Антартида 12. 12. 12 Повесть

                Настоящим мужчинам –
                полярникам!   
               
                Антарктида 12.12.12.

Заседание правительства страны было странным и прежде всего тем, что оно было созвано в кратчайший срок – в несколько часов. Во-вторых, оно было закрытым: ни пресса, ни свои, «белодомовские» журналисты не были приглашены. В третьих, оно было ограничено по количеству участников, можно сказать «ближайший круг»: заместители Председателя и несколько министров. Но на заседание были приглашены директора Росгидромета и института Арктики и Антарктики, а также самый знаменитый в мире, советско-русский, бородатый полярник, Герой бывшей и нынешней страны, Артур Чилингаров.
Полученные поздно ночью сведения озадачили Председателя правительства страны. Он не только не знал, как ответить на полученную информацию, но и с какого конца к ней подступиться. Он не мог даже понять, что это? И для него это было крайне неприятно. Он считал, что о происходящем в стране он знает всё и лучше всех – он любил управлять страной «в ручном режиме», а тут…
Вчера, поздно вечером, в Министерство иностранных дел страны завалились, без приглашения, послы США, Англии и Франции. Они были пьяные и злые. Они требовали подать им российского министра. Вызванный из дома министр иностранных дел так быстро одевался, что, как Райкин, забыл надеть ботинки – в домашних тапочках и приехал, хорошо, что не в пижаме.
Но он был человек, подготовленный к необычности своей профессии, и у него в кабинете всегда были до блеска начищенные ботинки, чистая рубашка и конечно носки. Все же помнили, как один знаменитый американец, разделся на каком-то приёме и показал всем дырявые, дурно пахнущие носки – что значит подружка у того американца была из Азии, а была бы из России, разве такой конфуз мог бы случиться? Да ни в жизнь!
Вначале, послы, каждый по отдельности, кричали на своих иностранных языках: французском, английском и американском, который, как известно, является производным от английского, но англичане его абсолютно не понимают, а как понять, если у американцев всегда жвачка во рту.
Потом, когда послам, по русскому обычаю, поднесли по чарке водки и солёненькому огурчику, они немного успокоились и вытащили из карманов мятые бумаги, которые оказались нотами протеста их стран.
Наш министр, сам длинный, поклонился послам в пояс и ноты принял. Послы ещё хлопнули по рюмашке, спросили, когда им ждать ответ и, получив на непередаваемом по своему колориту дипломатическом языке, что-то невразумительное, пошли, обнявшись, в какой-то закрытый ночной московский клуб, заливать свои чувства, больше похожие на состояние любого посла, вручившего противной стороне объявление о войне.
Министр прочёл ноты, побледнел и срочно начал звонить Председателю правительства страны, благо тот никогда рано не ложился спать и в это время проплывал брассом, а может кролем, очередной километр в своём подмосковном бассейне.
Председатель взял трубку телефона, протянутую помощником, выслушал и чуть не утонул от услышанного. Вынырнул, выплюнул хлебнувшую воду и стал быстро вылезать из бассейна. Вновь схватил трубку и прокричал: «Приезжай!», а помощнику скомандовал: «Вызови сюда министра обороны!»
Через час, разгоняя автомобили и пешеходов мигалками и ревущими, как стадо слонов, сиренами, сопровождаемые милицией, с включёнными на полную мощь «матюгальниками», министры прибыли на дачу Председателя. Некоторые пешеходы старшего возраста, увидев ревущую вереницу машин, сразу вспомнили один давно-давно прошедший летний день, и у них засосало, от воспоминаний и нахлынувших чувств, под ложечкой – они стали глотать валидол и нитроглицерин. Глупая молодёжь  махала банками с пивом, смеялась и свистела в след несущимся машинам…
Хозяин загородного правительственного дома, подтянутый, спортивного телосложения мужчина, одетый в джинсы и рубашку, ходил перед камином и, глядя по привычке куда-то в пол, говорил тихо и зло:
- Это что за хрень? Вы, министр обороны, в курсе о происходящем? У вас под носом, кто-то производит работы, которые грозят международным скандалом, конфликтом, войной, а вы, извините, ни ухом, ни рылом. И вы, министр иностранных дел - вы же в первую очередь разведчик. Почему информация, которой мы в правительстве не обладаем, известна нашим потенциальным противникам? Я вас обоих спрашиваю! Может вы на своих постах засиделись? Вы, министр обороны, мне кажется, только и занимаетесь тем, что торгуете военной землёй. Думаете, не знаю? Знаю, ещё как знаю. А вы министр иностранных дел, всё, наверное, о гаванских сигарах думаете. Я же запретил курить. Это вам не ООН.
Председатель вызвал помощника.
- Значит так. На завтра, на десять утра, назначаю срочное заседание правительства. Пригласите моих заместителей, министра природы, министра здравоохранения, директора Росгидромета, директора института Арктики и Антарктики, тот, что в Петербурге, пошлите за ним самолёт, иначе он в плацкартном вагоне неделю к нам добираться, из-за своей бедности, будет, и моего международного представителя, полярника, товарища Чилингарова. Никакой прессы. Никакой информации… Пошли министры чай пить с малиной, а то и заболеть можно – не лето на дворе.
                ***
Ровно в десять утра Председатель правительства вошёл в малый зал заседаний. Он, как всегда, был одет в отлично сшитый костюм, подчёркивающий его спортивную фигуру, рука была прижата к бедру – стиль старых царских офицеров, от долгого ношения шашки. На правой руке сверкали новые часы. Любил Председатель эти безделушки стоимостью в десятки тысяч иностранных рублей. А за его модой потянулись и министры, и губернаторы, и прочий чиновный люд. Иностранные часовые компании, в основном швейцарские, не успевали выпускать новинки, как их тут же сметали россияне. Понятно, что далеко не все. Но о принадлежности к особому классу – классу российских чиновников и людей приближённых к власти, в стране, можно было судить именно по часам на руке. Желательно на правой.
Присутствующие при появлении Председателя встали. Великолепием и ярким светом заблестели на руках чиновников швейцарские часы, в основном «Патек Филипп» и «Бригге». Среди присутствующих выделялся своей колоритной внешностью, знаменитый герой, полярник с окладистой седой бородой, Артур Чилингаров. В правительстве бороды не носили. Со времён Иосифа Виссарионовича не принято было. Вот если бы Председатель бороду носил, тогда - да, но у Председателя подбородок был гол, как женская коленка.
Председатель махнул рукой в знак приветствия и сел в свое кресло.
- Ну и что вы там, в Антарктиде, наделали, что нам три страны ноты, больше похожие на ультиматумы, предъявили?  Какая буровая, какие двадцать три года бурения? Какое озеро? Какие бациллы и микробы? Какая катастрофа для всего мира? Вы там в своём уме? И что это за тайна, которую они знают, а мы нет? Министр природы, слушаю вас.
- Да я, товарищ Председатель и сам не в курсе об этом эксперименте. Я же всего восемь лет на должности министра, ещё не вник во все вопросы. Может быть, директор Росгидромета расскажет?
- Плохо, что вы не в курсе, товарищ министр. У нас всегда так, чуть что – не в курсе. Я, мол, по-русски плохо понимаю. И о чём вы только в курсе? Как ворьё разное, под ваше непонимание, народную нефть с газом разворовывают? Не надо делать круглые глаза! Где у нас Гидромет? Расскажите, а то я, по простоте своей, всё думал, что вы только погоду предсказываете – палец в окошко высунете и предсказываете. Говорите, мы вас слушаем.
- Да я не особо в курсе. Я Гидрометом командую всего три месяца, а до этого в министерстве обороны служил. Может директор института Арктики и Антарктики расскажет? Это же его люди, там, в Антарктиде, работают.
- Опять двадцать пять – никто не в курсе! Ну, говорите директор Арктики.
- Да и я не особо в курсе. Я директором-то всего полгода, а до этого в ААНИИ никогда не работал. Я тоже в министерстве обороны служил. Может товарищ Чилингаров?
- Боже мой! Никто ничего не знает. Ты министр обороны, чего – своих подчинённых, так на пенсию провожаешь или сокращаешь? Куда ни посмотришь – везде люди из твоего министерства. Они, что у нас в стране самые умные? Хорошо, что у нас есть товарищ Чилингаров. Прошу вас, товарищ Чилингаров, расскажите, что же это за эксперимент, что за буровая?
- Это, товарищ Председатель, в Антарктиде, недалеко от  Южного полюса, на нашей полярной станции «Восток». Станция находится на высоте над уровнем моря три тысячи пятьсот метров, это примерно как пять километров в горах. Температура зимой достигает минус восьмидесяти девяти градусов. Там, подо льдом, на глубине в почти четыре километра, находится подлёдное озеро. Его предсказал ещё академик Капица в 1955 году. Давление там примерно триста атмосфер. От давления и движения льда температура воды достигает десяти градусов тепла. Бурить начали в 1989 году.  Бурим антарктическим летом, то есть нашей зимой. Там содержится пресная вода и содержание кислорода там в пятьдесят раз выше, чем в наших реках. Считается, что оно содержит воду возрастом в полмиллиона лет… и там возможна жизнь.
- Сколько лет? – выдохнули присутствующие.
- Примерно, пятьсот тысяч лет. Бурим уже двадцать третий год. Вначале бурили с помощью бура, как геологи бурят, но на глубине 3626 метров бурение остановили, а в 2008 году оборвался буровой снаряд. Пришлось расширять скважину и применять особый способ бурения. Это даже не бурение – выжигание льда. На конце бура нагревательное кольцо – оно и прожигает лёд.
- И что нам даст эта дырка во льду? – спросил министр финансов.
- Мы узнаем, как менялась погода на Земле за эти пятьсот тысяч лет. А озеро – это ценнейшие данные о природе того периода.
- Во-во, того периода, - сказал министр иностранных дел. – Вот мы ноты и получаем, что вы собираетесь выпустить джина из бутылки. А вдруг там какие-то вирусы, которых на Земле нет? И все мы заболеем и умрём. Это не спид - это что-то хуже. Новая бомба…
- Бомба! – закричал министр обороны. – Так может быть это то, что нам нужно? Не надо тратиться на вооружение. Вылил из бутылки с самолёта над территорией врага и всё! Надо объявить  эту зону нашей военной территорией. Закрыть. Направить войска. Оградить колючей проволокой и поставить вышки. Это где?
- В Антарктиде, на южной макушке Земли? - сказал знаменитый полярник Чилингаров и звёзды Героя блеснули на его груди. – Там температура за минус восемьдесят. Какие войска, какие вышки, какая проволока? Ваша проволока развалится от холода. Туда полярники даже собак не берут. Как вы туда собираетесь добраться?
