Русские и нерусские

Лев АННИНСКИЙ «РУССКИЕ И НЕРУССКИЕ» - М.: Алгоритм, 2012. – 336 стр. Тираж 3000 экз.

Очень интересная работа и незаслуженно маленький тираж.
Пару слов об авторе: Лев Аннинский полукровка – отец русский и мать – еврейка. Он русский по судьбе, по языку, по характеру, по самочувствию, наконец. Его самоощущение – русский с еврейскими корнями.
Искренне жалеет, что знает только две известные ему крови, слившиеся в нём – ибо у какого русского нет инородных примесей? Мы помним, что завещали нам «эфиоп» Пушкин, «литовец» Достоевский, «турок» Жуковский, «армянин» Суворов, «шотландец» Лермонтов и многие другие.
Система философских и политических взглядов вызывает глубокое уважение.
А личность самого автора – искреннюю симпатию.

Книга начинается с раздела «Мы и наши соседи».

И первая тема – отношения с Германией и с самими немцами. Высказаны весьма небанальные мысли.  Дан обзор многовековому развитию отношений России и Германии в динамике.
Продолжена тема поляками и Польшей.
В разговоре о поляках автору бросается в глаза их экзальтированное высокомерие и опереточный форс. Их истерическое мессианство. И самое главное – их презрение к нам, русским, так хлестко описанное Чеславом Милошем.
Наше «оловянное спокойствие», наша варварская примитивность, веками «бесившая» шляхтичей с их изысканным вкусом.

Затем – Грузия.
Тут будут уместны некоторые цитаты:

«Пространство ответственности» сужается до минимума. До точки. Эта точка: я и мой круг.
Георгий Нижарадзе пишет:
«Создаётся впечатление, что для  значительной части грузин понятие «Грузия» в лучшем случае объемлет собой природу, памятники культуры, привычный образ жизни, но не включает в себя других грузин. Мои (или моих ближайших родственников) интересы, а зачастую сиюминутные импульсы заведомо выше интересов всех остальных. Я в хорошем настроении, достал оружие и палю в потолок, кому какое дело?! Воровство в принципе надо осуждать, но если близкий мне человек украл, я не пожалею сил, чтобы спасти его от заслуженного наказания. Родину следует защищать, но своего сына я в армию не отпущу».

В книге Отара Чилидзе «Годори» продолжается осмысление истории Грузии:
«Наши несчастные цари очнулись только тогда, когда их страну, расползшуюся на лоскутья при грузинском Александре Первом, собрал воедино русский Александр Первый, причём собрал во чреве великой империи… дабы впоследствии Грузия явилась миру из её заднего отверстия…»
Тут бы впору задуматься над смелым образом – Грузия полтора десятилетия назад выпала из чрева (из задницы) чудовища. Но поскольку чудовище – СССР (Советский Союз), Л.А. (Лев Аннинский) вправе отреагировать. Из того же места по той же логике вышли и явились миру не только грузины, но и все народы, попавшие во чрево, и прежде всего сами русские, а также финны, татары и другие племена, выстроившие общую державу. Почему только грузинам такая честь? Я, как русский человек, прошу справедливости.

Не обойдены вниманием и остальные бывшие республики Советского Союза.

Политкорректность – принятый на Западе моральный стандарт, пресекающий высокомерие «развитых» культур по отношению к «развивающимся» и «неразвитым». В известном смысле слова это – эгалитарное насилие над Аполлоном Бельведерским, которого приравнивают к печному горшку. Но помимо чистого политеса, тут есть и бытийная правда. Ромео и Джульетту знает весь мир; Халидо и Халерха известны только специалистам. Но это совсем не означает, что любой итальянец или британец (которым Шекспира разжевали и рот положили в школе), стоит на уровне Шекспира, а чувства влюблённых в народе одул, от которого остались считанные избы «где-то возле Магадана», становятся тусклее оттого, что им не досталось мировой огласки.

Целый раздел («Мы и наши евреи») посвящён «еврейскому вопросу».

Человеческий инстинкт (который живёт в каждом из нас), говорит нам: нельзя терять своё лицо, надо помнить своих отцов и дедов, нельзя давать сдвинуть ничего из того, что нас создало, - это естественный инстинкт человека. Который сопутствует любому современному вызову. Но такие вызовы есть двигатель истории, без них история исчезает.
Мы вступили в эпоху, когда всякая реакция на происходящее непременно окрашивается в национальные тона. И мы (носители русского языка) сами должны стать русскими, чисто русскими, только русскими. И есть опасность, что мы перестанем быть теми русскими, которые были дороги всему миру именно своей всеотзывчивостью, своей мечтательностью, хотя, конечно, своими дурными химерами мы тоже вписали кое-что в мировую историю.
Надо быть поосторожнее с термином «русские люди»: в 1941 году с обеих сторон сражались интернациональные армии. Из Европы шли под немецким флагом не только немцы, но и венгры, австрийцы, румыны, даже испанцы (в 1812 году такой же европейский интернационал вторгся к нам под французским флагом). При новом геополитическом повороте истории, при грядущем появлении новых многонациональных сообществ (а ритм истории не отменим) нынешние «нормальные европейские государства» начнут либо сливаться в очередные славные империи под звуки фанфар, либо разваливаться под натиском неевропейских межэтнических сообществ (скорее с Юга, чем с Востока).
 
