Будем читать чужие сказки

                Я тебя не так любила.
                Я тебя не так ласкала.
                Надо было с полусилой.
                Надо было вполнакала.
                Только я так не умею —
                полусердца не имею.
                Наталья Ахпашева.
— Дарик, мальчик мой, как же такое могло случиться, — чуть слышно бормотала Элла, сидя у изголовья спящего пасынка в больничной палате. Она не просто страдала, она истязала себя этими страданиями. Как она могла не уберечь восьмилетнего любимца от двухстороннего воспаления легких.
      Вид капельницы, белизна и тишина замкнутого пространства вот уже третьи сутки давили на нее пятитонным грузом. Но она выдержит все это, лишь бы его карие глаза вновь светились детской беззаботностью.
      Сжимая детскую руку, в изгибе которой варварски торчала толстая игла, другой рукой она поглаживала его голову, освобождая мокрый лоб от черных кудрявых волос.
      Температура тела постепенно начинала спадать, та страшная, сорок и один, осталась уже во вчерашних прожитых днях. Не отрывая глаз от спящего лица, она то и дело прислушивалась к дыханию. Вот черные ресницы торопливо задвигались, открывая самые добрые детские глаза в мире.
     — Элла, - мальчик хотел было приподнять правую руку, но она для того и здесь, чтобы больше уже ничего не случилось.
    — Мальчик мой, эту не надо, лучше левую, — она крепче сжала ладонь его правой руки. — Я тобой горжусь.
   — А папа не приехал? — спросил он пересохшими губами.
   — Папа приезжает завтра и, конечно, сразу придет к тебе. Хочешь фруктов или сока?
   — Я потом, — прошептал мальчик, и слезы покатились из детских глаз.
   — Мальчик мой, не надо плакать, все будет хорошо. Завтра приедет папа. Он привезет тебе подарки, поиграет с тобой. —  Рука потянулась к детскому лицу, чтобы промокнуть его салфеткой. — Когда ты поправишься, мы обязательно съездим на «Синюю гору». Мы тебе уже давно обещали.
     — Мне сон страшный приснился, — тихо произнес он, словно не слыша ее успокоений и обещаний.
     — Это всего лишь сон. Сны заканчиваются, когда человек просыпается. — Она смотрела на него с легкой улыбкой своих уставших зеленых глаз. — Если хочешь, расскажи, и тебе станет легче.
    — А ты не боишься? — осторожно спросил он.
    — Нет. Волков бояться, в лес не ходить.
    — Это плохой сон. Мне приснилось, что тебя увезла скорая помощь, и мы с папой остались жить одни. Плохой сон, да?
     — Конечно — плохой сон. Но, к счастью, это всего лишь сон, который
уже закончился, — она потрогала его лоб. — Ну вот, кажется, наши дела
идут на поправку.
      Дверь вяло скрипнула, и на пороге возникла как всегда элегантная Гертруда Германовна с улыбкой на лице и увесистой авоськой в руке.
     — Здравствуйте, мои дорогие, — она улыбалась кареглазому любимчику и снохе во всю ширину своей белозубой улыбки. — Как чувствует себя Эдуард младший?
     — Ба, я уже выздоравливаю, — с чуть заметной улыбкой на лице сообщил внук.
    — Вот и славненько! Большей радости для бабушки и быть не может.
    — Гертруда Германовна, присаживайтесь. — Элла поднялась, уступая место свекрови. — Температура сегодня у нас близка к нормальной. Надеюсь, скоро все вместе будем дома.
     Свекровь насторожил вид снохи, она внимательно задержала взгляд на Эллином лице.
     — Деточка, у тебя очень усталый вид. Тебе надо хорошенько отдохнуть. - Дарик, — тут она обратилась к лежащему внуку, — давай мы Эллу домой отправим. Пусть она отдохнет.
     — Ну что вы, Гертруда Германовна! — Приятно слышать заботу от свекрови, но она не может оставить мальчика одного в этой мрачной пустой палате. — Все хорошо, я не устала.
    — Элла, ты что, не доверяешь мне совсем?!— умудренная женщина выбрала тактику нападения, иначе справиться с заботливой снохой было невозможно. С этим она была уже хорошо знакома.
    — Да что вы! Просто Дарик не любит спать один.
