Остров

Одиночество острова вне логики, косвенным образом, доказывает (самою уютностью комочка пространства), что жизнь начинается с выпуклостей и узелков, что жизнь – это неравномерность вещества, неравномерность как функция непрерывности, что именно эти баюкающие зрение сгустки, повисшие в межгалактической среде, есть зародыши миров, где будет жизнь, а, стало быть, и смерть, а та, в свою очередь, будет всего лишь фазовым переходом к следующей жизни... личинка, гусеница, куколка – и так далее, и так далее... Однако, если назвать пространство океаном, то волновая структура сущего обращается в тяжёлый и непрерывный ход наперерез форштевню уклончиво-упрямых гребней воды, не имеющей дна под собою, а излишек материи окукливается в живописно-упрощённые очертания, сворачивается в груду утёсов и лесистых холмов... недалеко совсем – в двух кабельтовых по правому борту. Глядеть на эту груду не утомительно – она закономерна. Постепенно правильное расположение фрагментов острова придаст его чертам обыкновенность: господствующие надо всем массивные отплечья двухлобой горы с височным крутым срезом южного склона расходятся устойчивыми складками и скуловыми скруглениями и покоятся на чреде пропадающих в сизой дымке щетинистых береговых утёсов, упрямо сжавших подбородки, отвернувшихся гневно или глядящих пристально из тлеющих полей пены, задрав косую, непримиримую бровь.
Главное – иметь терпение и смотреть, не отрываясь, и молчать. Главное – ждать, облетая вогнутым, как птичья стая, взглядом скалы, заросшие по плечи лесом, прогибаясь на впадинах твёрдогубых долин и цепляя тесные морщины-ущелья, стянутые под обширную щеку...
…прощупывая их оптической линией, исходящей вместе с окуклившимся в жгут сознанием из глубины золотисто-фиолетовой и бездонной как ночь линзы, охваченной где-то снаружи медными кольцами и твёрдою кожей тубуса....
…вон, то зеленоватое пятнышко, небось, – гигантская и долго нисходящая по склону поляна, полная бабочек и тишины... постоять бы там!.. Вот, сейчас... вот, подожди... внутренняя тайна острова покажет наружу свой мизинец!.. Видишь – летучее существо, едва различимое даже в трубу, медленно обошло на неподвижных крыльях этот склон? Господи! Да у него же две головы и длинный острый хвост, вытянутый сколь возможно!.. Обошло и скрылось за гребнем, сделав-таки мах крыльями. Сморгнул его остров.

А главное: узнал – и молчи! Как, оказывается неустойчив мир! Обронишь слово – и клочками мглы подёрнется, потечёт море, облака поползут, пригибаясь, вокруг летящей недвижимо Лапуты, некоего обитаемого и замкнутого на себя феномена пространства частично естественного происхождения, где различимы магистрали, круто загибающиеся вокруг жилищ, стригущих озарёнными окнами; где широкие лестницы низвергаются к просторным набережным над бездной... и таращатся развалины где-то там, с краю, и за ними, дальше, – дикие холмы, поросшие репейником и бузиной. Многочисленные ветряные пропеллеры частоколом и трепетом пройдут перед глазами от медленного поворота острова, рычагами и зубчатыми колёсами вскопошится теснота обрывов, и остров утонет в облачной хмари, как не было его...