Кристалл Заговоренный

              Мне снилось, что я сидел в траве. Вокруг было поле ароматных цветов, а над ними порхала бабочка с огромными фиолетовыми крыльями. Подлетев, бабочка взглянула на меня внимательными глазами, и сказала:
              - Она запуталась. – И с этим протянула листок бумаги. Ее тоненькая ручка тоже была фиолетовой, и бархатистой на ощупь. – Вот приглашение.
              - Куда? – Спросил я.
              - Приглашение в твою душу. Там сегодня разыграется драма. Не забудь заговоренный кристалл.

              Утро было пасмурным и безветренным. Меня разбудил Дотристиар. Он знал, как я не любил рано вставать, и поэтому всегда тянул до последнего. Если отец был дома, то говорил ему, что я «одеваюсь», или «еще не готов», не пуская его в мою комнату, давая мне возможность поспать еще хотя бы лишних полчаса, за что я не мог быть моему учителю более благодарен.
              Я повалялся. Вставать не хотелось. Сел на постели, и взял со стола любимую «Не Отчаяться на Закате.» В голове зазвучал голос Пенециана, и стало немного легче.
«Все больше и больше мне ясна картина мира. Это просто сцена. И что у нас на этой сцене? На самом деле нет времени. Все это – настоящее, прошедшее и будущее – это одно настоящее, которое было искусственно раздвинуто на три, чтобы у нас была перспектива.
И все мы – это не мы, а один я.
              И я один был размножен на все человеческие особи, когда-либо жившие, чтобы сделать мириаду разных поступков в НАСТОЯЩИЙ момент, а потом смотреть на них из настоящего в прошлое, и из настоящего момента думать о будущем. Дерево Ландолинео – мы начали из одной точки, и миллионом разных путей придем назад в одну точку. Что было Одним, станет Одним.
              Нет ни времени, ни пространства, ни «большого количества разных людей». Все это иллюзия.  Реальность только в одном миге СЕГОДНЯ, и в нашей вере в себя. Вере в то, что нам подвластно ВСЕ. Иными словами, сегодня нам подвластно все.
              А также – после нашей смерти не будет не только «Страшного Суда», в который я не верил изначально, но и «разбора - кто как себя вел», в который верили мы с Ливсеттом. Каждый, как во сне, делает что хочет, и таким образом собирает опыт. А потом возвращается Домой, и вываливает опыт в Общую Копилку.»
              - Домиарн, нам надо собираться. – Дотристиар тихо вошел в мою комнату, и поклонился.
Меня всегда так развлекала его почтительность, резко контрастировавшая с тем, как со мной обращались отец с Леталуаном. Я был уже рад не схлопотать от них очередной подзатыльник, и, наверное, умер бы от удивления, если бы Леталуан хоть раз мне поклонился.
              Ой, да, совсем забыл про этого нового учителя, к которому надо ехать домой. Стал быстро одеваться. У дверей уже стояла запряженная карета. Дотристиар открыл передо мной дверцу, и снова поклонился. Я подавился смехом. Все никак не могу привыкнуть.
              В карете он сунул мне что-то в руку. Я развернул ладонь. На ней лежал желтовато-белый камушек кварца. Дотристиар знал, как я любил собирать кварц, и иногда приносил мне особо понравившиеся ему кусочки. Он всегда находил самые изумительные, трогательные пути дать мне знать, как он меня жалеет и любит.
              В доме нового учителя истории было бедно. Нас провели внутрь, и я сел за стол перед безвкусно одетым, аскетического вида человеком. Дотристиар что-то тихо прошептал ему на ухо, и тот закивал, улыбнувшись.
              - Меня зовут Нал.  Возможно, я стану вашим постоянным преподавателем. На чем вы остановились?
              - Заговор Бенеуфа против Кимаариса Второго.
              - И что вы считаете, случилось бы, если бы Бенеуф достиг своей цели?
