Белая Баба. Глава 23. У древа Рода

Глава двадцать третья.
У Древа Рода.

Оковы тяжести неожиданно отступили, мрак начал рассеиваться подобно утреннему туману – не сразу, тающими клочками. Освобожденное тело воспарило перышком, легкость, ощущение полета. Будто тела вовсе нет, лишь вольный ветерок, разгоняющий остатки сонливости пробуждающегося мира.
А оно есть, тело-то? Веки разомкнулись легко, словно омытые росой. Ничего не изменилось – перед взором все тот же молочно-белый туман, клубится, рвется на части, стелется, тает, вновь появляется из ниоткуда. Что открыты глаза, что закрыты – все та же воздушная вата. Умерла? Отмучилась, значит. Быстро все как-то получилось. Дана нырнула в просвет между клочками тумана. Вот и Гайка. Гайка?!
В гуще молочного пара с ошарашенными глазами барахтался скоморох, отчаянно болтал ногами и руками подобно астронавту, который хорошенько отметил сотый день полета. Заметив Дану, Гайка поспешил принять вид умудренного знатока, от чего картинка стала еще нелепее и смешнее. Мужичок сплел руки и ноги и, деловито озираясь, посвистывал, мимоходом даже попытался присесть на краешек облачка.
Дана невольно улыбнулась, поднесла руку к лицу – по крайней мере эта конечность точно на месте, дотронулась пальцем кончика носа, потеребила уши, провела рукой по голове, плечу, груди тоже не избежали теста обнаружения. Все на месте и даже осязается! Настроение заметно приподнялось. Тело в порядке – уже легче, Гайка рядом  - вообще хорошо! Только что происходит, откуда взялась невесомость? Весят парочкой воздушных шариков где-то в облаках.
Женщина попыталась сделать плавающие движения руками и ногами. Не совсем эффективно, как бы это получилось в воде, но передвигаться можно. Парящее тело с некоторым трудом переместилось в сторону скомороха. Гайка повторил маневр Даны и, благодаря общим усилиям, через некоторое время они парили вместе, сцепившись за руки. Оказавшись рядом со скоморохом, Дана хотела выложить ему сразу кучу накопившихся вопросов, но вместо слов изо рта повалил густой пар, который тут же окутал Гайку с ног до головы. Скоморох отмахнулся от наплывающего пара, сделал страшные глаза и приложил палец к губам – молчи! Когда спутница в испуге захлопнула рот, показал жестом, что надо немного подождать, и она обо всем догадается сама.
Путники зависли в безмолвной тишине, хаотичное движение облаков постепенно начало приобретать целенаправленное движение, и было не понятно, кто куда движется – или Дану с Гайкой сносит в неизвестном направлении, или же это, действительно, уходит туман. Время тянулось очень медленно, женщине наскучило висеть в бестолковом положении, но на все ее попытки прояснить ситуацию хотя бы через жесты. Скоморох лишь отмахивался и постоянно крутил головой, всем видом показывая, что надо терпеливо ждать. От скуки, дабы скоротать невыносимо медленно текущее время, Дана попробовала выполнить упражнения парашютистов при свободном падении.
Трюки проделывались на удивление легко, Дана даже пожалела, что никто из близких и знакомых не видит ее со стороны. А так хотелось похвастаться перед родными и друзьями новыми умениями! Гайка поначалу скептически поглядывал на проделки спутницы, возможно, даже стал побаиваться за ее психическое здоровье, но вскоре и сам присоединился к ее чудачествам. Это гораздо веселее, чем просто висеть в дурацком положении, тем более, что движения приносили радостное удовольствие, при воздушном танце каждая клеточка тела восторженно визжала от наплыва легкости, ощущения свободы. Два грязных комочка на фоне белоснежных облаков вдруг начали очерчивать изящные линии, углы и повороты, сходиться, разбегаться, кружить.
Друзья так увлеклись, что не заметили, как явление гравитации стала небольшими порциями приобретать силу. Когда они остановились, с трудом переводя дыхание и прислушиваясь к часто бьющемуся сердцу, их уже несло с нарастающей скоростью вниз. Ушные перепонки напряглись от резкой смены давления и встречного воздушного потока. Ветер, летящий снизу, безжалостно теребил одежды, мешал дышать.
Дана где-то под сердцем почувствовала провал – было страшно, ужасно страшно лететь с неведомой высоты в неизвестность. Что там внизу? А вдруг скалы с каменным оскалом, или бездна, с вечным падением в никуда? Женщина мысленно помолилась всем известным Богам, попрощалась с близкими.
И вдруг до путников дошло, что они не падали вниз, а кружили по краю неистового вихря, центростремительная сила в конце концов втянула в глубь воронки, и Дана с Гайкой вывалились на небольшой каменистый холм. Редкие клочки белых облачков сгрудились в тяжелый серый туман. Плотная непроницаемая завеса закрыла окружающий мир, кроме островка под ногами ничего не видно. Дане даже показалось, что они со скоморохом приземлились на летающий среди облаков островок. Стало страшно и одиноко, женщина почувствовала себя маленькой девочкой, которую вдруг оставили одну в темной запертой комнате. Гайка ж, напротив, повеселел.
