Острое лезвие бритвы, режущее наши прицелы...

Острое лезвие бритвы, режущее наши прицелы на яркие багровые воспоминания

К.З.

Бритва скользит на незначительном расстоянии от земли, своим острым лезвием срезая древолосы, растущие вдоль дороги в маленьком городе N. Дорога ведёт к тихому кладбищу с немецкими фамилиями на надгробиях и памятными знаками в форме пней. На краю кладбища стоит небольшой костёл. Мы любуемся им и идём дальше, в самую глубь. Я смотрю в её умные серые глаза и чувствую, что они поглощают меня. Я смутно предчувствую, что совсем скоро моя жизнь изменится, и я уже никогда не буду таким, как прежде. Тогда я ещё не знал, через что нам предстоит пройти.
Внезапно в её очах сверкают игривые искорки, и она, чуть сильнее сжимая мою руку, понимающе улыбается. Временами мы раскрываем рты и говорим что-то несущественное.  Главное, то, о чём невозможно сказать, проскальзывает во взгляде и жестах. Мы понимаем друг друга. Лёгкий ветерок поглаживает наши волосы и путается в складках длиннополой одежды тёмных тонов. Мне хорошо с ней. Когда мне стало совсем плохо, я впервые её поцеловал.
Потом я рассказывал ей о своей прежней, лишённой всякого смысла, жизни. Она молчала. Она знала обо всём лучше меня. И я чувствовал, что она знает. От этой мысли мне становилось немного не по себе, я мелко вздрагивал. Сказывалась дающая знать о себе болезнь, в скором времени на целый месяц приковавшая меня к постели.
В тот день мы так и не пошли смотреть на море. В находящемся поблизости парке мы нашли скамейку, приветливо предоставившую нам свои повидавшие доски. Осеннее Солнце бросало свои косые лучи на наши подставленные лица, и, несмотря на поздний октябрь, было ещё достаточно тепло. Я приобнял её, она положила свою голову мне на плечо. От неё приятно пахло влажными салфетками. Так мы сидели некоторое время. Затем долго целовались.
На прощанье она повязала мне на запястье чёрную ленту, чтобы я помнил о ней. Я знал в этот и последующий разы, что мы обязательно встретимся вновь. Но однажды она, не сказав ни слова, исчезла. Напрасно я звал ее, едва проснувшись утром и при свете алой вечерней зари. Она не приходила, и дождливыми осенними днями я настойчиво продолжал бродить по парку, в надежде встретить её. Ночью, наконец заснув от усталости, я видел тёплые сны, в которых мы по-прежнему были вдвоём.
Спустя какое-то время я понял, что она хотела мне сказать. Срок моего обучения окончен, и я стал тем, кто я есть. Но иногда мне так хочется пожертвовать всем и стать прежним, чтобы на один короткий миг раствориться в её бездонных глазах. Когда я пишу эти строки, я не могу сдержать стекающие по щекам слёзы. Но я слышу её голос. «Мой нежный мальчик с грустными глазами». Только она называла меня так.
Сейчас я достал её ленту из шкатулки, и она лежит передо мной на столе. Чёрный атлас блестит в жёлтом свете горящих свечей. Это единственное, что доказывает её существование, кроме моих воспоминаний о наших романтических прогулках. Случайные знакомые, проходившие по парку в тот самый, осенний день, после рассказывали, как видели меня, одиноко сидящего на скамейке и тихо шепчущего что-то себе под нос.
Но я знаю одно – со временем лезвие бритвы становится менее острым, и чем оно тупее, тем выше пни. И я верю, что когда-нибудь бритва проскользнет немного выше ухитрившихся изогнуться древолос, ведь они так хотят быть вечно устремлёнными в бездонную синюю высь.

17.02.2012.