Новый год

               
               

             Мы с Таней идем в садик. В нашем азиатском  городе  почти не бывает ветра, и хмурое небо декабря безжизненно провисло   между  горами. Мысли какие-то скучные, обрывистые, невысокие, я бы сказала, мысли. Неужели будет снег? Этого еще не хватало, в домах и так собачий холод. Таня из всего выросла, а на что купить теплую одежду? Чтобы что-то купить, надо что-нибудь продать. Видела на рынке Сусанну, она продавала последний материн сервиз. Таджик подошел, такой приличный, приценивается, а она как закричит, волосы длинные растрепались, глаза безумные – ну, ведьма. Я и окликать не стала, побоялась, с ней все равно никто ничего сделать не может.  Пока не убьют. Ненавидит она местных, кричит: «Мы им тут все построили, выучили, а они…» В общем, плохо ей.


       Мне тоже плохо. Я не живу, а функционирую, впрочем, как  весь наш город, брошенный на произвол судьбы. Но память жива, и в связи с этим у меня появились новые привычки.  Например, я стараюсь не ходить мимо домов, в которых жили покинувшие наш город навсегда  друзья и знакомые. Вместо палисадника с вишней под окном – голая глиняная топтушка, замусоренная и загаженная.А занавески на окнах иногда все те же. Это многие так делают, чтобы незаметно было, что квартира пустая, пока не вселится в нее покупатель откуда-нибудь из Кули-боло. Или просто захватит бандит, привезёт своих родственников – вот и весь закон на сегодняшний день.
      Я ищу обходные пути, но это довольно сложная задача, потому что друзей и знакомых было много, очень много. С кем учились – в школе, потом в университете, с кем работали, с кем дружили, к кому в гости ходили…  Эх, да лучше не вспоминать. А тут еще  Таня подливает масла в огонь:
       -Мам, а твоя Маша уехала?
       - Уехала.
       - А  наш Володя уехал?
      - Уехал, Танечка.
      - А дедушка тоже уехал?
      У меня комок в горле. Прошлой осенью «газик» с геологами, завершавшими здесь работу, рухнул в пропасть. Среди них был отец. Что доставали, как хоронили – я помню плохо. Начиналась война, русское кладбище обстреливалось, я упала в арык, сломала ногу…


      Завидев знакомый  садиковский забор, Таня  забывает о нашем разговоре и сама бежит к калитке. Пока она бежит, я должна  включиться в окружающую действительность. Хлопает входная дверь.
     В «предбаннике» холодно.  Плитка полов  потрескалась и давно не мыта. Я отдаю Тане мешок с тапочками и пакетик с куском лепешки. Хлебное довольствие в садике не предусмотрено, дети приносят хлеб с собой. Кто может, конечно. Многие  едят только то, что дают в садике.
     Таня убегает в группу, и я слышу, как она что-то кричит – уже по-таджикски. Как всегда в такой момент, мне хочется скорее уйти. Но из-за двери выглядывает молоденькая Танина воспитательница  Рано:
     - Ой, а вас заведующая  ждет!
     В кабинете шторы – красные розы с золотом. Считается, что  должно быть «богато».  За столом толстая, важная такая  таджичка. Она явно хочет о чем-то поговорить, но не знает, как приступить к делу.
     - Ви только не обижайтесь, - все еще не сообразит, как же подступиться, - я хочу вам предложить работу…
       Что такое, опять ступор. Колышется яркое платье под расписной  мохеровой кофтой.
      … - прачкой в садике, - наконец, выпаливает она, - но ви только не обижайтесь, ви не будете прачкой…
    Постепенно ситуация проясняется. Оформленный прачкой человек будет принимать и выдавать  гуманитарную  помощь. Учитывать, распределять, составлять отчеты. И, конечно, отвечать за это. Э, ладно, с отчетами она  и сама бы кое-как справилась, не зря в институте пять лет училась. Но тут такое условие: эта помощь не выдается в руки начальнику, который своей властью может закрыть любой рот. Кому хочешь, любому работнику – только не начальнику. Честный или вор, обижаешься или нет – такое условие. Да и человек нужен грамотный…
     Она еще спрашивает! При нашей жизни любая подработка – счастье!


