21. Неандертальца ищу. Чаю...

Творить словами смыслы умеют философы. Творить Мысль не умеет никто. Мысль вообще нетварное, летучее созданье, и если каким-то образом (со-изволением?) попадает в твой мозг, тут уже дело за «процессором» – какова сила соображения и способность обработки «данных», таковы скорость и качество результата.
Конечно, склад характера, особенности человека влияют на процесс, на скорость обработки. Но главное гнездится где-то далеко, в глубинах бессознательного. А это уже  не столько область философа, сколько поэта. Поэтическая мысль вообще куда глубиннее мысли философской, «сознательной».
Как-то я сказал об этом стайке молодых поэтов. Меня не вполне поняли. Пришлось растолковать на простом примере. Я прочитал целиком небольшое стихотворение Тютчева «Есть в осени первоначальной…» и добавил, что считаю этот шедевр самым философским произведением в русской лирике.
В нём нет философских терминов, силлогизмов, системы доказательств, но оно чудесным образом объемлет собою Истину – в человеческом объёме. В нём есть всё:  Пред-жизнь, Жизнь, и За-жизнь. И, главное, впрямую об этом не сказано. Есть только пейзаж, из которого чудесным (повторяю – чудесным!) образом вырастает всё это, и обволакивает душу всепониманием  сущего. Это и есть Поэтическая Мысль, способная дать фору любому философскому сочинению…
***
Когда я почуял, что на моих питомцев сошло некое понимание сказанного,  обнаглел и добавил: «Не гонитесь за смыслом. В стихах смысла нет».
Они раскрыли рты в изумлении и онемели. Лишь один спросил растерянно:
«А что есть?..» 
Утешил, как сумел: «В настоящих стихах, которые иногда восходят до высот поэзии, есть нечто гораздо более ценное, нежели смысл, в них есть – Поэтическая Мысль. Собственно, она одна и озаряет душу. 
Световой сквозняк пронзает вселенную насквозь, а не одного только человека, и если удаётся в редкие счастливые мгновения уловить тот сквозняк и заключить в строках – между строк – поверх строк – это уже навсегда. Это уже Поэзия, а не просто стихи. Здесь грань между Поэтической Мыслью и смыслом.
Смысл оставьте философам…»

* * *
…я понимал, что излагаю максимы детям, что не всё так просто. Но есть время именно максимального воздействия на души, сердца и мозги. Это время юности. А дальше, кому положено, разберутся. Если не во всём, то во многом.
Ну, хотя бы в том, что смысл в стихах есть, и немалый. А что не он там главное – тоже разберутся. И пойдут ещё дальше. Начнут играть смыслами, скрещивать их, переплетать родное с чужеродным, живое с неживым, и получать в итоге очень странную, но заманчивую смысловую мутацию…
***
«…как инвалюта от инвалида,
А пара пива от пивовара,
Как терракота от таракана,
А катаракта от каракурта,
Как гонорея от геморроя,
А от пилота полёт болида
Мы отличимы, и мы отчалим,
И мы отчаливаем на кулички,
От дома отча к чертям собачьим,
К волчцам колючим – мырчим и вячем,
Мяучим, крячем, фырчим, пророчим,
Корячим птичей, мрачей… а  впрочем,
Чего бурчим? Для чего маячим?
Никто не знает чего портачим,
Санскриль, сакраль, озарель морочим,
Латыль порочим, жалезо мучим,
Ляминий учим латать парады...
А во-он – летательные аппараты
Под парапеты авиалиний
Завиливают, как в исход летальный…
Отлив винта ли? Иллюминация?
О, левитация Лилиенталя!
О, эволюция галлюцинаций!..
Не лепо ль, братцы, и ны потщиться,
Аще простреться в иные святцы,
В люминисцентный прострел плаценты?..
О, навигация гиперпростраций!..
О, голубиция люминисценций!..»