Ещё один отдел – «Мы и наше прошлое».

Тут разбирается история Руси со времён Ивана Грозного. Много страниц отведено истории казачества и логике хаоса.
Был ли двойным, то есть чекистским, агентом деникинский офицер Александр Попов, взявший впоследствии в качестве псевдонима имя и фамилию своего погибшего брата: «Михаил Шолохов»?
Несколько десятков лет спорят: Шолохов или не Шолохов написал «Тихий Дон», а потом обнаружили, что «Тихий Дон» давно и прочно признан лучшим русским романом ХХ века.
Кем записан, можно спорить до бесконечности.
Написан – казачьими саблями.

Ислам – не источник насилия, а только форма. Без всякого ислама в XII веке лавина монгольских всадников дошла до Европы. Ислам может «санкционировать» такую энергию, или, как сказал бы Гумилёв, такую пассионарность, но рождается она и ищет выхода – там, где огромные массы людей уверены, что им не прокормиться без насилия.
Ибо что шах, что холоп – это в сущности одно и то же, ибо есть невидимая сущность («батин») и есть видимая оболочка («закир»), да поможет нам древняя арабская мудрость не запутаться!

Только будущее покажет, что из всего этого получится. Всё зависит от очередного поворота колеса истории. От того, во что превратится «парад суверенитетов»: в «базар суверенитетов» или в «музей суверенитетов»?
Во многих бывших союзных республиках воцарился новый всеобщий стиль – стиль подростка под кайфом.
Диктует этот стиль Европа, вся – с давних пор – по духу протестантская, даже если кое-где, де юре, католическая. Всё пронизывает атмосфера ненасытного потребительства, нарциссизма, погруженности в бесчисленные, неустанно провоцируемые прихоти, с принципом относительности всего и вся.
Жизнь стремительно расчеловечивается.
Вырвавшись из-под верховенства и диктата духа, материя начинает занимать пространство, меняя привычное и насущное со столь яростной скоростью, что в царстве прогресса человеку и вовсе не остаётся места. Очень скоро мир может стать настолько гомогенным, единообразным в каждой своей точке, что смысл суверенитета вообще окажется уже никому не ясен.

Привычно считать, что источником губительных войн являются ненасытные империалистические режимы, возникающие на почве бесчеловечного буржуазного образа жизни. Если переломить это революционным образом, то есть сменить капитализм на социализм, а затем выстроить во всём мире коммунизм, - войны прекратятся. Потому что войны – следствие, а строй – причина.
Что-то не сошлось на весах Истории. Два народа – немцы и русские – после дикой мировой войны сменили капитализм на социализм и втянулись в такую вторую мировую войну, перед которой померкла абсурдность первой.

Не может вынести ни поляк, ни прибалтиец мысли о том, что была какая-то справедливость в пакте Молотова-Риббентропа. Справедливости и не было – было сближение двух многонациональных армий, каждая из которых шагала по трупам и стремилась занять выгодные позиции – хотя задним числом всё произошедшее так хочется назвать оккупацией!
Но до «заднего числа» в такие времена надо ещё дожить.

В Москве есть символическая могила-кенотаф казачьих атаманов - Краснова, Шкуро, Доманова, Панвица, - обозначенная мемориальной доской у Храма Всех Святых возле станции метро «Сокол». Желающие могут пойти и уронить слезу.
В конце концов всякий убиенный, будь он красный, белый или зелёный, имеет право на память тех, кто найдёт в себе силы для такой памяти. Но соображайте же, где ставить памятную доску и кому теплить свечу!
Не делайте из Доманова предателя – в отличие от Власова, он им не был. Он Советской власти не присягал, он с нею дрался. Враг как враг. Полный Георгиевский кавалер времён Первой мировой войны – в разгар Второй мировой вернулся на юг и с полной отдачей сил командовал сотней казаков при немецкой комендатуре, после чего с немцами и казаками отступал до самого австрийского Лиенца.
Вот там и ставьте ему доску с перечислением всех крестов, казачьих и германских. И Гельмуту фон Панвицу, группенфюреру СС, заделавшемуся казачьим атаманом, ставьте доску там же, в Австрии или в Германии.
Но не в Москве!

Ещё один отдел книги называется «Мы и наши начальники».
В нём всего три главы (самый короткий раздел книги).
Глава первая: «Конденсат» (Леонид Брежнев).
Глава вторая: «Повезло ли России с Ельциным?»
Глава третья «Клапан» (Владимир Путин)

Автор задаёт Путину интересные вопросы:

ВОПРОСЫ ПУТИНУ:

1. Намерены ли вы укреплять солидарность с Западом?
Намерены ли вы укреплять солидарность также и с Востоком?
А как вы намерены сочетать эти позиции, если противостояние Востока и Запада располосует человечество?