      И вот, как когда-то в свой институт, я прихожу по утрам на работу в садик.
      Рядом с кабинетом заведующей  мне освободили комнату. Два окна наглухо заложили кирпичом, дверь изнутри укрепили оцинкованным железом, врезали два замка. Голодный город, голодная республика, а голод может  толкнуть к чему угодно. К любому непредсказуемому действию.
   Специальная комиссия из гуманитарных служб приняла это помещение. Я подписала вместе с ними акт  и получила ключи – единственные. Честно скажу, был во всем этом какой-то холодящий интерес… Как будто читаешь в «Иностранке» роман не о нашей жизни. А назавтра на работе разговоры только об этом – кто достал журнал, кто не достал, кому на ночь дали почитать… Дорого бы я отдала за то, чтобы всё происходящее сейчас было не с нами.
 До последнего дня мы так и не узнали, что и в каком количестве будут привозить. Повариха тетя Клара, которую все звали Клавой, все поила голодных детей чаем, все уговаривала, что-то такое обещала…


     Наконец, в назначенный день подъехала машина. Она опять привезла  комиссию, но и долгожданные продукты тоже. И я приняла под отчет красивые мешки с рисом, красивые фляги с маслом, красивые пакеты сухого молока. Отдельным документом  почему-то проходил сахар.  Для города, который медленно умирал от голода и холода, это было – нет, не скажу, что это было, потому что не знаю таких слов.


     Дальше все пошло своим чередом. Повара – немка тетя Клава и ее двоюродная сестра – получали вечером норму продуктов на следующий день. Молоко, масло, рис. Рис, масло, молоко. Крути, как хочешь. И вот стряпня тети Клавы состояла из этих трех неизменных  компонентов. Это был завтрак, обед и ужин для детей. Пустой суп, сваренный на растительном масле, а заправленный виноградными листьями из садика во дворе. Поплачет тетя Клава и опять подаст суп на первое, рисовую кашу на второе. Таня подбирала на улице редкие обертки от «Марсов»  и «Сникерсов», я била ее по рукам,  и мы вместе плакали. 


     Приближался Новый год, третий в самостоятельной и независимой жизни республики. Володя, который пытался устроиться в Питере, прислал нам с оказией царские подарки. В глазах подружек Таня была просто Крезом – у нее был шоколадный Дед Мороз!  А я приглашала гостей на бульонные кубики, чай «Пиквик» в пакетиках  и галетное печенье.  У  Сергея были сигареты и кофе. Съесть все это самим, закрывшись дома, как-то не приходило в голову .
     Помимо всего этого богатства у нас были две нераспечатанные коробки с шоколадными батончиками.
    В городских магазинах,  несмотря на праздник, ничего этого не было.  Потому что  город  находился , можно сказать, в блокаде. Поезда не ходили . Соседняя, такая же вновь образовавшаяся страна, не хотела пускать на свою территорию наркотики, да и набиравшая обороты гражданская война в нашей республике, конечно, сделала свое дело  : границы закрылись. Тупик – он во всех смыслах тупик.  Самолеты стали транспортом  для избранных, для богатых. А  Витьку-Чичу нашли в его пустой однокомнатной квартирке умершим от голода…
     Вот такой  наступал Новый год. В детском саду, конечно, подарков нет. Какие подарки!..


    Я пришла к Таниной воспитательнице и говорю:
    - Рано, вот коробки. Здесь двадцать четыре «сникерса» и столько же «марсов». Я могу их отдать для детей.
     Ее черные глаза округляются:
    - Как отдать?..
    Она берет себя в руки и говорит:
     - А я их продам! Деньги-то у всех есть, а купить нечего. Каждый родитель согласится заплатить за это!
    Помолчав, добавляет:
   - Я и сама куплю.


   В канун Нового года все-таки решили устроить по старой памяти утренник. Сценария, конечно, никакого, да и работников в саду – раз, два и обчелся, а «реквизита» -  и того меньше. Нашлась  потрепанная шуба для Деда Мороза и лохмотья для Бабы Яги. Нарядили старую пластмассовую елку, собрали в зале детей…
     Я, Баба Яга, говорю им:
    - А-а, детки! Снега у вас нет? Нет! Подарков  у вас нет? Нет! Вот и Новый год к вам не придет!
     Тут мы, доморощенные артисты, переборщили. Дети ведь готовились к елке, кто стихи выучил, кто зайчиком нарядился. И каждый ждет чего-то необыкновенного. Ведь все говорят, что праздник этот – волшебный. А тут глянули в окно – снега и вправду нет, его тут почти никогда и не бывает. Значит, что – права злая Баба Яга ?.. И тут такой рев поднялся…
     Запыхавшись, вбегает Светка в красной шубе с кривой накладной бородой и с ходу грозит в мою сторону:
    - Ах, ты, такая-сякая, негодная! Я вот тебе покажу, как у детей праздник отнимать! Будут вам подарки, не ревите…
    А на самом деле – ну как  соорудить подарок из одного шоколадного батончика? Детей много, по два не хватает  на человека.
    Но мы говорим:
    - Сейчас вы пообедаете. А подарки будут ждать вас под подушками в кроватях.
   Праздничный обед – суп на растительном масле, рис, сухое молоко, разведенное в воде. А потом … кому  - «Сникерс», кому – «Марс». А  кому-то в городе совсем ничего. Потому что свобода республики – самый лучший и дорогой подарок.