- Вы, товарищ знаменитый полярник, не беспокойтесь за нас. Вы думаете у нас все в форме от Юдашкина? У нас ещё сохранились и бараньи полушубки, и штаны ватные, и шапки ушанки, и тёплые трёхпалые рукавицы, чтобы удобнее было стрелять во врагов, и валенки. А добираться будем как всегда – десантом!..
- Как же они бурят-то на таком морозе? – спросил Председатель.
- Я уже сказал, что бурят антарктическим летом – тогда мороз пятьдесят градусов. Как? Как всегда на Руси – согреваясь.
- Чем?
- Спиртом. Там чистый спирт заливается в скважину, чтобы не замёрзла. Стопроцентный.
- Такого не бывает, - сказала умная министр здравоохранения. – Только девяносто шесть.
- А там – сто! Я-то знаю – пробовал.
- Всё равно, непонятно – зачем нам это озеро? – спросил министр иностранных дел.
- Да-да, зачем деньги тратить на какую-то дырку во льду? Вон Кольскую сверхглубокую закрыли и ничего. Деньги надо направить на армию. Враг у ворот! – сказал министр обороны.
- Как зачем? Это же можно сравнить с полётом на Марс! – ответил знаменитый полярник.
- Смешно. Зачем лететь на Марс, если Марс – это бог войны, вот он перед вами, - и министр обороны запел: «На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы…»
- Помолчи-ка родственничек, - сказал заместитель Председателя по сельскому хозяйству. – Надо эти деньги направить на сельское хозяйство.
- Вам-то тестюшка чего жаловаться? У вас непаханых земель – вся страна, - сказал министр обороны.
- Ну, подожди зятёк придёшь домой, я тебе покажу непаханые земли, - ответил заместитель Председателя.
- Замолчите, родственники, а то я вас, в соответствии с законодательством, разведу – одного уволю. Родственники-то работать в одной организации не могут, или не знали? – сказал Председатель.
- А мы, что – одни такие? Вон у министра здравоохранения муж тоже в правительстве и ничего, - тихо огрызнулся министр обороны.
- Хватит! Иначе, точно, разозлюсь! Не отвлекайтесь товарищи. Товарищ Чилингаров, продолжайте, - сказал Председатель.
- Станция «Восток» самая холодная полярная станция в мире. Зимовка на Северном полюсе – это Крым, по сравнению с теми условиями, что на этой станции. Добираются туда полярники со станции «Мирная» на особых вездеходах несколько недель, всё с собой везут и, пока полярное лето, летают самолётом. Расстояние от «Мирного» 1260 километров. Выбраться, если что-то случится, оттуда нельзя. Так что зимуют там только одни старые полярники, которые из года в год ездят только на эту станцию. Схему бурения и буровую разрабатывали ещё при советской власти, в Горном институте. Вот двадцать три года и бурят. Как какая копейка появится, так и бурят. Добурились до воды. Денег больше нет, да и сами боимся – вдруг какая неизвестная зараза. В общем - это открытие мирового масштаба. Потому и бесятся в Англии и США. У них там тоже есть полярные станции: Амудсен-Скотт, Берд и с нами по обеспеченности не сравнить, а добурились мы. Так что награждать полярников надо.
- Понятно! Раз такое великое открытие, готовьте поездку правительства на Южный полюс. Утрём американцам нос! Сколько туда лететь? – спросил Председатель.
- До «Мирного», через ЮАР, день. Потом на самолёте до «Востока» шесть часов. Пока там полярное лето и всего пятьдесят градусов, то можно самолётом, но чтобы двигатели не выключать.
- Сколько градусов летом? – спросила министр здравоохранения.
- Всего минус пятьдесят градусов, ну бывает чуть больше - шестьдесят.
- Не поеду! – забилась в истерике министр здравоохранения.
- Поедешь! – строго сказал Председатель. - Хочешь, твоего мужа возьмём с собой? Чего ты переживаешь – министр обороны же сказал, что у него ещё немножко осталось нормальной зимней одежды. Оденем! Я ещё и Юдашкина с собой возьму, но только я его, в его же форму одену. Пусть проверит на себе, что нашил! Хотя, надо бы и министра обороны в новую форму одеть. Кто-то же её принимал? Всё – летим! Все присутствующие летят, и никому не советую брать бюллетень.
- А я то, зачем полечу, на этот чёртов полюс? – спросил заместитель Председателя по сельскому хозяйству.
- Да и мне там делать нечего, - сказал министр обороны. – Там, говорят, даже белых медведей нет. Некого стрелять.
- А мне, тем более, там делать нечего, - сказал министр финансов.
- Женщину то зачем в такой холод? – сказала министр здравоохранения.
- Вот вы то, в первую очередь, там нужны – будете пробу воды снимать, - сказал Председатель.
- Как снимать?
- Обычно как. Всегда же русские врачи на себе болезни и лекарства испытывали. А вы над всеми врачами главная.
- Я не могу. Я беременная!
- Причём здесь беременность – вы, прежде всего, министр здравоохранения! Всё! Я приказываю: все едут. Готовьте поездку!.. И чтобы весь мир знал, что Южный полюс, как и Северный – наш!..
Когда все вышли из кабинета Председателя, министры начали ругаться, да так громко, что из какой-то двери выскочила подслеповатая секретарша и зашипела:
- Вы, что себе позволяете? Здесь же президиум правительства заседает.
На неё и внимания не обратили, прошли в кабинет министра обороны, как члена этого самого президиума.
- Ты же министр природы. Ты-то мог бы всё об этой буровой знать, - сказал министр обороны.
- Я не хочу ехать! Я боюсь лететь так далеко, куда-то непонятно куда, где, говорят, кроме снега ничего нет. Придумайте что-нибудь. Вы же мужчины. Прошу вас, как женщина, - сказала министр здравоохранения и надула губки «бантиком».
- Да ты налей воды в бутылку и преподнеси Председателю – мол, прислали в подарок, можно и не лететь. Какая разница, – какая вода? - сказал министр обороны.
- Я попробую, но вы же знаете – он любой подвох чувствует за версту. Чекист.
- Мальчики, ну прошу вас, решите, что-нибудь, я в долгу не останусь! – сказала министр здравоохранения и опять сложила накрашенные губки в фигурку…
                ***
Шестеро мужчин, в старых полушубках, сидели в построенном из фанерных щитов и досок буровом домике. Одну смену буровиков отправили домой, а на другую смену не было денег, вот буровая и не работала. Полярники только что отправили обратно на «Мирный» последний самолёт и готовились к многомесячной зимовке. Санно-гусеничный поезд из особых антарктических вездеходов ушёл неделю назад туда же на станцию «Мирный». Провожали тепло, очень тепло – голова болела.
- Ты к нам старикам, как попал? – спросил начальник полярной станции молодого парнишку прилетевшего на станцию этим последним самолётом. – Это же «Восток»! Здесь только старики. Санно-гусеничным ты с нами не шёл. Только вот последним самолётом прилетел. Ты какой доктор?
- Зубной врач я.
- Кто? Как зубной врач? А зачем нам зубной врач? Ты чего здесь будешь лечить - зубы? Так у нас их давно нет. Известно же, что на «Восток» с зубами не пускают. Перед отъездом все больные зубы стараются вырвать – никаких пломб! Ну и за несколько лет, никаких зубов. Очень удобно. С нами только хирурги зимуют. Так что - ты-то нам, на какой хрен? А если у нас у кого-нибудь аппендицит, что делать-то будешь?
- Мне сказали, что у вас у всех аппендиксы вырезаны. А болеть здесь никто не болеет – на таком холоде микробы не живут.
- Правильно, микробы не живут, здесь живут только люди. Полярники! Так всё-таки, как ты к нам попал, стоматолог?
- Я не стоматолог, я зубной врач – это вроде как стоматологический фельдшер. А некому было ехать к вам на станцию. Ну, какой дурак поедет на год в Антарктиду, да ещё на вашу станцию? Никакой практики, а деньги – копейки. Наш брат – зубной врач, всегда отлично зарабатывал, а сейчас особенно. Сейчас оклад – тьфу. Главное, что сверх оклада. Ну, вы понимаете, что я имею в виду?
- Да понимаем. Только зачем ты то поехал?
- А я развёлся с женой, ну и решил передохнуть от семейной жизни. Деньги меня не интересуют. Я зубным врачом за пять лет прилично скопил. Я и ехал то на «Мирный», а ваш доктор сам заболел - аппендицит, вот мне и предложили.
- Понятно. Эх, нет с нами Лёни Рогозова. Я с ним зимовал на «Новолазаревской». Вот доктор был – от Бога! Он сам себе аппендицит вырезал. Самолёт не могли к нам прилететь. Санька Артемьев с Зиновием Теплинским крючки и зеркало держали, да инструменты подавали. А он руками, без перчаток, разрез сделал и его – аппендикс, достал и удалил. Он орден за эту операцию получил. Заслуженно! А, перед тем, как себя прооперировать, всем на станции, аппендиксы вырезал. Нас там была чёртова дюжина – тринадцать человек. Только мне не успел – зимовка закончилась. Ему всего-то было двадцать семь лет, а мы все его уважительно называли: «Леонид Иванович». Вот сейчас, что-то ноет в правом боку. Может грыжа, так она у меня в мошонке? Как тебя зовут?
- Алексей.
- Вот, что Лёха – ты никуда не суйся и лучше обо всём спрашивай. Шага не ступай без разрешения. Здесь можно, с дури, выйти на минутку, на улицу, а потом войти и выплюнуть лёгкие. Понял?
- Да.
- Хорошо, Алексей. Будем звать тебя «док». Не возражаешь?
- Нет.
- Тогда давай знакомится. Запомни, здесь все питерские. Ты сам, питерский?
- Нет, с Владимира.
- Так ты и не полярник, и не питерский?
- Командир, не забывайте, и я не питерский, с Амдермы, - сказал один из бородатых мужчин.
- Правильно, Костя с Амдермы. Ты, док знаешь, что такое Амдерма?
- Кто-то по пути, пока в Антарктиду добирались,  жалостливо так пел: «Амдерма, Амдерма – ты пятнышко родимое, у Карского моря, на обветренной щеке…» И так печально, что реветь хотелось.
- Запомнил! Итак, я начальник станции Борис Борисович Матюжков. Что прикажу – то и делаешь. Можешь называть меня «командир, или начальник, или Борисыч», последнее не для тебя – молод ещё. Понял?
- Понял.
- Дальше. Александр, радист, Бог морзянки. Константин, океанолог, гидрохимик. Евгений, астрофизик, Иван, инженер-мерзлотник. У нас здесь, как в космическом корабле – полная взаимозаменяемость. Ты у нас док и повар.
- Почему повар?
