс-наложница, встрепенулась и, презрев раны - слюной не продезинфицировав - ринулась за соперницей.
   Та - вновь царапаться, но сила на сей редкий случай оказалась за справедливостью. Хвать - ухватить супротивницу за ухоженную, расчесанную гордость явилось лишь вопросом реакции, а уж накрепко обмотать порушенной красой одну из уцелевших оглобель перекособоченной, становищной кибитки было делом проворства да парикмахерской техники,- тому, другому да третьему не захочешь, но, маркитантствуя по бивуакам, обучишься.
   -Нет, как над тобой ни бейся, булка ты и есть выковырянная - опять не достает изюминки!- Придирчиво осматривала дело рук своих раскрепостившаяся наложница, отвесив прежде набатом загудевшую в ушах фаворитки пощечину, чтоб не визжала свиньей, сбивая с художественного образа.
   -Красителем, разве что, для макияжу попользоваться? А чего, сойдет для обозницы.- Приметил ищущий взгляд по зиме непотребное ведерко дегтя, скромно притулившееся к раздолбанной ступице.
   Тут уж судьбой было предначертано, наглядно, в век зазнаек не лишний раз подтвердится воистину бесспорной аксиоме, что не место красит человека.
   -Эва, вот и последний штрих!- Не преминула полюбоваться на сотворенный шедевр творческая, как оказалось, натура, с гордо поднятой головой непонятого, а потому близкого к общественному признанию визажиста удалившись по свежему следу, оставляя позади жалкие всхлипы и вопли, что таки растревожили наповал вырубившееся обозное отребье; так что светская львица, толком на сей раз конкуренции сопернице не составив, за новизной ощущений, пусть не иноземных, но все же добегалась.

   -Ах, мусью, какая приятная, неожиданная встреча!
   Не удалось за очередным драным шатром затихориться - задрожал секретатишка, попытался в полон рост приподняться, чтоб если пропадать, то не с придавленным хрипом, а гордым воплем о помощи на устах!
   Разораться-то как раз особо не позволили - прикрыли роток ладошкой размерами с совок для камина - не с лопату же для паровозной топки - а кажущийся знакомым баритон мягко, но настойчиво продолжил развивать тему, прямо вытекающую из внезапного рандеву:
   -Вижу, вижу, что радехонек, но погоди, голубок, не ори пока от восторгов-то – успеется.- Экс-наложница сочла возможным пококетничать:
   -И чего это вы, мусью, не танцуете? Неужто краковяк не нравится? Я бы на месте новобрачной завидного молодца да без пригляда далеко не отпускала: за вами, шалун эдакий, глаз да глаз надобен...- за подобными вводно-успокоительными присказками, умаявшись от затянувшихся прелюдий, отважная наложница перешла к решительным, бесповоротным действиям. Сперва возложила оробевшую секретарикову руку, чтоб поискал талию, потом - повыше, на то, что искать особенно не приходилось. Тут уж по секретаришке да по обретшей трепетного воздыхателя даме, по обоим, будто зыбь прокатилась тропическими волнами. А далее робкого ухажеришку, как жалкую щепку, опрокинуло накатившим штормовым валом и утянуло прямым ходом в бездну. Заодно с жалким тельцем не просто смяло, но разодрало вплоть до каменистого грунта половину подвернувшегося шатрового покрытия. По этой-то жесткой субстанции принялось на совесть извозить да измочаливать секретаришку безудержным, что на парах прущий локомотив, темпераментом.
   Не устает природа являть чудеса: чуть ни до полного иссушения выжатого холуевриканской системой допросов, угнетаемого непутевыми странствиями, еще в большей мере - неприхотливым гостеприимством, закомплексованного принудительным браком с палачугой, которой предпочел бы анакондищу, скрещенную с гремучником, разогрели, распалили молодожена пышущим, что передвижная доменка, жаром неподдельной страсти. Подстегнутое сыровато-мясной закуской, чрезвычайно подвижным в последнее время образом жизни и, главное, продолжительным воздержанием естество взяло свое. Когда воспылавшая страстью натура созрела донельзя - острогали сверху как… Если бы прежде ознакомили секретаришку с технологией деревообработки, то сказал бы: «… как электромеханическим рубанком», да только слова ему не давали. Через полчаса знойного по темпераменту действа красавица для контраста перешла к нежности, позволив партнеру-избраннику передохнуть, а себе - чуточку размякнуть.
   -С иностранцами все по-иному. Нету у наших мужланов, хоть в пух и прах вырядись да не выхлещи, а надушись одеколонами, ни обхождения, ни нежности, ни чувств, а об любви взаправдашней и вовсе помолчу!- С пугающей сумасшедшинкой в сияющем взоре глянула раскрепостившаяся дева на  притихший объект безудержного влечения – секретаришка застыл без шевеления, опасаясь спровоцировать очередной акт насилия. Но рассчитывать на послабления не приходилось – стоило, судорожно восстанавливая сбившееся дыхание, приоткрыть рот, как в иссушенные губы тут же плотоядно впились и, присосавшись, точно помпой высосали из легких последние остатки прокопченного, угорелого ангарного воздуха. Инстинкт самосохранения заставил извоженное о гравий снизу и измочаленное сверху тельце встрепенуться напоследок, что незамедлительно вызвало ответный наплыв чувств с последующими санкциями, но дышать дозволили.
   Необходимо срочно отыскать штабистку: у нее в аптечке должно найтись соответствующее средство, чтобы избежать нежелательных последствий. Ведь, судя по кряхтению, многие из местных разбойников пи-пи делают далеко не с облегчением, а совсем наоборот… А со спиной что? Страшно подумать. Похоже, наброшенное поверх жениховского смокинга полупальто из шкур темпераментная в необузданных порывах особа разодрала в клочья, иначе чего так жестко и мерзло лопаткам да прочим точкам опоры? Надо перехватить инициативу, пока не сместились позвонки, не разбил паралич…- Но предпринять что-либо спасительное оседланный, чуть ли ни взнузданный секретаришка явно затруднялся, к тому же неуемность партнерши захлестнула новой волной экстаза и уволокла в бездонную пучину…
   -Все, милый, нельзя дольше: хватятся меня, искать станут... Позже сама приду.- Вновь высосала воздух из легких, всего-то едва коснувшись онемелых губ возлюбленного, да игриво улыбнулась кокетка на прощание.
   Знай и понимай по-ворликски, то последняя угроза вогнали бы секретаришку в нешуточную панику. Кинулся бы, чего доброго, искать пятый угол, подогревая распаленные горилкой, жаждущие травли инстинкты подгулявшего панства - обрекся бы тем самым на форменное, безо скидок на иноземную родословную растерзание. А пока блаженное неведенье выдавило, чтобы дама не заподозрила неладное, лицемерную, жалкую ответную улыбку. Но, как только статная обладательница заморского принца, набивая цену, удалилась на перерыв - коварнейшим образом уполз неверный кавалер с места происшествия, опрокидывая подворачивающийся хлам и расплескивая подозрительно воняющие дрожжами емкости, чтобы не только со следа, но и с нюха сбить без устали домогающихся жалкой персоны преследователей и преследовательниц.

