20. Неандертальца ищу. Чёрный глобус
А хоть бы вот отчего – пить в компании гораздо интереснее… но ведь это уже корысть? Корысть. Маленькая, почти безобидная, но корысть… если не подлость.
***
Хотя нет, пожалуй. Здесь, в соблазнение на выпивку, преобладает всё же чистое чувство – чувство локтя, пафос коллектива…
А что, если соблазнить совсем непьющего?
Вот так, уловить его плачевное состояние, тоненькой вьюжкой подленько завиться в душу и – соблазнить… это ещё большая радость!
Это, можно сказать, крупная удача… или – добыча? Но тебе ведь ровным счётом ничего не надо от бедолаги – ни денег, ни связей, ни рекомендаций каких-нибудь… Вообще ничего. И вообще, ты не соблазнял, а утешал, помог утешиться человеку в горе старым, как мир, способом. Тебе же, лично, ничего от него не надо…
***
А вот тут и «поздравляю соврамши». Надо тебе, надо! В каждом кроманьонце гнездится чёртик, или чёртушка, или даже большущий чёрт-соблазнитель. И это он требует добычи, клянчит её у тебя… а ты, следовательно, тоже его добыча в свою очередь. Вот так, два зайца разом и поймали-с…
Да что, я один такой, что ли? И вы ведь, и вы ведь!.. И все мы вот такие, кроманьонцы окаянные! Покаяться бы… но в чём конкретно? Как сформулировать свой и одновременно общий подлый грех? Как сыскать слова для покаяния: единственные, непреложные – свои слова?
Или чего другого поискать?..
***
Неандертальца ищу…
***
…у историков есть циничное выражение: «История ре¬гулируется сбросом» т.е. – войнами. Это значит, человечество в данный период чувствует глобальную не¬готовность выполнить высочайшую миссию, общее дело на земле. Но сейчас, в таком состоянии, оно может только всё испортить, искривить божественный замысел, и поэтому предпочитает (более чутьём, чем осознанием) самоустраниться. Покончить с собой.
Чаще всего это присуще самой «продвинутой» части населения – писателям, учёным, политикам. А те, кого называют презрительно мещанами, обывателями, а подчас и быдлом, в этой ситуации оказываются самым устойчивым, крепким звеном человечества. Они довольно спокойно перено¬сят эти «мутационные взрывы», их подспудная цель – выжить во что бы то ни стало, не изменить ни роду, ни виду. Это не говорится вслух. Это подсознательная сверхзадача.
А самая крепь земли, сердцевина человечества – всё-таки Земледелец. Вот почему я и называю его Главным Челове¬ком на земле. Его уровень – полметра гумуса, это его природный слой. Его задача – стоять «Против неба на земле». И не мудрствовать лукаво…
***
«…и когда, погpузнел чеpнозём, зашатался, как пьяный, захлюпал,
И дождём пpотемнел гоpизонт, точно веки сужая кpая,
Погpузился в икpу pазмозжившихся гpанул и скpупул,
Веpх и низ - плоским pтом - веpх и низ пеpежёвывая, –
Вот уж тут, pасфасована в сотах, в щелях баснословного ада,
Заспиpтована мифом, теpциной pассосана всласть,
Поднялась Благодать – pасплылась, pастеклась виновато
Чёpной лывой по тёплой земле... и откpылась великая Гpязь.
Так утpобно уpчали они, бессознанья могучие хляби,
Жадно чавкая, pаспpостpаняя такой беспpедел, беспpосвет,
Что оpфеев позоp помpачился мычащей тоскою по бабе,
По вползанию в зыбь, заpыванию в пах – позывным пpеисподней в ответ.
И воспета ж, о Боже, она, – будто космос глухая аpена,
Где в пазы геpмошлема смеpдит, дышит кpовосмесительством стpасть
Метаpобота, геpмафpодита, аллигатоpа, олигофpена,
Вся pептильно кишащая эта, пузыpящаяся эта мpазь...