***
…мутацию иудеев (это про другое) доказать практически
невозможно, почти недоказуемо, но…
Представляется, что в основе образования  субстрата нации лежало какое-то космическое событие. Может быть, событие это подкосило своим жёстким излучением  со¬седние народы, тех же египтян, к примеру, от которых во многом и переняли древние иудеи тайные знания,  храмовые книги и проч. А самих иудеев –  попросту варваров по тем временам в глазах высокопросвещённых египтян –  не пускали в город, за городские стены.  Вот они и паслись в отдалении от главных городских ворот.
И самый жёсткий луч того космичес¬кого события,  самое жёсткое излучение пришлось на оседлых горожан, а иудеев пронзил лишь остаточный, смягчённый луч. Древний Египет исчезнул, иудейская цивилизация – нет.
Этот луч лишь опалил их боковым сечением. Они, в отличие от древних египтян с их высочайшей цивилизацией, спаслись, но мутировали. Они сильно развились, даже переразви¬лись интеллектуально, подстёгнутые жестким космическим из¬лучением.
У них ярче проявились рациональные способности, числотворчество. И в эмоциональном отношении они сильнее других народов продвинулись. Недаром столько выдающихся математиков, скрипачей (великих композиторов гораздо меньше, чаще всего гениальные испол¬нители) вышло из их среды…
***
…дотащились к ночи. И опять никто из племени не увидел Капельку.  Ничего, завтра увидят… совсем голую – печально подумал Зуб. Жалко было такую живую чудесную и уже почти свою игрушечку выставлять на погляд плотоядным чужим мужчинам. Но – чему быть, того не миновать… пора укладываться.
Малышки мирно сопели, заботливо обёрнутые старшеньким Лбом в козьи шкурки. Другие мальчики тоже уже спали. Капелька, мужественно проделавшая путь с немалой ношей, просто валилась с ног,  Зуб это ясно видел, и решил уже, было, что даст ей выспаться одной и трогать её сегодня не будет.
Но она, к его изумлению, сама поманила в дальний закут пещеры, и решительно сбросив с себя расписные одеяния, предстала перед ним совершенно нагая, как тогда, на реке. Зуб обомлел. Он думал о дальнем, он, как мог, оттягивал неизбежное… но ведь она сама, сама!..
Зуб ощутил в себе чудовищно набухавшую, огромную плоть, громоздившуюся там, внизу, под мамонтовой, приподнявшейся шкурой. И плоть эта, сильно набрякшая, очень болела. Да – тут Зуб не мог себе соврать – эта плоть хотела её, Капельку!..
И хотя Зуб уже был готов ко всему, но теперь…. теперь Зуб трусил. А вдруг она, Другая, которая совсем из другого народа, вдруг у неё Там, внизу, тоже всё какое-то другое?..
Худенькая, бледненькая, уставшая до смерти, Капелька хотела, казалось, сейчас только одного – свалиться на каменный лежак и уснуть…но её глаза…
Глаза её, бывшими на свету голубыми – тоже диковинными, ибо у женщин его племени глаза были чёрные или тёмно-коричневые, глаза Капельки вдруг потемнели, сузились, и засверкали зелёными искрами, которые, казалось, летали и даже потрескивали в темноте пещеры…
Зуба трясло.
Но Капелька звала. При свете коптилки её вздыбленные груди просто пугали Зуба. А её лоно!..
У его Пикальки лоно было словно бы вдавленным в широкие бёдра, и за густой волоснёй почти не виделось самого главного. А тут… её лобок был лишь слегка закурчавлен нежными рыжими волосиками, но самих потаённых складочек не было видно. Один только лобок, сильно выпиравший внизу живота, вот и всё.
«А может, у них как-то всё по-другому – подумал в замешательстве Зуб – и дети у них рождаются как-то по-другому, по-особому»?
Но отступать было поздно. Да и позорно для мужчины, особенно такого мощного. Просто позорно...