   Кроме удалившейся ненасытицы да поверженной в прах, не одним лишь дегтем опозоренной фаворитки о канувшем в ангарную неизвестность молодожене никто, чтобы не портить настроения, даже вспоминать не думал. Празднество безудержными позывами неуемной жажды развлечений катило по накатанному пути. Ушинские ворлики без устали мусолили новобрачную, точно в жертву принося темпераментным, периодами переходящими в лиричное прижимание пляскам, но по издревле заведенным, а ныне реанимированным, стадным традициям приоритет во всевозможных непотребствах застолблен за вожаком.
   -«Вите дансер». Белый танец!- рявкнул, словно каждому в персональное ухо, церемониймейстер да хрястнул в зубы одному-двум недопетрившим недоумкам, радикально покончив с докучавшим бедолагам кариесом. Прочие танцовщики, дабы не навлекать внимания, добровольно брызнули в стороны, а сам-вор, напротив, выскочил кучерявым бесиком и давай выкобениваться: кренделя с коленцами вокруг Сюзи выделывать да выкидывать. Агент, по простоте патриархального, «салунного» воспитания, заподозрила, что нахал этаким манером напрашивается на приглашение, и решила послать беспардонно навязчивого «барашка» куда подальше. Но «белый» танец на поверку оказался непрост, потому как сам-вор ощущал себя на не столь уж редких свадебках не только женишком, но, весьма похоже, невестой. Без дальнейших околичностей, усыпив бдительность Сюзи отвлекающими пассами, приступил вплотную и ну тискать в интимнейшей пляске под дружные хлопки в ладоши выстроившихся в кружок пропойц, под одобрительное в ритме «ламбады» похрюкиванье.
   Башка у лженаследника на «бухло» оказалась крепкая; тем более что избегал, памятуя о личной исключительности, мешать застольную бурду без разбора. Выкушивал лишь из царского штофа с курицыными гербами специально, чистоты ради, перегнанную бражку да отборные заморские  напитки, жженым сахарком, чтоб сивухой не отдавали, приправленные. Потому настроение, сообразно самочувствию, взыграло штурмовое, готовое подмять под нескромную персону если не престол, то заграницу в лице отчаянной эмиссарки - запросто.
   -Помнится, миледи отметила точность моего попадания? Нынче же сможете убедиться: бью без промаха - опочивальня ждет!- Сам-вор, не зря почитаемый человеком действия, плевать хотел на прелюдии да на прочую, заодно с ними, любовную лирику.
   «Жених на чужой свадьбе…- оригинальность, граничащая, при скидке на въевшуюся вульгарность, с вопиющей безвкусицей.- Спецагент, донельзя измятая да залапанная нескончаемым тисканьем, вовсе не выглядела растерянной.- А чего, собственно, следовало от дикарья ожидать? Вон сколько вокруг свихнувшихся павианов выпячивают спьяну персональные, сомнительного качества, достоинства. Неужели, на самом деле думают, что коль скоро поувозили на заработки модельных девок, то настанет черед экспорта оставшегося отребья: подлечат, да вперед по проторенной дорожке под красные фонари? Размечтались, гиганты замухрышистые».- Сюзи не испытывала ни малейших признаков тошноты от понимания точно на лбах прописанных скоромных мыслишек, бережно лелеемых надеждишек. Общение с коллегами  в лабиринтах Объединенного холуевриканского штаба приучило к пошлостям всевозможных уровней похабщины. Сейчас же предстояло выполнять задание, сопутствующее, тем более, соблюдению личных интересов, поэтому нужно поменьше вникать в чаяния местных самцов, а если вникать, то... в своекорыстных целях.
   -О-оу! Я тотчас поняла, что мистер наследник кресла на ножках настойчив, а кроме того, галантен, внешне же импозантен донельзя. Нужно непременно послать ваше фото в Голоиуд к тамошним тортометателям. Физиономия бы приглянулась - можете быть уверены: крем размазанный по лицу знойного брюнета, будто сбежавшего с плантации моего прадедушки-южанина, это что-то. Не состояла ли чья-то бабка в шалостях с заезжими по направлению коминтерна интернационалистами из знойной Ахрика? Не отпирайтесь...
   Престолонаследник липовый чуть ни засмущался - что доселе являлось неслыханным - даже потупил нахальные, бараньи гляделки навыкате.
   -...не скромничайте. Еще в момент первой встрече поняла: без тесного контакта нам не разминуться. Придется обработать вас по полной программе,- или имеются возражения?- Сюзи в свою очередь стиснула сам-вора и не как-нибудь, а пытливо, словно зондируя местонахождение определенных, реагирующих на сжатие органов.
   От заполученных ощущений, от конкретики слов, не расходящихся с делом, плутовские, бараньи глазки вмиг поглупели, заплыли слащавым самодовольством. Подтверждение высочайшего самомнения из уст посла оплота цивилизации «дорогого стоит» - казалось, крыла сквозь «прикид от кутюр» прорезались да в тулупе завязли, чуток не достало, чтоб взлететь да упорхнуть на Шагалов манер до Балрижа и далее. Закружил сам-вор Сюзи в затянувшемся интимном па, на многие такты опережая повисающие в прокопченной сырости, всхлипывающие ноты шарманочной, разухабистой музычки да припевы разномастной толпы, походящие на причитания.
   Прищуренный гетман, не удостоенный чести прикладываться к царскому штофу, лакал со «общакового» стола, но, словно наплевав на самоуважение, в силу привычки машинально лукавствуя, до дна не допил ни разу, а потому старательно подмечал пикантные подробности происходящего, что, если подсуетиться, могли поспособствовать росту долевого участия в грядущих прибылях. Дело гетман разумел и несколькими тумаками быстро привел в чувства отвлеченно накручивающего шарманочную рукоять да цедившего по ходу дела бухло из бездонной баклаги церемониймейстера. Битюг с видимой неохотой отлип от бухла. Натужно сообразив, что требуется заказчику, с еще меньшим желанием оторвался от взвизгнувшей тоскливой разлукой шарманки и врезал по столу-подиуму кулачищем для пущего грохоту, необходимого требованию захмелелого видения дальнейшего протекания брачного ритуала. От внепланового сотрясения дотянувшая до кульминации гульбища, редкая, что птица, подстреленная лишь на середке Днепра, не перебитая, не опрокинутая посуда тренькнула прощальным «звяком» и разлетелась в стороны. Решительность действия не могла не привлечь внимания некоторых из бражников, не утерявших приличия поведения, выдернувших носы из блюд с капусткой и прочая…
   -Эй, плющила, чего расшумелся? Давай выпьем!
   -Чем горшки колотить, лучше бы налил!
   -Да чего взять с церемени… меницери… мейстера, при песьей-то должности? Давайте-ка, паньство, сами себя попотчуем...
   Отзывчивой на призыв, но немногочисленной аудитории оказалось для действа недостаточно. Церемониймейстер рявкнул горло-дыхательной прочисткой смачно-нечленораздельное да звезданул подмастерье-педальщика, что, обеспечивая «живую музыку», вентилировал инструмент; фисгармония, как до нее шарманка, напоследок трогательно пискнула, а возмущенные танцоры загалдели не без матерщины, будто школьники с довыпускного вечера. Гвалт недовольства нарастал, так как не все желающие по шатрам да по скрипучим кибиткам успели обслужиться, а шустрилы, кто обернулся, заскочив на танцульки по второму, по третьему кругу, тоже возроптали, оторванные от поисков свеженьких пассий.
   -Даешь танцы до упаду!- принялись визжать фригидно скроенные тетки, чьи придурковатые партнеры все-то никак не наплясались до состояния созревания.
   Прочистившись горлом еще разок, не обращая внимания на поднявшийся «хай» с метанием огрызков, объедков и тщательнейшим образом высосанных бутылок, плющило звезданул по столу в другой раз. Вышло на совесть, чуток бы сильнее - порушил превеликими стараниями, имущественными жертвами возведенное строение. Довольный эффектом, зычно скомандовал:
   -Ритуал «намбер секс»!
   -У-у-у!- гул недовольства переключился на гвалт весьма одобрительной тональности. Для всеобщего лицезрения столь значимого светского мероприятия повсеместно предпринимались дружественные попытки реанимировать - отпоить да поднять хотя бы дух у павших в неравной борьбе с Бахусом индивидуумов. Тех, кто подавал надежды вместе с нечленораздельными репликами, упорно старались поставить на ноги, пускай отобранные особи даже на четвереньках стойку держать не в состоянии. И вот незатейливые, простые подстольники, облеченные доверием товарищей, осознавшие редкими проблесками напрочь стертого сознания степень возлагаемой ответственности, свершали невозможное - строились в две неровные, шатающиеся шеренги. Стоическими стараниями сих безвестных героев образовывалось нечто вроде прохода - как ни усердствуй, все же извилистого - к шикарнейшему из шатров, украшенному по предстоящему случаю блестками, лентами, бантами, тафтяными помпонами…
   Церемониймейстер перестал избивать не в чем не повинный стол, а наоборот принял вид нарочито значимый, но чуткий ко всеудемосаукратским чаяниям, и пробасил на грани вызываемого эхом сосулькопада:
   -Господин престолонаследник липовый, сам-вор пан-батюшка, катала разрядный, экс-губинатор в изгнании и про-очая-а, обирализмом обеспеченное неотъемлемое право первой ночи реализовать желают! Ибо в том привилегия безотступного свободомыслия - за что и боролись!- закончил придворный глашатай пояснением, впрочем, излишним для зигзагом выстроившихся приверженцев безграничных вседозволенностей. Плеснул бухла на три добрых порции в раззявленную от полученного тумака пасть подмастерья, отчего ноги реанимированного пострадавшего самопроизвольно, независимо от сознания,  фисгармонию запедализировали,- полилась завывающими содроганиями какофония, опережая композиторский темп на десяток нот в каждом такте.
   -Даешь «либералите»!
   -Ура, привилегиям обократии!
   -Учись, Запад! Мы не стесняемся того, чего ты не афишируешь…- вовсю мочь испитых до медного гудения глоток скандировали лозунги ушинские ворлики. Дамы бросали окосевшие, от того лукавые, вплоть до потребности закусить, взгляды на триумфально проходившую к шатру парочку, посыпали остатками слежавшейся в карманах конфетти из фантиков. Самопальщики, у кого порох не от рассола отсырел, а от наикрепчайшего первача, пальнули несколько раз салютом с последующим лотерейным отрывом сосулек, воплями «выигравших» да окончательным повалом под стол от ствольной отдачи. Те же паны, что остались без пороха, лишь слюнки сглатывали, провожая хищными взглядами из-под носа уплывающую к вожаку добычу, что словно аппетитная лебедушка покорно лишь подрагивала торчащими из-под шубейки пышными пуфами затасканного брачного одеяния.
   Из представителей мужеского пола, способных к мыслительной деятельности, меньше других, из-за увода новобрачной, переживал, подглядывая за очередной церемонией из-за гиблых кибиток да почти опустелых ради парада шатров, окрученный молодожен; среди испытываемых чувств доминировали следующие: злорадство - не ему одному могут понадобиться антисептики, облегчение - тягостный контакт с представительницей ненавистного адмирала откладывался, возможно, навсегда, и окрыление - теперь уж никто не в силах помешать предстоящему побегу. Оскорбленное же достоинство и мимо не пробегало: со столь анахроничным чувством секретаришка ни то чтобы не был знаком, а просто ни разу за нетрудовую биографию не сталкивался. Поскольку утирание розовых сопель не отвлекало, по всякому уж ублаженный ушлый иностранишка не предавался неге постсладострастия, а действовал споро, со свойственной проныре прыткой сноровкой, пусть и не без оглядки. Убедившись, что дееспособная публика отвлечена, со знанием дела придирчиво отобрал из невменяемых кандидатов ворлика подходящего размера, чей зипунок пришелся как раз под замухрышистую стать, да пошарил на предмет кой-какого оружия для верных приятелей, чтоб оберегали на сей раз персону гостя драгоценного не шаляй-валяй как, а с еще пущим рвением.
   Когда с экипировкой было покончено, дело оставалось за малым - предстояло выйти на связь с сообщниками да дождаться всеобщей «отключки» с поголовным «отрубоном» бражников. Сущая мелочь, казалось бы, но с последним пунктом программы предвиделись проволочки, даже осложнения: очередной церемониал подхлестнул энергию неугомонных ворликов, взбудораженное эго требовало всеобщего признания или, по крайней мере, внимания к персональным достоинствам, что приводило к повсеместным конфликтам интересов. Хвастанье и бахвальство взывали к демонстрации доказательств, затем дружеские тумаки самопроизвольно перерастали во взаправдашние размашистые затрещины. Прежние небеспричинные, но эпизодические потасовки из-за внимания дам или несогласия с результатами дележа добычи приобретали спонтанный, а потому повсеместный характер. Развертывание боевых действий потребовало расширения площадей, и секретаришка не без оснований опасался, что бушующая волна вот-вот докатится до уютно неосвещенного пятачка под расковырянной рядовичами отдушиной. Разгул угрожал успеху тайного мероприятия - беглец судорожно искал выход:
   Может, поджечь что-нибудь для отвлечения буйно-помешанных? Интересно, дежурит ли здесь пожарная команда, ведь если не потушат, не ликвидируют источник пламени - угоришь за компанию…

   Вряд ли удалось бы застращать разгулявшихся ворликов угаром, наплевать и на пожары, на многое другое, пятое-десятое, но… но не на квалифицированный взлом с проникновением...
   -Бах!!!- гулкий грохот немедленно перерос в скрежет рвущегося металла, а затем - в немелодичное звяканье. В запертые по ночному, налетному времени ворота долбануло так, что с завитой стружкой сорванных петель вбило вовнутрь  ангара. Щелкая гигантским капканом створок, заскакали ворота по многострадальному, некогда бетонному покрытию, сминая и перемалывая дреколье ощетинившегося табора; вослед ворвалось нечто невообразимое, распаленное морозцем, вооруженное, освещаемое факелами, до дикости озлобленное, секретаришке отчасти по неприятным воспоминаниям уже знакомое.









                Глава 12.

                Вспомнят в ненастную ночку про «Капитанскую дочку»!