Вот отсюда – теpпи! – pаспложается жизнь, вот её подоснова,
И пpедательством пахнет позыв плацентаpную тьму pастолкать,
Подавить эpотический бpед, чад гнилого похмелья, и снова
В недоноски пpобиться – сквозь гумус – и чахлое солнце лакать,
И, бpезгливо отдёpнув плеву, сеpовиево веко, где слизни,
И болотная зелень, и муть, ещё pаз подсмотpеть, тоpопясь,
Как две ласточки взмыли оттуда, две ясные искpы, две жизни,
И одна оглянулась… – так сладко, сладко млеет, воpочаясь, Гpязь…»
(Из опусов Великого о Крови и Грязях)
***
Главный человек земли, Земледелец, мирный пахарь…но его-то первым и втягивают в мясорубку войн «продвинутые», как опять-¬таки главную силу, теперь уже – главную боевую силу земли. И он первым гибнет, хотя не начинал это позорище, это побоище…
…главный человек, с какой стороны не возьмись – Главный Человек.
***
Проживая краткий отрезок, по сути – мотыльковый век, жизнь между двумя непроницаемо-чёрными стенами, человек почему-то задумывает себя веч¬ным, и ведёт себя в реальной и конечной земной жизни так, будто он бесконечен, будто он бессмертное сущест¬во. Об этом свидетельствуют его великие замыслы, его боль¬шие, судьбинные поступки – в расчёте на вечность, ни¬как не меньше.
А сам-то при этом – мотылёк-однодневка: только вспыхнул, и вот уже погас. Зачем же о вечном заду¬мываться, вести себя так, будто ты, по меньшей мере, Кащей Бессмертный в данной реальности? Зачем жертвовать жизнью во имя чего-то там, совершать бессмертные подвиги и прочие благоглупости? А ведь живет человек в основном именно так – жертвенно.
И это вернее всего говорит о его бессмертной сущности. Я – мыслю,
Я – чувствую, Я – живу. Следовательно, живу я вечно. Всё остальное только смена декораций, и Я об этом прекрасно осведомлён в самой своей глубине.
А возможно, ещё и – до всего...
***
«…дом, где мы грозой встречали полночь,
Где пластинка пела в две слезы…
Я тебя спрошу сейчас: – А помнишь?..
– Помню… – ты ответишь из грозы»
***
…проклинать Историю? Сталина, Гитлера, Грозного, Атиллу… проклинать войны, преступления, кишмя кишащие в минувшем?..
Для это¬го надобно решить один вопросик: а ты сам-то рад, что жи¬вёшь, дышишь благодаря матери, отцу, Истории? Ты рад, что явлен на этот свет? Принимаешь ли ты эту, именно э т у жизнь, на которую взираешь из сердцевины себя самого, и сам же находишься в сердцевине этой жизни?
***
…кто я был? Отчаявшийся циник…
Осенью за прошлое корил,
А к весне, волнуясь, гиацинты,
Снова зацветавшие, дарил…
***
…если принимаешь жизнь как данность, сам ты – закономерное следствие всей соци¬ально-исторической, да и биологической совокупности – минув¬шего.
Все твои грехи – те же грехи общего прошлого, только в Большой Истории они увеличены (если не преувеличены), там они выпуклы, как под линзой. А твои личные грехи – скрыты в тебе. Но ты неотъединим от этих грехов и пороков, живущих в тебе, неотделим от них, как История невозможна без своих, явленных миру и уже не совсем тайных грехов и преступлений. Историю, как и тебя самого, не перепишешь.
Ты, в общем-то, родился уже готовенький, со всеми своими комплексами, талантами, способ¬ностями и к подвигу, и к преступлению...
***
…я переверну пластинку, хочешь?
Хочешь, распахну в июнь окно?
Я тебя спрошу сейчас:
– А помнишь?..
– Помню… – ты ответишь всё равно…
***
…прини¬маешь жизнь и себя, своё Я? Если да – прими Историю. Представь, что мириады семян из лавы хлынувшей спермы рвались к зачатию, но сложилось так, что родиться выпало именно те¬бе. А как, а почему так сложилось?
А вот так – всею совокуп¬ностью Истории сложилось. Ты – Победитель и Убийца одновременно. Убил мириады сперматозоидов, рвавшихся к матке, а вот теперь в тебе, Победителе, сидит тайный убийца. И не ври себе. В каждом Победителе – Убийца.