    — Ах вот как, по-твоему, я — принцесса и не могу переночевать в больнице, - она обернулась на пустующую кровать. — Вон и кровать свободна. Все, иди, пожалуйста, дай мне пообщаться с внуком, — она смотрела на сноху, неумело подмигивая ей всей правой стороной лица.
      Приблизившись к кровати, Элла склонилась к изголовью Дарика и поцеловала в щеку.
    — Я пойду? — чувствуя сильную усталость, спросила она.
    — Да, — улыбнулся мальчик в ответ. — Бабуля посидит со мной.
    — Спасибо, Гертруда Германовна, — Элла замешкалась: мысли путались, вопросы бегали по кругу, так и не решаясь вырваться наружу. — Я пойду.
     Гертруда Германовна и без слов поняла эту паузу: — Элла, он не звонил. Ты же знаешь, у мужиков на уме сейчас один бизнес. Но не волнуйся, по приезду я его масштабно отругаю.

       Пожалуй, все самое плохое позади. Больше она не допустит, чтобы подобное когда-либо повторилось! Пообещала себе Элла, оказавшись дома. Вот уже два года мальчик активно занимается спортивным плаванием, и для своих лет он был достаточно закаленным и крепким. Но, оказалось, что и спорт не всесилен перед простудой.
      Так, сейчас нужно принять душ и как следует выспаться. Но теплые струи воды почему-то не торопились снимать усталость. Ноги, подкашиваясь, просили тело присесть. Может, набрать в ванну воды и полежать?
Нет, не стоит. Не дай бог уснуть прямо в воде. И, накинув любимый розовый халат, она вышла из ванной комнаты.
      Сейчас пару бутербродов с чаем и в кровать. Решила она. Но резкая невыносимая боль внизу живота разом остановила ее передвижение в кухню. В ногах появилась незнакомая дрожь. Это все от голода, думала она, не придавая
значения столь неожиданной беспомощности. Рука произвольно потянулась к телефону, к счастью, он висел совсем близко. Дрожь от ног торопливо перебралась к рукам и мешала быстро набрать нужный номер. В голове стоял дикий шум вперемешку с гудками и туманом в глазах. Наконец, знакомый голос.
    — Алло, квартира Рыжиковых, - донеслось из трубки.
    — Лен, это я, Элла, — тут она попыталась сосредоточиться: зачем она беспокоит жену Алексея…
    — Привет! Как Дарик? — заботливо спросила Лена.
      Живя по соседству, они дружили с четой Рыжиковых. Дружили семьями.
Их дружба носила ненавязчивый характер: совместные праздники, совместные выезды на природу. Дарик очень любил возиться с трехлетним Костиком. У Лены с Эллой были добрые приятельские отношения. Алексей и Эдуард общались чаще и плотнее. Эдуард при любой возможности привлекал Алексея подзаработать в своей фирме в качестве дизайнера. Лена работала врачом-травматологом в больнице, где сейчас находился Дарик, и изо всех сил старалась помочь Элле в отсутствие Эдуарда.
    — Дарик — хорошо, — пониженным голосом ответила Элла. — Лена, у меня очень болит низ живота, я не знаю, что делать. Может, мне таблетку выпить… Я не знаю, какую. Или это от голода?
     Лену напугал этот голос. В нем — беспомощность и страх. Возникли худшие предположения.
     - Элла, ты сейчас лежишь или стоишь? Для начала успокойся.
     - Я стою, но у меня подкашиваются ноги. Меня даже трясет… — она не могла понять, что происходит. Глаза искали опору.
     -  Эл, тебе нужно лечь. Трубку возьми с собой. — Молчание в трубке заставило Лену напомнить о себе. — Элла, ты меня слышишь?
     - У меня… — истерика громом обрушилась в трубку, — у меня кровь! О боже! — Вытаращив глаза, Элла с ужасом смотрела на тонюсенькую струйку крови, стекающую по ноге на пол. Пятно росло.
     - Элла, открой, пожалуйста, дверь с замка и ложись!
     - Я боюсь! — истерика шла по нарастающей.
     Не теряя времени, Лена, прикрывая трубку рукой, успевала отдавать указания мужу, чтобы он немедленно бежал на помощь.
     - Сейчас придет Алексей, он уже одевается. Не стесняйся его, он все правильно понимает. А я сейчас вызову скорую помощь. Какой у вас номер квартиры?