    -Ничего не скажешь, горазды хитпые озоровать по окрестностям! Айда к нам в коназюшкину дружину: чайки самоходны, опыт боевой какой-никакой теперь имеется.- Атаман уважительно поглядывал на колесную технику с чернеющими даже в сумраке вечера трубами.- Ишь, волчья сыть, торчать как бревнища в засечной черте! Вот бы из труб такошного калибра да ядрами пулять – кулевринам цены бы не было.
   -Факт, техника - зверь. Паровой котлище с трудами превеликими вдесятером из бурелома выперли, сейчас племяш, техническим премудростям зело грамотен, мною по книге-клопедии обучен, ход шатунный налаживает.- Гордый родственником да работной бригадной сноровкой замшелый имка подбоченился перед тем, как с важным видом вцедить стопочку хвойной, всяческую хворобу отшибающей настоечки.- Вот ведь как, хитпые в прогрессе способны, а поди почини да без должной сноровки-то запусти таку махинищу!
   -Ди зипристи, тильки дикиментиции не маемо, а биз сий клятий дикиментиции якой-такий риминт? Пичнишь чийку будовати - який винтикрил зробиться, а у мини прив на виждиние нима. Ифрийтир, а у тоби е?
   -Ни, ни е.- Швидкий на всякое дело ифрийтир, прилежно поправил здоровьишко опробированной хвойной, а потому все-то порывался погонять «тиливикив», что старались косить под контуженных, а потому от восстановительных работ отлынивали. Хорошо хоть имки, проявляя интерес к прикладным достижениям науки, с энтузиазмом накинулись на собственноручно подорванный механизм. Очумелые от воздействия обалдраспулителя, пошатываясь, но перли из лесной чащобы: одна толпа - трубищу, другая - загребные колеса выкатывала вместе с третьей, а четвертая муравьиной «кодлой» облепила ладный  корпус сухопутного суденышка и гудела ровно растревоженный улей, что-то лишнее отбраковывая, что-то не устраивающее совершенствуя, а что-либо недостающее привнося извне, в частности - таран железобетонной конструкции.
   -Гляди у меня,- выкарабкавшись из недр возрождаемой чайки, важно напутствовал мастеровых ученый имка, пытаясь поправить сползшие на нос очки занятыми измерительным инструментом руками,-  чтоб дифферента не случилось. Зароется техника в снега и выйдет на поверку землеройная машина, что без надобностей: край перерыт, будто жилу кабельно-медяную до сих пор разрабатываем.
   -Не к чему, факт!- соглашались с розмыслом, из молодых да авторитетным, имки, для противовеса загружая корму булыгами.- Моща будь здоровская - чего хошь, попреть…!
   -Эхма, стал быть, знатен убег трофей - полоненный плюгаш, а глянешь – плевок плевком, токма и растереть.
   -Коназюшка совсем сделался без понятия, нанюхается привозной дури, а деревскими медами брезговает - не до чутья на оптового рекламодателя, что самовольно, почитай, в руки сунулся.
   -Тьфу. Никакого чутья,- поскрипели на жизнь, через пень колдобину, атаман в унисон с замшелым имкой.
   -Ни горюйти, хлопти, ни идним вим нигиняим дидуть пи шапци. Коли ни спиймаемо тиго триклитоги нимцу, то, чуит сирдинько, мабудь и с коша мини сгинют, ик цапив клятих ит кипусти! Ну щож я буду робити, чийки вись вик будовати?
   -Ни горюй, батько кишивий, усе зробится у нийлипшим бачиньи. Зирас зиглавниго чиловика побачимо…- собрался было подбодрить кишивиго особо не огорчавшийся после невесть которого уж стопарика хвойной бравый ифрийтир, но тут на сымпровизированный фуршет, стоило лишь помянуть не ко времени, припожаловал гость непрошеный.
   Плесинь чинно шествовал, пошатываясь, вжимая голову в то и дело повисающие от сановной устали плечи; слюнявый косячок в углу рта на последнем издыхании, а придворная прислуга заодно с подвластным народишком невесть куда запропастились - не тебе прикурить, не поднести выпить, не говоря уж об исполнении прочих административных обязанностей. Чуть ли ни носом уткнувшись в восстанавливаемую чайку, бездумно вытаращил на чудо невиданное рачьи глазенки и осмотром, как по чину положено, остался премного недоволен.
   -Беспредел, бардак на каждом шагу! Ничего, я вам покажу, я при... привю... воспитаю серьезное отношение к рекламному бизнесу, ротозеи бестолковые!- Достал чинуша из отвислого кармана двубортной тужурки с казенными пуговицами, подбитой шкурной, стриженной под барский куний мех собачатиной, баллончик с флуоресцентным красителем, а из другого - трафаретку и ну прицеливаться, как броско да сподручней рекламку на борт нечаянно забредшего в гавань суденышка тиснуть.
   -Ни зимий кизиннего имиществу, супистатня хиря!- Кишивий без того пребывал далеко не в приподнятом настроении, чтоб стерпеть надругательства над вверенной техникой, тем паче со стороны забредшего на дымок недоширявшегося граффити. Не поленился покинуть место возле уютно согревающего костерка, чтоб садануть по упорствующей в пачкотне, рефлекторно вжавшейся башке ракообразного, точно клешнями неразборчиво цепляющегося за любые пакостные заработки. Коназюшка и растянулся внове не на кушетке, а в неподходящем почивать месте, аккурат под ногами расторопных имок, даже в инерции падения мешая производственному процессу.
   -Вот паразитина окончательная!. Вечно прет, куда просят, мешается. Ну чего под ногами развалился?- Пнул в сердцах замшелый имка Плесинь в подреберье.- От иной вражины больше полезного, чем от насланного управителя,- спихнули «подарочек» на наши головы!- Пнул имка блаженно пускающего слюнявые пузыри рекламщика еще разок да заботливо постарался оттащить в сторону, чтобы не затоптали коназюшку работные людишки, снующие туда-сюда по суетливой трудовой надобности.
   Но «насланная» напасть не думала успокаиваться - полученные пинки с оплеухой пробудили приобретенные в юности навыки мордобития - неблагодарный Плесинь принялся на имку чуть ни с кулаками наскакивать.
   -Ить неймется гаду. Дай-кась, приложусь по-нашенски: задолжал ватаге деньгу рекламную, малейшее копье норовит заныкать, ни разу расплаты по-честному не было... Вот те, гадина, чтоб впредь к доле ушкуйной имел справедливое отношение!
   -Хрясь.
   Не поспел имка оборонить коназишку - отлетел Плесинь в кусты, без его участия уж ломаные-переломанные.
   -На большак в рисковье хаживаем, а этот пентюх шутейно цельную контейнерную заброску, что воду скрозь пальцы. И как вы, имки, прощелыгу терпите?- Нацелился атаман окончательно покарать властно уполномоченного представителя.
    -Ди будя, будя с тиги доходятини. Мабудь сти гримив иму дли пипривки?
   -Будя? Прибить мало коназюшку задрипанного!
   -Какой ни есть, а сверху спущенный, это как гнет, на манер ига онголо-отарского - кара за грехи наши тяжкие.- Вздохнул пожилой имка, но остограммить коназишку наотрез отказался:
   -Ему, хитпой гостюшко, те сто грамм - на один секунд успокоение, а потом почнет буйствовать, права качать, бутыль загребет да в придачу на дурь наотдалживается... Ох, гнет тяжек... он и есть - гнет...
   -Тик сий смирчик и исть више ничильство? Вить який фикус! Здоровиньки булы! Слихил, ифрийтир?- Кишивий, не смотря на внешний как у подбитого танка вид развеселился, то и дело на радостях подпихивая ифрийтира локтем, а тот все-то упорно отказывался верить очевидному:
   -Ни, чиловики шуткують, а ви як хлопчик малы пивилися...
   -Коназь взаправдашний, даже документ на кормление имеется - если на раскурку не пустил - так что не сомневайтесь. А был бы какой задрипа меньше болярского чина - стали бы с ним цацкаться. Без болярства-то никак. Что за дорожный промысел без «крышевания» на верхнем уровне?- Атаман выглядел, будто Восточный вал штурмовал после переправы через Днипро на подорванном понтоне, однако относился к побитостям как к неизбежным издержкам избранной профессии - со спокойствием, свойственным людям степенного склада характера.- Слышь, кишивий, туточки предложение созрело: ты, в придачу с тыловиками да в сих пересеченных местностях - разве то поисковая партия? Вряд ли совладаешь с поимкой лукавствующего загнипийца. А вот мои орлы с опытом, со знанием географических ландшафтов могли бы подсобить и всего-то за полконтейнера галантерейной мануфактуры. А, как, годится?
   -А що, кик ризимиишь, ифрийтир? Коли пи ринжиру ни докладать, ти, мижить, проскичимо? Ди тиловики уси ик идинь тривмировани…
   -А що? Я сиглисин. Тиловики - хлопти гарни, но наилепше их ди хати отправляти. Ушкуйники - килачи терти, с тикими милидчикими зариз дурня-нимця спиймаемо!
   -Чего это ты, атаман, с достославными, конечно, но безрегистрационными бандюганами упреж должностного лица выкатился? Я, могет, тоже с подрывничками да засечниками хотел предложиться, да ты наперед норовишь, все-то не терпится! Покедова коназюшка в отрубонной отключке пребывать соизволют, я порешу, кому по полконтейнера мануфактуры-гарнитуры причитается, а кому четверти за глаза достанет и уж тем паче - кому в поисковики подаваться, вот так-то,- быть посему!- Вызывающе скрестил руки над брюшком имка и непререкаемо вострым подбородком с куцей бороденкой нацелился на выскочку.
   -А-а, а твоим-то куда в поисковую партию? Вам бы, имкам, добычи дожидаться, на елках сидючи, а не скакать по дику полю да в рисковье за три моря хаживать. К тому ж, потому как от клятвы отступники - в чужую драку да последними сунулись - более всех и заполучили,- вон до сих пор шатает. Куда калечным подаваться на отхожий промысел?
   -Шатает от меньшей массы тела,- авторитетно заявил ученый имка, спрыгнувший в сугроб с задранной кормы чайки, чтобы доложиться о ходе восстановительных работ.- Обалдетель на нашинских сильнее действует, потому что на грамм веса пришлась большая доза, а шатает потому, что поправились лечебной хвойной, дух прошибающей, вот. Зато с ремонтом относительно оптимальный вариант: бетонных глыб да булыг загрузим - баланс уравновесится, кочегары пары разведут, и путем опытной опробации определим очевидное - почнут ли загребала ворочаться? Только народ интересуется, можно ли для ученой библиотеки в контейнер энциклопедию заказать? Сей премудрой штукенции много места не потребуется: букву «о» уже превзошли, одни лишь прочие буквы остались.
   -Все то вы, ненасытные имки, под себя загрести норовите: и обалдетеля насосались сверх нормирования, а на какую-то «массу» сваливаете, теперь книжонками контейнерное пространство завалить норовите,- прищучил было атаман имок разоблачением, но невольно посочувствовал:
   -Очухались бы сперва, а то вон доходяга ползет,- какой из него добытчик иноземного «языка»? Так, место на чайке занимать. А с перегрузом пойдем - для контейнерного добра тоннажа недостанет.
   Доходяжка, что донимал ифрийтира единоборствами, по мере приближения к представителям административной верхушки, подобрался, поправил повисшую на перевязи выкрученную руку, а другой, зачерпнув антистерильного, сероватого снежка,- на время утер с лица то и дело проступающие следы боевых побоев.
   -Так что, начальнички-захребетнички, котел в полной исправности, давление нагнетаем – самое времечко приступать к проверке механизмов.
   -Добро. Я - на ходовые испытания. А если с энциклопедией для ученой библиотеки заминка произойдет, то с шатунами да загребалами тоже долго ли случиться обструкции...
   -Это племяш по-ученому выражается, однако не сумневайся - заминки не приведется: даром харч администраторский поедать не приучен - чай, не коназь какой, замухрышистый.
   Ученый имка вместе со вновь зашатавшимся, за борт подопытного судна более-менее здоровой рукой кое-как цепляющимся работным поспешили к котлу. Атаман же, всяческих диковин в здешних краях навидавшийся, все-то недооценивал имкины технические способности:
   -Ну чего путного глушенный-контуженный с котлами начудить в состоянии - пшик один на поверку выйдет. Зря вы, хитпые, тонкий механизм пьянчугам доверили: ничего-то не заработает, потому как чайку, что лодью - подвижное средство налета - чуять, понимать требуется,- науке судно не по зубам! Это не огненным зельем баловать, подрывать транспорты! Специалисты...
   -Ни, тихникив виписывати - то тикя кинитиль с киминдиривичними ди пистиим, що ни нидилю ристинитьси, ни. Мабудь имки спривятси?
   -И разговора быть не может - объект сдадим до строка, с перевыполнением, по-другому не приучены!
   -Лады, по рукам! Если твои чудилы с чайкой совладают - вдогон возьмем, в погоню за загнипийцем,- даже на энциклопедию подпишусь! Да только не бывать этому: махина с места не сдвинется, разве что половодьем смоет, а что вернее - с бодуна не проспамшись, сами же кораблик подорвете.- Двинул набитым кулачищем по корпусу чайки все-то скептически настроенный к техническому прогрессу атаман. Потом, чтоб не отстать от имки, скрестил на груди руки, выставил, притопнув, ногу вперед, соответствуя высокомерию третьей позиции, да воздел голову с патлами цвета аржаной соломы, не смотря на перипетии, во все стороны света упрямо торчащими.
   От приветливого удара чайка будто содрогнулась, обнадеживающе в ответ гуднула, но, чихнув дымным выхлопом, застопорилась.
   -Ну, что я говорил?!
   -Ий, не знаимо, хлопци, який-такий кинтийнир ви дилити збириитись, а тильки киль запустимо чийку, тик усих до кучи маемо. Имки змисто кинтужиних тиловикив - тиж дило. Тикии пидривны илиминти ни шляхих ни вилииютси,- постарался, как умел, подбодрить ремонтную бригаду кишивий,- мабуть, тильки пи обичиням.
   -Да куда им - запустить?- По-прежнему пребывая в гордой позиции, прислонился атаман плечом к корпусу чайки - но та, недотрога, вдруг как взбрыкнет, как ухнет:
   -Пух!
   Загребные колеса провернулись на четверть оборота - нехитрое, бивуачное угощение прибило, запорошило снегами.
   -Пух!- пухнуло в другой раз, уже мощнее.
   -Пух! Пух! Пух!
   -Бутыль, бутыль держи - сметет же!
   -От це дило!
   -Пу-ух!
   -Тримий атимана! А ните унисе в нипривлинии Кыиуа!- Вцепился ифрийтир хваткой, на какую лишь способен, в проносящегося мимо - с попутным снежным выбросом - скептика, чтобы за компанию долететь до далеко не первой встреченной в полете группки колючих дерев.
   Застоявшаяся чайка, истосковавшись в ремонтах по крейсерскому ходу, понеслась в противоположном направлении и успокоилась лишь, выкорчевав на дровишки пару елей да вызвав взрыв восторга детворы, дорвавшейся до безбилетного катания. Женки же имкины даже разборки с то и дело «поправляющими здоровьишко» мужами отставили, лишь несколько чумазеньких, но ничего себе молодочек все-то медицинское внимание хитпым тыловикам оказывали. Что им чайки? И калачом не отвлечь от столь человеколюбивого, гуманного занятия.
   -Ню що, якую такию думку маишь, ифрийтир?- Отплевывался и выгребал набившиеся повсюду, даже в шальвары, снега кишивий, выудив из сугробища атаманова попутчика.
   -Рутци у тих имкивь червиниго зилату, а прив ни вождине ни мають. Ктиж тик водить!?- Уже ифрийтер принялся отплевываться да вытряхивать снег, набившийся под гардероб вперемешку с неуживчивыми еловыми иглами.
   -Вить, ифрийтир, и нибири соби икипиж ди ибучи симих приткик виждиню. А тиловикив...
   -Можа, в лизирит сдаимо - пищай пиотпиивиють тривами ди ивикуиции? Вини, кижись, ни притив, ди и мидпирсинил е.
   -Е! Дибрий жи пирсинил! Сим бы в тикий лизирит сдилси ди нимижне - спирвя дило.
   Успешное ходовое испытание вдохновило трудящихся. Имки вновь, на подобии мурашей, облепили боевое судно – стуки, звяки, гомон одобрения стоял вокруг. К шустро подкравшейся ночной темени механизмы перечинили, подправили, повязали надежными лыками, а тендерный бак под завязку заправили елово-пильными, трескучими дровишками.
   Тем временем ифрийтор, сообразно судовому уставу, приступил к комплектованию экипажа - придирчиво отбирал из злодейски выглядящих кандидатов наиболее тверезых, наименее кровожадно настроенных рекрутов.
   -А ну, пропусти, братцы! Да не цепляйся - всю уж поддевку рассупонил!- Распихивал землячков, противящихся пускать без очереди, нетерпеливый имка.- Говорю: место у меня забронировано!
   -Куда прешь, безрукий?! Тебе впору - под самогонишный компресс, а не во флотскую службу.
   -Много понимаете! Под компресс на гражданке успеется, а в экипаж когда? Я же с младых ногтей мечту лелею - помариманствовать.
   Но не допускали эгоистичные имки, подначиваемые подоспевшими «драгоценными половинами», раненого собрата до записи: вакантные места шли нарасхват, на вес срезок медяного провода, а тут блатники прут всякие…
   -Эй, кореш! Кореш! Че, не признаешь?- В отчаянном рывке почти протиснулся к столу записи имка-поединщик, которого ифрийтир, памятливо прищурившись заплывшим глазом, распознал бы желательно с более дальней дистанции.
   -Припистить! Чиливик сий мни извистин - дистоин дивирия.- Поморщился на доставалу командир контрактуемого экипажа, но имеющийся на лицо факт знакомства отрицать счел невозможным.
   -Что же это выходит?- с места в карьер пустился «качать» права неугомонный имка.- Дискриминация - вот что! Как рубиться - рубись, а как в загранку – на-кося выкуси! А?- Уставился забияка-правдоискатель на ифрийтира чуть ли ни разоблачающим взглядом.
   -А с руцой що? А-а, ито ж ристижиние...- неуютно почувствовал себя ифрийтир, неудобно стало за травматизм щупленького, дальше некуда, имки.- З идной здиривий руцой примия дирига тильки в бицмани. Зиписить! На дюдкю - дюди! Слидующий!
   Тут уж многие «просекли» такое-сякое дело - принялись руки импровизировать под перевязь, что упростило и облегчило последующий отсев кандидатов...