- Ф-фу! Наконец-то приземлились – выдохнул с облегчением скоморох и с любопытством оглянулся. Странно было слышать голос после многочасовой немоты.
- Где мы? – Спросила Дана с наслаждением прислушиваясь к звукам собственного голоса. Кто бы мог подумать, что произносимое слово может доставлять такое удовольствие? Если бы на ум шли слова, Дана тараторила б без умолку. Но слова не шли, в голове, как назло, звенела пустота и немота. Мысленный диалог, сопровождающий человека с момента произнесенного первого слова, куда-то испарился, это тревожило. Но, раз скоморох оговорился, то, надо полагать, что запрет на словоохотливость снимается. А заданный вопрос уже давненько назрел.
- Мы в душе, краса моя. Да-да, именно в ней, и не делай такие страшные глазки. А раз приземлились, не упали в бездну, знать, Род еще не решил, что с нами делать – вернуть под Солнце, или оставить у себя.
- Как это в душе?! Гайка, ты меня не перестаешь ошарашивать! Можно же рассказать сразу обо всем? Я чувствую себя черным котенком, который не может в темноте найти сам себя. Рассказывай все и по порядку!
Скоморох усмехнулся, по обыкновению почесал бороду, пожав плечами, ответил:
- Так ведь все сразу и не расскажешь, краса моя. Когда живешь под Солнцем, душа обитает в теле, а когда умираешь, то, наоборот, тело переселяется в душу.
Ответ прозвучал с таким тоном, словно был высказан всем известный факт, Дана в очередной раз осознала, как мало она знает о легендах и мифах магической половины мира. Люди живут в сказке, умудряясь сочинять еще более мудреные вещи. Пришелица из другой половины мира вздохнула – как здесь все запутано и сложно!
- Тело уменьшилось и стало таким маленьким, что поместилось в душе? – на всякий случай уточнила женщина, хотя понимала, что сразу все понять не сможет. Но попытаться же надо? А про себя Дана даже удивилась, что известие о собственной смерти ее нисколько не шокировало. Страшит, прежде всего, несовершенное, а когда уже… тем более, что чертей и их сковород не наблюдается. Нормально. Стерпится.
Гайка вновь было потянулся почесаться, но рука с согнутыми на старте пальцами замерла на полпути. Привычка осталась, а зуда-то нет! Тело в душе не может страдать ни болезнями, ничем вообще, здесь тело бессмертно, как душа. Скоморох все ж, на всякий случай, поскреб макушку, посмотрел в сторону, удовлетворенно хмыкнул.
- Глянь, краса моя, видишь, тучки убегают? Выветривается душа-то, очищается. Не удалось-таки теням с нами совладать. Если и свет проявится, то, знать, Древо Рода рядышком. Похоже, что наша дорога все же привела к родному дому.
- К родному дому? – у женщины сердечко радостно защемило.
-  А то как же? Древо – это наш дом родной, душа душ.
- А-а-а – разочаровано протянула Дана, она уж подумала, что спадет туман, и окажется в родном Новокуйске. – Ты мне все-таки не ответил – тело становится маленьким, когда попадает в мир души? Извиняюсь за непонятливость, но мне интересно.
- Когда душа живет в теле, для нее тело кажется целым миром. Тело, краса моя, для души, это не только то, откуда ноги, руки, да всякие бугорочки растут. Это люди, край, дом, родина, други, вражины. Все, что тебя окружает – пространство и время во всей их бесконечности. Когда человек умирает, все обворачивается шиворот-навыворот, как рубаха наизнанку. Тело под солнцем умирает, появляясь в мире души. Это для окружающих тело без души становится трупом, да и истлевает, для самого же умершего оно становится как новенькие башмаки – носи, не хочу!
- Странное представление о смерти, мне оно напоминает принцип песочных часов – чтобы заставить их работать, нужно перевернуть. Часы живут, пока их переворачиваешь.
- Вроде того – кивнул скоморох – движение – это жизнь, а молодость – чистота. Грязь – это лишний опыт, накопленный за прожитую жизнь. Все, кроме урока, ради которого явилась на свет – мусор, который старит. Когда тело в душе, оно теряет ненужную память, потому здесь не болеет, только омолаживается. Когда ж душа в теле, то она молодеет, забывая лишний опыт. Ты хороший пример сообразила с песочными часами. Переворачивая их в очередной раз, наперед знаешь, что высыпаются песчинки из колбы в колбу в другом порядке, не как прежде, а это значит, что и жизнь потечет по иному. Никогда не повторится вновь рождаемое тело или состояние души, с каждым переворотом жизнь складывается по-новому. Вот так-то, краса моя!
- Как всегда ваши сказки для меня мудрены и непонятны. А ты, Гайка, подозрительно много знаешь для скомороха! С чего это вдруг?
Скоморох отмахнулся от наплывшего клочочка тумана как от мухи, загадочно улыбнулся, но с ответом не спешил, таинственность мужичка только раззадорила его спутницу. Всякими окольными вопросами, но Дана решила доискаться до истины.
