Слёзы Кодара
Богатющь и щедр был властительный Удокан. Широки были просторы, подручные ему. Великими и ту;чными стадами он владел. Сильных, умных сыновей рожали женщины его большого рода; пригожих, умелых да красивых дочерей отдавали замуж в другие стойбища. За великую честь почитали соседи взять красавицу из рода Удокана. За большое счастье считали отдать свою красавицу замуж за его потомков. Но более всего на свете дорожил старый седовласый Удокан своею дочерью – Чаарой. Красива –этого сказать о Чааре маловато будет. Распрекрасна – это тоже не того как-то . Была Чаара божьим чудом. Так приглядна ,как может быть цветок посреди скудных, заснеженных скал. Хрупкая да тонкая, как отражение птицы в спокойной воде. И характер под стать красоте : мудра не по годам, рассудительна и спокойна, умелица - поискать и не сыщешь. Рассмеётся Чаара- солнышко из-за туч выглянет. Песню запоёт - ручейки из речек в её сторону норовят уте;чь; медведи да олени соберутся - и стоят рядом заслушавшись; бурундуки с белками, бывало, с деревьев попадают, хоть в лукошко собирай: так завораживал голос дочери Удокана. Про парней- то и говорить неча. Сколько их билось смертным боем за простой взгляд Чаарин, за улыбку мимолётную. Да все как один бились-то бились, да ничего не добились. Со всеми она была ровна, приветлива и холодна, как вода из хрустальных родников её девичьего садика. А садик у Чаары был тем необычен, что: там и зимой цвели цветы. Птицы певчие на юг не улетали, мотыльки разноцветные порхали с травинки на цветок, в духмяном воздухе сверкали росинки на листьях, журчали ключики-родники, и каждый из них лечил водою недуги людские, хвори телесные, боляки душевные. Время шло… Заневестилась Чаара… Стала часто засиживаться в садике любимом, глядя в сторону заходящего Солнца, думала о чём-то неведомом. Говорить стала тише, петь - реже.
Заметил отец перемену в дочери, раcпрашивать стал. Да отмалчивалась девушка с улыбкою, затаённой в самых уголках губ, алых, как степная сарана;, опускала ресницы над сиреневыми, огромными глазами.
Лето прошло, осень миновала, зима уж в степи разметелилась да разбуранилась… А Чаара всё задумчивее, всё молчаливее. Отец-то старается развеселить её, распотешить, разулыбнуть хотя бы… Да ни наряды, ни сласти, ни забавы редкостные девушку не радуют… Уж и весна проклюнулась первыми былинками- стебелёчками. Гроза прогремела первая, а вслед за ней - будто и не смолкла она – гул по степи пошёл, земля волнами, как море, колыхнулась, ветер подул – лес, как подкошенный в падях полёг, трава на заливных лугах обуглилась, а вода в болотах паром взлетела к облакам. Над горизонтом встало облако огня и пыли, всё ближе оно к Удоканову становищу, всё громче топот да звон. У народа-то аж уши позакладывало, глаза пылью забило – не продрать. Смолкло всё одним разом. Пока народ глаза от пыли протирал да отплёвывался, прошло время какое-то. Когда все прозрели, значит, да глухо;ть с ушей постряхнули, тут и пришла пора всем остолбенеть. Перед становищем возвысилась рать – войско из воинов. Не простые то воины были. Преогромные, на конях у которых из ноздрей то дым, то огонь, то - слышь, пар летел. Вместо бунчуков-то на копьях - облака повязанные ветер развевал. Шлемы, солнце отражаючи, блестели так, что глазам тошно на это сверкание смотреть было. Стоит, значит, войско – не колы'хнется, только бунчуки облачные в синеве по ветру стелются. А то, что дальше произошло, вообще дух из народа-то вышибло. Выходит из своего садика Чаара и навстречу ратникам-воинам без страха, идёт. А в руках её хрупеньких - букетик цветов сиреневых, как её необыкновенные глаза. Идёт она этак плавно, неторопко, будто по воздуху плывёт, на губах улыбка светится, как сарана; под утренним солнцем, из глаз слёзы падают и хрусталинками горячими на земле искрятся. Подошла она к самому огроменному-то воину в золочёных доспехах, в белоснежном зеркальном шлеме и протянула букетик свой ему. Он букетик принял, подхватил Чаару и в седло посадил, впереди себя.
Тут опомнился от оглоу;хи Удокан, следом побежал. Заругался, ногами затопал. «Не дам, - кричит, – незнамо кому кровиночку, радость свою, без благословения забирать!» А сам-то тоже не маленькой- шапкой прибить хорошего медведя мог. Спрыгнула с коня Чаара, подбежала к отцу, на ухо ему что-то шепнула. Он её не слушает, схватил, тащит к себе, не отпускает. Вынул Кодар -так звали избранника дочери Удокановой- копьё из петли на упряжи лошадиной и ударил древком о землю. Гул пошёл, будто земля прогнулась. Склонился перед отцом в поклоне и произнёс голосом, как обвал в горах: «Отдай дочь, люблю я её!» А у Удокана тут, видно, от всего разум помутился совсем. Отвечает, да так злобно, что люди аж захолонули от страха. «Ни за какие,- говорит ,- коврижки не отдам, будь ты хоть трижды земной сын! И Земля мне не указ! Её дело ,-говорит,- бабское:рожать в муках для нас ,людей, хлеб насущный! И носить нас на себе, чтобы жилось нам припеваючи!»