              - Мы с вами сейчас говорили бы по-тирски, торговля невольниками была бы вне закона, и в целом Бенеуф Первый построил бы гораздо более справедливое государство, основанное на правах человека.
              Где-то за стеной раздался грохот, и приглушенные рыдания.
Нал побледнел. Было, однако, неясно, побледнел он из-за того, что я сказал, или все-таки по другой причине. Я почувствовал, что шоковый эффект от моей крамолы был смазан.
              - Останьтесь здесь, пожалуйста! –  И Нал быстро вышел.
              Я остался бы, если бы не досада нарцисса от того, что у него украли внимание. Это решение оказалось судьбоносным. Я вышел вслед за учителем, а Дотристиар последовал за мной, как обычно – не чтобы остановить, а чтобы защищать, если что.
              В соседней комнате нам предстала интересная картина. На полу, горько плача, сидела девушка, а вокруг нее валялись куски разбитого зеркала.
              - Я больше не могу! Она смотрит на меня! Она... она... – Девушка захлебнулась рыданиями.
              - Акахида, у меня нет времени с тобой возиться! – Нал заметил нас, и его глаза округлились от страха. Здесь была тайна, и он не хотел, чтобы чужие были свидетелями происходящего. Но прогнать нас он не решался, так как еще больше боялся оскорбить сына богатого клиента.
              Ох уж этот крюк человеческого страха. Люди вживляют его своим детям, чтобы за него дергать, и таким образом детей контролировать. Не сделаешь, что я тебе скажу – бойся наказания. Удобно, правда? Дети вырастают, родители стареют и умирают, а крюк остается. И все, что нужно – это накинуть на него веревку, и тягать человека, куда тебе надо.
              - Что вы видите в зеркале? – Спросил я, сев рядом с Акахидой.
              - Оставьте ее в покое... – Начал Нал, но Дотристиар вежливо коснулся его плеча, прося замолчать. Беднягу даже не нужно было пугать тем, что он потеряет нас, как клиентов, если не заткнется. Он уже сам напугался довольно.
              - Сестра... Сестра моя... Смотрит из всех зеркал! Лицо безжизненное... А иногда смотрит как из-под воды – по лицу бежит рябь, и губами шевелит... беззвучно. – Девушка всхлипнула, вытерев слезы длинным, грязным рукавом.
              - Моя дочь – сумасшедшая. – Как бы оправдываясь, прошептал Нал.
              Тоска и отчаяние лились из девушки дивными узорами, образовывавшими вокруг нее ажурную, но прочную решетку. Заглядевшись на эти узоры, я потерял счет времени.
              Очнулся, почувствовав легкое прикосновение руки Дотристиара.
Акахида перестала плакать, и сидела, рассеянно глядя перед собой. Я поднял с пола осколок зеркала, и протянул ей.
              - Где она?
              Акахида коснулась осколка, не взглянув на него.
              - В лесу.
              Взяла меня за руку, вскочила, и потянула за собой.
              - Караин Дотристиар, мне нужно идти.
              - Домиарн, что я скажу твоему отцу?!
              - Придумайте что-нибудь.
              Она шла по дому все быстрее, и вот, наконец, выскочила на улицу, как птица из клетки. Мы бежали по городу к северным воротам. Часы на башне ратуши пробили двенадцать часов дня. У ворот никого не было, и мы промчались под каменными сводами, как будто за нами гнались.
              Наверное, гнались. За ней -  точно гнались все незримые воспоминания, всплески сознания, всполохи чужих деяний. И она убегала, убегала от всего этого. Акахида не выпускала моей руки, и неистово тянула вперед.
              Около часа спустя этого марафона мы достигли опушки леса. Я очень редко бывал за пределами города, и поэтому понятия не имел, куда нас принесло. И моя спутница остановилась, потерянно глядя на переливающиеся всеми оттенками зеленого волны листвы перед нами.
              Я коснулся ладонью ее вспотевшего лба.