2. Намерены вы и впредь укреплять властную вертикаль и противостоять разгулу?
Намерены ли вы и впредь поддерживать предпринимательство и рыночную свободу?
А как вы намерены сочетать то и это?

3. Будут ли расти доходы так называемых олигархов?
А будут ли расти зарплаты так называемых бюджетников?
А как это можно сочетать?

Последний раздел озаглавлен: «Мы и наши проблемы».

Тут можно увидеть и такие любопытные рассуждения о либерализме и либералах:
Денис Драгунский отыскал: «либер» по латыни – дитя. Он же подключает Достоевского – то место из письма Александру II, что русская свобода – свобода детей вокруг отца. И оставляет нам послевкусие: есть, мол, в либеральном образе мыслей что-то детское.
Все остальные удерживаются при той неоспоримости, что либерализм – от «свободы»: «liberty». Или «libirte» - с выносом на liberalite (щедрость). Всё прочее – от лукавого. А лукавый-то к слову liberte как раз и добавит libertine (распутник).
Но не будем изощряться: либерализм – от слова свобода.
Но либерализм (как заметила Латынина) не может быть идеологией…
Ценности свободы в широких массах совсем не котируются, и без справедливости она мало кому нужна. А справедливости либерализм не обещал. Ответственность за все негативные последствия реформ свалили на либералов, либерализм стал проигрывать по всем направлениям, потому что активно обороняться, не перестав быть либерализмом, он не может…
Розанов говорил, что либерал лучше издаст «Войну и мир», но либерал никогда не напишет «Войны и мира». «Либерал – он «к услугам», но он – не душа. А душа – это энтузиазм, вера, безумие, огонь».
Сергей Гандлевский пишет: «Либерализм – великий опреснитель. На такие малости, как религия, искусство, смернть, тщета людского существования, у либерализма как бы не хватает воображения – слишком положителен и недалёк.
Умеренный и аккуратный либерализм с переменным успехом пытается обуздать страстную и неразумную человеческую природу. Чья возьмет? Лучше бы ничья не брала. Окончательная победа либерализма как общественного устройства, но в первую очередь в головах, будет означать торжество выхолощенного самоцельного распорядка, процедуры над сутью и смыслом происходящего – что-то вроде тепловой смерти, тихой эвтаназии…
Поскольку ни идеи, ни идеологии, ни системы фундаментальных ценностей в либерализме ухватить не удаётся, - чуткие литераторы начинают сдвигать туда-сюда слово. Алла Латынина: «Лучше говорить о дискурсе».
«Давайте говорить о формате: формат – это, коротко говоря, поэтика текста, определяемая его прагматикой» - вторит её Глеб Морев. «Дело в техниках работы на публику! Пиар, промоушн, брендинг…» - слова Бориса Дубина.
Чемпионом остаётся слово «проект». Акунинские книги – проект. Но это не литература! А мы и не говорим, что литература. Мы говорим: проект.
Хочу задать только один вопрос «живодёрам человеческих душ»:
- А вы проживёте на деньги покупателей вашей продукции?
Насколько наварист ваш суп из топора?

Включены и рассуждения о Солженицине и коммунизме:

Александр Исаевич Солженицин хотел добра России – так, как он это добро и эту Россию понимает. Он хотел освободить Россию от коммунизма так, как освобождают лошадь от всадника.
А если это не Всадник? Если это Кентавр?

В человеческой психологии есть некоторое место, ниша для грёзы о счастье и справедливости. Когда стараниями археологов истоки «коммунизма» от Мора, Кампанеллы прочих приснопамятных предшественников Маркса отодвинулись аж к древним христианским общинам, - это было не более странно, чем то, что коммунистические учения в форме ересей зарождались, как правило, в религиозных кругах. Как и то, что «коммунизм» на площадке малой общины всегда может осуществиться в какой-нибудь точке реальности, в секте, в семье, в кибуце. Как и то, что у русских с этим словом слилась вечная и неосуществимая грёза о справедливости.

Трудно в коротком тексте обобщить весь спектр разнообразной (и весьма интересной) информации, которой автор делится с читателем.
Добавлю совсем немного:

А если все нерусские отъедут и останутся одни русские? Неужто драк не будет?
А ведь будут. И причину найдут. Край на край. Южнорусские – это вам не поморы. Уральцы – не чалдоны какие-нибудь…
Когда в русской деревне идут сокрушать друг другу челюсти – стенка на стенку, тот конец улицы на этот – там кавказцев (таджиков или евреев) и в помине нет.

В России должны быть две элиты.
По Ахиезеру: правящая элита должна быть занята среднесрочными перспективами, элита духовная осмысляет перспективы народа и государства в масштабе вечности.

Так где же она – эта духовная элита?!