- Так тебе здесь делать-то нечего. У нас всегда доктора – повара. Ты готовить-то умеешь?
- Нет.
- Попробуй только что-нибудь несъедобно приготовить – выгоним в одних кальсонах на мороз, через пять минут ты станешь евнухом. Потом привезём в Россию, как самый лучший золотой голос – Басков рядом не стоял. Понял?
- Понял, - грустно сказал доктор Алексей.
- Так, где же эта бочка, такую мать? Посветите. А вот она! – радостно воскликнул начальник станции.
В углу балка стояла, забросанная всяким строительным и прочим хламом, бочка с намалёванным черепом и костями и надписью «Яд!»
- Знаешь, что это такое, док?
- Яд.
- Да? Спирт это стоградусный.
- Такого спирта не бывает. Медицинский спирт девяносто шесть градусов.
- Умный, но не совсем, - сказал океанолог Константин. – Спирт бывает стоградусным, но он набирает сам воду и становится девяностошестипроцентным, при этом выделяется тепло. А тепло – что? Химическая реакция. Ты, док, со мной в этих вопросах не спорь – я же химик.
- Так, помогите повернуть бочку, - сказал начальник.
Все бросились к бочке, как к амбразуре. Повернули.
- Вот она! – радостно сказал начальник.
В десяти сантиметрах от дна бочки была неприметная замазка из жвачки.
- Иван, ты инструмент взял? – спросил начальник.
- Так точно, командир, - сказал Иван и достал из-за пазухи тонкую пластиковую трубочку.
- Тогда приступай к операции.
- Отойдите граждане, не мешайте, - сказал Иван.
Он наклонился, отскрёб примерзшую жвачку, и в бочке появилась маленькая  дырка, из которой, по стенке, потекла струйкой жидкость. Иван, с трудом, вставил трубку в отверстие, и струйка стала ровно вытекать из её конца.
- Посуду! – сказал он.
Костя, химик, протянул котелок. Котелок подставили, и струйка жидкости из бочки бодро побежала, звеня, в алюминиевую емкость. Все, затаив дыхание, смотрели на бегущую струйку. Даже дышали тихо. Когда котелок был почти полон, Иван произнёс:
- Пломбу!
Астрофизик Евгений, выплюнул на ладонь жвачку и протянул Ивану. Трубку аккуратно удалили, а на дырку наложили жвачку.
- Лучшее средство для заклеивания дыр в Антарктиде. Проверено практикой! – сказал Евгений.
- Как в операционной! – восхищённо сказал док.
- А ты, как думал – многолетний опыт не пропьёшь, - сказал начальник станции.
Все, с котелком, отошли на середину буровой, поставили в кружок ящики и сломанные стулья. Начальнику станции досталось продавленное кресло. Кружки, в большом количестве, валялись в балке. Чувствовалось, что они часто применялись и терялись также часто.
- А почему так сложно - дырка, трубка, котелок? – спросил док.
- Понимаешь, док – это спирт, который заливают вот в эту скважину, чтобы она не замёрзла. Бочки закатывают прямо на заводе, и открыть их можно только специальным ключом. Мастер бурильщиков с этим ключом спит в обнимку, улетает и забирает с собой. Они думают, что мы не знаем, что это бочки со спиртом, а мы тихонечко, ручным свёрлышком, дырочку просверлили и пользуемся. Так, Костя, наливай, у тебя глаз – алмаз, - сказал Матюжков.
Все сдвинули кружки на импровизированном, составленном из ящиков, столе. Евгений достал из-за пазухи закуску – чёрный хлеб с салом.
- Док, придётся тебе научиться печь хлеб. У нас с ним всегда напряжёнка, - сказал начальник станции.
- Придётся, - грустно сказал Алексей и вздохнул.
- Так, чем запивать будем? – спросил Матюжков.
- Снегом, наверное, - сказал док.
- Ты, док не влезай в разговор – ты ещё не полярник, слова не имеешь, - сказал начальник станции. - И не вздумай этот снег даже лизнуть. Он имеет такую же температуру, как и воздух. Это не снег – это алмазная крошка. Твой пищевод в кровавую кашу превратится. Эх, помню, зимовал я, по молодости, на «Беллинсгаузена». Рай не зимовка. Температурка – Крым, Сочи. В случае чего вывезут без проблем. Рядом чилийцы зимуют. В гости ходим друг к другу, не смотря на то, что у них Пиночет правил. Чилийцы вообще считают, что Антарктида их территория, даже семьями живут и детей заводят, свидетельства о рождении выдают «Родился в Антарктиде». Мы у них всё вино выпили, а они к нам придут в гости и становятся со стаканами к сатуратору. Док, ты знаешь, что такое сатуратор?
- Нет.
- Да откуда тебе знать. Это ящик такой с баллоном с углекислым газом, ставишь стакан, копейку бросаешь – газированная водичка бежит, три копейки – газировка с сиропом. Вот они у нас копейки сшибали и пили, как лошади. У них, в Чили, таких автоматов не было.
- А, я видел в кино про Шурика. Этот?
- Да. Я на следующий сезон привёз новый автомат и им подарил. Радость, восторг! Они нас вином завалили. А через год, когда я  уже здесь, на «Востоке», зимовал, узнал, что чилийцы автомат выбросили на помойку. Им руководство отказало в вине, так как посчитало, что у них есть русский самогонный аппарат для изготовления вина. Вот бы сейчас сюда этот аппаратик!
- Командир, а это то что? – Константин показал на кран, торчащий из буровой трубы. На кране висела металлическая пломба.
- Кран… точно, кран. Они, наверное, добурились до озера и кран поставили?
- Я думаю, - сказал инженер Иван, - они дошли до озера, заглушку поставили, а в неё трубку. Трубку вытащили наверх и кран насадили, а в скважину спирт залили, чтобы не замёрзла. Бочки-то из-под спирта все пустые. Если бы ты, командир, в прошлый сезон, не закатил в угол, да не закидали всяким хламом эту бочку, они бы её точно вскрыли. Мы же все видели - они с канистрами отсюда улетали.
- Блин! Сколько же там, в скважине, спирта, если глубина почти четыре километра? – сказал астрофизик Евгений. Придём домой, посчитаю.
Костя порылся в мусоре и нашёл мятую алюминиевую глубокую тарелку. Все встали и подошли к крану. Кто хотел, перекрестился. Матюжков положил руку к груди и прижал к сердцу, спрятанный во внутренний карман, партийный билет уже несуществующей партии, а про себя произнёс слова молитвы.
- Что с пломбой будем делать? – спросил он.
- Не беспокойтесь. Это не пломба – херня! – сказал Иван. Достал из кармана кусачки и перекусил проволоку. – Когда уезжать будем я всё восстановлю.
Костя открыл кран, и из него полилась чистая, прозрачная вода.
- Ну, с Богом, - сказал начальник  станции, - никогда ещё не пил воду, которой полмиллиона лет.
- Сколько? – спросил док.
- Пятьсот тысяч лет! Ещё никаких динозавров на Земле не было. Наливай, Костя.
- А кто будет первый её пить? – спросил Александр.
- Я, вначале, думал, что я - я же начальник станции. Но у нас есть док, который как доктор, человек бесполезный – он и будет пить первый. Чувствуешь док, какое доверие мы тебе оказываем.
- А может лучше снегом? Наберём и растопим.
- Решение принято. Начальник здесь я! А на полярных станциях, как в армии, приказы командиров не обсуждаются.
Все сели на свои места.
- А может командир, можно без воды? – сказал жалобно док.
- Ты же Алексей – доктор, - сказал Костя, - и должен знать, что если ты выпьешь стоградусный спирт, то он заберёт воду из твоего организма. Наступит обезвоживание, и ты можешь умереть!
- Да-да, Костя прав! – сказал начальник станции. – Ты можешь умереть! Всё, пей док!
Доктор отхлебнул из кружки спирта и открыл рот, из глаз его не бежали слёзы – они остекленели. Он умер!
- Чёрт! – закричал начальник станции. – Забыли, мать вашу – он же не полярник и не хирург, не умеет спирт пить! Лейте ему воду в рот!
Костя схватил тарелку, Александр обхватил голову дока сзади и задрал её лицом кверху, Иван и Евгений схватили дока за руки и Костя вылил всю тарелку в рот доктора. Из-за рта повалил пар.
- Я же сказал – химическая реакция с выделением тепла, - сказал Костя.
Доктор обмяк. Полярники подвели доктора к стулу и посадили. Док так и сидел с остекленевшими глазами и с открытым ртом.
- Может я зря его первым заставил пить? Всё-таки не полярник и не хирург, опыта в таких делах ноль! – грустно сказал начальник станции.
- Поздно командир. Будь, что будет. Если помрёт, скажем, что самостоятельно вышел на воздух – замёрз, отогревали, растирали спиртом, но не смогли спасти, - сказал астрофизик Евгений.
- Ладно! Ну, давайте продолжим.
Костя с лёгкостью управлялся с котелком и кружками. Химик! Воды вновь набрали и с удовольствием, на выдохе, выпивали спирт, закусывали салом и занюхивали хлебом – берегли, а вода была божественная, особенно, когда понимаешь, что ей полмиллиона лет.
Сидели часа два, не больше. Вдруг доктор очнулся, открыл глаза и произнёс ровным трезвым голосом:
- Я сосчитал!
- Чего сосчитал? – спросили хором.
- Сколько спирта залили в скважину.
- И сколько?
- Двести сорок четы целых и девять десятых литра. Плюс-минус погрешность, литров десять.
- Ты, док как это сосчитал, если ты ничего о скважине, да и об озере не знаешь? – спросил Александр.
- Не знаю. Налейте ещё.
- Ого! – сказал Костя, – наш доктор быстро привыкает к хорошему.
Док чуть-чуть выпил и сразу запил большим количеством воды, после чего, отдышавшись и смахнув слёзы, спросил:
- Правда, а что это за скважина?
- Ты же сосчитал объём спирта? – сказал Костя.
- Я не знаю, откуда эта цифра в моей голове. Просто появилась и всё!
- Ладно, слушай, - сказал начальник станции. – Про это озеро ещё выдвинул гипотезу в 1955 году академик Капица. Начали бурить в 1989. Бурят летом, нашим, антарктическим. В 2008 году бур оторвался. Пришлось расширять скважину до 14 сантиметров. Иностранцы выступили против и пришлось сменить технологию бурения – лёд не бурят, выжигают особым кольцом. По-видимому, достигли озера, раз шланг вывели и кран поставили. Вообще-то – это открытие мирового масштаба – вода возрастом полмиллиона лет! Представляешь док, как тебе повезло!
- Не уверен.
