Бездна. Часть 6

А чем же ещё ему пахнуть, если именно она передала мне этот конверт? Мои мысли занимает нечто более важное - его содержимое. В диком порыве я сажусь, срываю печать с конверта, а мгновение спустя  бережно разворачиваю лист бумаги с каким-то немыслимым трепетом.
И вот я уже читаю письмо, быстро пробегаю глазами до конца, и снова возвращаюсь к началу. И так несколько раз, пока ураган мыслей не взвивается внутри моей головы, вздымая самые непостижимые смыслы, самые сокровенные желания.
Наконец я закрываю глаза, медленно выдыхаю и начинаю читать вслух слова, таящие в себе что-то сокровенное, душевное, острое.

"Здравствуй, мой Ангел. Ведь так начинают писать все эти романтичные, трогательные письма"...

- Здравствуй, - произношу я, пробуя свой голос на вкус и цвет.

"Боюсь тебя огорчить, но это письмо будет не таким. Я бы хотела сказать тебе о чём-то хорошем, только во мне всё давно уже выжжено и высечено. Там, где прежде цвёл сад наших с тобой мечт и иллюзий, теперь только выгоревшая чёрная земля и беспощадное солнце, выжигающее воды рек, наполненных нашими воспоминаниями. Ты не помнишь эту историю. Головокружительную историю самой настоящей и волшебной любви, которая не поддаётся описанию ни одному из физических законов. Теперь это просто сказка из моей головы, которую знаю и храню только я.
Но речь пойдёт не о любви, я тебя уверяю. В мире есть более страшные чувства, такие, как отчаяние. Цитируя Лермонтова скажу, что это "не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой". Наверняка ты помнишь тот трагичный монолог Печорина, который так впечатлил юное дитя, попавшее в его руки, не ведающее таких глубоких переживаний прежде...
Однажды и я оказалась в твоих руках, подобно ребёнку, не знающему печалей и разочарований. Ты помнишь, каким же ты был тогда? Что говорил, чтобы я упала в твои объятия?
Как бы мне хотелось переиграть эти сцены моей жизни. Ведь вспоминать тебе и нечего, тебе ничего не пришлось делать для того, чтобы я уронила со своих губ такие сокровенные слова. Ты просто играл роль, идеально отрепетированную с теми, кто ничего не значил для тебя. Они были массовкой, пробой, этаким экзаменом перед нашей встречей - именно так я вообразила свою роль на сцене мира. Последним твоим экзаменом перед встречей с Дьяволом. Но отмотав немного назад по временной прямой, я вижу совсем другие картины.
Лишь я помню тебя другим. Безумным, всегда безумным, но безудержно любящим, эмоциональным, страстно любившим выжимать педаль газа, впадающим в забытье, слушая прекрасную музыку, нежным, искренним. Для тебя это не более, чем слова, имеющие определённый эмоциональны окрас в силу богатства нашего родного языка. А я на каждое своё слово вижу картину, которую мы рисовали вместе, вижу счастливых молодых людей, странных, невозможных и умопомрачительно-прекрасных, вижу песочные замки, бережно хранимые твоими тёплыми ладонями, а теперь медленно разваливающиеся с каждым морским прибоем...
Последние наши часы, помнишь ли ты их? Ночи, которые пролетали в мгновение ока, а я бессмысленно хваталась своими пальцами за ткань реальности, а та, в свою очередь, лишь расползалась по швам, и я впадала в, своего рода, транс. Ты уже отрёкся от всего физического и духовного, ты воспарил к небесам, освободил свою  сущность, а я осталась здесь, смертной и страждущей, в ожидании своего билета в Нирвану.
Теперь мне даже не верится, что чувства к тебе однажды перерастали рёбра и заполняли Вселенную светлым порывом. Сейчас, пока я пишу эти строки, за тысячу часов до того, как ты их прочтёшь, мне кажется, что ты совсем нереальный персонаж, лишь плод моего воображения, лишь крик о помощи моего больного и уставшего мозга. Ты сам говорил, что тебя не должно было быть.
И теперь, я понимаю, что тебя нет. Прямо сейчас ты не существуешь ни в одной из реальностей, помимо твоих собственных. Так сложно порой объяснить, как много миров закрыто в твоей черепной коробке, правда?"

- Правда, - шепчу я, облизываю пересохшие губы и понимаю, что дрожу, как осиновый лист.

"Но ты тот самый человек, который позволил увидеть его собственный мир, со всеми его изъянами и чудесами, научил принимать все грани его мировоззрения, и всё равно иметь собственные.
Ты, мой Ангел, научил побеждать себя раз за разом, превозмогать боль, терпеть обиды, заштопывать свои раны ржавой проволокой и внушать самой себе, что от этого мне действительно станет лучше. Ты научил меня терять тебя раз за разом, хоронить тебя в самой себе, а потом воскрешать, подобно Иисусу, творящему чудеса. Ты всё, что я знаю о любви. А потому я всё ещё обращаю к тебе свои, совсем не религиозные, молитвы, делюсь с тобой своим телом, тесню свою душу в своём крохотном сердечке, дабы ты продолжал жить во мне. Как же больно по тебе скучать. Совсем не романтично и не трогательно. Это чувство разрывает меня на куски, и заставляет сердце сокращаться всё быстрее, словно оно жаждет выскочить из груди или разорваться и освободить мою душу, запертую в моём бесполезном теле. Понимаешь?
У меня есть такие яркие, такие значимые и бесподобные воспоминания, которые больше не с кем разделить, и это убивает меня день за днём. Но ты есть во мне, и это заставляет меня жить..."

Когда я дочитываю, я понимаю, что пульс, подобно барабанам, разрывает мои виски. Я испытываю моральную боль, связанную с болью физической, шрамы от порезов на моих кистях, кажется вот-вот начнут кровоточить. И всё от того, что чувства ко мне, убивают кого-то столь значимого для меня за этими стенами. Из последних сил я вглядываюсь в подпись и даже с трудом ориентируюсь, потому что весь мир перед моими глазами плывёт и сливается в серое непримечательное пятно.
В самом конце написано: "Алиса из страны Чудес".

Я кривлю улыбку, представляя, как вытирая слёзы, она, девушка из моих видений, оставляет себе эту возможность быть несерьёзной и маленькой. Воодушевляет...