     Но номер квартиры Лена уточнит только у Алексея. Отчаявшись достучаться, он выбьет дверь вместе с подоспевшим на помощь соседом, но не позволит тому войти за порог. На пересечении двух комнат, с телефонной трубкой в руке, в луже собственной крови лежало полуоголенное тело жены его лучшего друга.
     Зрелище явно не для слабонервных. Кровь успела окрасить всю правую сторону ее хрупкого тела, и даже часть рассыпавшихся русых волос.
     - За что же такое невезение! — простонал Алексей. Чувство безысходной жалости мгновенно захлестнуло его добрую неунывающую натуру. Он отчаянно соображал, за что бы схватиться. На глаза попался плед. Он накрыл лежащее тело и подхватил на руки, — Ну вот, так-то лучше будет, — шептал он,опуская  на кровать.
       -  Лен, у них сорок вторая квартира, — мертвым голосом сообщил он жене.
      — Леш, как она?
      — Плохо. То, что ты и думала…— по щекам Алексея катились слезы. — Лен, он это не переживет!
      Алексей был прав. Эдуард не мог адекватно реагировать на все, что случилось в его отсутствие. Размышлять спокойно и разумно у него не получалось.
      Сейчас его рука бесчувственно касалась ее руки. Глаза потупленно смотрели на синеву ее закрытых век. Но почему, почему именно с ней случилось такое? Как же это несправедливо! Пять лет ожидания, и такой трагический финал. Если бы он знал о беременности, то все могло сложиться по-другому. Он не дал бы ей даже на работу ходить, лишь бы она высыпалась и отдыхала вдоволь. Отменил бы и эту злосчастную командировку. Почему любимая им женщина скрыла от него столь трепетную новость? Выходит, девочку хотел только он. Она просто соглашалась. Нет, нет! Прочь дурные мысли, этот вариант ей не подходит. Может, она не знала? Но как же не знала: врач сказал, восемь недель — это уже срок для ребенка. Мысли метались, натыкаясь на преграды его же собственных противоречий.
      - Здравствуй, милый, — тихо сказала она, улыбаясь долгожданному
лицу. Глаза с волнением смотрели на любимого человека. Наверное, что-то случилось, я не помню его таким. — Как Дарик? Ты был у него?
       - Дарик в порядке. Как ты себя чувствуешь?
       - По-моему, лучше, чем вчера, — отшутилась она, но грусть на его лице была неподвижна. — Я очень соскучилась.
       Он не слышал ее последних слов. Его мучил один и тот же вопрос: «Как любимая женщина могла допустить потерю ребенка, его ребенка, такого долгожданного? Долгожданного кем? Похоже, только им. Она еще может спокойно улыбаться?».
       -  Элла, ты знаешь, что с тобой случилось? — он шел на прямой разговор, не щадя ее состояния.
       - Нет. Помню, что очень болел живот. Все будет хорошо, — она потянула его за руку, желая приблизить к своей щеке, но сопротивление мужской руки оказалось сильнее ее желания.
       - Нет, хорошо уже не будет, — мгновенно возникшая злость и недоверие к этой женщине вырвались наружу. — Потому, что ты потеряла ребенка! Мы потеряли ребенка, — на тон ниже поправился он.
       - Какого ребенка? — она никак не могла понять, что происходит. От-
куда этот чужой мужчина с еле узнаваемым лицом Эдуарда? Какого ребенка он потерял?
       - Ты хочешь сказать, что ничего не знала о своей беременности? Так не бывает! — Он избегал ее взгляда. Зачем видеть ложь и притворство!
     Его недоверие и интонация, с которой он выбрасывал свое недоверие, были в полном согласии. Не в силах больше сопротивляться натиску этого союза, она сдалась. Глаза потупились в капельницу.
     Значит, я все-таки прав, и ей нечего возразить! Негодование силилось, но он все же нашел в себе силы не раздражаться больше вслух. Недолгое погружение в собственные мысли, и он на ногах. Вот и прощальный поцелуй на щеке жены.
       Для нее это был ненужный поцелуй чужого человека.
       - До завтра, — сказал ей незнакомый голос, и некогда любимый силуэт покинул палату. Палату, которая сегодня разделила ее жизнь на любовь и неизвестность.
