Фиолетово-Валентиново

(чисто женское чтиво)

Только к концу января утихли в коллективе разговоры о прошедших новогодних праздниках. Установилась рабочая атмосфера. И вдруг ее нарушила Люся, появившись на пороге бухгалтерии, этого женского царства, с возгласом:
– Та дам! – И торжественно добавила, демонстрируя коробку, обтянутую красной фольгой: – Знакомьтесь, это наш новый валентиновый ящик!
Кто-то восхищенно присвистнул, кто-то выкрикнул многозначительное «Вау». Я в противовес всем грустно вздохнула, но этого никто не заметил.
Насладившись произведенным эффектом, Люся продолжила:
– Согласитесь, что по сравнению с прошлым годом получилось шикарно. Знакомая всем форма, но теперь такой насыщенный цвет! Ну, просто не терпится опустить внутрь заветную открытку. Можно без обратного адреса и без имени отправителя. Честное слово, это гораздо круче, чем настоящая почта, даже электронная. – Затем голос Люси из мажорно-хвастливого превратился в минорно-мечтательный: – А четырнадцатого февраля мы разорвем фольгу, откинем крышку и…
– И тут выяснится, что кому-то послали сто валентинок, а кому-то ни одной, – закончила фразу я тоном ослика Иа, сообщающего о не дополученных на День Рожденья подарках.
Люся осеклась, недовольно покачала головой и взялась меня отчитывать:
– Во-первых, на нашем предприятии по документам числится лишь девяносто семь сотрудников, так что сто валентинок не может получить никто. А во-вторых, откуда столько скептицизма?
– Из личного опыта, – огрызнулась я. – Не верю, что нормальный мужчина будет писать какие-то там валентинки. А ненормальные никогда мне ничего не напишут. Я для них слишком умная.
– По-твоему, получается, – взвилась Оксана, чей рабочий стол располагался наискосок от моего, – если я, из года в год получаю не меньше десятка открыток, то – полная дура?
– Это ты уже сама домыслила, – парировала я и добавила: – Но доля истины в этом есть.
Скандал назревал не шуточный, но вмешалась Люся.
– Брейк! – громко скомандовала она и сердито потрясла указательным пальцем в мою сторону. – В тебе слишком много желчи – раз. Ты не веришь в чудеса – два. И даже не пытаешься сама себе помочь ¬– три.
– А как тут поможешь? – удивилась я.
– Надо в свою мечту верить и о ней заявлять. Тем более таким, как ты, до сих пор не замужним.
– По-твоему получается, что мне надо самой подкатить ко всем, интересующим меня мужчинам, и сообщить о том, что я ожидаю от них признаний в любви на День Святого Валентина? И следующего за этим предложения пойти под венец?
– Ты понимаешь меня слишком буквально, – рассердилась Люся и добавила поучительно: – Я ни с кем не предлагаю тебе говорить откровенно, но намеки не помешают. А вот насчет всех интересующих тебя мужчин, это ты права. На одном замыкаться не стоит. И, кстати, можешь не только ждать от кого-то, но и писать сама.
Я проводила Люсю натянутой улыбкой, скрепя сердце достала из ящика стола шоколадку и отправилась на примирение к Оксане. Завершив дипломатический визит, вернулась к работе, но вместо таблиц с цифрами мне мерещились картонные сердечки со стихами. К концу рабочего дня родились собственные вирши:

Я вас боюсь – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Вы подавили мою волю.
Вы взяли надо мною власть.

Вы захватили мои мысли.
Вы поглотили все мечты.
Сопротивляться нету смысла,
И я лечу в тартарары!