- Не переживай – мы все, в случае чего, рядом с тобой ляжем. Запомни – для полярника нет лучшей могилы, чем остаться здесь во льдах Антарктиды. Тысячелетия пойдут, а твоё тело всё будет нетленным. Считай – бессмертие!
- А что… отсюда домой не увозят?
- С Антарктиды – нет! В этом-то и прелесть: нет этой херни со слезами, могилками и венками. Слёзы высохнут, цветы завянут, могилки разрушатся, тебя забудут, а ничего нет более неприглядного, чем неухоженные могилы. На Западе, говорят, за могилами надо ухаживать и платить. Не платишь – сносят. Потому и порядок. Налей, Костя, - сказал Матюжков.
Все сдвинули кружки.
После очередной порции спирта, док спросил:
- А что, в Антарктиде зимуют одни питерские?
- Зимуют разные люди, но в основном питерские. Потому в Питере институт Арктики и Антарктики и музей. В Антарктиду же раньше ходили только кораблями из Ленинграда, да северный морской путь управлялся из Ленинграда. Так что, владимировец Алексей, к макушкам планеты ближе всех Ленинград. Кто бы чего не говорил, а нравится мне это имя у города. А насчёт «непитерских», то Алексей Трёшников с Ульяновска, Василий Семёнович Сидоров, где-то со средней полосы. Оба Герои Социалистического труда. Сидоров шесть раз зимовал на Северном полюсе, и пять раз в Антарктиде, в том числе здесь на «Востоке». Я с ним зимовал. Вот мужик был!..
- А я думал, что самый знаменитый полярник, этот с бородой, депутат, герой, Чилингаров? – сказал захмелевший док.
- Нет, конечно, Артур, наш, полярник, питерский, блокадник, но… он начальник! Он и зимовал-то один раз на СП и то льдина раскололась. Но прославился, объявив станцию первой комсомольской и послал соответствующую поздравительную телеграмму то ли на всесоюзный съезд комсомола, то ли на съезд КПСС. Потом в Тикси работал, вот у Кости в Амдерме начальником был, затем в Москве, в союзном Гидромете, а потом, здесь в Антарктиде, «Сомов» спасал, – Героя Союза получил, а вторую звезду, за то, что флаг российский на дно Ледовитого океана поставил. Многие считают, что вторую – не за что. Он человек публичный – ему на людях надо быть, а на станции, даже на «Мирном», к концу зимовки полярники видеть друг друга не могут. Ему уже не выдержать. Но он счастливчик – над ним какая-то звезда висит. Он из тех, кто за ручку игрового автомата дёрнет, и три семёрки выкатятся. Не Артур бы, то, возможно, никаких бы и станций полярных уже не было. Нынешние правители страны и не вспомнили бы, что мы, русские, были первыми в освоении и Северного, и Южного полюсов. Так что он на своём месте. Ты думаешь, почему мы одним составом из года в год на «Востоке» - потому что с другими не уживёмся. Это ведь как в космос на год!.. Ну, давайте обмоем своё прибытие. Здравствуй родная, любимая станция!..
Начальник станции Матюжков встал, все, даже пьяненький док встали и выпили, ударившись кружками.
- А представляете, как сейчас мы будем мыться? Воды-то - залейся! – сказал Иван.
- Я как знал – побольше веников прихватил, - сказал Евгений.               
                ***
Ближе к ночи, взяв с собой котелок со спиртом и кастрюлю воды, полярники, прикрыв лица шарфами, перешли в свой дом, представлявший собой одноэтажное, построенное из деревянных панелей здание, какие бывают у геологов в тундре. Только больше. В доме у каждого была своя кровать, а у начальника диван. В конце домика находилась небольшая кухня, с плитой, работающей от баллона с природным газом. В центре помещения стоял стол и стулья, в одном углу, на отдельном столике, стояла ламповая рация с ключом для азбуки Морзе. В другом углу стоял стол, на котором громоздились какие-то колбы, пробирки, бюретки на железных штативах. Это было хозяйство океанолога  Константина. В третьем, на столе стоял какой-то непонятный прибор. На нём делал какие-то измерения астрофизик Евгений. В четвёртом, опять громоздились пробирки и измерительные приборы. Это был стол мерзлотника Ивана. К домику полярников примыкали пристройки, в которых работал дизельный генератор и был склад для продуктов. Опасаться за еду было нечего – ничего живого на тысячу километров от станции не было. Снежная Луна! Да, ещё была самая главная и самая любимая постройка на любой полярной станции – баня. Небольшая, три на три метра, но с электрическим камельком обложенным настоящими речными камнями. И были берёзовые и дубовые веники. Прежде чем помыться нагревали большую бочку воды, растапливаемой из снега.
Придя в свой дом, полярники, раздевшись, стали пили чай с сухой малиной и привезёнными сюда, на южную макушку планеты, уже засохшими, но от этого не менее вкусными, домашними пирожками, испечёнными любимыми, заботливыми руками их жён из далёкой северной страны. Полярники знали, что ностальгия по дому бывает в первую и в последнюю недели зимовки.
- Ну вот, первый день прошёл, - сказал начальник станции. - Осталось триста шестьдесят пять. Ох, что-то у меня нехорошо в животе. Побаливает справа. С непривычки, наверное, или переволновался от радости, что приехал. Для меня Антарктида – дом родной. Давайте ложится спать.
Вдруг заработала радиостанция. В динамике раздалось:
«Мирный вызывает Восток. Восток ответьте Мирному. Мирный…»
- Чего это они во внеурочное время? – сказал радист Александр, и сев за стол, одел наушники, произнёс:
- Восток на связи. Слушаем вас Мирный.
- Восток, где начальник станции Матюжков?
- Здесь, рядом.
- Восток, настройтесь на волну «х», вам будет передано экстренное сообщение.
Радист Александр покрутил ручки рации, настраивая её на нужную волну. Взял карандаш и когда в наушники полились точки и тире, стал записывать. После окончания приёма зашифрованных данных, отбил ключом сигнал, что информация принята. Никто не спал. Начальник ходил из угла в угол, курил трубку и нетерпеливо поглядывал на радиста, ожидая, когда он расшифрует полученную информацию. По мере расшифровки на лбу Александра проступал пот, который он смахивал ладонью, лицо его то краснело, то становилось смертельно бледным. В конце концов, он ещё раз перечитал, то, что получил, поставил дату и время и протянул расшифрованную радиограмму начальнику полярной станции, сказав в наступившей полной тишине:
- На ваше имя, Борис Борисович.
Начальник станции взял радиограмму, отошёл в сторону, одел очки и начал читать, шевеля губами, потом снял очки, лицо его было бледным, он с дрожью в голосе спросил радиста Александра:
- Ты правильно расшифровал?
- Всё точно. Я перепроверил.
- Что – война? – спросил пьяный док.
- Хуже, товарищи! – сказал начальник станции. – К нам едет Председатель правительства страны.
- Зачем? – спросили вмиг протрезвевшие полярники.
- Открывать пробуренную скважину!
- Когда, командир?
- Через неделю, - начальник станции загнул пальцы, - двенадцатого декабря!
- Двенадцать, двенадцать, двенадцать! – сказал Александр. – Календарь народа Майя на этой дате заканчивается.
- Мы не Майя и не в Америке, - сказал Матюжков.
- Боже мой! – прошептал с восхищением док. – Сам Премьер приедет.
- Не Премьер, а Председатель правительства. Не вздумай такое ляпнуть ему при встрече. Впрочем, тебя док можно и изолировать – ты на полярника не похож. У тебя даже бороды нет. Я подумаю.  В бане запрём... Они сообщают, что прибудет целая делегация: Председатель, заместители Председателя, министры и куча журналистов и сопровождающих. Три самолёта АН-74. Одиннадцатого прилетят сотрудники аппарата правительства для подготовки встречи.
- Знаем мы этих сотрудников – КГБ! – сказал Иван.               
                ***
Следующие два дня были полностью посвящены уборке домика. Вынесли весь ненужный хлам и мусор, помыли полы и посуду, на столах сверкали химические колбы и склянки. Благо воды было достаточно – носили из буровой вёдрами. Все работали без устали, отрываясь только на приём пищи, которую готовил док. А готовил он отвратительно плохо. Прибирались, но не забывали выполнять все исследовательские работы, ради которых они проделали такой огромный и тяжёлый путь из России, сюда на южную макушку планеты.
За поздним, почти ночным чаем, док спросил:
- А что это за домик маленький там стоит?
- Это туалет! – сказал Евгений.
- Как туалет? Как это делать на морозе? Там же оно замёрзнет?
- Там применялась другая система туалета. Вырывалась круглая яма. На неё ставился домик,  с «очком». Над ямой железный круг, с ручкой для поворота, всё падало на этот круг – замерзало моментально, потом отбивали ломами и круг переворачивали, и так пока яма не заполнится. Потом домик переносили. Сейчас вот в тепле! – сказал Матюжков. – Читать и слушать, надо было моего друга Юру Сенкевича. Земля ему пухом! Он всё это здорово описал.
- Боже мой! А когда восемьдесят?
- Человек ко всему привыкает. Док у меня что-то живот болит, посмотри.
Все насторожились. Матюжков лёг на диван и оголил живот. Док, неумело ткнул в живот пальцами.
- Ой! - вскрикнул Матюжков.
- Беда, товарищи! – сказал со страхом, побледневший док. – Кажется это аппендицит?
- Говорил же я Рогозову – удали! Не успел. И что делать док?
- Не знаю, Борис Борисович, я ведь не хирург, я даже не врач, я и скальпель-то в руках не держал, так, несколько раз накладывал швы при кровотечении после удаления зуба. И всё!
По домику пронеслось, страшное, неслышимое слово: «Беда!»
- Надо холод положить на живот и хирурга вызывать! – сказал тихим голосом, поникший док.
От холода Матюжкову стало немного лучше, и он уже хотел отменить сеанс связи, но доктор воспротивился и настоял, чтобы Александр связался с «Мирным». Он заявил, что если срочно не прооперировать Бориса Борисовича, то может начаться перитонит и…
Состоялся сеанс радиосвязи.
- Восток вызывает Мирный.
- Мирный на связи.
- У нас чепе. Начальник станции заболел. Подозреваем аппендицит.
- Восток, так у вас же доктор есть. Пусть оперирует.
- Какой доктор? Вы кого к нам послали, он же зубной врач?
- И что? Клятву Гиппократа давал – пусть лечит.
Радист Александр повернулся к доку.
- Ты, док, клятву врачебную давал?
- Нет. Я же не врач.
- Мирный. Он клятву не давал, он не врач.
- Как не врач?
- Он зубной врач, вроде фельдшера.
- Ни хрена себе. А кто его к вам послал?
- Вы с Мирного и прислали.