***
…даже атмосферные явления, да¬же погода играла свою роль в твоём зачатии. И еда, которую ели твои родители перед зачатием, и климат, и время года… а уж психическая структура родителей чуть ли не напрямую зависела от социальной атмосферы, которая тоже ведь складывалась в ре¬зультате войн, ужасов Истории, которая именно так, а не иначе скрещивала судьбы твоих пращуров. Как же не принять Истории, если принимаешь – себя?..
***
…всё равно, сгоревшее сгорело,
Всё равно, мы тоже сожжены,
Всё равно, что нам однажды пело,
Пусть поёт с обратной стороны…
***
… другое дело, если не принимаешь этой жизни. В таком случае, наверно, имеешь право судить Историю (осудив вначале себя самого), потому что ты – «возвращаешь билет», отказываешься от жизни….
Но здесь уже проглядывают корни старинных ересей, вроде манихейства и проч. – не самоубийство, но поэтапный, как бы само собою, самоуход, самоустранение в результате жесточайшей аскезы. Или повального пьянства…
***
«…вот ты лукавишь. Ты уже
Бубнишь, как принято, на темы
Непререкаемые. Тем-то
Они язвительны душе…»
***
…каждый переживает период фашизма в себе. Чаще всего это происходит в молодости: увлечение агрессивным стилем, «атакующими» поэтами и художниками, всем «роман¬тизмом», который, в отличие от реализма, бесчеловечен, а если говорить прямо – безотносителен к человеку, выкормышу гуманизма.
Выходит, фашизм сам по себе не химера, а нечто при-сущее человеку. Ну, вот как знамени¬тый комплекс детских хворей, которыми необходимо переболеть. И чем раньше, тем лучше. Для выработки иммунитета.
***
«…который день я месяца не вижу?
Который месяц ёжусь от дождя?..
Какую жижу, Боже мой, какую жижу
Претерпеваем, братцы, без Вождя!
А был бы Вождь, он резко бы и сразу
Пресёк поползновенье вражьей тьмы,
Он запретил бы разом всю заразу!..
Но нет Вождя. И мучаемся мы…»
(Из «романтических» бредней Индюка)
***
...тысячу лет в тысячах церквей, у домашних икон и лампад русские мужики и бабы восславляли иудейские имена, реки, земли, подчас не отдавая себе отчёта: почему они, русские, прославляют иудейские святыни?
Как же не быть пресловутому еврейскому вопросу? Но уж тогда,
коли ты славишь иудейские имена, возлюби и самих иуде¬ев…
Так ведь нет! Христу и пророкам поётся Осанна, а самого жида, реального носителя крови тех, кого восславляют в русских церквях, часто ненавидят...
Или это только моё непонима¬ние?
Или всеобщее непонимание Пути?..
Тут подсте¬регает еретическое: а что, если само Христианство не русский путь, а всего лишь тысячелетнее «хождение не в ту степь»?..
Но это логика, логика, а жизнь (и Христианство в первую очередь!) стоит на любви.
…и, опять-таки, в жизни всё перемешано: красота Идеи, Замысла, Служения, и – отв¬ратительный торговец у Храма, хотящий выторговать всё, весь мир, всех на свете!..
***
Вот диво – Апостолов, пророков-иудеев славит весь христиан¬ский мир, весь, кроме самих евреев-иудаистов. А может быть, им это уже попросту «не нужно»? За них теперь «рабо¬тает» весь остальной мир?..
***
«…всё смолкает, когда он, глаголя,
Точно грохнув одной из дверей,
Произносит в арабском застолье
Энергичное слово еврей…»
***
…неловкости, возникающие от неполноты чувств...
***
…но главное сейчас выяснить, что у них за отношения с Дудикой, кто он ей по сути, и не захочет ли Капелька своего дружка притащить в его племя также, как проникла сюда сама? А что? Лодка-долблёнка наготове, только оттолкнись от берега. А ведь дружка его подстерегала не самая достойная участь, останься он у Других. Свирельщик? Да это же самый презренный человек, надобный лишь на Празднике. Но почему его избрала Капелька? Вот что самое важное.