      После пяти дней пребывания в больнице Эдуард привез ее домой. Дарик оставался в больнице еще на несколько дней.
    — Мне нужно на работу, — сказал он, избегая встретиться с ней взглядом. — В холодильнике есть все продукты. Сок, фрукты, все, что душа пожелает. До вечера. — Не дожидаясь ответа, он закрыл входную дверь своим ключом.
   Неужели, все это происходит со мной? Счастье улыбалось мне все эти годы, согревало меня, окрыляло, пленило, зажигало, нежило. Я была счастлива: я любила нашу любовь. Он пресытился моей любовью? Выходит, что так. Уезжает чаще, звонит реже. Она молча бродила по квартире, останавливаясь то у письменного стола Дарика, чтобы поправить учебники, и без того аккуратно составленные мальчиком в стопку, то, разглядывая рисунки, мирно висящие на стене, то перебирая всевозможные поделки, которые они вместе клеили и собирали. Их набралось так много, что они занимали три широкие стеллажные полки.
     Какая тишина и пустота! Она давно не понимала достоинств тишины. Последние годы ее жизнь протекали в ответственном ритме. Работа, школа, бассейн или шахматная школа, зависело от дней недели, Вечернее отделение, и только в девять домой. Но она привыкла и не чувствовала особой усталости, ведь дома ее всегда ждали две пары любимых глаз.
Здесь ее любили и окружали заботой, она любила и заботилась ответно. Нет, не ответно: ей нравилось заботиться об Эдуардах. Гармония была во всем: в любви, в быту, в душе и наяву. За неполные пять лет их совместной жизни здесь никогда не возникало ни ссор, ни слез, ни даже малейшего недопонимания. Любовь царила во всем и для всех, живущих и входящих в этот красивый уютный дом.
    Кто же мог знать, что в такой красивой любви Эллу подстерегала опасность!
    Маленькая стрелка часов медленно подползла к цифре девять, большая — к двенадцати. Элла в ожидании мужа читала женский роман о любви.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил он с порога.
    Элла встрепенулась и отложила книгу в сторону.
    — Спасибо, хорошо. Ты будешь ужинать? — Она хотела было подойти и прижаться к мужу. Она ужасно устала от событий, случившихся в их семействе. Не просто устала — обессилела.
    — Нет, спасибо. Я очень устал и хочу спать, — джентльменский, но безразличный тон добивал ее и без того израненную душу.
    И он демонстративно удалился спать в комнату сына. На другой день все повторилось вновь: дежурное приветствие вечером и быстрый уход ко сну.
    — Скажи мне, в чем моя вина? — не выдержала она.
    Ответ последовал сразу, ему даже не пришлось отрывать голову от подушки.
   — В том, что ты не любишь себя и не заботишься о своем здоровье, ты не дорожишь заботой и вниманием, которое тебе оказывают. Ты живешь под девизом «все успеть и ничего не забыть». К чему такое колесо и такая скорость! Я несколько раз предлагал тебе уйти хотя бы с одной работы.
Все прозвучало готовым отработанным текстом, точку в котором поставил он сам, щелкнув выключателем ночного светильника.
    Именно так его разум запутался и набедокурил!
    Элла пошатываясь дошла до дивана и опустилась. Она могла простить многое, только не мертвецки холодное обращение с собой. Боже, как больно! Каждая клеточка ее тела страдала от пронизывающей боли. Боль обжигала кожу, тянула за волосы, сдавливала горло, давила на сердце. Как же мне больно! — неслось по телу. Взгляд блуждал по просторному залу. Вопросы душили, ответы на ум не приходили. Если только один — самый традиционный. Но в это ей верилось меньше всего. Надо собраться с мыслями! Говорила она себе. Но вместо мыслей кружила боль. Боль, да еще какая! Оставаться здесь она больше не может. Нужно найти ключи от своей квартиры, и утром она покинет этот дом.
     Она очень хотела написать сказку для того, первого Эдуарда, который щедро дарил ей розы и нежность, любовь и заботу. Но кто-то вместо нее вписал ненужную главу с больницей. Ее любимый герой не смог справиться с этой несправедливостью, написанной чужой рукой, и быстро сломался. Не получилась сказка длиною в жизнь. Значит, будем читать чужие сказки, у них всегда хороший конец. Читать — не писать!