- Да?
- Вот вам и да. Давайте высылайте врача-хирурга самолётом, пока зима не наступила.
- У нас нет самолёта. Единственный самолёт сломался, ждём запасные детали. Должны привести кораблём, через два месяца. Придётся вам ждать одиннадцатого декабря. Тогда к вам прилетят помощники, ну вы сами знаете кого.
- Вы что – это же пять дней! Доктор говорит, что может, начаться перитонит и… сами понимаете.
- Ничем не можем помочь. Можем проконсультировать вашего врача?
- Док, тебе консультация нужна?
- А, что она мне даст? Я никогда и никого не оперировал. Я даже ни разу не видел, как это делается!
- Мирный. Доктор говорит, что она ему ничего не даст. Он ни разу не видел, как это делается.
- Ну, подождите пять дней. Без паники. Мы подумаем, как вам помочь. Держите нас в курсе. Но рассчитывайте на собственные силы.
- Может с санно-гусеничным связаться, развернуть?
- С ними связи нет, да и доктор-то самолётом от вас улетел.
Все с грустью смотрели друг на друга. Бессилие железной рукой схватило за горло этих сильных духом людей. У всех появились слёзы на глазах.
- Слушайте, а у Льва Толстого этот казак-то от ранения в живот, чем лечился? – сказал Евгений. - Порох с водкой пил. Может, попробуем?
- Не смеши Женя. У нас и пороха-то нет. А чем закончил тот казак? – сказал Матюжков.
- Не помню.
- Вот то-то!.. Вот спиртика бы выпить – болеть меньше будет. Док, можно?
- Есть нельзя, выпить можно.
- Спасибо, док. Ребятки накройте стол.
Полярники быстро придвинули к дивану стол и стали нарезать хлеб, колбасу, сало.
- Док, сбегай, пожалуйста, принеси воды.
- Я сейчас, мигом!
И доктор, схватив ведро, выбежал из домика.
- Пока дока нет, я вот, что вам скажу. Вы ребята на доктора не обижайтесь – он же не хирург. Он даже не врач – одно название. Эх, пропала Антарктида. Мы уйдём и всё, не будет нашей страны больше в Антарктиде! Шестьдесят лет коту под хвост. Никто зимовать не хочет. Давайте выпьем. Если что со мной – вы знаете, что делать…
Вошёл доктор с ведром воды.
Скажите, - спросил доктор, - а от предыдущих докторов инструмент хирургический остался?
- Тебе зачем, док?
- Надо оперировать командира. Я же врач.
- А меня-то ты, доктор, спросил? – сказал Матюжков. – Неужели ты думаешь, что я под нож к тебе лягу?
- Ляжете. Ещё и просить будете.
- Ты док, лишнего, что ли там, на буровой, хлебнул?
- Ну, если и хлебнул, то водички. Где инструмент?
- Поищи там, где слесарные инструменты. У нас же доктора всё с собой везут, – оторопело сказал начальник станции. – Ребята покажите ему. Тут же на станции с предыдущей экспедицией… был хирург, может что осталось? А ты, правда, Алексей, решил меня оперировать?
- Я обязан! Но вы мне спиртика-то немножко налейте. Но только немножко, чтобы голова свежей была. И всем вам советую не перебирать – работа для всех найдётся.
- Что-то там, на буровой с доком произошло? Какой-то он не такой, необычный, - сказал Евгений.
Доктора проводили в угол, где лежали книги, видеофильмы. Доктор перебирал книги и, взяв две из них, громко сказал:
- То, что надо! Оперативная хирургия. Хирургия органов брюшной полости.
Матюжков полулежал на своём диване, держа завёрнутый в полотенце кусок льда на больной области живота. Полярники сидели за столом и грустно переговаривались.
Доктор перерыв весь стол, шкафы, подошёл к столу.
- Разрешите доложить, товарищ начальник полярной станции.
Все остолбенело, смотрели на дока.
- Давай, разрешаю, - сказал серьёзным голосом Матюжков.
- Я собрал необходимый инструмент и шовный материал. Часть у меня с собой была. Стерильные бинты мы используем на салфетки и тампоны. Мне нужны все чистые простыни. Здесь даже есть три медицинских операционных халата. Помните фильм «Знахарь»? Я его один раз, случайно, видел. Я сейчас всё прокипячу, потом залью спиртом, потом высушу на морозе. Сами же говорите, что здесь нет микробов. Инструменты я подобрал, отмоем, прокипятим и обожжём в спирте. Кстати, спирта нам много понадобится – надо, чтобы Иван набрал. И воды побольше надо принести. Завтра будем оперировать.
- А наркоз, док? – удручённо спросил Матюжков.
- Так у меня новокаина достаточно. Я же зубной врач. У меня с собой и новокаин, и стерильные тампоны, и пара зажимов, и скальпель, и иглодержатель с иголкой, и кетгут с шёлком имеется. Я когда к вам собрался забрал на «Мирном», сам не знаю зачем. Остальное я здесь нашёл. Ещё один вопрос – кто боится крови?
- Честно признаюсь – я боюсь. Я в обморок упаду, – сказал Константин
- И я, честно, боюсь, - сказал Евгений.
- Тогда, ты Константин и ты Евгений будете работать санитарами.
- Хорошо.
- Значит так, Борис Борисович ничего больше не есть. Пить воду можно, но немножко. С утра ничего не пить. Оперируем завтра утром.
- Док, ты чего это здесь раскомандовался? – спросил начальник станции.
- Всё что касается медицины – это моя компетенция, товарищ начальник полярной станции. Прошу мне не мешать и приказать всем полярникам помогать мне.
- Я не могу смеяться – у меня живот болит, но ты мне напомнил Рогозова. И чего тот у меня аппендицит не вырезал?
- Вот мы завтра и исправим эту ошибку, – сказал доктор Алексей.
- А если я откажусь?
- Не имеете права! Я обязан сделать всё возможное для вашего спасения. Всё будет хорошо.
Весь оставшийся вечер и полночи док мыл, чистил, кипятил, вымачивал в спирте, вымораживал. Остальные полночи он, как студент-отличник, штудировал наизусть технику операции удаления аппендикулярного отростка.
Никто ночь не спал. Помогали мыть и стирать. Ходили курить в дизельную – в жилом доме док курить запретил.
Начальник станции не спал из-за усилившихся болей. Он понимал и все понимали, что док - единственная надежда на его спасение.
Док несколько десятков раз показал каждому полярнику его роль и действия во время операции. До автоматизма не довёл, но всё-таки к утру получалось уже неплохо…
Утром начальнику стало совсем хреново, он стал стонать, заговариваться, просить ещё спирта, прощаться со всеми, требовал лист бумаги и ручку, чтобы написать завещание.
Весь домик вымыли. Два стола сдвинули, вымыли щётками с мылом, промыли спиртом. То же самое сделали и ещё с одним столиком, который док назвал «инструментальным».
Док разрешил Матюжкову выпить чуть-чуть спирта, после чего тот с лёгкостью согласился лечь на стол.
Док, вначале, заставил простерилизовать руки своим помощникам-ассистентам и одел их в халаты и маски. Иван стал за стол, а Александр за приставной «инструментальный» столик, где лежали завёрнутые в стерильную простыню инструменты и операционные простыни. Все подняли, как учил док, руки до уровня груди и так замерли. Док намылся, не жалея обработал свои руки спиртом, оделся, попросил Костю и Евгения завязать ему сзади халат и маску. Накрыл живот Матюжкова простынью с разрезом, смазал видимую часть живота йодом и спиртом и сказал:
- Новокаин! Скальпель! Засеките время. Больной не бойтесь, всё будет хорошо!
Операция аппендэктомии заняла от разреза, до наложения последнего шва двадцать минут! Док ювелирно сделал разрез, раздвинул ткани, вскрыл брюшину, вытащил отросток, который был багрово-вишнёвого цвета и толстым, как сосиска, сказал: «Флегмонозно-гангренозный», наложил на брыжейку отростка зажимы, прошил, отсёк, перевязал у основания и удалил отросток, наложил кисетный шов, погрузил культю и с такой же ювелирностью зашил рану. Иван держал крючки, Александр подавал инструменты. Все работали автоматически. И это за двадцать минут! Никто в обморок не падал! Вряд ли такой аппендицит, с такой скоростью и с таким качеством, смогли бы прооперировать в любой клинике мира. Даже под наркозом!
Начальник станции Матюжков во время операции вдруг продекламировал:
«Пока вы здесь в ванночке с кафелем
Моетесь, нежитесь, греетесь, -
Он в холоде себе скальпелем
Там вырезает аппендикс…»
Это док, Высоцкий о Лёньке Рогозове написал!
После чего Борисыч начал петь песни, а на вопрос: «Как  себя чувствуете, больной?» - отвечал: «Прекрасно, доктор Рогозов».
Полярники с осторожностью перенесли и уложили Матюжкова на диван, положили холод на рану и, переодевшись и убрав всё с операционного стола, налили спирта в кружки, чокнулись и сказали только одну фразу:
- Ну, ты док даёшь! Как ты это смог сделать?
- Не знаю! Но без вас, уважаемые коллеги, я бы не смог ничего сделать. Спасибо вам, - ответил зардевшийся доктор Алексей, так и не понимая, как он мог сделать операцию, которою он не видел ни разу в жизни.
И все с огромным удовольствием выпили.
Начальник антарктической полярной станции «Восток» Борис Борисович Матюжков безмятежно, посапывая спал.
                ***
За два дня до отлёта в Антарктиду, к Председателю напросился на приём министр природы и, войдя в кабинет, протянул закрытую банку с водой.
- Вот, товарищ Председатель, вода из того подземного озера в Антарктиде. Прислали.
- Хорошо. Молодцы. Отдайте на анализ.
Министр мялся, явно желая, что-то сказать.
- Что у вас ещё? – спросил Председатель. – Только коротко, у меня очень много дел.
- Я хотел спросить, по просьбе товарищей, конечно, раз воду уже доставили, может быть не надо лететь, туда на полюс, Южный?
- Как это не лететь? Вы не понимаете политического момента! Дело не в воде, которую вы принесли, дело в буровой. Мировой скандал назревает! Мировая война на носу! Я раздумываю над тем, закрыть или оставить буровую, а он не ехать? Иди, собирайся! И возьми с собой парочку буровиков, что ту скважину пробурили.
- А они-то зачем?
- Ты, что совсем? Я же тебе сказал – назревает мировой скандал. Может, воевать прикажешь? А чем? Палками? Понял?
- Понял, - грустно сказал министр природы и вышел из кабинета Председателя.
Больше всех из-за провала миссии министра природы была расстроена министр здравоохранения.
