Утреннее молоко

Жить, конечно, надо. Надо, надо, надо! Но как? Если, например, молодая жена Галка хочет жить только по-своему, а ты по-своему. Если её с детства баловали как какую-то принцессу, а ты с малых лет подчинялся  жёсткой воле родителей и мечтал только об одном: «вот выросту, женюсь на принцессе Галке, заживу»... И начало-то было, как задумывалось: вырос, женился. А она,  Галка, оказывается,  после всего не  желает  тебе покоряться. Ты ей – стрижено, она тебе – кошено! Ты ей – «замолчи!» А она тебе – «сам замолчи!» Ты ей: «ты не любишь  меня!» А она тебе: «это ты не любишь меня!» И ведь за все полгода совместной жизни ни разу не заплакала. Задерёт, бывало, нос и уйдёт куда-нибудь. Вначале Гришка думал, что уходит она пожаловаться на него своим родителям или закадычным подругам своим. Оказалось, что нет:  уходит за село и бродит там, между верб, и поёт. Бродит и поёт. Когда Гришка за ней проследил, то подумал, что она ждёт там  какого-то принца, что, наверно, влюбилась... и опять ошибся – просто ходит там, красивая, и поёт замечательным голосом. Пока не выпоется, домой не идёт. А придёт,  опять хочет жить только по-своему.

Взять, хоты бы, сегодняшнее утро: ещё темно за окном, ты, как всегда, собираешься в город, на  рабочую смену –  рассовываешь по карманам зажигалку и пачку сигарет. Всё! Больше тебе ничего не потребуется, потому что работаешь водителем  хлебовозки  – из еды брать с собой ничего не нужно, так как всё там для этого есть. Нет!
 
- Возьми с собой бутылку парного молока, - говорит сегодня утром эта принцесса Галка.
 
- Я же,  Галчонок, тебе не раз говорил, что там, в пекарне, всё есть, - отвечаешь  ты ей со всею любовью. – Что ж мне таскаться с этой бутылкой! Зачем?

- Чтобы весь день помнил меня! Возьми! Я прошу!

- А я тебя прошу: слушай, пожалуйста, меня. Не возьму!

- Возьми!

- Не возьму!

- Вот и выходит, что ты не любишь меня! – говорит она на прощанье и, как всегда, задрав нос, хлопнув дверью, уходит в предрассветную муть.

- Не вздумай на морозе петь! – встревоженно говорит ей Гришка в след. – Заболеешь!

И вынужден с испорченным настроением вначале идти на станцию, потом трясьтись полчаса в вагоне пригородного поезда, потом весь день крутить баранку своей хлебовозки - развозить хлебобулочные изделия по магазинам, по барам, ларькам. В настроении, с которым и жить не охота...

Другая бы подумала, прежде всего, о муже своём, эта – нет! Всё по-своему, по-своему...

Глядя в синее окно вагона, Гришка стал представлять себе эту другую. Другую, но с лицом Галки. И с фигурой её... Вот, допустим, он едет  сейчас, а эта другая покаянно бежит по перрону, машет ему ладошкой и плачет.  Хорошая,  беззащитная, милая.

Уже кончился станционный перрон, а она всё бежит и бежит... через заснеженные поля, через  овраги и буераки.  Бежит и машет рукой. И плачет.

Когда она, однажды споткнувшись, упала лицом в снег, Гришка вышел в тамбур покурить. Там курили ещё три мужика.

- Ты что это, парень, - плачешь? – спросил у Гришки один из них.

- Нет, - ответил Гришка, разгоняя сигаретный дым. – В глаз попало.

- А мне показалось – плачешь, -  сказал ещё этот мужик.

- Да ну! – ответил Гришка, отвернувшись к застеклённой двери тамбура.

Но ему, в самом деле, было жалко ту, другую с любимым лицом, упавшую в снег. Вот от такой  он наверняка бы взял эту чёртову бутылку молока. Пусть даже пришлось бы её потом  незаметно оставить на крыльце или у калитки... но бутылку эту он, конечно бы, взял. Чтобы не печалить любимую. Потому что такая жена думает о душевном состоянии мужа, который теперь едет на работу; жалеет его, а не уходит из дома, задрав нос...
 
- Возьми! - как всегда, чуть ли не приказывает Галка-принцесса. – Возьми!

Приехавшие поездом люди толпою обходят её, а она, спрыгнув со ступенек впереди стоящего вагона, протягивает Гришке кулёк с бутылкой  утреннего молока.

(из книги "Белый день на дворе", издательство IGRULITA Press, USA, 2013)