– Ладно – кивнул Зуб – расскажи про счастье. Мы о таком не слыхивали. Как и о твоей…. как ты давеча сказала? Любви…
– Понимаешь, Зуб, счастье, это когда ты с частью. И я никогда не бывала счастлива… Отца задрал вепрь. Мать была попросту беспомощна… и никому потом не была нужна из молодых охотников. А меня сосватали за такого же, как я, сироту, который только и умел, что свистеть в свою тростинку. Свистел, правда, хорошо. Но в нашем племени самые сочные, самые лучшие куски мяса не доставались таким, как я и Дудика. Мы ели остывшие объедки, только и всего. Я не знала счастья, Зуб. Ведь счастье, это то… это у того, кто с–частью. С самой лучшей, самой сочной, пылающей частью! Оно у того, кто сидит во главе пира!..
А может быть, с тобой у меня будет счастье? Ты же сильный! – робко спросила Капелька и с надеждой глянула в чёрные, ничего не говорящие глаза.
Зуб не спешил раскрывать теперь все сложности нахождения её в чужом племени, объяснять ей саму чужесть и разительную непохожесть на других. Он лишь задал последний, мучавший его вопрос:
– А как же Дудика? Его убьют?
– Нет, что ты, что ты!.. Он сам меня отпустил… он плакал, не хотел отпускать, но выносить мои муки на раскалённой скале было выше его сил… он сам бы раньше умер… или зарезал себя. Я так думаю.
– А что с ним станет потом?
Капелька ответила беззаботно и почти равнодушно, и это, как ни странно, темно и сладостно обрадовало Зуба:
– Да куда они без него денутся? Он лучший певец. Праздники не отменишь, а их вон сколько…. погорюет-погорюет, да подыщет такую же, как я, сироту… глядишь, и женится ещё. А сыновья, как знать… может быть, хоть они вырастут сильными и станут Охотниками!..
Зуб молчал. С Дудикой, вроде как, решено. А вот с самой Капелькой… она, прислонясь к сильному плечу Зуба, наверно, уже решила про себя – всё хорошо, всё наладится, всё как нельзя лучше складывается... да и вот он рядом, дикий сильный зверь, настоящий мужик… и вон, какие взгляды на неё мечет!
Уж в этом-то она разбиралась! Так ей казалось, по крайней мере. А вот скажи ей кто-нибудь сейчас, что предстоит вынести в ближайшие дни, да и в дальшейшие, когда надо будет кривой сошкой обрабатывать делянки, отбитые Зубом у злобного соседа Урыла, гоняться за козлихами по всему стойбищу, а потом умудриться сцедить у них молоко в бычий пузырь, а потом напоить капризных девчонок-малышек… и ещё много-много чего тяжкого и неприятного придётся вынести ей. И это лишь при условии, что она примет законы племени. А самое главное, если само племя примет её.
Вот это как раз темно и горько стояло под большим и неуклюжим вопросом на сердце у Зуба. Знай всё это Капелька, она бы так нежно и ласково не прислонялась сейчас к нему. Повременила бы.
Но Капелька была счастлива. Она впервые приручала такого громадного, могучего мужчину, и у неё аж дух захватывало от предчувствия приближающейся ночи…
***
Веруешь, что бессмертен? Значит, воистину бессмертен. Ве¬руешь, что из тебя лопух прорастёт? Прорастёт, не сомневайся.
«Каждому да воздастся по вере его…»
***
Плюрализм, это «кто во что горазд»? Один горазд на скрипочке пиликать – пожалуйста. Другой умеет из камня дома складывать – дельно.
Третий белку бьёт в глаз – хорошо. Четвёртый пишет патрио¬тические воззвания – отлично. Пятый клеймит патриотов – исполать. Словом, каждому по зелёной улице. То есть и вправду, кто во что горазд. Что же тут плохого?
Но, од¬нако, почему тоской веет от выражения «кто во что горазд»? Словно бы слышится: «Ну, пошло-поеха¬ло!..». И безнадёжный взмах руки – да пропади всё
пропа¬дом!
Отчего сама тональность этого выражения равнозначна ощущению безнадёги и крайней степени бардака во всём и вся вокруг? Плюрализм, полифония, полисемантика… кто во что горазд, пошло-поехало, лучшее враг хорошего, бедность не порок, не грех в тюрьму попасть... хорошенькая градация!
***
«…всё уже можно. Курить и пить.