                ***   
Беда не приходит одна. Через день после операции, ночью остановился дизельный двигатель. Дизель на станции «Восток» - это сердце станции, это сердце полярников.
Станция быстро стала остывать. Что было свободно, из тёплых вещей, положили на больного начальника станции. Все бросились заводить сердце-дизель.
- Ты, док, своё дело сделал прекрасно, теперь нам не мешай. Ну, если только рюмочку налить, чтобы не околели, - сказал Иван.
Два дня полярники трудились: разобрали, почти до ротора, дизель, перебрали и перемыли все детали, собрали, запускали и перезапускали. И когда температура в домике достигла уже минус двадцати градусов, дизель завёлся. Не раздеваясь, выпив спирта, полярники упали в кровати и заснули.
Начальник полярной станции не спал. Он мучительно переживал эти два дня, что не может помочь своим друзьям. Лежал, на морозе, под одним одеялом и страдал.
- Вот также, однажды, здесь на «Востоке» двигатель не могли запустить и это было прекрасно написано в повести Володи Санина «Семьдесят два градуса ниже нуля». Я Володьку хорошо знал. Искромётный мужик был. Клад смеха! О полярниках лучше его никто не писал! И вот вам – второй раз, - сказал задумчиво Матюжков и затянулся трубкой.
- А вам не холодно, Борис Борисович? – спросил док.
- С сегодняшнего дня можешь называть меня «Борисыч», странно, но мне не холодно.
- И мне. А ведь в доме минус двадцать. И ребята спят без одеял? Что-то непонятное?
- Я тоже думаю, что что-то происходит? Непонятно что, и почему? А как хорошо со светом-то жить, а не со свечками. Не слишком ли много испытаний для начала зимовки? То ли ещё будет? О, Господи!
На следующий день, Матюжков потребовал собрать совещание. Все взяли стулья и придвинулись к дивану с полулежащим начальником станции.
- Я хочу вас всех поблагодарить за спасение станции и спасения наших жизней. Вы молодцы! Но у меня к вам вопрос. Вы обратили внимание, что с нами что-то происходит? Доктор прекрасно провёл операцию, которую никогда в жизни не видел.  Вы ему отлично помогали, хотя вам этого никогда не приходилось делать. Дизель полетел, и вы два дня без отдыха устраняли аварию. На морозе. Сейчас на градуснике минус десять и посмотрите на себя - мы все спокойно сидим в одних свитерах, и никто не говорит, что ему холодно. На станции, что-то происходит? Я хочу услышать ваше мнение. Говорите.
- Знаешь, Борисыч, мы уже обсуждали эту тему, когда ремонтировали дизель и пришли к единому мнению – это связано с водой! Мы все пьём воду из скважины. Может она обладает какими-то неизвестными свойствами? Всё-таки пятьсот тысяч лет, давление триста атмосфер, повышенное содержание кислорода? Мы же не знаем, что ещё в ней может содержаться, - сказал Александр.
- Я начну сегодня её изучать, - сказал Константин.
- И я. Посмотрю на магнитно-физические свойства, - сказал Евгений.
- И я, как мерзлотник, а значит специалист по структуре воды, снега и льда - сказал Иван.
- Я всё боялся сказать – думал, не поверите, посчитаете, что я того, - покрутив пальцем у виска, сказал док, - но когда не было света, и я ходил ночью за водой, то там где труба из земли выходит, свечение какое-то необыкновенное. Я думал, что у меня это со спирта. Но два дня подряд. Вот.
- Пора этим заняться серьёзно, - сказал Матюжков. –Послезавтра прилетает первый самолёт. Надо принять. Прошу всех об одном – ничего никому о воде не говорите. Если будут спрашивать – не брали, не пробовали.
- Так на первом самолёте не Председатель же с министрами прилетят, а эти – которые красоту здесь наводить будут.
- На всякий случай – воды наберите. Иван пломбу восстанови. Там видно будет. Бочку со спиртом прикройте мусором...
                ***
11 декабря 2012 года прилетел первый самолёт.
Самолётом прилетели десяток подтянутых высоких молодых безусых людей, в красивых тёплых куртках. Когда руководитель группы вошёл в дом полярников, он поёжился от холода и спросил:
- Вы как здесь живёте? В таком-то холоде?
- Вот так и живём, в таком вот холоде, - сказал Матюжков.
Он уже мог сидеть на своём диване. Но док ещё запрещал ему ходить.
- Тогда мы лучше разобьём палатку – они у нас особопрочные - выдерживают пятидесятиградусный мороз. Там у нас нагреватели. В ней Председатель будет давать интервью. Мы вам мешать не будем. Покажите нам только, где буровая. Мы с собой материалы привезли, будем приводить её в порядок, чтобы съёмку телевизионную нормальную провести. Продукты, вода у нас с собой, можем поделиться. И как вы в таком холоде мужики живёте? Я бы на один день не остался, а вы – год! Вам, что - золотом платят?
- Если мы сообщим вам нашу зарплату, вы, товарищи, работать перестанете! – сказал Александр.
- Нам на «Мирном» сказали, что у вас проблема с врачом, оперировать кого-то надо? Если это так, мы свяжемся с Москвой и сообщим.
- Всё нормально, справились своими силами, - сказал Матюжков.
- Ну и хорошо. Кстати, вам к приезду Председателя надо приодеться. Ну не в этом же старье встречать Председателя правительства.
- Так это и выходная и рабочая одежда в одном лице. У нас здесь танцев не бывает, - сказал Евгений
- Вам принесут пять курток. Когда прилетит Председатель, пожалуйста, оденьте их – вас будут снимать западные журналисты, да и Председателю будет приятно.
- А почему пять? Нас же шесть, - спросил Александр.
- Так командир-то у вас, лежачий. Ему не надо.
- Ребята, покажите товарищам, где буровая, - сказал начальник станции.
Прилетевшие молодые люди и правда, не мешали. Они работали, почти без перерыва, превращая буровую в уютное помещение, больше похожее на офис: выкинули ящики и старую мебель, деревянный пол устелили зелёным ворсистым ковролином, мусор, лежащий вдоль стен, отгородили двухметровыми пластиковыми светлыми панелями, поставили искусственные цветы и пальмы. Для большей освещённости установили два ярких светильника, какие применяются при авариях на железных дорогах. Они хотели их подключить к дизелю полярной станции, но Иван воспротивился, сказав, что генератор и так «дышит на ладан», и если это сделать, то самолёт Председателя можно сразу разворачивать обратно и начинать экстренную эвакуацию станции. Среди прибывших людей были, по видимому, и люди не только умеющие держать оружие, но и инженеры. Один из них, по приказу своего начальника, сходил в дизельную, вернулся, покачал головой и сказал:
- Я такое видел только когда учился в институте, на курсе истории дизельных двигателей. Я даже затрудняюсь сказать какой это век.
У прилетевших были свои маленькие, все в импортных наклейках, электрогенераторы – их и подключили. И вообще у этих людей, наверное, только пистолеты были российского производства, да и то, навряд ли.
Флаг Советского Союза с флагштока сняли и хотели выбросить, но вмешался Евгений и забрал, сказав, что это реликвия. Флаг со смехом отдали и повесили трёхцветный, бывший торговый российский флаг.
Всё было готово к прилёту Председателя правительства.
Никто из полярников не спал, ворочались, вздыхали, вставали покурить. Матюжков, полулежал, всю ночь курил трубку, и время от времени тяжело вздыхал. Рано утром он спросил:
- Док, может можно ходить?
- Я не могу вам этого разрешить. Ещё день-два. Вы же хотите остаться над нами начальником, а не улететь на самолёте сопровождения в «Мирный».
Матюжков смирился – станция для него была дороже, да и он надеялся, что прилетит Артур Чилингаров и обязательно постарается показать Председателю, как живут полярники…
                ***
Наступил знаменитый или знаменательный день - двенадцатое декабря две тысячи двенадцатого года – последний день человечества по древнему календарю исчезнувшего народа Майя. Вот странно: сами исчезли, а календарь оставили?
Один за другим на снежную полосу приземлились три самолёта АН-74. Был небольшой морозец – градусов сорок. Пятеро полярников стояли в сторонке, в красивых красных куртках, с эмблемой герба родной страны на левой половине груди. Премьер, видимо по привычке, был без шапки. Из прибывших сразу узнались министр обороны, который был одет в белый тулуп и валенки и, завёрнутая с ног до головы в чернобурку, министр здравоохранения. Выделялся своей окладистой бородой Артур Чилингаров. Новых начальников Росгидромета и ААНИИ полярники не знали. Зато узнали съёжившего от холода, одетого в новую военную форму знаменитого российского модельера. Тот и так-то был мал ростом, а от лёгкого мороза совсем скрючился. Других министров, а тем более послов США, Франции и Великобритании полярники отличить не могли. Послы были одеты в солдатские меховые полушубки, шапки со звёздами и унты. Журналисты были одеты вразнобой – кто как, но ярко и, в основном, в куртки с тоненькой синтетической подкладкой, вроде той, что была одета на знаменитом модельере. Все прошли в надувной дом, где была произведена телевизионная съемка и где Председатель дал первое интервью, сказав, что он горд за свою страну достигшей небывалых высот, то есть глубин в освоении планеты. Телекамеры стрекотали, журналисты наперебой рвались задать Председателю главный вопрос, что будет со скважиной, которая вызвала такую панику в мире, на биржах и усиление военной напряжённости, в то время, когда необходимо всем объединится пред угрозой главного врага человечества – международного терроризма?
Председатель ответил коротко: «Подождите!» и что-то ещё сказал о мирном освоении Арктики и Антарктики, о свободном безъядерном белом континенте. К Председателю подошёл руководитель, на день ранее прилетевших  молодых людей, и что-то тихо сказал, после чего Председатель произнёс: «А сейчас давайте пройдём на буровую». Все обрадовались, что наконец-то они увидят это русское чудо и, главное, наступит конец другому чуду – морозу. Особенно этого момента ждали журналисты и модный модельер, который, уже не срываясь, потягивал из фляжки, прихваченный из дома дорогой французский коньяк.