   -Признаю,- не разминувшийся ни с одной встречной елкой, исхлестанный лапником, набитый под завязку хлынувшим из-под загребных чайкиных колес мерзлым снегом атаман не дожидался подначек,- иногда имки могут кой-чего толково натурусить. Но все равно, чтобы ни натворили, подрывать да рушить у вас лучше получается.- Вытряхнув последний сугроб из-за шиворота, со вздохом удовлетворения обозрел освещаемую отсветами костров панораму, весьма смахивающую на город Перлин, которому не на пользу пошел отказ от безоговорочной капитуляции.- Кораблик обмыть полагается – хотя только по сухопутью прет, но все ж вроде мореходной лодии.
   -А то без тебя не сообразили.- Имка замшелый когда еще послал верных людей за отвальной выпивкой. Но за хребтами возвернувшихся «гонцов», будто живым щитом прикрываясь, внове нарисовался оклемавшийся коназюшка, на сей раз не с баллончика пакостить, а впрок заготовленными транспарантными плакатами наглядную агитацию народишку навязывать. Простаков, подрядившихся в дилеры, подначивал да к чайкам, делово чадящим трубами, подпихивал размещать рекламное творчество. Сам-то уж учен - от бортов держался подалее.
   В связи с нечаянным вводом в строй выбитой единицы самоходной техники Кишивий старательно не замечал неуместно размещаемые на боевых судах художества. Вынырнув из чайки, удовлетворенный осмотром, в душе сияющий как гривна начищена, не подавая виду, первым делом к чарке с горилкою прицедился, чтоб, мол, не думали дремучие имки, «шо хитпий дивится их смекалке». Лишь после «приема на грудь» одобрительно покряхтел, но для пояснения добавил:
   -От це дибря горилькя, пи хитпивскиму, мабудь, рициптю зроблиня?
   -Еще чего! По дедовскому рецепту - деревсковый мед прозывается - нечего хитпым к фамильной выгонке примазываться.
   -Вить я гуторю: горилька з мидомь и биз пирця. У нис на тю придюкцию автирьски приви випривлини, лицинзии миются.
   -Пущай далее неймется твоим липовым лицензиям, а только рецептуру никому не запродали, так что пей да помалкивай.
   -Мед хорош, спору нет - сравнить бы с горилкою. Интересно, шибче ли прошибает да проберет ли?- Размечтался атаман для пущего, после снежной-то купели, сугрева подвизаться дегустатором да не на тех напал.
   -Вин ифрийтир, ен у нис битилир каптинирски, уси ключи ить пихидногу бару мае, ди зираз шибко зинит...
   -Уж вижу, как занят.- Уяснил атаман, что не разжиться у прижимистых хитпых горилочкой.- Но все равно, по обычаю непременно надлежит о нос ладьи бутыль пенно-бражного вина разбить вдребезги: сколь дребезг - столь кораблику носить по волнам вольную дружинушку! 
   -Эк разухарился!- На смену не охочему выставляться кишивиму заступил избегающий напрасных трат замшелый имка.- Бражничать - бражничай, а дебоша разорительного не допущу! На вот,- придирчиво осмотрел несколько бутылей,-  эту с выщерблиной - для боя самая, что ни есть, подходящая.- Потряс ущербной тарой над жестяной круженцией, даже из щербатой выжав-таки несколько капель фирменного деревского меда.
   -Пущай пацанье боем тары балует, а токма пути судну не будет - и нога моя не ступит на палубу сей лодии.
   -Пережитки. А все потому, что далекий ты есть от науки человек. Надо будет два экземпляра клопедиев выписать - другой для просвещения от суеверий.
   -Пережитки?! Мореходные факты штормами проверены - суеверия?! А раз так, то тебе на лохани и хаживать… по оврагам с буераками. Видавший виды человек, а таковски не уважающий традиции...
   -И пойду, что я племяша одного в скитания по чуждым пределам отправлю? Только как на слюнявца волость без догляда оставить? Порушит хозяйство, годами да горбами наработанное!..
   Плесинь старался держаться посолиднее, как подобает коназю удержавному: то и дело путался под ногами, выклянчивал опохмелиться, клятвенно обещаясь выплатить поквадратно-метражные премиальные за рекламные размещения. Веры ему и в помине не было, но рекламными плакатами суда заляпали на совесть - лишь бы досужий репей отцепился.
   Это уж спустя недели-месяцы сказительницы у племенных костров да доморощенные Баяны нараспев поведают доверчивым потомкам:
   «Коназь-батюшка на несметную вражью рать исполчался, с женами-красотулями прощался, мудростью народишко от него просвещался...». И далее многое, что на «лся» оканчивается на головушку отбитую коназеву просыплется-прольется, но ни обкурился, ни нализался, ни облажался со сладкозвучных уст не сорвется, потому что историю приканчивают победители, они же песенные тексты заказывают, а, подвыпив, к словам еще и музычку вкупе с под «фанеру» голосящими, почитай что, стриптизершами.

   Экипажи чаек, учитывая несоизмеримость габаритов хитпых тыловиков со скромной комплекцией сгорающими на химии имок да, в первую очередь, ифрийтирову рьяность к службе, укомплектовались с резервной достаточностью.
   Соседки, прочий медперсонал, что пожалостливей и потемпераментней, отнеслись к страданиям контуженных тыловиков не просто отзывчиво, а со страстной сердечностью - чуть ли ни пинками гнали постылых чумазиков в рекрутчину:
   -Почему чубы не забриваете?! Коль забреете, глядишь, хоть на месяц с глаз долой, а то оголодают - шась, в самый неподходящий момент дезертируют. А при излечении идущим на поправку раненым не только заботливое обхождение - покой требователен.- Старались ядреные молодки пропихнуть в рисковую экспедицию каждая своего кандидата. Прочие пассии, поопытней, не уступая ни в каких других качествах, мигом конкуренткам ход притормозили:
   -Куда прете, коровищи, без очереди?! Не видно, что ли, ожидающие культурно в толпу сгрудились, а вы беспорядки затеваете!- Самые вспыльчивые созрели зенки нахалкам повыцарапать, но ограничились лишь порчей причесок да гардероба.
   Ифрийтир, ничуть не смущаясь скандальными воплями, а даже наоборот, вдохновившись значительным повышением в должности, с павлиньей важностью свысока на суету поглядывал и не выбраковывал, разве что, каждого двунадесятого:
   -Ну и куди ти тикико сивилипиго, бизь ибризивиня мини придстивлиишь? К тими ж имиить мисто бить гимитима ни правимь нидброви.
   -Так вы ж сами его отметили. Не персоналично, конечно - чего начальству мараться - тыловики расстарались, а, может, который на излечение да на постой уже согласный,- поди разбери в потасовочной сумятице.
   -А ню, раззивь писть! Ди ни ти, дирища, чиловик твий!
   Ти-ик, чиму пиловини зибив ни достиеть? Ни, то ниспривни рикруть - брикую. А ню, дивий слидющий! Ише маю дви, чи идню викинсию.
   -По зубам не он виноватый! Сама сгоряча прикладывалась, как поддатый пропивал ползарплаты. Кто ж знал, что гнило-дырявые клыки когда понадобятся? А-а?!- не сдавалась рядовая, ординарная имчанка, да другим невтерпеж слушать разбирательства: у большинства с шалопутными муженьками подобные же истории. Где напастись здоровья да крепких челюстей, если жизнь штука полосатая, случается милым повздорить перебранками, межличностные отношения выяснить.
   -Не задерживай!
   -Пропускай следующих на медкомиссию!
   -Бабоньки! Где в иноземный легион вербуют? Мне бы своего паразита пристроить годика на три, без возврата, с пенсионной выплатой?
   -Размечталась, просоня!
   -Вон там, в край толпы становись. А то если каждый желающий поднапрет, колесный корабль раздавится. Тогда вообще последние вакансии накроются медяным тазиком...
   -Ой, слыхали, бабы, жалованье чистоганом цветного металла выплачивают!
   -А то, слыхали уж, по полнехонькому тазу на брата!
   Прослышав про неравноправные безобразия, когда одним - по тазику, а другим – мужья постылые да беззубые, толпа жен наперла нешуточно. Ифрийтир со спешно эвакуированным призывным пунктом вынужденно укрылся на чайке, зато оттуда здорово раскомандовался - отобранный десант, гордый привилегированным, без малого морским статусом, мигом оттеснив несправедливо обойденных призывом женщин, твердой рукой навел порядок.
   -Что ж стоите, ироды?! Жен с соседками бьют-забижают, а вы - руки в боки?!
   Но остающиеся на гражданке, ловко откосившие от службы имки только лишь тишком зубоскалили, меж собой похваляясь, чьей жинке больше на орехи перепало, да беспокоились, к тому же, воистину животрепещущий вопросом: когда же грянут проводы, кому по торжеству момента надлежит выставиться?