Женщинам потакать.
На зарубежные фильмы ходить.
Деньги взаймы давать.
Зонтик раскрою. Утрусь платком.
Новые всё дела.
Будто и мир ещё незнаком.
Будто и жизнь прошла…»
***
Бесстрашно мыслящий Кант считал, что государство, где более двух процентов населения овладели грамотой, уже стоит на пороге смертельной болезни. Со временем этот процент неминуемо увеличится, и всё пойдёт вразнос – вплоть до глобальной катастрофы. Кант искренне считал, что не каждому под силу грамота. Далеко не каждый нравственно и природно развит настолько, дабы употребить её разумно.
Милейший старик Кант… глянул бы он на испытания ядерной бомбы, на генетические опыты, заревел бы – «Да пропадите вы пропадом, образованцы шелудивые!..»
Он задолго до интернета ощущал избыточность информации для людей, «грамотеющих» на глазах, и, словно предчувствуя неизбежное появление компьютера, или чего-то вроде, пророчил гибель от расширения иформационного поля.
От информационной переизбыточности.
***
«…когда устал старик Гомер
От гомерических химер,
Он мог подумать, например:
«Вот слепну… вот лысею…
Пора за «Одиссею…»…
Но, щелкопёрам не в пример,
Гомер не обижал химер,
Он обожал их!..
Например,
Он знал – нет с ними сладу.
И ладил «Илиаду»…»
***
Кант и не предполагал, сколь быстро сбудутся его пророчества. Нет, он не обзывал тёмный люд быдлом, не испытывал к нему презрения, он просто очень хорошо ощущал силу иерархии. Как природной, так и социокультурной:
Одному судьба возделывать землю, другому учиться, а третьему – хранить знания. Причём хранить их в глубокой тайне, с величайшей осмотрительностью посвящая в неё только избранных…
Европеец Кант был африканцем, египтянином?
Нет, он был древним египтянином. Более того, он был из касты жрецов!
А, собственно, что в этом странного?
***
Умный, бесстрашный, независимо мыслящий кроманьонец Кант… хороший кроманьонец. Уже два века тому назад он окончательно понял: человечество в его образованчестве и всех исходящих из этого кроманьонских безобразиях – обречено. И только ждёт Судного Дня. А вот что или кто выступит в качестве Судии – тут он допускал всё, что угодно. Ещё бы! – Человек, представивший миру несколько вариантов доказательств Бытия Божия и одновременно столько же вариантов небытия, был плюралистом высшей марки.
***
Современники описывали Случай с Кантом. Однажды он, как всегда пунктуально, в намеченное время, прогуливаясь по улицам родного Кенингсберга, увидел дивную картину: бегает с топором какой-то мужик и рубит им – налево-направо – всех попадающихся под руку. Рубит без разбору, напрочь. Все, кто могли, разбежались.
Все, но только не Кант. Он дождался мужика с топором.
Тот, подбежал и, уже замахнувшись, остановился… Кант, спокойно глядя в его глаза, спросил только: «А что, уже прямо сегодня день забоя?..»
Мужик с топором (а это был явно не Раскольников, тот из другого анекдота) секунду смотрел на Канта, смотрел… а потом вдруг завизжал, выбросил топор и скрылся в ближайшей подворотне.
Если даже это и легенда, какое она даёт представление о степени пессимизма! Кант был настолько убеждён в неправомочности опошленного человека пребывать в этом мире, что нисколько не удивился Судному Дню. Даже самому Судии в образе мужика с топором не удивился. Какая разница, когда и как погибать обречённым…
Самое поразительное в данной истории то, что именно философская убеждённость в жизненной ничтожности человека спасла человеку жизнь. И просто человеку Канту, и Канту философу.
Ибо без своего философского безумства он бы не сделался тем, кто – единственный в толпе горожан! – оказался способным отрезвить и напугать безумного человека.
***
…и вот он – Чёрный Глобус в Мраморном Зале.
