Контрольная проверка

Не могу сказать, что я был несказанно рад предстоящей поездке. Дело в том, что я только что вернулся из Ново-Богатыревской партии, которая вела горные работы по проходке штольни. Партия базировалась в горах Нарымского хребта на высоте около двух тысяч метров над уровнем моря. Места я вам скажу красивейшие. Дорога ведет сначала по лиственным лесам, а с подъемом в гору, постепенно меняется, и березку сменяют осины. Потом появляются небольшими колониями пихты, темнозеленые, огромные, разлапистые, они напоминают былинных богатырей из сказок. А потом и их потихоньку вытесняют могучие, высоченные кедры.
Я буквально недавно приехал из этой партии, где был с плановой проверкой. Дело в том, что в мою обязанность входили проверки ведения горных и буровзывных работ. Съездил почти без происшествий. Почти, потому, что буквально за день до моего появления, там произошло ЧП. Вся партия лежала с расстройством кишечника, и никто не знал, причин этому явлению, и только после моего приезда все выяснилось. Оказывается дядя Паша – кладовщик взрывчатых материалов, большой любитель травки и всяких корешков, что бы не тратиться на чай, а он был большим скрягой, решил накопать красного корня, которого где-то нашел под снегом. Накопал, заварил и приговаривая что это очень и очень «пользительная» для мужчин штука, напоил своим отваром всю партию. Не знаю как там насчет мужской силы, я так и не попробовал, но всех работников «пронесло как фанеру над Парижем». Пашу естественно чуть не побили, но работу всех звеньев проходки штольни сорвали. Ребята на вахте собрались незлобивые, веселые и Паше при случае пообещали воздать по заслугам. Особенно старался Гоша взрывник:
-Паш, ты не бойся, мы тебя тоже чем нибудь напоим. Мы  Паша, вылечим тебя и от твоего всепоглащающего скупердяйства.
Возвращался на базу экспедиции я вместе с проходчиками, ехал с нами и Паша. Машина Газ-66, везла через все поселки которые встречались нам на пути. Заехали в Медведку а потом и в Больше-Нарым. Мужики разбрелись по магазинам, что бы порадовать домашних гостинцами а Паша как приклееный сидел в машине и ждал. Григорий- лучший взрывник или как все его звали Гоша, где-то купил изюм в шоколаде, и кидая в рот очередную порцию этих вкусных, темнокоричневых горошин, нахваливал:
-Скус, специфицкий, -так он, коверкая слова, передразнивал кого-то из персонажей кинофильма. После очередной остановки в поле, где ребята решили размять «затекшие» ноги, Гоша набрал в кулек, катышков от овец, и сидя в машине, делал вид что с удовольствием ест изюм в шоколаде. Паша, крепился –крепился, невыдержал и робко так: -Гош, а Гош, некрасиво же так. Сам ешь а никого не угощаешь.
-Так ник-то и не просит, ты вот первый и попросил. И продолжил делать вид, что кидает горсть за горстью в рот.
Стемнело, к кузове «Вахтовой» машины стало совсем темно. Рабочие и мастера, укачанные долгой дорогой, сидели и молчали, с интересом наблюдая за перепалками кладовшика с Гошей. Паше стало видать совсем не в моготу и  он не выдержал:
-Гоша, ну не красиво так, угостил бы хоть меня, что ли, если другие не хотят.
-Ох, Паш, ты и скупердяй же, нет что бы всесте со всеми, выйти в Больше-Нарыме, купить ребятишкам подарки, сладкого чего нибудь, так нет как сыч просидел всю дорогу, что бы не тратиться.
-От сладкого у детей зубы портятся. А я вот, съел бы немного. Ну угости…
Гоша с тяжелым вздохом, развернул кулек и демостративно отсыпал чуточку себе в ладонь.
-Да, не скупись, -скулил Паша.
-Ладно, ешь, -сказал Григорий и насыпал горку на протянутую ладонь Пашки.
Вся вахта, с замиранием в сердце, смотрела за разворачивающимися событиями. Паша не долго думая высыпал всю ладонь «гостинца» себе в рот и начал жевать. Мы замерли и впились глазами в лицо скупердяя. Паша, прожевав немного, вдруг выплюнул.
-Гош, а ты чего мне насыпал? Какая гадость! Горько соленая, тошнотворная.
Тут уж никто не выдержал. Смеялись все до колик в животе, а Константин Иванович, наш горный мастер сквозь слезы, пояснил:
-Паш, так он тебя какашками овечьими накормил. Взрыв хохота заглушил его последние слова.