Все, толпой, прошли на буровую. Буровая блестела и сверкала в свете мощных светильников. Вдоль голубоватых панельных стен стояла стильная мебель, в катках зеленели пальмы. От работающих ламп и тепловых генераторов было тепло. Пятеро полярников прижатые где-то у входа удивлённо смотрели на дело рук человеческих: как быстро и красиво всё было сделано. Мешал только док, который почему-то уже с утра был… пьян! Он всё время икал и порывался протиснутся поближе к Председателю. Пришлось полярникам его прикрыть своими телами. Председатель, стоя у буровой колонны с краном, говорил вновь о триумфе российской науки, о трудностях освоения Антарктиды и, наконец, сказал то, что все от него ждали:
- Надо, конечно, попробовать эту великую воду. В голове не укладывается – полмиллиона лет она ждала этого момента. (При этих словах министру здравоохранения стало плохо и ей дали понюхать нашатырь.) Но мы не будем этого делать. (Министр встряхнула белыми кудрями и улыбнулась, сложив губки «бантиком».) Мы возьмём воду на анализ, а чтобы не было мирового раздора и страха человечества перед неизвестным будущим, мы закрываем скважину… навсегда. (Все захлопали в ладоши.) Может кто-нибудь хочет попробовать водичку? Вы будете первыми. Ни до вас, ни после вас никто её не попробует. Смелее.
Смелых, среди присутствующих, не оказалось.
- Приступайте! – сказал Председатель и молодые люди в спецовках с надписью «Россия» подкатили небольшую, крутящуюся, бетономешалку, сняли колонну и обрезали идущий из глубины отверстия, шланг, и вылили бетон в отверстие. Все захлопали в ладоши. Засверкали блики фотоаппаратов.
Председатель пошёл к выходу, но его по пути к самолёту, догнал Артур Чилингаров и что-то сказал.
Председатель сказал:
- Простите товарищ Чилингаров, я с этим полётом всё перепутал и забыл. Такое расстояние. Пойдёмте.
Председатель правительства повернулся и пошёл к домику полярников.
                ***
Температура в домике была всего пять градусов. Минус.
Председатель оглядел прибранную, чистенькую большую комнату.
- Здравствуйте, уважаемые полярники! – сказал Председатель. – Однако, холодно у вас. Кто из вас начальник станции?
- Я, - сказал Матюжков и хотел встать.
- Лежите-лежите. Мне товарищ Чилингаров, по пути сюда многое о вас рассказал, и о станции тоже. Я очень рад вас видеть Борис Борисович. И я необычайно рад здесь, на станции «Восток» побывать. Расскажите мне, немножко, о станции и людях работающих здесь.
- Мы, товарищ Председатель зимуем здесь год. Я восьмой раз. Это будет рекорд. Нас шесть человек. Александр, он бог радио, Константин – океанолог, Иван – мерзлотник, Евгений – астрофизик, а Алексей – доктор.
- Это он вас прооперировал? Говорят, что он не хирург?
- Да. Они все вместе меня оперировали.
- Какие вы молодцы! Какие вы мужественные люди. Товарищи, покажите мне станцию.
И Председатель пошёл смотреть станцию, а полярники, поочерёдно рассказывали ему о своей работе. Особо заинтересовала Председателя научная работа Евгения, которая предполагала посылку сжатого до доли секунды радиосигнала по магнитному волнам Земли.
- Мы сможем, к примеру, сигнал из Москвы отправить в определённую точку мирового океана, где находится наша подводная лодка, и никто не сможет этот сигнал засечь. И мне кажется, в последние дни, я очень сильно продвинулся в решении этой задачи. Сам не знаю почему?
- А почему вы сидите здесь, на Южном полюсе, а не в научном институте в Москве?
- Так я третий год здесь зимую. А где ещё изучать магнитные процессы, если не на магнитном полюсе?
- Молодец!
Пока Председатель шёл к следующему полярнику, Чилингаров тихо спросил у Матюжкова:
- Почему, Борисыч, у вас так холодно?
- Так опять двигатель полетел. Сейчас тепло, а было минус двадцать. Еще раз полетит и всё – надо закрывать станцию!
- Чёрт! Я об этом Председателю скажу.
- А он поймёт?
- Он – поймёт!
Председатель, впервые в своей жизни, увидел и услышал от людей так много о снеге и льде, о погоде, о климате планеты, об экологии и значении полярных станций.
- Вы слушаете? – спросил он сопровождающих его заместителей и министров.
Министр здравоохранения, закутавшись в шубу, ходила со всеми вместе, но явно не слушала. Модного модельера среди сопровождающих не было. Они убежал греться.
Чилингаров что-то сказал Председателю – у того изменилось лицо от удивления.
- Не может быть? – сказал громко Председатель.
Председатель прошёл к дивану, где лежал Матюжков и сказал:
- Смотрите министры на этих людей. Они одни из самых достойных граждан нашей страны. Как сказал поэт: «Гвозди бы делать из этих людей. Не было б в мире крепче гвоздей!»  Это о них, о полярниках!
Председатель пожал руку начальнику станции.
- Давайте, мы вас заберём с собой?
- Ни в коем случае. Я ведь здесь, как командир на корабле: первым поднимаю флаг и последним опускаю флаг!
- Да! Командир должен быть с нами! – сказали хором полярники.
На глазах Председателя навернулись слёзы. На него смотрели шесть пар серьёзных мужских глаз. Окладистые бороды и усы подчёркивали мужественность лиц. Правда, у одного из полярников глаза немножко косили и рот, из-под редкой щетины, кривился, но всё равно, это были одни из самых сильных духом людей, которых когда-нибудь встречал в своей жизни Председатель.
К Председателю подошёл командир самолёта и по-военному отрапортовал:
- Товарищ Председатель правительства, надо улетать – за бортом минус шестьдесят.
- Как? - со страхом в голосе, не выдержав, вскрикнула министр здравоохранения. -  Только что было сорок!
- Это, мадам – Антарктида! И не просто Антарктида – это станция «Восток»! – сказал тихим голосом начальник полярной станции Матюжков.
Глаза Председателя заблестели гордостью. Он повернулся к сопровождающим и сказал:
- Товарищ министр обороны, дайте шесть Орденов Красного Знамени.
- Боевых? – спросил министр.
- А каких ещё? Они здесь, как в бою, на передовой, защищают честь нашей Родины.
Министр залез в портфель, в котором, что-то стеклянно звякнуло, и достал шесть красных коробочек.
Председатель всматривался в усталые лица полярников, протягивал коробочки и приговаривал:
- Всё что могу!.. Спасибо!.. Молодцы!.. Всё что могу!..
Стоявший во втором ряду док, всё-таки награду получил, протянув  тонкую руку из-за спины Константина.
Начальнику полярной станции Председатель положил коробочку на грудь. Потом снял часы и протянул.
- Огромное спасибо! А это от меня лично!
Матюжков, с дрожью в голосе, сказал:
- Спасибо, товарищ Председатель правительства! – посмотрел на часы и непроизвольно, с восхищением произнёс. – Золотые. С надписью «От Президента»?
- Правильно, от Президента. Пока перезимуете, приедете домой, а я уже Президент! Правда, выборы выиграть надо?
- Выиграете! – сказал Матюжков.
- Вы так считаете? Почему?
- Потому что, сегодня последний день по календарю Майя. А вы находитесь в месте, где жизнь протекала миллионы лет и не менялась. Самый длинный календарь и самый правильный. Он не искусственный, он природный. Так что для вас, да и для многих других здесь, сейчас, начинается новая точка отсчёта в этой жизни, новый календарь.
- Ура! – крикнул пьяный доктор.
- А нам награды? Мы тоже страдали и мёрзли, - сказал министр природы.
- Всех, прибывших со мной моих заместителей и министров, награждаю орденами «За заслуги перед Отечеством» четвёртой степени, а министра здравоохранения дополнительно медалью «За отвагу!» - сказал Председатель.
- Ура! – опять закричал пьяный доктор. – Да здравствует Верховный главнокомандующий!
- Ну, я ещё не Верховный, но скоро им буду.
- А мне награду? – раздался тихий голос полярника Чилингарова.
- В каком смысле? – спросил Председатель.
- Так у меня есть «За заслуги».
- А в этом смысле. Тогда я думаю «Андрея Первозванного» вам подойдёт.
- На «Андрея Первозванного» согласен! Служу России! – чётким голосом ответил знаменитый полярник, и звёзды Героя зазвенели у него под красной «Аляской».
- А чем у вас тут пахнет? – спросил вдруг Председатель.
- Спиртом! – сказал пьяный док, и Костя не успел его удержать - док вывалился из строя.
- Так! – сказал строго Председатель.
- Вы его извините, товарищ Председатель, он во время операции надышался спирта, а сам человек непривычный, первый раз зимует, вот и развезло немножко, - нашёлся начальник полярной станции.
- А, понятно! Кстати, скажу вам - скважину мы закрыли навсегда. Она демонтирована. Пусть уж лучше не будет скважины, чем военные действия. Пару литров воды, конечно, взяли на исследование. Так что не беспокойтесь. С этой стороны всё хорошо. Все бочки с ядом, что были на буровой, мы вывозим, включая использованные. Сами понимаете – экологическая безопасность в Антарктике, прежде всего! Сейчас ваша станция самая чистая, среди всех полярных станций мира, и это зафиксировали прибывшие с нами послы и западные журналисты. Я думаю, вы этому очень рады! Ещё раз товарищи, спасибо вам, от лица Родины, за ваш труд… К сожалению, надо улетать, пора… Счастливо вам зимовать. Полетели товарищи.
- Счастливого полета, товарищ Председатель правительства! – хором сказали полярники.
Председатель, пожал руку начальнику станции, сказав: «Выздоравливайте!», вышел из домка, и пошёл к ревущему двигателями самолёту. Пятеро полярников вышли проводить Председателя. Когда самолёт Председателя с заместителями и министрами поднялся в воздух, к полярникам подошёл молодой человек, руководитель первой группы и сказал:
- Снимайте амуницию, господа. Она на складах министерства природы числится.
Полярники распрощались с красивыми куртками, и ушли в дом.
- Так, где у вас тут спирт? – спросил вошедший полковник, в тулупе и погонах.
- Так там, на буровой, бочка с черепом и костями, - сказал пьяный док.
- Сволочь! – вырвалось у Матюжкова. – А ну улетай отсюда, к такой матери!
- Не поеду! Не имею права больного бросать. Не можете вы мне в этом случае приказывать. А спирт пусть забирают – будем честно зимовать. И вообще они спирт ещё вчера целый день искали! Смущала только надпись. А сегодня, видите, по приказу Председателя всё грузят не разбираясь. Там-там, товарищ военный, бочка на буровой в углу, забирайте.
Полковник убежал.
Полярники, одев свои полушубки, вышли из домика. В самолёты загружали привезённую мебель и бочки, а также пластиковые панели, светильники и кадки с пальмами, бетономешалку. Двое военных катили к самолёту из буровой их родную бочку к костями и черепом…
Самолёты взревели двигателями и, разбежавшись по тысячелетнему снегу, взлетели и полетели на «Мирный».
- Эх, дать бы тебе сейчас, да жаль, командир болен. Но запомни – ты никогда не будешь полярником. А я-то думал, чего ты всю ночь пропадал, да и инструмент у меня пропал? А ты напоследок напился спирта, сволочь, и остатки воякам продал. Гад, ты! Пошли мужики к командиру. А ты, док, стой здесь, - сказал зло Иван.