Чёрный Глобус – кошмарный аналог школьного глобуса. Тот был весь в голубых океанах, в синих прожилках рек, в кружевной ржави горных хребтов, в изумрудных разливах равнин, он был красивый и нежный. А этот…
Реки на нём чёрные, прожилки золотые, разливы белые. Это глобус наркотрафиков, золотых и нефтяных потоков. И висит он в мраморном зале, на платиновой цепочке, над огромным овальным столом. А за столом восседают одиннадцать правителей мира, хозяев главных транскорпораций, самых богатых людей мира, уже забравших над ним полную власть.
Двенадцатый… о нём ни слова. Сам объявится к ночи, когда решит…
Сюда не допускаются даже президенты и короли, которые всё меньше теперь значат, роль их сводится к роли регулировщиков и вещателей народу почти недействующих законов. Государственные границы теперь символические. Впрочем, ещё кое-где маячат на вышках пограничники – для проформы и успокоения обывателей. Да и сама роль Государства сведена к минимуму. Миром правят транснациональные корпорации, государственные границы размыты, легко смещаются в зависимости от направления потоков – чёрных, белых, золотых.
И главы корпораций, собираясь раз в месяц в Мраморном зале под Чёрным Глобусом, решают судьбы кроманьонского, заблудшего мира. Они разворачивают Потоки, назначают нужных в данный момент президентов и королей, крутят Глобус и решают – где уместно развернуть военную заварушку, где успокоить несогласных, где наказать, где помиловать.
Это и ООН, и Евросоюз, и НАТо в одном зале. Апофеоз кроманьонской цивилизации, логический вывод из мелочно кишащего, хапающего, всё более темнеющего и безвольного субстрата кроманьонской лилипутии.
…Черный Глобус в Мраморном Зале…
***
…Зуб ощутил всё это, все эти розовые мечтания Капельки каким-то неясным чувством и нежно, но с силой отстранил её от себя. Он решил тут же, у реки, рассказать ей кое-что из предстоящего:
– Завтра День Наказания. Для всех женщин. И ты тоже будешь наказана.
– За что, Зуб? Я же ни в чём ещё не успела провиниться…
– Это Закон племени. Раз в месяц женщин публично наказывают. Плетями. Вот и всё. Не нравится – вон лодка, можешь отправляться обратно… распнут на Скале. Выбирай. Я не все ещё тебе сказал. Главное – Великаны. Они решают всё. Ты только вытерпи мои побои молча. Я обещаю – буду бить не сильно.Ты не очень бойся… но главное не это… тут Зуб смущёно отвернулся от Капельки и надолго замолчал.
– Тут, знаешь, такая штука… и я боюсь, честно… дело в том, что у меня очень большой… ну ты понимаешь… а ты такая, такая…ну, ты худенькая очень и маленькая. Хотя и понравилась мне почему-то. Сам не понимаю, почему…
В общем, если выдержишь меня в эту ночь, то и порку завтра легко выдержишь. Бить сильно не буду, я обещал. Главное, ничего не бойся. Если я взял тебя к себе, мы выдержим всё. Ты мне веришь?
Капелька опять нежно, но уже со страстью обняла Зуба:
– Я не боюсь… я ничего с тобой не боюсь, Зуб! И ты не бойся. Мне старые женщины из нашего племени рассказывали про ваших… не такие уж они Там, внизу, большие… ну, может и побольше наших, но ненамного. А для тебя, Зуб, я готова на всё!..
Зуб довольно засмеялся и стал взваливать корзины и мешки с чудесным зерном на плечи. Капелька взвалила две корзины – решила показать Зубу, что она не такая уж слабенькая, как показалась ему.
– Э, да так мы и за сегодняшний день дотащим всё. Если, конечно, не дриснешь по пути… ну да ладно, в случае чего подмогну – широко и страшно,
страшно по-доброму ощерился Зуб.
И они пошли…
***
…пора, пора отдавать отчет: нас всех «кинули» на языковом, на лексическом уровне, а уж потом на социаль¬ном! Все эти лукавенькие «либерализации» (а что плохого, собственно?), все эти «плюрализмы» (т.е. многообразия? Тоже пристойно), всё это было сброшено на неподго¬товленную почву.
И ведь знали, знали что вытворяют, «языкотворцы»!..
Хорошо бы вслушаться – «вы-творяют»… Выворачивают, выкомуривают, выпендри… То есть – навыворот.
А корень у слова мощный! – Творец, творчество, творить…
Свидетельство о публикации №212021801993