- Мы с тобой хоть не так давно знакомы, но успели за это время многое пережить, негоже от друга что-то скрывать! Ну, если это тайна…. разъясни тогда кое-что. Меня смущает в твоей теории модели мира, что опыт ты называешь грязью, которая старит душу и тело. Неужели человеческая жизнь, проходящая, как правило, в череде проб и ошибок, которые формируют опыт и мировоззрение, получается никчемной? Все наши обыкновенные устремления, любовь, надежды, страдания ни к чему не ведут? Ты меня извини, конечно, но получается чепуха. Как в такое можно поверить?
Когда Дана волновалась, она, сама того не замечая, переходила слишком на научноподобную речь. Сказывалась, наверное, специфика ее работы. Близкие и знакомые давно уж привыкли к этой особенности Даны, а вот незнакомых людей, порой, и раздражали небытовые словечки. Скоморох некоторое время молчал, переваривая смысл заданного вопроса. Когда же его уразумел, не на шутку вспылил. От переполнения чувств, Гайка даже не смог устоять на месте, заметался по островку, широко размахивая руками, делал каждый шаг, словно отмерял спорный надел. Кусочки тумана разлетались от скомороха со скоростью испуганных птах. Мужичок сосредоточено искал достойный ответ. Наконец он остановился, мотнул головой и со значимостью поднял указательный палец, еще стоя к спутнице спиной и, сохраняя жест, обернулся.
- Ты забываешь о Древе Рода! В его сосудах откладывается опыт души, разума, все богатства судьбы. За счет нашего жизненного опыта Древо растет и развивается. Древо Рода – это мир миров, душ человеческих, оно дает нам жизнь на том и на этом свете, но и питается опытом миллионов человеческих судеб.
- Я в собственной душе, подумать только! – театрально воскликнула Дана, но тут же хитро прищурилась. – А как ты оказался в моей душе, а? Я тебя сюда не пускала! В одном теле, как понимаю, живет одна душа, тогда и в одной душе должно обитать одно тело. Или я не права? Разъясни глупенькой, а то все как-то запутано.
Но Гайка не сдавался, ему во чтобы то ни стало захотелось переубедить пришелицу из другой половины мира. Каково неслыханное упрямство! Оказаться в месте, где решается доля умерших и не верить в это. Скоморох вобрал глоток воздуха, задержал дыханье, кипевшее раздражение понемногу начало остывать. Успокоившись, мужичок отвечал тихим и дружелюбным голосом.
- Это пока мы вместе. Мы умерли в одно время и в одном месте, а теперь, как братья-близнецы в одном чреве, ждем выхода в свет. Вот увидишь, пройдет совсем немного времени, и мы расстанемся, возможно, что и навсегда. Если только… 
- Если что? Договаривай же! – Дана почувствовала, что скоморох недоговорил что-то очень важное, а теперь стушевался, будто выскочившее слово вылетело вопреки его желанию. Женщина изобразила на лице вопрос, приподняла брови.
Гайка под ее пристальным взглядом немного сконфузился.
-  Есть у меня думка одна, только, не обессудь, говорить о ней не стану. Сама понимаешь, что иной раз лишнего сболтнув, счастливый случай упускаешь. Не обижайся, но я пока промолчу. Осталось немного совсем переждать и сама обо всем узнаешь. А если то, о чем думаю и не случится, так и нечего было даром об этом языки чесать. Посмотрим.
- Как знаешь. – Дана сделала вид, что и не сильно расстроилась. Все вопросы как бы сами собой иссякли. Она со скучающим видом огляделась – окружающая действительность начинала действовать на нервы монотонностью. Туман, туман, туман. И еще маленький островок суши, скалистые выветренные камни, да и жухлая трава, скромно выглядывающая из трещин скальных глыб. И больше ничего.
- Не уж что у меня душа такая пустая и туманная – задумчиво проговорила Дана, не в силах скрыть впечатление. – Нет ничего, кроме тумана. Скучно будет здесь обитать. Умру со скуки и рожусь под солнцем. – Попытка пошутить получилась с некоторой горчинкой. Окружающее и вправду не вызывало радужного настроения.
- Мы пока еще у врат в душевный мир. Как они откроются, так и увидишь, какова твоя душа на самом деле. – Как-то тускло, отстраненным голосом сказал Гайка. Похоже, что серый косматый вид начал и его подавлять.
- У врат? – едва успела спросить Дана, как окружающая картина стала неожиданным образом трансформироваться. Туман ожил, потек струйками в разные стороны, закружил в хаотично разбросанных воронках, разбился на мелкие клочки, похожие на снежные хлопья. Безмолвие разрушилось под свистом налетевшего ветра. Вихри тумана, подобно дождевым капелькам, сталкивались, сливаясь в единое целое, пока не превратились в один сплошной вращающийся белоснежно-белый купол над путниками. Женщина запрокинула голову и, с замирающим сердцем, наблюдала за происходящим. Купол слегка отслоился от линий горизонта и теперь предстал во всем величии, грандиозном масштабе во все небо, поражая размерами человеческий ум. Сквозь нижний край купола проглядывало чистейший голубой свет безмятежного неба. В вершине купала облачность начала темнеть, из белого цвета превращаясь в серый, а из серого в тяжело-свинцовый, какой бывает у перенасыщенных грозовых туч.