Нахмурился воин, копьё так сжал, что железное, слышь, древко изогнулось. Чаара меж ними стоит, руки раскинув, как распятая. Не знает, в какую сторону ей кинуться. Знамо дело : выбор непростой – любовь дочерняя и женская. А отец-то всё яри;тся... Сближаются они, как медведи, руки раскрыв, готовые к схватке. Отец дочь так оттолкнул со своего пути, как одуванчиковый цветок со стебля -срубил ладонью. Высоко полетело тело девичье и упало в тот самый садик, где журчали ключики-родники волшебные, целебной земной силой наполненные. Ударило сердце Земное в первый раз - становище содрогнулось до основания. Дома сложились, как соломенные. Солнце в небе - и то задрожало. А противники сошлись в схватке. Схватились руками, борются не на жизнь! Народ разметало в разные стороны. Подавило без разбору и без счёту. Второй раз упреждающе сердце Земное ударило. Ан не унимаются воители: пыль столбом ,дым коромыслом. Солнце по небу пошло, как маятник ,– то в сторону Удокана покатится, то в Кодарову развернётся. А Кодар-то всё ж моложе, да посильнее. Изловчился, схватил Удокана за пояс, поднял - аж облака с неба посдуло и бунчуки с копий свиты оборвало,- да и грянул его оземь так, что земля от боли пошла судорогой. Упал Удокан и обратился в горную гряду. Где одежда-то была, там и горы помельче, попока;тей.
И тут наступила тьма великая, беспросветная, непроглядная: Удокан, падая, за Солнце рукой зацепился- оно и улетело за дальний горизонт. Долгонько темно-то было, ни зги не видать. Потом вроде рассветать начало. Опомнились те, кто чудом уцелел, расползаться стали от страшного места кто куда.
А Кодар-то свалился на землю, как подкошенный и впал в беспамятство от усталости. Солнце-то из-за Удокана выползло и потом за Кодаровой спиной спряталось. Так и повелось с тех самых пор.
Долго ли, коротко лежал Кодар, а ить встал и пошёл в садик, где невеста его среди цветов лежала. Присел у её ног, и покатились из его золотисто-янтарных глаз крупные слёзы. И такими они были крупными, что затопили садик вместе - с бездыханной Чаарой, с цветами, с ключами-родниками исцеляющими. Так и появилось два озера :Леприндо - Малое да Большое.
Услышала Земля горе сына своего и обратила Чаару в реку, а Кодар так и остался сидеть у её ног вместе со своим верным воинством, оставшимся за его спиной и плечами. Такова сила любви у сына земного оказалась - стал он хранителем новорождённой реки . А Леприндо означает " прилипчивый", потому как земля из садика того по берегам топкими местами проступает.
Весною плачет Кодар по несбывшейся любви, по не рождённым детям, по неиспытанному счастью… Намотал на усо;к, мил человек, что сила любви – то должна быть равна силе мудрости? Чего говоришь? Больно печально? Так, а где же печаль, сам посуди – земля мудра, она мудрее нас. Она глупости наши человечьи в красоту превращает и нам же богатствами отдаёт. Вот гляди на Чарскую долину – красота ляпотущая ведь! С одной стороны Удокан - старый, седой, богатый… Сокровища - то его ведь в земле остались, их только добыть надо – потрудиться. С этой стороны Солнце встаёт, вишь, как поменялось то всё в округе.
В серединке, ближе к Кодару, пустыня, с настоящими барханами, высокими, золотистыми - это то место, где боролись два любящих человека, со всею силою ярости. Земля поле боя пустынею сделала, пот, да кровь впитав в себя. В назидание потомкам. В горяча;х до ненависти-то не далёко, а из неё только пустыня и родится.
С другой стороны – Кодар, молодой, скалистый, печальный хранитель, неразведанных ещё, сокровищ. Когда Солнце за него садится, можно разглядеть и воинов на лошадях, и копья с облачными бунчу;ками, даже и лица воинов некоторых, только каменные – скалистые. А Кодар и означает – скала, утёс. А среди этого горного – то великолепия, речка – Чара, когда – плавная, когда - бурная, но всегда раскрасавица да и только. Даже любимые сиреневые цветы Чаарины, земля в камень превратила, его и прозвали – то чароитом, потому как он только в этих местах и встречается. И где же тут печаль ты увидел? Вот поучительность есть, не буду слов напрасно тратить, ты ить – сам с усам. Подумай –ка на досуге – то в чём она? Кто прав, кто не прав? И умо;к на усо;к наматывай. Глядишь и невесту без боёв себе приглядишь и высватаешь, как полагается.
Ну… надеюсь впрок я тебе наговорил – сто вёрст до небёс.
Свидетельство о публикации №212021600967