И он подошёл к ней, сверкавшей всё гущё своими зелёными искрищами из сильно сузившихся глаз, и грубо повалил  на каменный лежак. И Капелька нежно, но очень сильно обняла его шершавые плечи, впившись в них до крови маленькими острыми ноготками, а потом, бесстыжая, сама взяла в руки его набухшую плоть…
***
…реально творческих лич¬ностей у иудеев – маловато. Основные силы ушли на религиозные поиски. Это во-первых. А во-вторых, думаю, произошёл дикий разрыв между рациональным и духовным началом. Духовное просто не поспевает за интеллектуальным, рациональным, и даже за эмоциональным напором. Разные скорости.
Здесь не вина, а космическая закономер¬ность – следствие жёсткого излучения.  Многие не любят евреев, даже «громят», потому что такие-сякие…
А они – простые.
***
«…насильно святили, насильно крестили,
В чужие, чудно, имена обрядили,
И слушал, дивясь, обращённый Иван
Заморские требы, сочтя по-житейски
Сколь редко меж эллинской тьмы, иудейской
Мелькнут огоньки Светозаров, Светлан…»

***
… «никакие»! – («Человек без свойств»?)
Не злодеи, не короеды, прожирающие ствол, в котором гнездятся, а просто мутанты в человеческой семье. Они, в отличие от пресловутых «обров», которые, как известно, «погибоша», выжили в тысячелетнем рассеянии и снова сумели собраться на древней земле. То ли религиозная «упёртость» тому способствовала, то ли ожидание «настоящего» Мессии… но мне думается, что именно то, неясное нам реликтовое излучение сумело остервенить нацию, скрепить её, не дать утерять своё провиденциальное «мессианское» единство…
Человечеству, впрочем, проблема от этого не становится яснее, и оно склонно демонизировать их, культивируя злодейские, жидомасонские замыслы и проч.
И что интересно, сами иудеи, кажется, втайне довольны такой демонизацией, они из этого извлекают немалые выгоды. Они давно смекнули, что главное не дать смолкнуть мутному шуму вокруг еврейской проблемы, это приносит доходы.
Потому и говорю: антисемит – рекрут сиониста.
***
«…Молодой израильтянин,
Русский патриот,
«Широка страна…» – затянет,
И ревёт, ревёт.
Солона слеза Синая,
И тоска, тоска,
И длинна страна родная,
И узка, узка…»
***
Еврей бьётся – за Букву.
Русский – за Слово.
Человек – за Целое.
***
…идти, рваться вперёд – бессмысленно? Или есть смысл… но где? А вот он, смысл (как вариант), смысл прагма¬тический, низкий, но, за неимением высокого, вот: рвись вперёд – в толчее, давке, в горящем госпитале, среди калек, обрубков, культей – рвись и не думай «зачем?», рвись и всё, ибо Тебя Подберут Первым!
Первым подберут хотя бы потому, что ты дальше всех отполз от эпицентра огня по ко¬ридору (к примеру, больничному коридору). Кто-то проходил мимо и увидел тебя первого, и помог тебе. Пожарники, спасатели, опять же, первым подберут тебя, ибо ты полз, ты рвался, пока другие рефлексировали, или просто ленились, осознав «бессмысленность» любых здесь усилий. Вот до этих-то доберутся спасатели в последнюю очередь, если вообще доберутся. А тебя подберут первым. Потому и ползи, и не задумывайся.
Так нищему, отбившему для себя местечко в начале торговой улицы, подадут более, чем следующим за ним. Так у первого продавца в рыночном ряду разберут товар скорее, чем у последнего, или даже среднего торговца (при равном качестве товара, разумеется).
Некра¬сивый ракурс, понятно. Но и он годится, ког¬да очень уж затошнит при виде рефлексирующей интеллигенции: «А зачем? А есть ли во всём этом смысл»?.. Да есть он, есть смысл, олухи! Жизнь умнее, да и последний торгаш, кажется, умнее…
***
– Опять зовёт он за собой…
– Куда зовёт?
– Куда-то в бой…
– А бой за что?
– А бой за то,
Чего не ведает никто…
***
…А Фидель тоже из великанов. Из неандертальцев. – Скошенный лоб, борода, отвага, бессмертие. Герой!