Вспыхнула молния, зигзагом перечеркнув весь небосвод, за ней пронеслись громовые раскаты такой силы, что путники в бессилии рухнули на колени, заткнув ладошками уши. Полил ливневый дождь прямо из центра купола. С дождем стихия утихла, просвет линий горизонта рос, ширился, делая окружающую картину ярче, контрастнее, светлее. Скоморох вскочил на ноги и подставил лицо навстречу ливневому потоку. Вода смывал не только кровяные подтеки юшки из носа и ушей Гайки, но и волшебную краску с волос. Черно-белые космы заискрились рыжими огоньками. Дана, полагая, что выглядит не лучше скомороха, последовала его примеру, раскинув руки навстречу потоку небесного душа.
На одной из сторон «островка» показался просвет в виде арки. Сквозь проем в тумане проглядывало чистое голубое небо, а среди замшелых за века камней друзья различили тропинку, юрко огибающую глыбы и спускающуюся по резкому склону.
Расступившиеся створки тумана проступили неожиданно и мягко, словно приглашающий жест. Дана от внезапности происходящего испуганно отшатнулась, но скоморох с деликатной уверенностью взял спутницу за руку и, что-то ободряюще бормоча, подвел ее к проему. Сквозь арку путники увидели огромный горный лес, который махровыми зелеными волнами был похож на застывший океан. Приютивший друзей «островок» оказался же вершиной немаленькой горы, а тропинка спускается к заросшему елями и березами подножию. За толщей купола скрывался дивный солнечный день, буйствовала и радовалась солнышку жизнь.
- Ну вот, калиточка и открылась! – торжественно произнес Гайка, первым спустился на естественную ступень тропы и протянул руку Дане. – Смелее, краса моя!
Путники начали долгий и опасный спуск. Камни и щебень, выскользнув иной раз из под стоп, срывались вниз, летели долго, сбивая встречные преграды и достигали подножия небольшим камнепадом. От этого Дане становилось не по себе. Тропа не была вытоптана, а как бы вычерчивалась из прочего фона спуска более ярким и насыщенным, слегка подкрашенным в желтый цвет контуром. От высоты кружилась голова, постоянно приходилось преодолевать тягучий гипноз бездны. На одной из передышек, Дана не удержалась и засмотрелась на далекое дно влекущей пропасти, очнулась лишь тогда, когда перепуганный скоморох едва успел удержать ее, схватившись за край куртки.
Гайка заставил спутницу сесть на камень и крепко зажмурить глаза, делая глубокий вдох и выдох. Сам же, тем временем, принялся ее отчитывать. Женщина сквозь рассасывающиеся пробки глухоты, слушала, но не слышала. Ее трясло. Судорога страха парализующей вибрацией охватила все тело, сбивая ритм сердца, мешая дышать. Однако, несмотря на переживаемый стресс, пришелица с другого мира успела ухватить главное из того, что пытался внушить скоморох – это важность сосредоточения на тропе. Дело да же не в том, что существует опасность сорваться в пропасть, еще страшнее сбиться с пути. Стоит только отойти от тропы всего на несколько шагов, как указанный путь исчезнет, тогда достичь подножия горя станет почти невозможно, спуск превратится в вечное скитание. Достигнуть Древа Рода может оказаться несбыточной мечтой.
Дана не спорила, гор она всегда побаивалась, все ее лазания вмещались в час-полтора подъема и заканчивались шашлычком на захламленной стеклянными и пластиковыми бутылками смотровой площадке. Пока женская половина группы «верхолазов» разминала ноги и визжала от восторга, любуясь открывшимся с высоты зрелищем, мужская часть деловито раскладывала мангал из подходящих камней. Вот и все ее горные приключения. Но скалистый спуск ни шел ни в какое сравнение с наезженной квадрациклами дорогой из «той» жизни. Последний горный поход был так давно, наверное, еще в студенчестве, она тогда не знала, что у нее будут Антошка и Еленка, а ухаживания Кирилла подходили к зениту конфетно-цветочного цикла. Боже, как это давно было! Воспоминания стерты, поблекли. Женщина с сожалением подумала, что эту часть жизни уже никогда не вернуть. С воспоминаниями вернулась уверенность, тряска утихла. Женщина открыла глаза и спокойно пообещала строго следовать тропе и полностью положиться на опыт скомороха.
Время спуска тянулось медленно, тягуче, казалось, что склон никогда не закончится. Сколько прошло – два часа, три? С вечно застывшим в зените Солнцем не разберешь. Когда все-таки добрались до подножия горы, более-менее пологому склону, Дана, не теряя времени даром, поспешила в тень от высоких берез, развалилась на пахнущей свежестью траве, закрыла глаза. Гудящие от перенапряжения ноги, почувствовав отдых, благодарили хозяйку ощущениями сладкой истомы. Много ли человеку надо? Чем круче испытания, тем проще запросы.
Гайка облегченно вздохнул, бухнулся рядом со спутницей, раскинул ноги и руки, и с облегчением рассмеялся. Дана подхватила его смех, смеялись долго, чувствуя как освобождаются от многочасового напряжения.