Вот так и ехали с шутками и прибаутками до базы экспедиции.
               
И вот, не прошло еще и недели, как мой прямой руководитель, начальник отдела охраны труда, решил проинспектировать эту же партию. В поездку, Евгений Васильевич, собирался основательно. Сначала загнал меня и нашего инженера по безопасности движения – Толика, под наш старенький Уазик. Водитель наш Сашка, уже неделю как болел гриппом. Потом, зачем-то заставил взять с собой ватные штаны и телогрейку. Начальник есть начальник, и пришлось выполнять его прихоть.
Дорога к Катон-Карагаю вела вдоль Бухтарминского водохранилища, и я позлорадствовал, зная, что Евгений Васильевич, заядлый рыбак едет мимо рыбалки.
-Позлорадствуй, позлорадствуй, усмехался Толик, начальник дремлет так ты и рад.
-То-то Вам не в «жилу», -незлобиво отвечал я, -Едите и слюни пускаете.
Вся проверка получилась какой-то скомканной, Евгений Васильевич, загнал меня в штольню, а сам остался смотреть документацию и проверять склад взрывчатых материалов. Сделав, несколько замечаний по поводу, крепления выработки и бурения шпуров, я вышел на поверхность. Толик с шефом уже ждали меня у машины.
-Сереж, чего ты копаешься? Поехали.
Быстренько сделав запись о выявленных нарушениях, я сел за руль и повел машину в долину. Дорога была грунтовой, частично выдолбленной в скалах и петляла серпантинами, спускаясь все ниже и ниже. С одной стороны дорогу окаймляли седые от снега кедрачи, а с другой пропасть.
Спустившись, к самой древне Медведка, Евгений Васильевич, пересадил меня на заднее сиденье, а руль доверил Толику, Мой друг, погнал наш старенький Уазик, как будто за нами кто-то гнался. Я, откинувшись на спинку сиденья, задремал, сказывалась усталость от вождения машины от базы экспедиции до партии.
Проснулся оттого, что Уазик запрыгал на кочках. На улице, было уже вовсю темно, и свет фар выхватывал из темени кромку грунтовой дроги, что вела к срезу льда водохранилища. Вот уж и дорога закончилась, и мы помчались по льду водохранилища куда-то на противоположный берег. Через добрых два часа ходу впереди, показались какие-то торосы, и машина, скрипнув тормозами, остановилась. Евгений Васильевич с Толиком вылезли, закурили и о чем-то заспорили, а я только тогда и понял, что эта поездка была задумана как возможность порыбачить со льда. Подледный лов это была «коронкой» моего шефа и Толика. Обычно по приезду с такой рыбалки разговоров у них было на целую неделю. Перекурив, мы прогрели машину и с часик подремали.
-Евгений Васильевич, вы будете рыбачить, а что должен делать я?
-А ты, Сереж, посидишь, чайку из термоса попьешь, покуришь, да и за машиной приглядишь. А захочешь, так и с нами можешь порыбачит.
-Так я же не рыбак. Тем более зимой. Я и рыбачить то не умею.
-А что тут уметь? Берешь леску, грузило, берешь мормышку, долбишь лунку и вперед. Хочешь, я оставлю тебе кой, какие снасти? Вот и некогда будет скучать.
Легкое подтрунивание, над друг-другом, давно уже вошло в моду в нашем отделе.
Через полчаса, мои рыбаки, забрав из заднего отсека, снасти и ледобуры ушли в темноту. Я, немного посидев, покурил и, выпив для согрева чаю, выбрался на лед. Побродив в свете луны между торосами, я наткнулся на свежее выдолбленную и чуть замерзшую, длинную прорубь.
-Ага, значит здесь, с вечера промышляли рыбаки и ставили сети. Попробовать себе, что ли?
С такими мыслями, я вернулся к машине и, просмотрев снасти, которые оставили оба рыбака, выбрал себе катушку лески потолще и блестящую блесну с тройничком. Не нашел только грузила, открыв сумку с инструментом, мой взгляд остановился на большой баллонной гайке. «На без рыбье, и сам…» вспомнил, я, поговорку и, привязав к леске поводок, закрепил двойным узлом гайку.