   -Пи чи-ийким!- Скомандовал кишивий, чтоб от настырного атамана горилкой не отмазываться.
   Долгие проводы с прелюдиями вмиг оборвались, как струна на балалайке гастролирующего, а потому перманентно поддающего скомороха. Жинки зашлись в вое, причем те, чьи недостойные половины оставались в дому, перевывали солдаток вкупе с матросками.
   -За что такая горькая судьбинушка?! Почему, ирод, ты меня, сиротинушку, на поправку выхаживаемого хитпого не покинул?! Видно на роду написано век коротать с прокуренным забулдыгою!
   На всхлипе честные имчанки то и дело прерывали стенания, злопамятно припомнив о зубных обломках в пастях некондиционных муженьков, пытались возобновить военные действия. А мужья, довольные-предовольные оказанным вниманием, когда удавалась увернуться от зуботычины, с чувством превосходства поглядывали на призванных приятелей, отверженных нерадивыми женами, отчаливающих без призору, интересу и внимания.
   -Пы-ы! Пы-ы!- подала гудок флагманская чайка,- капитан на корме - кишивий.
   Плесинь приосанился и, припомнив, как гоняли на «партизанских» сборах, щелкнул пятками сбитых всмятку, некогда пижонистых валенок, козырнул, вывернув ладонь, словно сборы проходил в атовцами недовооруженной умынской армии. Ответно на приветствие в рожу полетел ком сорванных рекламных плакатов. Со второй чайкой произошло в точности то же самое, только атаман не преминул матернуться на прощанье. Третью же чайку провожали с неподдельным восторгом, искренней трогательностью, почетным посвистом. Непривычно побледневшие от волнения имки, принайтовленные к бортам, дабы за неопытностью к путешествиям не брыкнуться под загребущие колеса, восседали чинно, вид имели строгий; на жен, оставляемых при лазарете пользовать хитпых, внимания не обращали, а лишь на пригорюнившихся соседок косили неприступным взором. Жены же, ох, и зело призадумались, при столь впечатляющем параде, о выгодности обмена боевитых муженьков на изнеженных рохлей.
   -Пи-и! Пи-и!- починенный гудок оказался не столь басовитым как у впереди пыхтящих чаек. Но с родимого, собственными руками подорванного, а после восстановленного, налаженного судна даже в Плесинь никто плакатом не запустил, рекламкой о харю не шмякнул: к делу коназеву да к личности отнеслись с полным вниманием, сплюнув прицельно за борт по пару раз каждый, за себя и за экипажных, несущих вахту по левому борту.
   Задымившие на полную катушку, заскрипевшие снастями чайки на прощанье забросали провожающих снегами и, выстроившись кильватерным ордером, унеслись в лабиринт блочных руин по давно остывшему следу неблагодарно скрывшихся, не рассчитавшихся за столование да за постой беглецов.

   Замшелый имка, вопреки заверениям, не пошел на арьергардной, не по правилам обмытой чайке, но вовсе не из-за пережиточного суеверия, а по призыву на флагман лоцманом. Вот только напрасно кишивий пытался добиться от провожатого толку: карту имка не признавал напрочь - тыкал пальцем в одну лишь живую географию, что казалась вернее, надежней квадратиков, размалеванных на трепещущей от любого порыва ветерка газетенке. Даже изукрашенные детворой под водительством Плесини руины представлялись более достойными доверия. И нюх не подвел подавшегося в следопыты старожила - за пределами Имок выскочили на почти не тронутый наст. А на снежной глади, то в зыбком свете подружки странников Луны, то в нервно трясущемся электровспышками свете прожектора вырисовывался местами обманчивый, но преимущественно четко очерченный тенями санно-троечный след.
   -Добудем, заполюем красного зверя!- Имка с азартом охотника метнулся было к кочегарам, чтоб ходу прибавили, но, вовремя спохватившись, ответственно оглянулся, ни отстает ли племяш на замыкающей, перегруженной балластом чайке?
   На простор хранилища прорывались с боем: ночью альмеговцы к мосту, а тем более под мост, никого близко даже за двойную мзду не допускали.
   -Вит ни спиться бисивим дитямь - зусим слюжбю ни ризюмиють. Миниврирюй, хлопти!
   Передовые, отчетливо видимые на снегу чайки, юрко закладывая виражи, ловко уходили от огня охранения. Но когда подтянулась неподъемной массой чайка последней модели, тут уж о маневрировании даже мечтать не приходилось.
   -Симифирь: «Усим стивимо димню зивисю!»
   Ни проривь пидимо! Кик гуририл Ипимиденчинько: «Лепшь пиримо впиридь, чим стиимо ни килиних!»
   По сигналу с флагмана из труб повалили клубы дыма, от зависти к которым паровозные собратья от кривошипов до храповиков с шатунами позеленели бы окислениями не спиленных деталей. Капризная, непостоянная роза ветров на сей раз благоприятствовала. Уносимая завеса, едва догоняемая чайками, заставила экипажи - кроме привычных к копоти имков - прочихаться да прокашляться, но вероятность попаданий снизилась, а прицельный огонь, будто томимый жаждой, то и дело отправлял посвистывающие пули за молоком. Зато пошли в ход поясные бомбы - по ушам долбануло громыханием «карманной артиллерии».
   -Вот, молодчаги! Узнать бы, кто таков ихний мастер огненного зелья да зазвать спеца в командировку, обменяться опытом…- по достоинству оценил имка ровно как мощь зарядов, так и меткость бомбометания.
   -Правее забирай! А то чую: аккурат долбанет по фарватеру!
   Кишивий доверился чутью ветерана подрывного движения и не прогадал: чайка проскочила под мостом между вскинувшимся грибом очередного взрыва и внезапно, словно выскочившей из дыма мостовой опорой.
   -Прискичили! Пипирло, хлопти, мабудь и дилии тик пийдит!?
   Но «дилии тик ни пишло».
   -Бу-бух!- раздавшийся за кормой грохот перекрыл мощью даже барабанящие по ушам разрывы. Прорвавшийся лидер аж подбросило на заходившем волнами, вздыбившемся ледовом панцире.
   -Ифрийтир!- Взамен унесшегося прочь оптимизма почуял кишивий недоброе.- Свизь с ифрийтирим, хутчии!
   Но связь - штука капризная, резких перемен, тем паче потрясений не выносящая, а потому не отзывчивая.
   -Сарынь на кичку!- В дымовой завесе да в накатившей с тыла копоти разобрать что-либо становилось невозможным напрочь, но атаман действовал решительно, пусть и не бесповоротно.
   -Закладывай заднего руля!- Попытался самочинно крутануть штурвал, но опытный, из хитпых, кормщик не допустил вопиющей вольности на вверенным судне.
   -Исть зидни хид! Ни видпустишь штирвил - будимо издить биранькими, чи шо?- Врубил реверс, и чайка, напружинившись да издав скрип чуть ли ни от форштевня до клотика возмутившейся конструкции, затормозила на громоздящихся, вздыбленных торосах, затем, загребая лопастями ледяное крошево, послушно сдала назад, повинуюсь приказанию безумца, которого на снегопутную милю нельзя подпускать к капитанскому мостику.
   -Ничиго ни бачимо.
   -Пойдем на автопилоте!
   -А чи ен у нись е?
   -Е, вот где!- Постучал атаман в лобешник под аржаными патлами.
   -Пистрилиють жи усих!
   -А на это не наплевать ли?! От столь добротного подрыва прогарелым пищальникам небось не до нас - узнаю имкину работу! Право руля! Товсь к приему гостей с левого борта!
   И точно, тренированный «автопилот» не подвел атамна: слева по борту завиднелись шатающиеся, глушенные, что промысловая в пруду рыбешка, чумазые более обыкновения, неисправимые подрывники. Вверенной чайки не видать, зато из боевых дымов выбирался бравый ифрийтир с бортжурналом подмышкой да с ученым имкой - под другой. Имка слегка контужен, но волочил, не выпуская, за собой мешок зело ценной, видать, поклажи. Последним же из копоти вынырнул пораненный боцман, геройски не утерявший вверенную дудку, к тому же обмотанный корабельным знаменем.
   -Чего стряслось? Бомбой подорвали?
   -Ди ни, в тим клятим диму с битонний кинструкциий ни ризминулись. Вит, дюрни ляхи, пинитиркали стилбив ни шляхе, ни прийти ни приихити!
   -А что в ватаге, потери большие?
   -А-а, якие тим питири,- геройский, но утомленный таки подвигами ифрийтир, подсаживаемый контужеными имкой с мешком да инвалидом со знаменем, насилу перевалился через борт,- уси ж булы пристигнуты.
   -А вот это ладно! Молодцы! Уважаю соблюдающих правила движения.- Радушно принимал атаман с ватажными потерпевших «чайкокрушение».
   -Стал быть, выходит: мостовую опору протаранили?
   -Опиру, опиру, кляти ляхи. Мни б кишивиму диклисть...
   -Успеется! Грузи народ! Смываемся! Ку-уда с мешком? Без того перегруз, а ты с багажом прешь!
   -Не багаж это - научное оборудование!- От родственничка, должно, унаследовал ученый имка прижимистость - ничего не разбазаривал попусту.- Для того взято в экспедицию, чтоб завсегда быть наготове к изыскательным опытам.
   -Ладно, при с сидором. Внавалку гостей штабелюй, хлопцы… тьфу, причепилось, ватага! Отваливаем, а то пищальники очухаются - пальбу учинят...
   Дымовая завеса, меж тем, развеивалась, клубы снега да бетонной пылищи рассеивались. Пара пролетов моста за кормой чайки ушли вбок и вниз веером, уцелевшая меж ними опора дала крен и, казалось, раздумывала: стоит ли одной за двоих нести неподъемное бремя ответственности? Альмеговцы, преотлично понимая, что в переговоры вступать бессмысленно, как с горки скатились с подорванного моста на ледяную гладь и уже изыскивали, кто за крах, за разор, в просторечии именуемый диверсией, ответ держать должен? Сначала по горячим следам сунулись к пошедшей на таран чайке, но та, добросовестно нагруженная балластом, демонстрировала полнейшую безответность: из образовавшейся полыньи лишь трубу высунула да, преданно сбивая со следа - хоть впору, булькая, пузыри пускать - пыталась дымить повонючее.
   Атаман, не со слов помятуя о мощи снеговыброса, подал команду:
   -Поддать пару!
   -Пы-пы!- гуднула чайка.
   -Полный вперед!
   Снеговыброс не подвел - сработал без сбоя, на отлично, и пускай сквозь разлапистые ели альмеговцам пролетать не пришлось, но снегу с ледяным крошевом в камуфляжи набилось - впору «переформированный» отряд в снеговики записывать.
   Перегруженная чайка сугубо морскими галсами, заваливаясь то на левый борт, то на правый, не отвлекаясь даже на семафор с флагмана, на флажки, сгоряча во тьме вывешенные в вопросительном цветосочетании, рванула со всей клокочущей в котлах мочи на соединение с эскадрой. Кишивий перестал беспокоиться не раньше, чем заполучил на флагман самоличную персону ифрийтира с подробной записью в бортовом журнале о нечаянной катастрофе в туманных метеоусловиях да, в довесок, половинный комплект оглушенных имков.
   -От це дибро дило зробили, хлопти: типирь уси мости спалини, ик рикиминдивил Ипимидончинько, и хиду ибритни ни будя - тильки впирид!
   Альмеговцы, вытряхивая снега из капюшонов да из-за шиворотов, не тратили энергию на напрасные матюги, прекрасно осознавая, что как диверсии ни совершай и снегом ни забрасывайся, от расплаты еще никто не уходил. К тому же, по вероятному наводчику имелась весьма приметная ориентировка…