Смех оборвался резко, как и начался. Путники просто лежали с закрытыми глазами и наслаждались жизнью. Через некоторое время обетованную тишину нарушил подозрительный шум. Дана и Гайка вскочили на ноги и сторожко оглянулись. Происходило нечто невообразимое. Из-под земли шел нарастающий гул, поверхность зашевелилась, словно кишела огромными червями. Небольшая опушка вдруг начала расти. Именно расти! Огромные деревья и кустарники раздвигались, отдаляясь от центра опушки, превращая ее в заросшую ромашками поляну. Шум прекратился. Дана с восхищением и страхом вгляделась в появившуюся белоснежную от миллионов лепестков поляну. Безмолвие не замедлил нарушить еще более ужасный грохот и гул с другой стороны от друзей – там происходило то же самое, деревья расступались, образуя обширную поляну, но на ней прямо на глазах вырастали, болтая крупными темно-бордовыми головками на тонких стебельках, кровохлебки. Два гигантских круга, белый и темно-бордовый, почти черный, продолжили рост друг к другу. Столкновение полюсов сопровождалось мощным электрическим разрядом, вспышкой, от которой в глазах путников еще долго рябило болезненными пятнышками.
Поляны сошлись в единый круг, разделенный на два контрастных сегмента. Граница полукругов пестрила красно-белой тропой, которую незримая воля направила к ногам перепуганных путников. В центре огромной поляны,  на середине тропы, стояли невесть откуда взявшиеся старцы. Оба похожи, как братья-близнецы. Бороды до колен, аккуратно расчесанные волосы, оба горбоносые, а из глубоких глазниц, обрамленных густыми и длинными как усы, бровями, сверкали зраки.
Старцы стояли в шаге друг от друга. Один из них облачен в белый балахон и почти сливался с фоном ромашек. Другой же был в черном одеянии и смотрелся среди кровохлебок торжественным и мрачным пятном. У «белого» старца в руках был посох с молодыми бледно-зелеными побегами. «Темный» же держал древко, почерневшее от времени, на макушке которого под порывами ветерка болтались пожухлые от старости листья. С точностью до мгновения старцы вскинули посохи и одновременно ударили ими по земле, затем обернулись друг к другу и синхронными шагами начали приближаться. Встретившись на тропе, старцы обернулись в сторону путников.
Гайка и Дана с замиранием сердца наблюдали за приближением незнакомцев. Подошедшие старцы смотрели на спустившихся с вершины друзей строго и внимательно. Скоморох поспешил сделать Дане незаметный знак, чтобы та хранила молчание и покорно ожидала участи, которую сейчас решали стражи Врат. Стояли долго, пока у женщины не начали затекать ноги, нервничая, Дана начала переминаться с ноги на ногу.
Первым словом раздвинул тишину «черный» старец.
- Решение, брат мой Бар, видно и с высоты и вблизи. Женщина приютила демона, сердце же ее тяготеет к темным мыслям. В мужчине течет кровь великого черного мага. Оба путника предстанут перед судом Богов Тьмы.
Белый старец раздраженно скривился, с недовольным видом чиркнул посохом землю у ног путников. Дана едва удержалась, чтобы не шарахнуться в сторону.
- Вблизи картину не разглядишь, брат мой Чар – возразил старик в белом. – Мазки, да оляпости. Высота ж оттеняет детали. Будем зреть в корень. Женщина, кроме демона, носит и ангела. Потомок же черного мага славен светлыми делами и к магии относился сдержанно за всю длину жизни. Мысли скомороха растопляют тьму вокруг его спутницы.
Черный старец прекратил рассматривать путешествующую парочку, обернулся к старцу в белом всем корпусом, надменно воскликнул:
- Хочешь женщину с демоном в сердце, брат мой Бар, в светлый рай? И черного мага в придачу? Что ж, забирай! Я лихославляю. 
Бар с задумчивостью шевельнул посохом, листочки побегов которого вытянулись и мелко задрожали, слегка свернувшись в трубочку.
- Хм. Демона придется уничтожить, брат мой Чар! Ему нет места в Свете.
Чар недобро сверкнул зраками, один из листков с его посоха сорвался и неожиданно тяжело плюхнулся наземь. На его месте тут же вырос и в мгновение пожух другой лист.
- Ха! Сам знаешь, братец мой Бар, что это против всех правил. Путник несет свою ношу и на этом свете. С твоим условием я не пойду на лихославление.
- Правила для того и созданы, братишка мой Чар, чтобы их иногда нарушать. Иногда. Свет не терпит Тьмы, женщина очиститься от демона сама собой, стоит ей только предстать пред судом Богов Света. Иначе и быть не может.
- Братюня Бар, тогда их придется забрать мне! Кто-кто, а лишний в женщине как раз ангел, но мы готовы приютить и его. Он слаб и хил, от такого ангела светлым все равно проку никакого, а мы позабавимся с ним заодно. И потомок черного мага обязан исполнить урок судьбы, хотя бы на этой стороне.
- Братишенец Чар! Мы прекрасно знаем, как вы, темные, умеете складно говорить. Только слова ваши частенько расходятся с делами. Я остаюсь при том же мнении – не одной темной сущности в светлом раю никогда не будет.
- Что ж, Бар, будь по-твоему – тогда путников проведу я! – Усмехнулся старец в черном. – Тем более, что именно так сделать велели мои Боги.
- Мои Боги мне велели то же самое! А я привык исполнять их волю и не советую тебе, Чар, препятствовать мне в этом. Лучше отступись по добру, по здорову.