***
…нет-нет, Пикалька такого никогда себе не позволяла. Да он бы убил её! Как это можно, священную мужскую плоть брать в женские, второстепенные руки? Такого у них не водилось. Но вот тут, сейчас, с этой чудной зазывной тварью Зуб ощутил что-то совсем неизведанное, особенно когда она ещё наклонилась к нему и нежно-нежно поцеловала туда, в самый низ. Мало того, она стала лизать его священную плоть, своим узким, длинным, как у змеи, шершавеньким язычком.
Такого Зуб не ощущал ещё никогда. В нём и противилось нечто, и одновременно же говорило – «Тебе хорошо? Тебе ведь никогда не было так хорошо? Значит, не противься, отдайся стихии, а там – будь что будет…ты и так уже перешёл все запреты и позволил этой твари, трогать тебя. Ты сам привёл её в своё племя, и завтра же сам отхлещешь её на виду у всех…так отхлещешь, что она, может быть, и не поднимется с Камня. И всё решится само собой…» – Зуб уговаривал себя, а между тем ему становилось всё слаще и слаще. И он понимал, что завтра пощадит её и будет хлестать только для вида – мягкой конопляной плёточкой, которую давно опробовал на любимой Пикальке. И никто не укорил его никогда, и никто не заподозрил, что он бьёт её только для виду, соблюдаю Традицию предков, и только.
А между тем Капелька вытворяла нечто совсем уж бесстыжее со Священной Плотью Зуба. Она не только обнажила её губами,  но и покусывала. И тут уже Зуб не стерпел. Он взвыл и зарычал так, что Капелька отпрянула от него, не понимая, что случилось.
Зуб опрокинул её на ложе и, уже совсем не щядя эту бесстыжую, маленькую и хищную тварь, посягнувшую на Самое Священное, резко и мощно вошёл в её узкое лоно своим чудовищным… не членом даже, а – Хоботом, огромным Спермопроводом.
Он думал, что она умрёт, и был даже готов к этому, после всего, что она  проделала с ним. Но она, нежная и хрупкая Капелька, только сладостно застонала, и, раздвинув  ещё шире  свои бесстыжие лядвии, снова впилась острыми ноготками в его плечи, обвилась тоненькими, как стебельки, ручонками, все крепче привлекая Зуба к себе, погружая его в себя…
«Ничего себе! – Только и успел подумать Зуб, уже без опаски проникая в её недра и поводя там своим огромным членом – значит, врали наши старухи про Других. Да, на вид они маленькие, белотелые, хрупкие… но Там-то у них – ого-го!»
***
…когда рушатся идеологические и религиозные постройки, остаётся фундамент, с которого приходится начинать вновь. Тут неизбежен вопрос – а на чём будут держаться эти, новые уже, надстройки?
Да всё на том же, что и прежние, рассыпавшиеся на глазах. И фундамент один (если обобщать верования человечества) – всемирный пантеизм. У разных народов он со  своими от¬тенками, и оттенки очень важ¬ны. Так у греков, к примеру, пантеизм хорошо оформлен, он успел обрести черты человекобожия.
Говоря по научному, у греков была уже стадия антропоморфизма – боги бесе¬довали с людьми, вмешивались в их земные дела, даже смешно «сквалыжничали» с ними. И облик име¬ли человекоподобный, словно были созданы по образу и подо¬бию человека, а не наоборот.
Славянское же язычество мы застаём (перед принятием Христианства) на стадии зоомор¬физма. Печаль в том, что личностное, человеческое начало не успело проступить в славянском язычестве, как у греков и некоторых других европейцев. Веков пять-шесть, и личностная структура  оформила бы эти древне-юные мифы, «прорисовала» сквозь структурную решётку лик и образ  человекобожия.
Наверное, в  этом  случае не огнём и мечом, а личностным осознанием принималась бы новая вера. Когда личность оформилась в этносе, она выбирает сознательно личностную же религию. Без пресловутого «синкретизма» –  двоеверия.