Написанное сильно напоминало Пушкина и грозило обвинением в плагиате, но как нельзя лучше отражало мое состояние при воспоминаниях о Михаиле.
На самом деле, говоря Люсе о многих мужчинах, я кривила душой. Меня интересовал только один – компьютерный гений нашей компании. Михаил появлялся в бухгалтерии, когда надо было реанимировать очередное «железо», как он выражался. Высокий, уверенный, с коротким ежиком волос и ноутбуком наперевес, он отдаленно напоминал олигарха Прохорова. Имя Михаил и отсутствие жены добавляли ему схожести с недосягаемым бизнесменом. Он легко и остроумно шутил, но держался нейтрально и не участвовал ни в каких сабантуях, что сильно ограничивало возможные контакты с ним. Легко сказать, намекни, когда с человеком можно поговорить наедине. А если видишь его исключительно прилюдно, то шансы оказываются близки к нулю. И я бы даже не заморачивалась, если бы не одно обстоятельство.
На декабрьском собрании коллектива, когда я одной из последних вошла в актовый зал, он подвинулся и предложил мне присесть рядом, хотя были в зале и другие свободные места. Комментируя выступавших, наклонялся, дышал мне прямо в ухо и, нет-нет, да притрагивался к моей коленке. Под конец признался, что ему нравятся мои духи и длинные рыжие волосы. По его словам выходило, что дамы в последнее время стригутся все короче, и в купе с джинсами становятся подобны мужчинам, что не вызывает восхищения. Все реже и реже встречаются представительницы слабого пола, сохраняющие типичные женские черты. Не скрою, что после этого я дополнительно купила пару платьев, но так и не смогла больше ни разу с Михаилом поговорить. Он сам инициативы не проявлял. О собственной инициативе я только мечтала.
Оставался единственный вариант – валентинка. Права Люся, надо писать и отправлять. На следующий день я выбрала в магазине картонное сердечко. Дома, чтобы без лишних глаз, разместила на развороте придуманный стишок. Предварила именем и фамилией адресата, подписала именем собственным. В виде печати поставила каплю своих духов. Затем неделю фланировала мимо оранжереи, пытаясь проникнуть в нее, никем не замеченная. Выбрав, в конце концов, момент, подскочила к красному ящику и опустила в щель открытку, которая к тому моменту «прожгла» мне все карманы. Какого же было мое разочарование, когда за спиной раздался насмешливый голос Михаила:
– О! Неужели ты тоже играешь в эти игры?
Я совсем растерялась и не могла найти слов для достойного ответа. Вместо того, чтобы использовать момент для намека, сказала:
– Нет-нет, я просто проходила мимо.
– А… – протянул Михаил. – Ну, тогда ладно.
И умчался по коридору.
Два дня после этого я строила планы, что скажу Михаилу, когда он получит мою валентинку, и как я буду на него смотреть. Все отчетливее стояла передо мной картина, как он смеется, а я беспомощно развожу пустыми руками. На третий день я придумала, послать еще одну открытку для себя, чтобы руки мои не были пустыми. Но писать самой себе оказалось не так просто. Люблю, желаю?.. Смешно. Закончилось тем, что я вывела по памяти то самое стихотворение Пушкина, которое стало основой для моего послания Михаилу.

Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.

Теперь мое собственное имя оказалось вверху, а внизу на месте подписи появился смайлик. Затем я изловчилась и никем не замеченная, во всяком случае, я на это надеялась, опустила вторую открытку в щель рядом с лакированным бантом. Остававшееся до четырнадцатого февраля время, попеременно то хвалила, то ругала себя за содеянное. Заодно поминала тихим не добрым словом Люсю, Оксану и вкупе с ними Михаила.
Настал тот самый долгожданный момент. На стенде информации появилось объявление о торжественном собрании в восемнадцать часов в актовом зале по случаю Дня Всех Влюбленных. Я вошла одной из последних. Михаил сидел с краю. Как только я появилась, помахал мне рукой и пригласил присесть рядом.
– Не ожидала тебя здесь увидеть, – призналась я ему.
– А я почему-то был уверен, что ты придешь, – ответил он.
– Уважаемые коллеги!.. – прозвучало со сцены.
И мероприятие понеслось своим чередом. Речь директора изобиловала превосходными прилагательными и пожеланиями взаимной любви. Были морально поддержаны те, кто сохранял брак более десяти лет. Удостоились похвалы те, кто жил с одним и тем же супругом более двадцати лет. Получили материальное вознаграждение единицы, чей семейный стаж зашкаливал за тридцатник. И вот, наконец, Люся торжественно сорвала крышку с красного ящика и начала раздавать «сердца».
Когда Михаил получил знакомую мне открытку, он сначала весело хмыкнул, прочитав, посерьезнел. Я готова была провалиться сквозь землю, но в этот момент валентинка добралась и до меня. А следом пришла еще одна… Появление второй стало полной для меня неожиданностью. Я первым делом развернула именно ее и вместо каких-либо слов увидела карандашное изображение изящной девушки в сарафане с развевающимися на ветру длинными волосами. Вместо подписи внизу широко улыбался смайлик.
– Это ты?! – спросила я с надеждой в голосе, поворачиваясь к Михаилу и показывая открытку.
– Нет, – помотал головой он и добавил нежно, проведя пальцем по рисунку: – Это ты! – В следующий миг на его лице появилась тревога.
Проследив за его взглядом, я догадалась, что его беспокоила вторая моя валентинка, и решила схитрить:
– Думаю, и это от тебя.
Развернула открытку и продемонстрировала почти такой же смайлик. Михаил ошарашено уставился на изображение, затем прочел текст, сравнил с тем, что было у него в руках, и сказал:
– Да, видимо и это отправил я…

Только на следующий день я узнала, что Оксана как обычно получила дюжину признаний, но теперь мне это было «фиолетово-валентиново».


Рецензии