девять писем Инге

Здравствуй, Инга.
Этот длинный день никак не закончится.
Я сижу на табуретке у окна – холодная – и пытаюсь вспомнить неудобную маленькую клавиатуру.
Давит на плечи тяжелый свитер; он пахнет добротной старой тяжелой шерстью и советским стиральным порошком.
В горле свербит необъятный застарелый бронхит.
Коты муркают; дождь каплет, печка потрескивает, остывая.

Может, приснишься ты на теплом озере. Две лошади,жеребенок, запахи теплой травы и согретой солнцем кожи,  мятых газет и обгоревшей картошки.
Запах твоих щек в весеннюю крапушку, запах твоих тонких локтей.

Мир смешлив. Женщина, которую я хотел бы видеть своей, отчаянно не со мной. Здесь. Бок о бок, через несколько стен.
Непременно поеду с тобой в далекие пустоши собирать поздние ягоды.
Просто так. Низачем.
Спокойной ночи.

Здравствуй, Инга.

Неловкое движение плечом - у тебя расстегнулся лифчик. Черт возьми, какая глупость.
Я ловил холоднющими руками тоненькие лямочки на твоей ежащейся спине, бледнел и заикался.
Ты была ко мне ближе, чем когда-либо раньше.
Голову на плечо.
Холодные пальцы по лопаткам.
Смех.

Здравствуй, Инга.
Как интересно: ловить раз за разом твой чуть отстраненный взгляд как будто бы ни о чем, встречать глаза и заглядывать на донышки, краснея и нещадно кося зрачками на темный фон листвы. Думать, что смотришь на меня.
Нет, я всего лишь сижу у окна, наполовину загородив его плечом.
Ты смотришь на дорогу и ждешь его.

Здравствуй, Инга.
Я ем макароны с майонезом и стараюсь не торопиться, чтобы забрать у тебя тарелку.
Ты, напротив, необычно спешишь; мы сравнялись в скорости поедания макарон с сосисками-осьминожками.
Ты принесла мне чай утром; Господи, как же дорог мне этот чай; как же дорого, что ты помнишь, сколько ложек сахара; как славно тыкаешь в меня печеньками и смотришь с улыбкой легкой на мою утреннюю морщинистую физиономию.
Как чудесно нечаянно поцеловать тебя в уголок губ, вздрогнуть от макушки до пяток, подавить в себе желание продолжения, а ты уже стремишься досвиданить и умчаться, у тебя - день впереди.

Хочется, чтобы ты была свободной, счастливой. Хочется дать тебе хорошего пинка.
Твоя красивая спина в балконном проеме, клубы дыма под углом вправо и вверх, ты грустишь.
Отобрать пиво и умчаться с тобой прыгать с парашютом, показать тебе небо и самолетные дрожащие крылья; бродить по центру Москвы – когда ты была там в последний раз, а?
Я не в своем праве. 

Пусть у вас будет теплая ночь.

Здравствуй, Инга.
Если дольше секунды смотришь в твои глаза, после приходится долго-долго вытягивать взглядом режущее белесое солнечное небо, так, чтобы стало больно и чуть слезно векам. Иначе теряешься. Пропадаешь. Начинаешь глупо улыбаться; а одновременно глупо улыбаться и смотреть в твои глаза – это на сегодняшний день, господа, чересчур.

В машине на широком переднем сиденье коленка - рычаг, словно в трансформаторной будке. Соприкасаемся едва-едва кромками джинсов. Чувствую тепло. Мягко коленку влево – шарах! Получите разряд немыслимой радости и немыслимой боли в подкорку. Осторожно назад. Соприкасаться кромками джинсов.Желание продолжения. Мягко коленку влево. Шарах! Разряд. Разряд. Ты сидишь и давишься этой пронзительно-желтой радостью, мазохист хренов, точно крыса с электродом, подсоединенным к мозгу. Шарах…

Здравствуй, Инга.
Ты обещала показать мне речку и теплые сосны вверх; там, докуда пятнадцать километров верхом, в тишине и без никого.