Выйдя на лед, нашел совковую лопату, и, прорубив ею, еле затянутую полынью во льду, начал опускать свою снасть. Поймать что-либо я конечно и не мечтал. Решил, просто побаловаться. Гайка с хлюпом погрузилась в черную воду, и ее потянуло куда-то в сторону и в бок. Леска разматывалась и разматывалась, по всей видимости, я попал на старое русло реки Иртыш, и течение понесло ее вбок. Наконец я почувствовал, что натяжение лески ослабло и я как заправский рыбак, намотав леску на указательный палец, начал потихоньку приподнимать грузило ото дна. Но не тут-то было. Блесна намертво зацепилась за что-то на дне. Я попытался дернуть посильнее, но блесна ответила мне таким ударом, что окунул руку в прорубь.
-Ага, наверно что-то попалось, - с радостным «ужасом» понял я, и стал потихоньку тянуть руку вверх. Леска натянулась так, что стало больно пальцу, она врезалась в кожу, и палец заныл как от пореза. Встав на колени, я чувствовал, как сердце у меня от волнения, готово выпрыгнуть из горла. Постояв, согнувшись над лункой, Бог его знает, сколько времени, я перехватил леску второй рукой и постарался натянуть посильнее…и леска пошла. На глубине реки, водохранилища что-то упорно сопротивляясь, метр за метром поднималось вверх. Последние пять- шесть метров работа пошла почти свободно и вот, над кромкой черной воды появилась рыбья морда. Тут уж я не выдержал, и, запустив руку в воду,  выдернул на поверхность льда, огромного черногорбого окуня. Я смотрел на свою первую добычу с благоговейным, счастливым «ужасом». Теперь была проблема вытащить изо рта  рыбины тройник блесны. Пришлось сходить в машину и принести водительский нож. Кое-как вытащив тройник, я взвесил окуня в руке и на «глаз» определил, что весит около двух килограммов. Изо рта окуня показался пузырь, но это уже для меня не играло никакой роли, стало ясно, что из-за перепада глубин рыба получила «кессонную» болезнь.
Тут уж у меня взыграл азарт и я, очистив лунку голыми руками ото льда, опустил снасть в воду. Все получилось, как и в первый раз, блесна с грузилом дошла до дна, замерла, и при подъеме ее от грунта «пошла» поклевка. Хотя поклевкой это назвать можно было с большим трудом. Скорее всего, это было похоже на удар.
После одиннадцати вытянутых горбачей, поклевки прекратились, и я понял, что наверно стайка окуней стоявшая в этом месте мигрировала. Захватив мешок с окунями и лопату, я со снастью пошел ко второму концу этой длинной, артельной лунки. Все повторилось. Я опять таскал окуней, но чувствовал, как мороз уже сковывает мои руки и ноги. Особенно основательно мороз поработал с коленями, я их почти не чувствовал и ходил согреваясь как тот Буратино высоко вскидывая колени. Клев неожиданно закончился. Пересчитал окуней, их было семнадцать штук. Все как на подбор одного размера, с темной горбообразной спиной и ярко выраженными полосами поперек туловища.
Рыбалка моя окончилась и я, сгрузив все богатство в мешок, пошел к машине. Бросив мешок у колеса, залез и с огромным удовольствием налил из термоса горячего, сладкого и ароматного чая. Металлическая крышка- стакан обжигала руки и я, маленькими глоточками втягивая в себя воздух потихоньку «швыркал» и «швыркал». Наконец почувствовав, как потихоньку жизнь возвращается к моим рукам и ногам, я завел машину.
Небо стало сереть и через час с небольшим вдалеке показались мои рыбаки. Как ни странно они шли налегке и почему-то не от берега, который стал угадываться метрах в ста от машины, а с середины водохранилища. Евгений Васильевич вытряхнул из брезентового мешочка трех окуньков и небольшого судачка, а Толику достались несколько сарожек (плотвичек) и одного окунька граммов на двести.
Я выпрыгнул из-за руля, и высыпал из мешка мороженых  окуней.
-Что? Рыбаки ловили рыбу, а поймали…рака? Ладно, все равно я рыбу не люблю, забирайте себе, и рассказал, как я поймал это «богатство». Посмотрели мои рыбаки на мою снасть, поразводили руками…
-Да, «чайникам» всегда в первый раз везет. Ты это, Серега, спасибо конечно, но возьми для Тамары, сколько надо, а остальную мы с Толиком поделим. Договорились?
-Конечно, если меня Тамара из дома не выгонит, ведь ее еще и чистить надо.
На том и порешили. Толик завел машину, и мы уже без  всяких происшествий поехали по домам. Впереди был выходной день. Тамара из дома меня не выгнала, а расцеловала и пошла, оттаивать рыбу в ванну.