              - Отражение... – Тут же прошептала она.
              Нужно было найти озеро или реку, если они тут были. Мы вошли в лес, и шли какое-то время, прежде чем до нас донесся запах воды, ни с чем несравнимый, терпкий, свежий.
              Увидев озеро, Акахида помчалась, чуть не бросилась туда, села у берега, и стала плакать. Я подошел к ней, и какое-то время постоял у воды. Заглянул в озеро, но не увидел ничего, кроме своей физиономии. Нет, она была, конечно, прекрасна, но мы не за этим сюда пришли. А зачем мы сюда пришли?
              Обернулся, чтобы посмотреть, перестала ли она плакать, и, может быть спросить, не стоит ли нам сворачивать эту нашу совсем не отчаянную, не глупую, и виртуозно спланированную операцию... А их на берегу сидело уже двое. Совершенно одинаковых.
              Вторая Акахида, правда, была одета в фиолетовое платье. Она обнимала первую, и ручьи их волос сливались в темную реку, стекающую в только им известное прошлое. У меня по спине побежали мурашки. Главным образом потому, что я понял - Акахида не знает о том, что сидит, обнятая давно умершей сестрой.
              - Вы с сестрой были близнецы? – Спросил я.
              Она вздрогнула на мой голос, и вторая девушка рядом с ней подернулась рябью.
              - Да.
              Неудивительно, что бедняга сошла с ума, глядя в зеркало. Я подошел к ним. Сказать ей про призрак? Может последовать непредсказуемая реакция, а мы одни в лесу, и домой желательно вернуться в том же составе. Я вздохнул, опустив руки в карманы, размышляя. Рука нащупала что-то твердое и холодное. Ах, да, подарок Дотристиара.
              Вдруг призрак сестры Акахиды пошел багряными разводами. Она взглянула на меня.
              - Не озеро, а колодец. Он утопил меня в колодце. Ты хранишь все тайны. Сохрани и мою.
              - Кто утопил тебя в колодце?
              - Отец. – Призрак погладила сестру по голове, закрыв глаза, закачавшись. Ее губы зашевелились, как будто она то ли пела, а то ли молилась. – Он надругался надо мной, а потом побоялся, что расскажу матери... Я пошепчу на кристалл, а ты ей отдай, пусть утешится, пусть живет, пусть будет счастлива.
              Кристалл? Какой кристалл? Мои мысли перепутались.
              - А тело-то? Где твое тело? – Опомнившись, я стал собираться с мыслями. Прибежав сюда я думал, что мы найдем ее тело.
              - Не ищите. Это уже не важно. Подари ей кристалл.
              Внезапно она оказалась прямо передо мной. Свет ее васильковых глаз залил мое и так затуманенное сознание. И все. И она исчезла.
              Я подошел к Акахиде. Она подняла на меня заплаканное лицо. Я сел рядом с ней, и вложил ей в руку кварцевый камушек. Подул ветер, и темно-изумрудная вода озера заволновалась мелкими волнами.
              - Она хочет, чтобы ты была счастлива. – Прошептал я онемевшими губами.

 
              Мой верный Дотристиар умудрился выкрутиться и тут. В тот день он заплатил Налу за три урока вперед, и наказал молчать, что я прогулял первый урок с его дочерью. Леталуан, периодически лично шпионивший за мной, чуял неладное, но лично ничего не видел, и ничего не смог доказать.
              Я ездил заниматься к Налу еще долгие шесть месяцев, пока отец не нашел мне другого учителя. За это время мы с Акахидой сдружились. Она не расставалась с тем самым камушком, и светлела на глазах. Всякий раз, когда она доставала его, улыбаясь, в моей голове раздавался голос, шептавший неразличимые, но нежные слова.
              Ее помешательство прошло без следа. В какой-то момент она намекнула, что хотела бы выйти за меня замуж. Я вежливо отказался, но отметил факт того, что это была прекрасная идея.