В комнате сыро, и слипшиеся от геля волосы таращатся во все стороны.
Сжаться бы в комок и зарыдать, завыть в голос, напугав спящую кошку; замолотить кулаками по дивану, закричать – все, что угодно, только бы убить эту чертову боль в животе, сосущую черную дырку с рваными краями.
Вчера я ехал в троллейбусе на поломанном сиденье спиной вперед и был счастлив.
Я вез в рюкзаке шорты и старую-престарую венгерскую футболку,я отформатировал карточку фотоаппарата и заново перебрал штатив, я отыскал белый сарафан – фотографировать тебя в одуванчиках.
Я хотел видеть тебя веселой, испуганной и плачущей, я хотел украшать цветами твои волосы и запястья, я чувствовал уколы солнца в ободранные локти.

Нежность лилась из тебя мягкой рекой, та нежность, что поначалу я принял на свой счет.
Я знаю, как это - если встреча двоих, рука об руку, счастливость первых минут.
 Мягкость плещется необъятно; ты каждого любишь и каждому раздаешь себя; эти огрызки нежности перепали нынче и мне.
Я без доли сомнения принял этот щедрый подарок. Мне от него.

Так лучше; так все-таки лучше, чем когда ты сжимаешься над балконным порожком, и грусть проклятым серым ветром заполняет каждый угол тебя и меня; я все еще не вправе и не в силах убить эту грусть – так пусть же ты будешь счастлива и пусть не закончится этот бурный поток планов к началу следующей недели.
Я немного боюсь, что через несколько дней все станет у тебя по-прежнему и ты вновь и вновь будешь подолгу курить, ниочемно колотя поклавишам.
Я немного боюсь, что у вас все получится.

Спать рядом. Чертова пытка.

Здравствуй, Инга.
Я хочу видеть тебя счастливой, но смириться с собой все еще не могу.
Я честно улыбался и держал марку целых пару часов до приезда твоей подруги. Когда, спрятавшись за углом, ты стала вновь пересказывать ей историю ночи, я понял, что не выдерживаю. Банка энергетика,выпитая за пять минут, и несколько чашек кофе помогли мне как-то удержать себя в руках, а после ты пролетела по коридору, такая довольная и необъятная; ты поехала к нему, кажется, или по его звонку, или с его помощью, а я утыкался в горячую шею лошади и шептал: «Ничего, Лоська. Сейчас пойдем, Лоська. Потерпи,Лоська. Я сейчас, Лоська…». 

Когда только вычищенная кобылья шея стала мокрой и Лоська удивленно замотала головой, я подумал, что хватит. Я прятался в ее уши и пытался выдохнуть, хотя бы на минуточку выдохнуть.
Ты вновь пробежала мимо, и белая футболка сверкнула улыбкой в дверном проеме; ты на ходу скользнула поспешным «пока», а я, старательно отвернувшись, слепил улыбку и крикнул «До завтра». Голос предательски сорвался,и «дозавтра» скакнуло тремя нотами по аккорду ля-минор; как хорошо, что ты спешила. Как хорошо; и все же – сложно объяснить миру мои слезы в ответ на твое счастье.

Пусть у тебя все будет хорошо;
пусть ты будешь со мной, пусть ты будешь со мной, пусть ты будешь со мной!!
Хочется, чтобы помогли. Хочется, чтобы самую чуточку придержали за плечо. Хочется, чтобы не узнали.

Здравствуй, Инга.
С тех пор, как я начал писать тебе, прошло два месяца. Многое изменилось с тех пор. Я стал чуть умнее и прохладнее; а ты, Инга, однажды утром заметила, что никто не идет за тобою следом с яркой преданностью на лице.
Ты решила отправить куда подальше мою улыбчивую физиономию.
Обидно, горько, грустно, нелепо.
Я все ждал, Инга, когда же мир вокруг узнает обо мне пару горстей нелестных подробностей. Это случилось. Я очень многое потерял.

Здравствуй, Инга.
Знаешь, я хочу, чтобы тебя не было.
Совсем.
Не было.