- Не имеете права – там мой больной! – ответил док.
- Не пойдёшь ты с нами. Мёрзни здесь, - сказал Костя.
Все, кроме доктора, вошли в дом и приблизились к дивану с лежащим начальником станции.
- Вот и обмыть ордена нечем! – сказал с грустью Александр.
- А всё он! – показал пальцем за дверь Константин.
- Да, ладно, вы его не ругайте он не особо и виноват. Они и у меня вчера выпытывали - где спирт? Про оставшуюся бочку мастер бурильщиков, что прилетел, знал – он и рассказал. А тут ещё приказ Председателя. Надо было бочку на свалку утащить.
- Я посмотрел - они и со свалки бочки из-под спирта, что с черепом и костями, в самолёты загрузили. И куда столько влезло? – грустно сказал Евгений.
Все вздохнули.
Дверь открылась и в домик, сгибаясь от тяжести, вошёл доктор, таща двумя руками перед собой железную канистру.
- Ты, что док, бензин раздобыл? Зачем сюда тащишь? – спросил Матюжков.
Доктор отвернул горловину и по балку разнёсся запах спирта.
- Спирт? Спирт! – воскликнули все. – Откуда?
- Так они искали бочку и уже нашли, да ушли отдыхать, а я ночью почти всё и сцедил.
- А, вот куда у меня инструмент пропал! – весело сказал Иван.
- А куда вы, доктор, его спрятали, если они даже с помойки бочки увезли?
- Я, вначале, и думал спрятать на свалке. А потом подумал: «Где искать не будут?» и утащил в старую уборную, о которой ещё Юрий Сенкевич писал, и вы рассказали. Они с помойки-то все бочки с намалёванными костями забрали.
- Ну, ты молодец, доктор! – сказал начальник станции. - Хоть двадцать литров, да наши.
- Почему двадцать? Шестьдесят! Там, в бочке, литров пять осталось не больше. Я же всю ночь сливал. А кружки-то где?
Все быстро забегали, придвинули стол к дивану с командиром. Порезали сало и хлеб. Поставили котелок со спиртом и кружки, достали и бросили ордена в котелок.
- Не растают? – спросил доктор.
- Нет! У меня их, вместе с этим, три. Всегда так обмывали. А запить нечем – каюк скважине! – сказал Матюжков.
- К сожалению, командир, ты прав, - сказал океанолог Костя.
Все удручённо вздохнули.
- Но мы, - продолжил Костя, - успели заполнить ей всё ёмкости в бане.
- Там сколько?
- Куба два будет.
- Здорово! Хватит на всю зимовку. Когда же вы успели?
- Тоже вчера, но вёдрами. Эти, которые там, на буровой блеск наводили, на нас даже внимания не обратили, спросили только:
- Что это за вода? Пить можно?
- А вы что?
- Мы им сказали, что это техническая вода, не питьевая, для бани. Они и потеряли к нам всякий интерес.
- Товарищи! Как же я вас уважаю! – сказал с дрожью в голосе начальник станции. - А тебя док, вдвойне! Из тебя настоящий полярник получится!
- Не, я ещё подумаю, стоит ли здесь мёрзнуть, когда вся жизнь там, в России.
- Да, конец полярникам – никто не хочет зимовать! – с горечью сказал Матюжков. - И всё-таки жаль, что больше не будет этой удивительной воды. Можно было бы весь мир лечить от разных болезней. Ну, хотя бы детей.
- К сожалению, вы неправы, командир, - сказал Костя. – Я вчера закончил исследование воды по разным параметрах и хочу вам всем сказать, что ничего особо и необычного в её составе нет, даже большой объём растворённого кислорода улетучивается, как только прекращается давление. По-видимому, её удивительные свойства проявляются только в условиях станции «Восток», и то временно. То, что они привезут на исследование, окажется простой, чистой ледниковой водой! Никаких особых полезных свойств она не имеет, кроме чистоты, и минералов в ней содержится меньше, чем в простой водопроводной.
- Ты хочешь сказать, что та тонна воды станет просто водой?
- Я думаю, что уже ей стала.
- Её свечение, наверное, связано с необычным явлением для воды – кратковременным собственным магнитным полем. Я изучил. Но этот эффект проявляется в течение нескольких минут, после поступления из скважины… – сказал Евгений.
Все грустно вздохнули.
- Чего вы носы повесили? – сказал начальник станции и стал загибать пальцы. – Смотрите. К нам прилетал сам Председатель правительства и будущий Президент страны – раз. Ордена получили – два. Водички целебной попили и никто до нас и после нас, её уже не попьёт – это три. У нас есть запас воды и не надо топить снег и, в конце концов, мы можем по-настоящему помыться в бане, а такого не было с пятьдесят седьмого года – это четыре! Так что - давайте обмывать наши ордена! Тащите воду. Наконец-то, по-настоящему изучим – есть реакция стопроцентного спирта с водой или нет!..
Когда выпили, командир попросил вынести его на воздух. Полярники посадили Матюжкова в кресло, накрыли полушубком и вышли на мороз.
- Друзья, прошу вас, сделайте доброе дело – повесьте флаг страны, а то эти ребята даже флаг с собой забрали.
И начальник полярной станции достал красный флаг уже несуществующей великой страны.
Флаг подняли под крики «Ура!» Громче всех кричал док и потому сразу осип.
- Бегом в дом – лечится! Не хватало ещё, чтобы доктор заболел, - скомандовал начальник полярников и все, весело засмеявшись, пошли продолжать обмывать ордена.
                ***
Остальные месяцы зимовки прошли как-то обыденно. Зимой морозы достигали восьмидесяти градусов, но дизель исправно работал, пару раз чихнул и всё. Вода закончилась и перешли на снег. Спирт был. За неделю до окончания зимовки все перестали друг с другом разговаривать. Потом прилетела смена. Все стали обниматься, выпили «на посошок», оставили остатки спирта своим остающимся на год товарищам и полетели в «Мирный», где пробыли неделю, и полетели дальше, домой, в Ленинград…
После Кейптауна лететь стало совсем легко, а когда полетели над Европой, поняли – дома.
- Ну что док не передумал – поедешь с нами на следующий сезон?
- Извини, Борисыч, но я, как то этой романтикой, этим экстримом сыт по горло. Я, наверное, не из того теста сделан, и лучше поживу в городе, потолкаюсь среди людей, в лес схожу, просто так или за грибами, на рыбалку съезжу, просто так, и рыба мне не нужна. Я понял одно - жизнь так прекрасна, что это белое безмолвие не для меня. Одного разика вполне достаточно, чтобы это понять. Да и зубной врач я, даже не стоматолог. Мне письмо в «Мирный» пришло – приглашают в лучшую клинику во Владимире. Так что я остаюсь жить на материке.
- Жаль. Придётся нам искать нового доктора. Наш-то, которого прооперировали, тоже сказал, что больше не поедет. Я с ним на «Мирном» разговаривал.
- Знаешь, Борисыч, я тоже больше не поеду. Меня приглашают возглавить гидрохимическую лабораторию в Архангельске. Так что я переезжаю из Амдермы в Архангельск. Точнее – переехал. Жена уже и вещи перевезла в новую квартиру. Ждут меня там. Так, что извините друзья, но я бросаю якорь, - сказал океанолог Константин.
- А меня приглашают американцы, - сказал Александр, - возглавить совершенно новое направление в теленаблюдении с помощью автоматических станций. Буду их устанавливать на Севере и в Сибири. Перспектива – безграничная. Представляете – людей не надо будет – все параметры погоды автоматически передаются в Центр, так ещё и с видеокартинкой. Зарплата – нам и не снилось. Жена радуется! Даже дачу купила – цветы разводить.
- Что и на «Востоке» такую станцию поставите? – спросил Матюжков.
- Со временем всё возможно.
- А мне пришло приглашение из астрофизического института в Москве. Ждут для работы над докторской диссертацией. И работу предложили по моей теме. Жена уже в Москву детей перевезла, к тёще с тестем. У них там хоромы, а не квартира – тесть-то из больших начальников. Так что я тоже цепляюсь за землю, – сказал Евгений.
- Да и я тоже всё, больше не поеду, - сказал Иван. - Меня приглашают заняться совсем другим и необычным для меня делом - подводными работами и подводными съёмками в команде Кусто. Грех от такого предложения отказываться. Кстати, командир, когда отчёт будешь писать, укажи, чтобы срочно дизель поменяли. Ещё одну поломку он не выдержит. Я на «Мирном» сказал, да от меня отмахнулись, как от назойливой мухи.
- Я-то укажу. Да боюсь, как всегда, денег не найдут, а найдут русское авось… Так что же, я один остался?
- Ты, нас извини Борисыч, но доктор прав – всему своё время, нельзя всю жизнь прожить в белом безмолвии, среди друзей, - надо и среди врагов пожить, - сказал Александр.
- Ладно. Не упрекайте себя. Я должен был вам ещё раньше сказать – я ведь тоже завязываю. После операции там, на «Востоке» и решил – хватит, за семьдесят уже. Правда, как я буду жить среди людей, я не знаю? Я всю жизнь прожил на зимовках, с небольшими перерывами жизни в Питере, которые мне всегда почему-то казались каторгой и л которых я ничего хорошего вспомнить не могу. Так приедем, попьём немножко, отчёты составим и к следующей экспедиции готовимся. Вот такая у меня жизнь. Я даже на море не ездил – оно меня раздражало. Так что, тоже, наверное, буду на даче цветы разводить, - грустно сказал Матюжков и тихо добавил. – Календарь Майя. Для кого-то начало, для кого-то конец…
- А у меня спиртик есть! – сказал доктор. – Утащил немножко со станции.
- А я водички прихватил, той – живой! – сказал Костя и достал пластиковую бутылку.
- Давайте, за «Восток». За дом родной! – сказал начальник полярной станции и у полярников проступили слёзы на глазах.
Шесть бородатых мужчин тихо стукнулись пластиковыми стаканчиками. На груди у полярников блестели самые знаменитые боевые ордена несуществующей страны.
- А тебя док, мы женим! – сказал Матюжков. – Найдём какую-нибудь хорошенькую полярницу в Амдерме и женим! Жена у Кости поможет найти. Свадьбу сыграем. Напьёмся! Детей заведёте, а мы их крёстными отцами станем. Так друзья?
И все радостно согласились.
А под крылом самолёта пробегала огромная великая страна Россия…
                ***
Матюжков больше зимовать не поехал. Он, через полгода, умер у себя на даче, сидя на скамеечке и глядя, как распускаются цветы.