- Когда это я отступался, Барик? Они – мои, и ты это знаешь. Я спорить более не намерен, будешь упрямиться, решение случится по злу, по недугу.
- Кто бы говорил! Тебе ли решать, Чарик? Что-то с памятью твоей стало, уж не постарел ли? Сегодня день моего решения, если помнишь.
- Ничего не меняется! Светлые, как всегда лукавят и хитрят. Мне известно, что Боги Света вмешались в судьбы этой пары. Их переход должен был случиться не сегодня, а в день моего решения. Что скажешь, Барик?
- Что скажу? Истину! Которая отразится равно, как в зеркале правды, так и в зеркале кривды. Боги Света вмешались лишь потому, потому что кое кто из поданных Тьмы связал узел на нити судьбы женщины. Великие светлые лишь исправили это недоразумение. Думаю, тебе не хватит наглости это отрицать?
Вместо ответа старец в черном хищно ощерился, отступил на шаг, замахнулся посохом. Посох в руке Чара завибрировал струной, издавая протяжный низкий гул. Над стариком сгустились невесть откуда взявшиеся тучи. Гул перерастал в нарастающий свист воронки вихря. От черного мага в небо взвился выгибающийся змеей смерч. Узкий, черный, хищный, словно плеть. Тучи стекались в воронку тягуче, словно пятна мазута. Гигантская плеть хлестала по небу, оставляя черные раны, до тех пор, пока окружающий мир полностью не погрузился во мглу.
- Чернобог?! – Одновременно воскликнули скоморох и старец в белом. Дана скользнула взглядом по наполнившимся трепетом страха лицам Гайки и стража Врат. Непонимание случившегося не то бы что переросло в ужас, оно обернулось мгновенно, оставив неприятный осадок ощущения, что сердце превратилось в компрессор охладителя, а вены и артерии вмиг застыли, покрывшись колкой изморозью.
Черты старца в черном начали искажаться, вытягиваться, даже в полной мгле трансформирующийся Чар чернил вокруг себя тяжелой аурой.  Преобразившись, Бог Тьмы самодовольно усмехнулся. Низкий голос дребезжащими раскатами пронесся по притихшему миру и вернулся многоголосым эхом. 
- Да, это я, презренные людишки. Кто-нибудь здесь посмеет мне перечить?
Белый старец невольно отступил, его рука инстинктивно потянулась к висящему на шее даже в темноте блестящему золотом амулету. Сияние защитного талисмана мигнуло и начало разрастаться светящейся голографической копией, в точности повторяя все знаки, узоры и расположение вкрапленных камней. Чернобог вдруг исказился как изображение в кривом зеркале, его вид стал еще более гротескным и ужасным, плоским, как сусальная позолота, повернулся к стражу Врат незримым ребром, но к Дане и Гайке в расплывшемся силуэте. Путники заметили, как властитель Тьмы небрежным взмахом руки коснулся амулета Бара, тот вмиг почернел и покрылся рисунком трещин, напоминающим паутину. Защита старца Света утеряла силу. На лице старца мелькнула лишь тень изумления, не сильно-то он и верил в способность амулета предотвращать козни самого Чернобога. Бар обреченно вздохнул – куда ему тягаться с Богами? Но сумрак поражения сошел с чела стража неожиданно быстро. В его пылающих зраках мелькнуло не к месту по-детски лукавое озорство. Старец отступил еще на шаг, поднял посох с ожившими листиками над головой и, пока Чернобог не успел опомниться, прокричал зычно и торжественно:
- Я закрываю Врата! – Крик сопроводила мимолетными ритуальными жестами. затем прочертил посохом вокруг себя окружность, обернувшись вокруг оси несколько раз. При завершающемся обороте участники происходящего почувствовали подземный толчок, казалось, что вся планета вздрогнула, окружающий мир замер, словно набрал вдох, а выдохнуть не успел – оцепенел в теплом янтаре.
Чернобог недовольно нахмурился, тонкий нос на секунду испещрялся морщинками раздражения, зраки полыхнули ледяным сиянием.
- Ты сейчас же откроешь Врата, прихлебатель Света!
- Ни за что! – старец мотнул головой, сделал несколько шагов назад, выдвинул перед собой посох, приняв защитную стойку. Гайка схватил Дану за руку и оттащил ее от враждующих титанов. Повелитель Тьмы с нескрываемым изумлением глянул на приготовившегося к обороне стража.
- Букашка на медведя?! В своем ли ты уме, старец? Открой врата и я, быть может, пощажу тебя. Уважаю храбрецов, но еще немного, и ты начнешь меня злить сверх меры. Жаль, если Свет потеряет своего стража. Ну!
Старик гордо выпрямился, оскалился, под усами обнажились белые крепкие зубы.
- Я сказал последнее слово, Чернобог! И ты хорошо знаешь, что без меня тебе ни за что не открыть Врата. Взываю к твоему разуму – позволь, позову повелителя моего, Белобога, решим спор миром. К чему свершать то, о чем позже пожалеем?
- Скулишь шавкой, волка учуял? На хозяина оглядываешься? А хозяин сам в штаны наложил, понадеялся на тебя. Ни к чему здесь Белобог. Делай, как я велел! И все решится миром, клянусь, что никто не узнает о твоей маленькой уступке.