   Стремительность плавного хода ничто не тревожило. Уцелевшие чайки мчались, знай себе, по заснеженному простору хранилища, будто вправду настоящие птицы, впору крылатые паруса распускать взамен пыхающих дымами движителей.
   -Молодец, племяш, сидор не посеял. В дороге ведь всяческие неприятности приключиться обещаются, а мы без припаса - это не дело.
   - Скажете тоже. Утерять никак не можно: даром, что ли, за подпиской энциклопедической странствуем.- Ученый имка любовно подправил оберегаемый вещмешок, лишь затем о себе обеспокоился - с образованным видом очки протер да принялся с картографическим интересом примечать окрестности.
   На пыхтящей чайке-лидере от тесноты не продохнуть, но народ, что оперативники, что имки, ко всякому привычен. Многие пытались подзакусить харчишками - к тому располагала обстановка, гудящая, точно в набитых под завязку ресторанах вседоступной, заповедной лунистической эры,- об одном лишь оставалось неусыпно беспокоиться - как бы в неверном свете не сбиться с зимника.
   -Ты вот что, слышь, ифрийтир, не спи. Передай по начальству: места здесь гиблые. Туточки сам-вор ушинский озоровать соизволят. От пакостника одних паскудств лишь дожидайся, а каких, то даже нам, имкам, всяко дело сведущим, не ведомо.- Боцман, как прапорщик при стяге, рисково содранном с канувшей чайки, чтоб понадежней упаковать пораненную руку, с горящими под кровоподтеками, воспаленными глазами, расшибленным, тряпицею перевязанным лбом, что в треух не втиснулся, держался недавнего знакомца, по привычке не давал покоя, рассуждая вполне резонно и логически:
   «Оно, конечно, хитпой, но, по всему видать, человек степенный, женатый - вон кольцо на безымянном персте - с таким чего не водиться, хлопец добычливый».
   -Гиблие,- согласился ифрийтир.- Шо с итим прижикторим убачишь, пики льбим ни стикнишьси.- Накрепко, видно, запомнился таранный опыт прохождения препятствий.- Впиридь, мабудь, смитрищи трибовань, опитьны.- Оглядел имку, что из-под опухших глазниц тьму будто прожигал агрессивными зенками, ни составить ли знакомцу очередную протекцию? Но к предъявленным визуальным средствам наблюдения отнесся скептически.
   -Кишивий, киминдирь, слишь, мабудь атаминя тиго в ивиньгирд пишлим? Слидипити якие в витаги имиютси, чи що? Зариз пущий диглядяють.
   -Ой, ти и дибро дило гуторишь, ифрийтир! Симифирь атимину: нехий в ризвидку вискоче. А ми будимо иги прикривити.
   -С тилу, чи с флингу?
   -А ти якжи, тикиго гирия тильки с тиги мистю...- не успел уточнить кишивий, с какого места именно, как очередная подлянка сам-вора сработала: огромный, отесанный ствол, на манер морской торпеды, с сухопутным тараном скрещенной, вырвался из приметанного снега и со всей мощи долбанул в загребное колесо.
   -Хрясь!- чайку тряхнуло, точно полным ходом на риф наскочили. Повезло - попадание пришлось в десятку, в ступицу, если бы долбануло по ободу - о комфорте передвижения можно было позабыть напрочь. А так, глядишь, люфт устранило бы, если бы колесо ни сорвалось с полуоси и ни унеслось прочь в темноту, где благополучно зарылось в снеговой купели. Примерно в том же направлении, будто в погоню за сбежавшей частью механизма, с чайки смахнуло половину палубной команды - на десантное пополнение пристяжных ремней не доставало.
   -Ни успили итьсимифирить! Ню що цо зи крий тикий злющи?
   -Усе ляхи кляти!
   -Якие ляхи? Ти давни утикли, ни будь дурни.
   Чайка круто накренилась на правый борт, и под треск проламываемого льда на наст посыпались редкие не «улетевшие» имки да хитпые, даже пристегнутые не желая разделить судьбу вероятного «Титаника».
   Атаман не уступал в сноровке министерству Спасения на водах - действовал без промедления, и не суетясь: распорядился маневром подогнать корабль да кормой подпереть судно, терпящее бедствие.
   Давший трещины лед многозначительно кряхтел, но чайку, избавленную от палубного груза, вытерпел.
   -Эй, станишные! Пока чинились, а я уж со следопытными людьми да местознатцами путя бы торил, а то, как бы последних ладей не лишиться.- Приглянулись атаману ладные снегоходные кораблики.
   -Дибре, тильки ифрийтир с вими пийдит дли свизи... и дли кинтрилю,- добавил кишивий последнее не для постороннего слуха.- Диглядий, а ти шийкя якая бизь дисциплини, накилють дривь - питим ни синях с конякими ни вивизишь.
   -Дибро, битько, уси зробимо. Ню, хлопти, хти зи мний в ризьвидькю?!
   Но хлопцам, хоть оперативникам, но новизны впечатлений на текущий момент трудовой биографии с избытком достало и без разведки - старательно напустили вид чрезвычайной занятости, блуждали вослед за деятельными имками, пыхали в затылок, отчего не польза, а лишь инструмент корявым делался, да прикаченным колесом мастеровитых трудников едва не придавило…
   -А че, я пойду! Мне больш по нраву жизть налетная, чем в секретах засадничать да подрывами маяться.- Побитый, пораненный охотник до единоборств и в рисковом деле не оставил ифрийтира.
   Разведывательная партия, подкрепленная столь основательным пополнением, отважно двинулась в дерзкий рейд по территории, подконтрольной разбойному сопредельщику. Продвигались с тщанием осторожности, чуть ни на ощупь, при одной лишь скромной лунной освещенности, справедливо полагая, что свет факелов приманит охотничков до добычи, а сами-то разведчики как на ладони – остается лишь прихлопнуть любому желающему. Опасения вовсе не напрасные: ушинские - знатные мастера на ловушки да гораздые устраивать дорожно-приманочные капканы, но ушкуйные следопыты не уступали в ловкости козней на большой дороге - нюхом чуяли замаскированные в снегу каверзы, то и дело проверяя торный путь колом ли длинною вагой. Но от многообразия напастей уберечься сложно до неимоверности. Пару раз заметелило-таки поисковую партию сетями да мусором, хорошо - не костедробильными таранами…
   -Ого-го! Поберегись!
  Таранное бревнище на подобии того, что чуток чайку не ликвидировало, как локомотивный экспресс пронеслось сквозь цепочку охотников - те только что успели, кто в стороны брызнуть, кто в снега нырнуть, а кто рот раззявить, вроде имки с ифрийтором. Повезло, ротозеи в тылах передвигались, а то бы пришлось чайкам к «Склифу» аль к другому знатному костоправу ого-гошный крюк закладывать.
   -Неспроста туточки эдакое коромыслище балует, а, хлопцы? Вот привязалось. Ватажники?!
   -Ох, атаман, не за зря, недаром…
   -Никакой иноземец не проскочил бы по здешней гиблости да в безаварийном состоянии, а?
   -Да куда несмысленышу. Даже на имок напороться умудрился, а здесь, гляди, те-ехника...
   -…отсталая, баз достижения науки,- едва отойдя от удивления - не от испуга же - обидчиво заступился за единоплеменников единоборец с перевязью из знамени,- бревнища таранные да тенета потаенные - эка невидаль, это же вчерашний день. А вот мы шагаем в ногу со временем, без обману. Ка-ак долбанем - любая вражина заречется переть противу прогрессу!
   -Кто ж станет спорить? Мы туточки и собрались, чтоб прогрессу потрафить,- на свой лад перекроил атаман понятие о развитии, в том числе - нравственном.- А то куда годится: куш из-под носа уводить? Полнейший крысятнический регресс получается. Поэтому спрашиваю, как авангардный человек технически развитого, что ты, между прочим, думаешь об забугорнике? Ведь не проскочил бы через здешний препон? А?
   Имка, важно одернув знаменную перевязь, сдвинул тесноватый, косматый треух на пораненный со подбитыми бровями лобешник, в многозначительных раздумьях, будто подряжался на диспуты, а не в разведку хаживать, заскреб в превшем под повязкой затылке.
   -А-а прикинь, атаман, припомни: ох, ведь пронырлива бестия этот полонянник, все-то держался молчком да тишком, другие бы в бутылку лезли, а этот себе на умишке, проскольз склизкий. Знаешь ли, может, и проскочил…
   -Так ведь не с санями же?
   -Ну, нет, куда дохляку с санями совладать? Я для сравнительного примеру...
   -Атаман! Ху-у,- запыхался кудлатый ушкуйник.- Следознатцы недалече другой торный путь обнаружили. Сказывают: не прост здешний зимник, а саннострада  двустороннего движения.
   -Должно, со следа сбились, когда из-под моста выскакивали. И не мудрено. То-то гляжу, бревнище слева выскочило, а ведь должно ударять по предписанию «правой руки» - мозжить в водилу. По приметам - на полосу встречного движения занесла нелегкая, вот и результат, отсюда аварии неправильные. Верно я говорю, хлопти?!
   -Ой, и вирни гуторишь, батько!
   -Вот прилипло! Ватажники?
   -Тебе виднее, атаман!
   -А мне все едино, с правой мозжить аль с левой! Что нам делов до дорожных премудростей?- Обросший дурным волосом детина зверски, в такт раскручиваемому кистеню, вращал недобрыми глазищами, будто схоронившегося ворога изыскивал.- И где ты, атаман, постигал «правильные» хитрости? Неужто корпел на экзаменах, а не купил права по заведенному обычаю?
   -До тех, кого мозжить, сперва добраться надобно, безаварийно, соблюдая правила движения, а то чего думаешь: загнипийцы через пень колода на санях катаются? Зато у нас сплошная стыдобища: по числу ДТП с первого места не сползаем, как приклеенные.
   А ну, выводь ватагу на верный путь?! Скоро уж чайку починят, а вы в снегах барахтаетесь, нарушители!
   Навострив снегоступы, ватага гуськом, уже не опасаясь затинных каверз, двинулась на попутную полосу правостороннего движения.
   -Главное в навигации - это проложить наикратчайший, желательно наветренный курс.- Доволен остался атаман выходом партии следопытов на искомый зимник.- Следуй правилам, и результат на лицо гарантирован!
   Как в воду глядел атаман. После недолгого, но напряженного перехода, то и дело проваливаясь в снега через дыры в халтурно сплетенных снегоступах иль увязая, кто с колеи сбился, по пояс в торосах, путепроходчики наткнулись на следы плодотворной человеческой деятельности: на трассе пыром торчало явно постороннее дубье, сплетались обрывки гнилых сетей с размочаленными концами пеньковых канатов. А вокруг-то истоптано, замусорено, словно стадо футбольных фанатов пробежало,- только что окурками не заплевано да не замарано красками из баллончиков.
   -Что за примитив? Каменный век!- Торжествующий по поводу очередных доказательств отсталой техники конкурентов двинул имка по еловому горбылю, так что тот шмякнулся позорной, плоской лыжей, мстительно отшвырнувшись в отместку неиспользованным тенетом.
   -Эй, хорош баловать! Ослободите, ребята!- Плюхнулся подкошенный, барахтающийся критикан в снег и завозился с доставшей таки ловушкой самостоятельно – все равно ведь на призыв никто не откликнулся, не отвлекся от мероприятий гораздо более ответственных.
   -Вот на этом самом месте беглых голубчиков и накрыли. Так ли, ватажники?
   Те из разведки, что поопытней, внимательно осматривали следы, труху руками перебирали, истирали пальцами, а то на зуб пробовали, поглядывая друг на дружку со значением.
   -Кажись похоже, атаман. Туточки заполевали, навалились - скрутили полонянничков, а вот куда увезли?
   -Не мелочатся - на торном пути озоруют, плевать хотели на засадные запреты да правила, это не Плесинь робкого десятка, что на колодезную воду дует!
   -Не, эти воры непросты... А откедава здесь елки?- Один из следопытов, будто правду выпытывая, скрутил в руках пару обломанных еловых лап.- Ась?
   -Да полным-полно елей в краях нашинских, будто не знаете, то ж не Олга-матушка, тут вам не сте-еп!
   -Пуфф...- осерчав, почти вырвался из тенета имка, но с выплеском злости потерял равновесие и не только душевное, опять в обильные снега «пухнулся». Сугроб же, словно распоротая подушка из надерганных перьев, даже не хрустнул, а удовлетворенно злорадствуя, взмыл облачком да с головой накрыл задиристого забияку.
   -Вот я и говорю: следы татьбы елками заметали – видать как на ладони. Выпал бы снежок - век не сыскать. А-а, только его нам не хватало - накликали…
   Во мгле чернеющей ночи закружились как балеринки в пачках, белые, недотрожливые, казалось, снежинки. Нежных созданий становилось больше и больше, а потому, в виду нарастающей конкуренции, прочь отбросили жеманницы кокетничать и со страстью, от, почитай, ледышек неожиданной, мигом накинулись на зазевавшихся мужчин, навязчиво прилипая к губам, а кому не доставало места - к глазам, носам, даже проникали к телу за шиворот...
   -След занесет - поспешать надо!
   -Вперед, ватажники! Вешками путь метьте, вешками!- Выкорчевал атаман одно из ловушечных бревен да сунул в руки зверообразному ушкуйному, будто призывая кого из нерадивцев по башке огреть.- Не уйти ворюгам ушинским от возмездия! Где кишивий, чего ремонтнички прохлаждаются? Давай, ифрийтир, пали ракетою или по балакалке тараторь, только чтоб чайки в минут сюда домчали!
   Снежок, как в краях ворликских заведено, поначалу прикидывался эдаким пыжиком, а потом – ну валить сугробами! Не верь после этого мемуаристике, по которой в давние времена заезжие хренцы опосля буранов к маковкам церковным - прям по культуре поведения – еретики, похабней погани - лошадей, будто в коновязях, привязывали.