***
…некто,
Некогда,
Кое-никак,
То есть кое-нигде
Понял, что это –
И то, и так,
Так как всегда –
Везде…
***
Но тут уж неизвество, а что за религию «выбрала бы» для себя Россия. М.б. индуизм (если Индия прародина славян, по некоторым верси¬ям). Или симбиоз востока и запада? Россия всегда перемалывала в себе и то, и дру¬гое, умудряясь оставаться собой.
Представим синтез индуизма и христианства с выходом на все¬ленско-личностные вершины мысли, бытия. А что?..
Соблазнов и вариантов много. Только где оно, сослагательное наклонение?
И потом, все эти чаяния возможны лишь в том случае, если ты расстался с понятием провиденциальности и даже безвари¬антности истории, а главное – Веры. Вот в чём и соблазн, и лукавство подобных рассуждений.
А уж как заман¬чивы они, как заманчивы! Словно всё ещё можно повернуть вспять, и начать заново… на старом фундаменте...
***
«Новая драма.
Водки ни грамма.
Маслицем «Рама»
Торгуют у храма…»
***
Девочка в автобусе, 3-4 годика, в милой косыночке, сидит на руках у матери, играет кисточкой от пальто, смеётся, что-то своё щебечет...
И вдруг дикая мысль: а ведь и она повзрослеет, и она станет матерью, и бабушкой?..
А ну представь: вот она уже мать (и даже старше нынешней своей матери), вот уже старуха, и у неё много детей, внуков, правнуков... вот она мёртвая в гробу, в окружении родных. Вот её могила с прахом внутри... 
Нет! Что-то противится воображению, когда глядишь на милую щебе¬тунью 3-4 годков. А уже в самом этом противлении не сокрыт ли предел, то есть крайняя степень (за которую – нельзя!) соблазна? И не в этом ли пределе кроется надежда, пусть мистическая надежда на некую неокончательность повального постарения и неизбежного исчезновения людей?
Нельзя предс¬тавлять девочку старухой, тем более трупом. Нельзя, и всё тут! Будь ты хоть трижды «гениальным» художником с бескрайней фантазией, здесь крайний рубеж, форпост человечества, откуда исходит надеж¬да и вера: не окончательна механика повального умира¬ния, и всего лишь на краткий срок запущена эта махина, ме¬ханика времени.
А вот если разнуздаться и дать волю воображению или, пуще того, «художественно» воплощать подобные «декадентские» картинки, то это значит одно – предательство. Внутривидовая измена. Или, мягче – ещё одна уступка миру.
Миру, который никогда ни¬кому ничего не уступает!..
***
«...мне чернавку? Да ну!
Мне взыщи по рожну,
По дородству, по стати, по выговору…
– «Ой ли? Матушка-рожь
Дураков кормит сплошь,
А пшеничка, касатик, по выбору…»
***
Сказано в Символе Веры: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века...»
О воскресении мертвых говорится не только в «Символе Веры», это «разлито» по всему Писанию. Причём, речь идёт о воскресении во плоти. Не абстрактное воскресение, не эфирное «парение духов», а именно – во плоти. И поневоле задумаешься: а в какой плоти? В которой хоронили? Или в детской? Или в юношеской? Писание не даёт конкретного ответа. Мысль заходит в тупик…
И только душа шепнёт: «Не мучайся, не гадай. У Бога нет мертвых, у Него есть Замысел о Человеке…». А Замысел, по определению, не может быть не идеальным.
Следовательно, воскресение состоится именно в идеальном виде, в том, каким ты и был Задуман в лучшем виде. Жизнь измучивала, болезни уродовали, войны калечили… так не обрубки же воскрешать! Зачем? Чтобы и там муки длить?
Нет, Замысел именно об идеальном человеке, каковым так и не удалось стать на земле большинству землян. И только там увидится – каким ты был задуман воистину, и сравнится – каким ты прошёл в реальности по земле.
О таком воскресении и сказано: «Чаю…»