Рассказ 7. Любитель

Пушной промысел оказался малодоходным, не принёс желаемых денег, для покупки столь необходимого фотоаппарата «Любитель», что продавался в магазине Яренска. Требовался другой источник дохода. В малогабаритной колхозной деревне, да в то время, задача неразрешимая.

Но течение жизни, это такая непредсказуемая натура, что можно не сомневаться в творческом начале, и, тем более окончании, каждого дня. Фонарщик Помылев, отец близнецов Володи и Вени, принёс заманчивое известие: наволокские парни и девчата собираются идти в Ирту на Купальницу. Самый короткий путь, по которому можно попасть в Ирту, проходил через Кулигу.  Весенний паводок затянулся, через Полой не попадёшь, только лодкой. Вот и выход из положения: рубли заработаем.

Купальница – престольный Иртовский праздник. Шестого июля собирался народ из окрестных деревень. Приезжали из дальних, из Яренска. В старинном центре Ирты, на пятачке, около Воскресенской церкви, превращённой в базу МТС, около магазина сельпо и дореволюционных торговых амбаров, собирался народ в послеобеденную пору. Равнодушно разглядывал бывший дом священника, а теперь школа, всеми своими глазами-окнами, собирающихся нарядных людей. Изредка, и не к месту, вскрикивала гармошка и испуганно замолкала, народ  ещё не созрел для переборов тальянки. Купальница – почитаемый и разгульный праздник. Местная поговорка: Купальница без дождя не бывает, не всегда сбывается. Если и случится летний короткий дождик, то это не надолго, не помеха, праздник продолжает набирать обороты.
 
На такую Купальницу собирались наволокские ребята и девчата, были они постарше нас, и, наверно, имели в кармане рублики. У фонарщика,  в летнее время, время белых ночей, керосиновые фонари на бакенах зажигать не надо, а гасить, тем более; промеряй фарватер  на перекатах красно-белым шестом-метром и свободен, значит, свободна и лодка. Знатная лодка у фонарщика Помылева, крепко сшита из еловых досок гвоздями с большими головками-шляпками. Борта низкие,  широко разведёные, устойчивая лодка. Зелёной и красной красками нарядно окрашена. Тяжела только, тяжелы и греби-вёсла, плохо подчиняются нашим неокрепшим стройным рукам. Но мы, упираясь, гребём, против быстрого течения. На круговерти, когда прибрежная струя идёт вспять, успеваем меняться местами:  с кормы, от рулевого весла на весло загребное. Доплыли до места завтрашней  работы, до Капустиных. Здесь, под крутым глинистым обрывом, на донки, ловятся жирные лещи. Сидим, отдыхаем. Горят натёртые ладошки.

Утро Купальницы. Совсем обычное утро, с обильной росой и прохладой. Экипаж, в составе загребных Помылевых, Володи и Вени, и общим мнением назначенного, рулевого и по совместительству кассира, Проскурякова Вити, готов к перевозу. Пока нет никого. Ждём. Дождались, появились конкуренты, в лице Володи Капустина и лодки-трёхупружки. Наша команда развеселилась: что он может сделать на лодке-малютке: за один рейс перевезти одного нормального, или двух недокормленных пассажиров.  Пассажиры начали подходить, переправа заработала, мелочь и рубли, нет, не потекли сплошным потоком, а так, стыдливо упрятывались в кассу-карман. Такса у нас  не установлена, довольствовались тем, что давали: везли и за «спасибо», и за пять рублей. Сунул их, начавший праздновать с утра, отпускник. Я начал доставать из кармана сдачи, зазвенел медяками, он усмехнулся, взъерошил мне волосы, чувствительно хлопнул по плечу: «Купите конфеток!».

Заработок поделили на четверых: в долю попала и лодка, я так предложил. Набралось всех денег на фотоаппарат «Любитель»! Брат должен на выходной объявиться, фотоаппарат принести. В моем представлении фотоаппарат «Любитель» представлялся одноглазым сооружением на треноге, с раздвижным мехом-гармошкой, с темной матерчатой накидкой, под которой, по какой-то причине, прятался фотограф.  Начал приглядываться к существующим тряпкам и соображать, что бы можно использовать на это дело.

 Все неясности, и мечта о треноге, отпали при первом разгляде  странного, двуглазого, небольшого совсем, пластмассового коробка, который и оказался «Любителем». Я участвовал в собирании денег совсем не на это недоразумение. Некоторое примирение наступило после щелчка и моментального раскрытия металлических створок видоискателя. Мир, видимый в видоискателе, выглядел намного ярче и привлекательнее окружающего. И полное удовлетворение, принёс лишь механизм наводки на резкость: миниатюрная откидная линза и туманное пятно в центре видоискателя, которое, при вращении объектива прояснялось, как хмурое утро проясняется от пробившихся робких лучей низкого солнца. Такой техники, в нашем хозяйстве, ещё не бывало. Берданка тоже вещь неплохая, но совсем старая,  разболтанная, и главное – она наша и совсем привычная.

Борис начал мастерить фонарь, дающий красный свет для изготовления снимков. Непонятно. Совсем. Почитать негде. А тут ещё и химия: метолгидрохиноновый проявитель  и фиксаж, да к тому же – кислый. Ужас свалился на мою голову. Борис в Яренске схватил основы фотодела и не особо охотно делится, поймёшь, говорит, потом, наверно, сам толком не знает. В фонарь приспособили керосиновую лампочку-коптилку. Чтобы она горела, пришлось придумывать систему вентиляции, не выпускающую света. И много другого придумывать  пришлось: фотобачка, для проявления  шестисантиметровой катушечной плёнки, не было; ванночек для проявителя-закрепителя не было, не было и заменяющих ванночки, фарфоровых или фаянсовых тарелок. Вся домашняя посуда – из дерева или глины местного изготовления и обжога. Довоенная благородная посуда имела нахальство самоустраниться. Не помню, была ли в магазинах посуда, но купить её не могли. Пришлось к соседке Михайловне идти, торговаться: за будущие снимки, попросить две фарфоровые тарелки, под химию.

В основном, методом проб, методом болезненных, в финансовом отношении, ошибок, Борис и примкнувший я, освоили азы фотодела, фотокарточки стали получаться. Из тех снимков, 1951 года, у меня сохранилось несколько, сделанных в неимоверно-кустарных условиях, когда при контактном способе печати снимков, в качестве источника света, приходилось использовать обыкновенные спички. В заголовке этого рассказа – фотоснимок автора рассказа, новеньким «Любителем», в 1951 году.