- Об этом не может быть и речи! – от услышанного предложения старец, в сердцах, вонзил посох в землю с такой силой, что мир содрогнулся, шуршащей волной прошелся шум падающих сухих ветвей и шишек. Едва сдерживая негодование, Бар расширил стойку и встретил взгляд Чернобога твердо, без тени боязни.
Властелин Тьмы хмыкнул, не удивил его ответ стража Врат. С наигранным огорчением развел руками, мол, старик, ты сам виноват – я предупреждал.
- Что ж, на то воля твоя, старец. Тьма – свидетель, что я давал тебе шанс на жизнь.
Каждое проговоренное Чернобогом слово становилось громче, звук тяжелел в невыносимый бас. Бог тьмы начал стремительно увеличиваться в размерах, силуэт титана подернулся дымкой, стал искажаться, трансформируясь в черты монстра. По всей коже властелина Тьмы отвратительными бородавками проявился роговой налет чешуи, костлявые пальцы на руках еще более удлинились, ожили змеями, те заклацали зубастыми пастями. Голова вытянулась, на длинной шее теперь извивался драконий лик, с дымящимися ноздрями, да немигающими зраками. В бездонных полосках зрачков полыхали холодные синие молнии. Поглотившая мир мгла сгустилась, стала вязкой, сковывающей движения, дыхание, сердцебиение.
Чернобог изогнул мощную шею, качнув головой назад, резко вскинулся пастью навстречу старцу в белом, изрыгнув чадящее пламя. Язык ярко-синего пламени пронесся стрелой над головой светлого мага, едва не опалив всклоченные волосы. Бар с трудом успел увернуться в сторону, бесстрашно вскинул посох, кратким заклинанием в три слова окружил себя радужным облачком. Пятно света в непроглядном мраке смотрелось жалким и беспомощным, как мураш под поднятой пятой каменного колосса. Но на лице отважного старика не было и тени сомнения в том, что готов продать жизнь свою по самой дорогой цене. Одна из венок на щеке обороняющегося вспухла и забилась в нарастающем темпе, словно накачивала на пределе возможности силу и мужество перед нависшей схваткой. Из защитной оболочки светлого мага стремительно острыми иглами выскакивали лучики. Бар словно оброс неприступной щетиной. Изрыгнутое пламя, ударившись в лучистый покров, разбивалось на тысячи маленьких огненных червячков, которые, плутая в игольчатом лабиринте, постепенно гасли и теряли силу. На этот раз выдержала натиск чудовища – всего несколько лучей обломалось подобно сосулькам, упали наземь и разбежались угасающими искорками восвояси.
Светлый маг отпрянул от новой атаки, неожиданно легко взметнулся вверх и начал стремительно метаться по верхушкам гигантских деревьев, его преследовали чадящие смрадом огненные молнии. Пораженные кедры и ели не горели, но заволакивались удушающим дымом. Время от времени старец спрыгивал с высоты наземь, тогда от его прыжка во все стороны расходились волнами гребни ярчайшего света. Чудовище неуклюже подпрыгивало, избегая встречи с накатывающими волнами сияния.
Гайка с Даной выбежали из леса, вернувшись на скалистый склон, взобрались на один из выступов и с его высоты наблюдали за схваткой. Дракон распахнул крылья, взлетел над лесом, каждый взмах крыльев сопровождался огненным градом, лес заполонило непроницаемой дымовой занавесой. Иногда из клубящейся чернотой пелены неожиданно выплывал светлячок – маг, вскидывал посох, разгоняя брызжущие огненные капли, острием луча пытался поразить крылатого монстра. Но все эти попытки казались жалкими и тщетными.
Дана на столько увлеклась наблюдением за схваткой титанов, что едва очнулась, когда скоморох дернул за рукав и указал в небо.
- Смотри! Наконец-то. Видишь звездочку? Белобог соизволил почтить присутствием. Не все Тьме бесчинствовать.
Женщину устремила взгляд в указанном направлении. Сквозь мглу туч и дыма, скрывших небесные светила от взора, пробились лучики едва заметной звездочки. Звезда росла прямо на глазах, с заметным усилием растапливая вокруг себя мглу. Неожиданно сумрак прорезал луч, узкий как спица.
Нить света заметили и титаны. Чернобог замер, немного сконфуженный, недовольно фыркнул, испустив из ноздрей клубы серного дыма. Замерший исполин окаменел, роговая броня вдруг осыпалась трухлявой шелухой, вернув старцу в черном изначальный вид. Лучик, между тем, рос и креп, пока не превратился в светящийся тоннель, бесконечной лентой спускающийся с высоты звезд. Казалось, что звезда спускается по указанному пути, стирая за собой сияющий след. Вскоре горящая точка превратилась в заметный силуэт мчавшегося во весь опор всадника. По тоннелю на крылатом огненном коне спускался пылающий золотым пламенем Белобог.
Властелин Света лихо соскочил с неоседланного коня, не обращая внимания на присутствующих, поцеловал верное животное в ноздри, затем шутливо шлепнул того по крупу, пегас встал на дыбы, искронул передними копытами в воздухе, заржал громовым раскатом так, что близстоящие деревья содрогнулись. Затем крылатый скакун пустился в небо по сияющему тоннелю, луч за удаляющимся в небесную даль конем тускнел, таял.
