Валентиновое счастье

Четырнадцатого февраля Даша пришла из школы не веселая. Скинув куртку и сапоги, тут же в коридоре села на скамеечку и горестно сгорбила спину. Я всполошилась:
– Ты плохо себя чувствуешь? У тебя что-то болит?
Она отрицательно помотала головой.
– Получила двойку?
В ответ раздался тяжелый вздох.
– Глупенькая, – произнесла я как можно ласковее и нежно ее обняла. – Мне на самом деле все равно, какие оценки ты получаешь. Нет, конечно, я хорошим отметкам радуюсь, но главное для меня не они. Гораздо важнее, чтобы ты была здоровая и счастливая.
– Мама, – всхлипнула Даша в моих объятиях, – я – здоровая… Но такая несчастная!
– Тебя кто-то обидел? Ты можешь мне рассказать. Кому еще, как не маме.
Она помолчала немного, не то вспоминала прошедший день, не то собиралась с мужеством признаться, и начала:
– Помнишь, я тебе говорила про блестящую коробку для записочек, которую поставили в классе?
– Да. Вы собирались в нее, как в почтовый ящик, кидать письма.
– Не просто письма, а валентинки – маленькие открыточки в виде сердечек с признанием в любви.
– Я знаю такие, – заверила я. – Во всех магазинах сейчас продаются.
– Мы не покупали, – продолжала рассказывать Даша. – Делали сами на труде из картона и фольги.
– Молодцы! – похвалила я.
Даша улыбнулась на мгновение и опять погрустнела.
– Сегодня коробку открыли и записочки раздали тем, кому их писали. И, представляешь, мне никто ничего не послал.
И она заплакала, вздрагивая всем телом. Мое сердце сжалось от сочувствия, но я не могла подобрать слов для успокоения. Единственное, что пришло в голову:
– Доченька, мы с папой тебя любим. И бабушки любят, и дедушки. Остальное все ерунда.
– Нет не ерунда, – заспорила она, хлюпая носом. – Даже коротышке Лиле, у которой уши торчат и коленки на колготках всегда рваные, две валентинки пришло. А мне ничего! А Лавровой, знаешь сколько?
– Откуда я могу знать.
– Ей целую гору навалили на парту.
И Даша руками показала, какой высоты и ширины была та гора. Выходило, что за той горой не должно было быть видно саму парту.
– Мне кажется, – продолжила Даша, – что Лавровой написали не только все из нашего класса, но еще и из других третьих, а может и старше. Она сначала сделала вид, что удивилась, потом нос задрала. А мне даже язык показала… Мам, – проскулила Даша, – мне стало так обидно!
– Я тебя понимаю.
– Мне захотелось, чтобы она споткнулась и стукнулась.
– А вот этого уже не понимаю, – опешила я. – Когда тебе плохо, ты хочешь, чтобы и другим плохо было?
Даша округлила на меня глаза. Я покачала головой.
– Так нельзя, – пожурила мягко, но нравоучительно. – Если тебе не нравится, как кто-то поступает, ты ему просто скажи об этом. Если он тебя не хочет слышать, уходи в сторону. Но не уподобляйся. 
– Не подо… что? – переспросила Даша.
– Не делай также плохо и ничего плохого не желай. Будь сильнее и мудрее. Запомни, обижают других только слабаки.
– Нее, Лаврова не слабачка. Она десять раз отжимается и три раза подтянуться может.
– Я в переносном смысле, – попыталась объяснить я.
Вполне возможно, что мы еще долго сидели бы в коридоре и разговаривали, но раздался звонок в дверь, и на пороге появился муж с двумя букетами ярких цветов.
– Это вам, мои любимые, – пробасил он.
Мы обе завизжали от радости и кинулись к нему на шею. Затем был праздничный ужин. Потом мы играли в твистер и смотрели веселое кино. И уже перед сном Даша мне сообщила:
– А у меня все-таки есть своя валентинка!
– Откуда? – удивилась я.
– Папа подарил, пока ты стол накрывала.
И она показала мне пеструю открытку, перетянутую ленточкой, на кончик которой был прикреплен бархатный брелок в виде сердечка.
– Я его завтра на пенал повешу, – поделилась Даша своими планами. – Лаврова обзавидуется!
Я беспомощно развела руками.

Этот эпизод вспомнился мне ровно через год, в очередной День Святого Валентина.
Я с тревогой ожидала появления Даши из школы. Морально готовилась, если опять пришлось бы ее успокаивать. Но она меня удивила своей веселостью.
– Как дела? – нейтрально спросила я, боясь затрагивать скользкую тему.
– Хорошо! – нараспев ответила Даша и достала из портфеля по очереди две открытки чуть больше пятикопеечной монеты каждая. – Это от Лешки Савельева, соседа по парте, – пояснила она. – А это от Мишки Чумаченко, его друга.
– Замечательно! – обрадовалась я вслед за Дашей. – Оказывается, и тебя мальчишки любят.
– Нее, мам, не любят, – вдруг ошарашила та. – Просто в прошлом году я Лешке жаловалась, что мне никто ничего не прислал. Он в этом году и постарался, чтобы я нюни не распускала. Тут так и написано, смотри, слово в слово. И еще он друга своего попросил для меня открытку сделать, чтобы я наверняка не плакала. А еще, мам, – Даша понизила голос, будто собиралась сообщить мне великую тайну, – была третья открытка, про которую я не знаю, кто ее послал. На ней карандашом было выведено «Даше» и больше ничего.
– И что? Где она?
– Я ее отдала.
– Кому? Зачем?
– Я увидела, что Вика Лисицкая без валентинок сидит. Мне так ее жалко стало. Я себя прошлогоднюю вспомнила, быстренько резинкой надпись стерла и ее имя написала. А потом к ней так подошла и говорю: – «Мне случайно чужое сунули. Вот, держи!» Она сначала не поверила, а потом такая счастливая была. И мне полегчало. И я смеялась всю дорогу домой... Мам, я, правда, хорошо поступила?
– Правда, – пролепетала я, готовая заплакать от избытка чувств.