   -Не видать ни зги!- Замшелый имка по случаю пурги да возрастной дальнозоркости перебрался на нос чайки, в темноту пялился, но безуспешно, а тут еще прожектор погас.
   -Че, фонарь перегорел?- с пониманием сложности освещения в переменчивых метеоусловиях обратился к хитпому прожектористу.
   -Тиж сгуторил: «Ни зги!» А я щожь, нимиц який, чий ни разюмию?
   Собрался было имка высказаться по поводу отсутствия взаимопонимания в экипаже к тому же в столь ответственной обстановке и для начала поискал, какой бы довод использовать, чтобы поувесистей да в руке поукладистей. Но тут в темени, словно блик средь пурги, шась - блеснуло неверной зарницей.
   -Хитпуша, дорогой, видал?! Племяш, ты-то хоть видел чего правее носа, да не твоего, чайкиного?
   Но хитпой с трудом ворочал толстой шеей, а племяш, не смотря на ученость - полную на букву «о» образованность - не изобрел «дворники» на очки смастерить, так что впередсмотрящими лучше бы на заработки не устраивался.
   -Право за борт... как его, давай, крути баранку вправо вон туда!- Метнулся проворный, когда прижмет, имка на корму.
   -Кикий вприво - зиплютаемо, зиблюдимси!
   Хорошо, что кишивиму, насилу отбивавшемуся от снегопада, распоряжавшемуся от перегруза сметать докучливые осадки за борт, тоже за корабельными делами почудилась «якия зирниця»:
   -Приво?! Чи що, мабудь бучиу ифрийтиря?
   -Да где его «убачишь», коль сослан в разведку? Но в правой стороне полыхнуло - это точно. Должно, ребята неравный бой ведут и опять без моего участия?! А ну приказуй, что есть духу, переть вправо!- раскомандовался шустрый имка, не на шутку распаленный проволочкой со стороны чрезмерно степенничающих в деле хитпых.
   -Бий? Тиж вони мигуть, тиж вони сиибризять шибчи, чимь шмит саля с цибулею ди килачом зъисти. А ну, хлопти, приво риля! Пильни впиридь!
   Чайки рванули, что сил припасено в паротурбинных движителях, прям взвывших от удовольствия. Снегу навалом - поспевай-загребай.
   -Дорозю, дорозю смитри, хлопти, а ти який овриг килдибиний...
   -Какой овраг, кишивий, ты что сбрендил? Это же хранилище!
   -Тирмизи! Який чиловик пришмигнул з ливиго бортя!- Приставленный к прожектору фонарщик все же крутанул тучной шеей, провожая взглядом смутную фигуру, вроде бы машущую руками да неслышно в пыхтении движителей матерящуюся, потом еще одну, уже не вроде бы, а вполне прицельно запустившую в чайку отстрелявшей уж свое ракетницей.
   -Зидни ходь! Якись зибиякя выглядае.
   Тормознули, отчего возомнившие себя чуть ни морскими волками, а потому на залихватский манер в раскоряку стоявшие на ногах имки создали дифферент на нос, набежавшей толпой придавив фонарщика, будто благодаря того за бдительность.
  Замыкающая чайка, что без догляда атамана плелась в кильватере, попыталась избежать столкновения, но слишком поздно распознала габаритные огни да сигнал заднего хода... хорошо хоть сугробов навалило, чья пуховая перина не сократила путь торможения, зато смягчила удар. Чайки на пару как подружки, подгулявшие на веселье, вычертив крутой зигзаг, бесповоротно прикончили бы экспедицию, но зарылись в сугробы, намолотив лопастями колес двухсаженные торосы, словно боролись за почетное звание наилучшего снегоуборочного комбайна.
   К своей чести кишивий не стал пенять да выговаривать за столкновение, а прежде обеспокоился делом.
   -Ий, чиловичи! Гдижь туточки дорозя и ни бачиу ли гарного тикиго ифрийтира?- обратился к заметаемому метелью, по грудь в снега ушедшему сторожевому. Мрачноватого вида фигура с явным неодобрением из-под залепленных назойливыми снежинками бровей взирала на свалку чаек.
   -Вот я и стою на дороге, а ифрийтер всего-то горазд, что палить из ракетницы,- не те связи, не корректировки, не наводки... Правила движения не соблюдаете, дистанция где?!
   -О, цей чиловиче знайшол ифрийтиря! А дили куди пить диржяти?
   -Попрем по вешкам: за зря, что ли, люд в сугробах увязает? Эхма!- Атаман не филонил на чайке, а честно, неколебимо как вехавой столбище служил в снеговой купели указателем. По скинутому трапу грузно взобрался на хитповскую «ладью» и с недовольным видом оглядел разгребающих снежные завалы экипажных.
   -В заповедные годы, при императрице-матушке, за дорожно-указательные дела заячьими полушубками жаловали, а теперича даже спасибочки не дождешься!
   -Не до зайцев сейчас, не досуг гоняться за дичью. Да когда в запрошлую зиму последнего косого заполевали, то худющий оказался, хоть три шкуры с него спусти - на рукав не достанет.- Недовольно закряхтел замшелый имка, но от «императрициных» обычаев не отступился.- Вот те крысячий со племянникова плеча – вырос, жердина, из сего гардероба.
   Пулушубок, пускай отменного крысиного качества, но на атамановых плечах по заведенному обыкновению расползся по швам. Однако, возможно, именно соблюдение предписанного классиком ритуала поспособствовало спорому приведению в порядок чаек и дальнейшему продвижению со сбором «вешников», будто подснежников перед женским мартовским праздником, только что матерящихся да дубьем призывно размахивающих.
   Последняя «веха» без боя решил не даваться, а отмахиваясь от докучливых имок, все-то ноздрей фильтровал воздух - учуял, видать, неладное,- и пурга не помехой.
   -Эй, атаман, вели имкам, чтоб не замали да не коптили трубищей - нюх отшибает.
   -Ничего не чую. Чем смердит-то?
   -Подышал бы с мое здешними атмосферами - мигом бы учуял иноземную вонищу.
   Атаман, вновь при ладье, не поленился - надавал рьяным кочегарам по рукам, чтоб не запихивали в топку полуфабрикатное сучье вперемешку с некондиционным лапником. Скинули за борт трап, и в компании прочих купер-зверобоев спустился принюхаться к подозрительному смраду.
   -Ну-тка, дай-кась нюхнуть разок – заморскими джинами, небось, да заманивающими висками пованивает.- Обнюхал сперва ершистого следопыта, но ничегошеньки обнадеживающего не обоняв, настроил нос по ветру, чтобы втянуть полную грудь отфильтрованного снегопадом, но все-то упорно приторного воздуха. Привычные к ветру и простору легкие вонь принимать отказались - атаман с непривычки закашлялся.
   -Точняком, мужики, иноземщиной пованивает. Живо - на ладью, а ты, нюхач - со мной к румпелю, заместо компаса веди по запаху. Пускай не помышляет вражья сыть, что ватагу с путя сшибить возможно!
   Просемафорить флагману - в хвосте плетется,- закапитанствовал атаман на лидере,- «Последнюю вешку на борт принял. Чуток забираем влево - пускай не отстают».
   Кишивий ничегошеньки не разнюхал, потому как нос был короток да картошкою вышел, но доверился чутью атамана и поступил правильно.

   Даже пурга не сумела с концами замести следы вопиющего, вакханального разгула. Разбредшиеся по покинутому стойбищу варнаков имки, находя пустопорожнюю, а то с отбитыми горлышками тару, прельстительную даже в использованном состоянии, от безысходности пытались носы вовнутрь засовывать, но ничего кроме нюхательного удовольствия в ответ не аукалось. Пытались в отчаянии выжать из раскопанных в снегах банок хотя бы чуток содержимого для дегустационного анализа, но лишь воздуха оглашали неблагозвучными, огорчительными вскриками. Атаман же с ватагой, конкретно сориентированной на абордаж, ринулись к испускающему смрад разложения, иностранной конструкции контейнеру. Тот лишь стенками зашатал да на подобии обоев, упившимися в доску клейщиками наляпанных, сложился, подламываясь, как тех же специалистов ветхая стремянка, да окончательно изошел на миазмы, подобно клею, когда еще протухшему в кастрюле с отбитой эмалью и трухлявыми от ржавчины ручками. Ватага, никого не растерзав, аж рыкнула на подобии осерчавшего тигра. К тому же самые рьяные да добычливые успели-таки вляпаться в разлагающееся контейнерное месиво, чтобы с нецензурщиной на устах безуспешно пытаться оттереть загубленные ярко-красочные косоворотки.
   Окутывающая экспедицию вонь нарастала, то запрограммированный на самоликвидацию контейнер, дабы не открыли в его стенах ушлые ворлики производство типа отеля со многими звездочками, выполнив подрывную функцию, подобно любой другой традиционной «помощи» запада, на прощание загаживал атмосферу.
   Поисковики по инерции, вроде как потерянные, а на самом-то деле сосредотачиваясь, бродили, опустив руки, понурив головы, скрипя зубами или тем что от них оставалось, по на глазах заносимому снегом достопримечательному месту. Иногда машинально выковыривали выпотрошенные да растоптанные, но по-прежнему даже в пургу яркие упаковки, а уж воображение радо было стараться, унося под пальмы в края ананасные, где даже элементарная брага доходит на цитрусовых, потому что перебои с картофельными корнеплодами случаются. Вновь вдыхали попеременно одной-другой ноздрей улетучивающиеся, чуждые ароматы, а неустанная фантазия щедрой палитрой малевала знойных красоток со втянутыми животами, с прочими же параметрами - выпирающими.
   -Ух!- прошибала испарина.
   Лишать командировочных законного удовольствия!
   Смурнели имки, плотнее тисков сжатыми кулаками хрустели ватажники - техногенное пепелище ввергало умы в состояние отчаянное, а решительности налетному коллективу занимать никогда не приходилось.
   Не стерпели, выплеснули эмоции - аж метелица застыла в робком недоумении, чуть ни в боязни, чтоб не тронули, потому как ни вой имок, обманутых в исканиях, ни рык ушкуйников, отчаявшихся добраться до супротивника, не предвещали перехватчикам чужого добра ничегошеньки хорошего.
   -Нить, ито ж ни пиридок! Нить, чтибь слидь шукать, а вони виють ик письи дити.
   -Ни тушийся, ифрийтир, зярясь слидь знийдиться, ихь и знийдиться - чуить мое сирдинько!
   Сосредоточенная злость накапливалась, распирала сознания, пока не раздался на смену вою, истошный вопль, подкативший до клапанной крайности:
   -Добычу захапали, беспредельщики поганые!
   -Веди, атаман! Сторицей заплатят вороги, нигде не скроются: из-под снега достанем, из-подо льда выковырнем! Ух, лихоимцы бессовестливые, как только белый свет окрысившуюся сволотню носит, а тьма покрывает делишки обтяпывать?!
   У-у!- вновь глас народен на вытье скатился, дружным унисоном перекрывшим бы гудок любого парохода.
   Осознанная в полной мере, жестокая, несправедливая реальность требовала немедленных, стремительных действий, которые хоть частично поглотили бы выброс распирающей негативной энергии. Не до разведок, когда самозванцы расправляются с законной, легитимной, по праву первой руки имкиной контейнерной переброской. Поэтому, невзирая на пургу, не разбирая дороги, только вперед! Начхать на ловушки да засады, на прочие незначительные неприятности. Отплатить за обиду немедля, за оскорбление, за попрание основ большедорожного кодекса, наконец!
   Чайки рванули со всего пара, нагнетенного в не одушевленные, но пылкие вплоть до горячности, весьма чуткие велению человечьей руки с совковой лопатой, металлические внутренности. Флагман кишивиго шел ведомым, зато атаманов лидер пер без рекогносцировки на местности, без указаний вешек, без ориентации на запорошенные пургой звезды. Ориентировались по наитию, по нюху на утащенные из-под носа иноземные штукенции, по злобе да лютой ненависти, что притягивались станом липового престолонаследника сильней гвоздей - магнитом, алкашей - дармовой выпивкой.

   -Так и есть - ушинское логово! Ишь становище захапали, базарники поганые, потаенное, скрытное,- пока не накроешь - не догадаешься. А хоть копье в пэррезидентский общак вносят ли? Фиг, за сей офшор честные трудники шкурами расплачиваются!- выдал неутешительный ответ на свой же риторичный вопрос замшелый имка.- А ну, ответствуй, тля, чуждым бухлом налитая, куда попрятали заграбленные сокровища?!- Подступил, плотнее некуда, к полонянику, что из караульного возка на «поветше» как по заказу вывалился морозиться в полной «упимшести».
   От сомнений, вызванных вопросами, и от случившейся прежде времени нужды припомнилось, что, вроде, он есть часовой на посту, а потому плевать  на допросы, даже, что в морду получил, не портило хорошего настроения.
   -У-у, ты моя красотуля…- Попытался полоняник смягчить крутой имкин нрав заигрыванием, но не на такого нарвался.
   -Ответствуй, супостат, а то окуну в сугроб - мигом хмель отшибет вплоть до тверезости! Давай, братцы, за шиворот его…
   Но дремавший до поры инстинкт сохранения в организме необходимых «промилле» дал о себе знать и не допустил над пьянствующим субъектом измывательства - как вызубренный пароль до сих пор невнятно шепелявящими устами выпалил:
   -Хабар в ангаре. Одних напоев - выпимки, по-вашему - возов с десяток. Только опохмелиться оставьте...- И с чувством выполненного долга инстинкт вновь покинул часового в приятном состоянии исполнения необременительных служебных обязанностей.
   Горячие головы, имки, стремглав кинулись ангар на взлом пробовать, да куда с кольем супротив ворот прокатного железа? Хорошо хоть супостата не всполошили, не отвлекли от развлечений ворюг ушинских.
   -Не налегай, мужики, не наваливайся! Всем отойти на тридцать шагов и залечь вот так.- Имка ученый, дорвавшийся, наконец, до научных опытов, распотрошил неразлучный, объемистый сидор и убедительней полетной стюардессы уговаривал донельзя разгоряченных единоплеменников прикрыть-таки руками буйны головы.
   -Не учи ученых, профессор!
   -Мы в подрывы хаживали, когда ты, сопля, с горшка не слезал...
   Кабы не сознательная подмога хитпых да трезвомыслящих ушкуйников в количестве двух человек, считая атамана да следопыта с обостренным обонянием, нюхом чующего, чем дело обернуться может - то распаленные налетчики ни просто головы не прикрыли бы, но даже в снег не зарылись бы.
   -Мабуть, пидмичь пидпилить?
   -Ничего-ничего, справимся. Пелемяш и не в такую непогодь толстобрюхов под откос пускал!- Щуплый телом имка пытался прикрыть многоученого, ответственно искру на трут высекающего родственничка от порывов шального ветра.- Перепорции зелья-то соблюл? Как бы в грязи лицом не удариться перед честным обществом.
   -Пропорции объективно-оптимальные, а вы бы отошли, честное слово, фитиль займется - отбежать успеем ли? Ведь запал убыстрен против сырости.
   -Поспеем, племяш, не сомневайся - я шустер, когда паленым попахивает, еще тебе самому подмогну улепетывать.
   Атаман, отгонявший жаждущую возмездия толпу, запыхавшись, подбежал к воротам.
   -Что, скоро ли, а то за народ я более не ответчик: рвутся в бой - как бы без ваших колдовских премудростей амбар не разнесли.
   -Ризнисют, якже, тиж жилизе!- Саданул кулаком в ангарную стену кишивий - та возьми да со ржавым хрустом проломись.- Гм, мабуть, и ризьнисли би, а тильки чиризь воротци надижний.
   -Опыт вступил в заключительную стадию.- Подул на занявшийся трут, потом - на фитиль ученый имка.- Ходу!- Ухватил пожилого родственничка за ветхие одежды и рванул прочь, будто детство с юностью прогонял центральным форвардом, а над энциклопедией корпел в перерывах между таймами.
   Не дали экспериментатору развернуться в полную силу таланта - не загрузили в чайку пару прикаченных к погрузке бочонков, а то не устоять бы ангару - сложился бы примерней холуевриканского контейнера да прихлопнул бы гулящую публику заодно с не уступающим заморской химии смраду разложения.
   Грохнуло - не то слово. Громыхнуло по-настоящему - закопавшиеся в снег сорвиголовы не пожалели, что под принуждением, но последовали совету уж больно ученого собрата, а те, кто не последовал, отлетели, точно букашки, сдунутые в тыл наступательной позиции.
   Пробил час расплаты! Наконец-то вскипевшей злобе не препятствовали на волюшку вырваться. Тут уж главное, чтоб под горячую руку свои не подвернулись, не до сантиментов - зачастую в самый последний момент спохватывались, а то и с опозданием...
   На стороне нападавших извечной покровительницей коварных агрессоров выступала внезапность, против же действовали чрезмерная горячность за компанию с жаждой наживы. За оборонявшихся играло пьяное презрение к опасности, скрещенное с давно созревшим стремлением подраться, а предательски орудовало игнорирование даже самого отдаленного намека на порядок и воинскую дисциплину.
   Будь хитпые с ушкуйниками чуточку хладнокровней да расчетливей, то ни преминули бы воспользоваться хаосом в стане врага и покончили с противником первым же отчаянным натиском. Но полутысячелетняя, ставшая одним из основных инстинктов хитпых ненависть к занесшимся, гоношистыми панам да чуть ли ни маниакальная жадность ушкуйников до добычи, тем более ускользнувшей из-под самого носа, застлали глаза всепоглощающей злобой и алчностью. Вместо того, чтобы тучей ринуться вперед, первые принялись крушить табор, вторые - хапужисто, без разбору прибирать всякое добро, что ни повернется под руку.
   Тех неосмотрительных ушинских, которые по социальному статусу или по упившейся надобности расположились вблизи холодка ангарных ворот, смяло да истоптало вмиг. Сначала досталось от взрывной волны да от галопом проскакавших по раскореженным саням ворот, потом не отошедших от неожиданной ударной тактики пострадавших попрали неделикатной обувью, вбив в подножные грязи окончательно. Добро бы просто затоптали, а то норовили прицельно пинать тех, от кого несло импортной выпивкой, а от кого разило отечественной - те вызывали особое подозрение и получали в рожу дополнительно. Напрасные, неуместные, наивные взывания к милосердию со ссылками на конвенции лишь усугубляли вину, навлекая дополнительный гнев и кару от второго эшелона, от толпой нагрянувших имок.
   Хитпые, позабыв в запале про заветы «Ипимидончинко», действовали на левом фланге, но без хитрого строя, сгрудившись хаотичной массой. Однако, несмотря на неорганизованность, продвинулись, было, вперед вплоть до захвата шатрового хозяйства престолонаследника, но пришлось закрепляться на занятой позиции - назревала опасность окружения.
   -Ифрийтир, хутко ди атиманя, ди тиго клятиго имки: хай вдирють сь флингю, а те голозядо паньство, ишь, холиря ясня, брикиютьси!
   -Ди итиманиви гийдюки, вони вонь бирихильщики, пи визямь визються, чигись шукиюити. Нипьютьси ди гирячки. И дли чиги ним тики сиюзьнички?
   -Якии исть - дригих ни маимо. Вонь пиньство сгуртивилось - зирись вдирять. Хлопти! Зирись ни до цицкив - уси в булави!

   Пара гетманов, изгнанных юбками по причине постылости, презрев в отместку женский пол, возомнили себя лихими рубаками. Вскочив на опустелые бочонки, кликнули призыв - собрали ударный кулак из задир всевозможный мастей: из еле державшихся на ногах спорщиков-кондотьеров, из вздорящих забулдыг, спьяну порешивших, что именно отчаянная сечь привнесет полное удовлетворение от задавшегося вечера. Для комплектации «рыцарского рушенья» реанимировались даже безнадежные пропойцы, которые, врубая «автопилот», очищали в задоре от недогрызенных ошметков шампуры, исправно служившие как кухонной утварью, так и холодным оружием. На скорую руку подзакусив, скакали очумелыми петухами, сбежавшими с постановки «танца с саблями». А тут мало пьющий, блиноликий теоретический идеолог подлил масла в без того полыхающий пламень презрительной ненависти новохозяев к извечным «передельщикам»:
   -Бунтовщики отнимут у общества достижения духовности! Истопчут устои привнесенной оттуда,- указал большим пальцем куда-то за пованивающий зад,- аморальной этики! Варварски разграбят ценности, легитимно изъятые по Западом признанному законодательству. Карать! Карать беспощадно! Расстреливать, сжигать вплоть до газовой атаки!- не пустым посулом, а за обильными яствами стола накопленным потенциалом грозил заявившимся «рейдерам».- Никому не давать пощады! Восстановить институт комиссарских трибуналов! Во имя плодов контрреволюции не медлите - вперед, в контратаку!

   Имки, за криво да  коротконогостью не поспевшие в первые ряды, не прогадали: пусть меньше рож начистили, зато просто-таки утопли в роскоши. Шатровые да кибиточные сокровища потрясали, манили, опьяняли умы, кружили головы просто-таки радикально меняющими жизнь прибытками, возносящими обывателей на потрясающие, заоблачные высоты.
   Ушкуйные, соответствуя избранной специальности, тоже не избежали искуса. Атаман, конечно, соображал: «ох, не делом ватага занимается», но встать препоной на пути собственнических инстинктов не посмел: инстинкты вырабатываются столетиями, передаваясь с генами вороватых предков - куда всего лишь с кистенем переть супротив генетики? Должность к тому же выборная, и если не потрафить, не поспособствовать заграбасть привалившее, то... кому нужен недобычливый атаман? А потому, вдоволь попинав податливых супротивников, писка, будто бабьего, наслушавшись, пустился наматывать на локоть ткани переливчатые, сдирать с подбитого панства расфранченные одежды, шатры подрубать, чтоб короба с пожитками сподручней утаскивать…
   Вдобавок материальным соблазнам, привычно быстро сориентировавшись, жены ангарные, не жалея стараний накатившего вдохновения, внесли в ряды напавших агрессоров телесное разложение - смекнув, что к чему, сочли случай вполне уважительной причиной для внеплановой капитуляции, сменили возмущенную тональность визга на падшие частоты в диапазоне, вполне доступном для широкого круга пользователей, да, завлекая, призывно забрыкались… Чтоб устоять, кремнем нужно родиться да извращенцем выпестоваться.
   В стойком смраде ангара, потеснив сам-воровского хозяина, воцарились три духа. Первый - дух битвы, завывая, носился под сводами, осыпал по недосмотру противоборствующих сторон уцелевших бойцов сосульками. Другой - дух наживы, с воплями вырывал из рук особо ценимое имущество, в ослеплении сдирал с трепещущих телес даже рвань непотребную. И третий, запросто уживавшийся со старшим братьям дух насилия, вторя, подвывал из каждого мало-мальски пригодного для срама закута-закоулка…