Белый старец тут же оказался рядом с Белобогом. Повелитель Света с явным удовольствием расправил плечи, звенья золоченной кольчужки весело забрякали, зашуршали, словно пробежался одобрительный гул среди молодых воев, заскучавших по лихой битве. Синие глаза Бога Света с лукавой смешинкой пробежались по облику Чернобога. Тот уже отошел, оправился от неожиданности встречи, хищно оскалился.
- Повелитель Времени, какая честь! – Титан Тьмы отвесил поклон с преувеличенным жестом почтения, сложив руки на груди, принял театральную позу. – Что за дела пригнали любимца Неба к Вратам? Аль случилось чего?
Белобог небрежно повел плечом.
- И я приветствую тебя, повелитель Пространства! Не случилось, и уже, думаю, не случится, любимец Недр. Звезды нашептали, что здесь происходит какое-то недоразумение. Верно сие?
- Недоразумение? Ха! Да у нас здесь почти война! Зело дерзки твои холопы, Светлый Бог. Наглы сверх меры, нет у них ни почтения, ни страха пред Богами. Бесчинствуют, смеют указывать мне, Чернобогу!
- Холопы у тебя, у меня же поданные! – жестко осек оппонента Белобог.- Я твоими вассалами не распоряжаюсь, будь и ты мил, не лезь в мои владения.
Чернобог состроил скучающую мину, зевнул, равнодушно пожал плечами.
- Что ты, Повелитель Света, и в мыслях подобного не было! Ни к чему мне это, и своих хлопот хватает, а чужие – только лишний груз. Сам приглядывай за своими холопами, мне недосуг. Однако, если дело касается моих прав, – Повелитель Тьмы ткнул крючковатым пальцем в сторону скомороха и женщины – то оступаться просто не по-хозяйски. Если я не услежу даже за такой мелочью, что скажут обо мне слуги? Даже самый последний болотный дух заропщет, не поймет меня.
- Вот как? – Белобог с нарочитым удивлением вскинул белесые дуги бровей. – А где же твой полугод? Али захворал и некому подменить бедолагу?
- В отпуске. Я за него. А тебе что за дело?
- Иль у тебя месяцев не хватило подменить его? Разбежались все никак?
- Повторяю – я за него! Если нужно сделать что-то правильно, надо делать самому. Я так решил, и никому до этого не должно быть дела!
- Угу. Знать, у нас пред Вратами знатные персоны, коль решил почить собственной?
- Важные-неважные, но они мои подопечные, коих твой слуга пытался увести.
- Так ли это, уверен? – Белобог одарил Гайку и Дану пронизывающим взглядом, призывно махнул им рукой, повелевая приблизиться. Путники поспешили последовать приглашению. Женщина зябко поежилась под взглядом Светлого Бога – ощущения, будто контрастный душ прошел сквозь тело, заставив вздрогнуть каждую клеточку организма. Скоморох шумно всхлипнул, словно у него перехватило дыхание. Дана вздрогнула – еще никогда ей не приходилось чувствовать, как горячая ладонь спутника за считанные мгновения увлажнялась холодным липким потом.
- Еще скажи, что не замечаешь на них печати Тьмы – усмехнулся Чернобог.
- Да вижу я твою печать! – не стал возражать Повелитель Света. – Но и печати Времени нельзя не заметить. И как же нам быть, а? Почему я должен уступить Тьме? Хотя бы один веский довод есть?
- Твоя печать слабее – как-то неуверенно проговорил Чернобог, исподлобья взглянув на Гайку и Дану. Белобог отреагировал мгновенно, собрался, насторожился.
- Слаба печать, говоришь? – недобро улыбнулся Повелитель Света – То бишь, по твоим словам, Свет слабее Тьмы, так что ли?
- Речь не о том, Белобог! И ты понимаешь то, что я хотел сказать. И Тьма и Свет присутствуют во всем. Пространство и Время неразлучны, и Мира нет без них. Тебе ли объяснять это? Я о другом – эти люди ныне на моей оси. Демон и кровь тому доказательства. Твой служка имел наглость перечить мне, да и ты, гляжу, настроен немирно. Отдай их мне по-хорошему, Белобог!
- Так просто – отдать и все? А если не отдам, что тогда?
- Война! – Чернобог успел отойти от первоначального смущения, ответил твердо, залпом. Властелин Тьмы встал, гордо запрокинув голову, облегченно раздвинул плечи, словно вылетевшая мысль давила грузом на хребет, а теперь, когда дело сделано, и ультиматум объявлен, можно и вздохнуть.
- Экая невидаль! – Белобог и не думал скрывать сарказм, оскалился, явя весь ряд белых крепких зубов. – А разве война между Тьмой и Светом когда-нибудь прекращалась? Ты объявляешь войну каждый  век, а то и чаще. В женщине живет ангел, а мужчина славен светлыми делами, а я так просто – возьми и отдай?
- Отдай мне хотя бы женщину, а мужичка можешь забрать себе – тон Чернобога изменился, стал дружелюбным, яко потекла чаепитная беседа. Властелин Тьмы умел торговаться, в мгновение принял бесхитростный простоватый вид, глаза честные, жесты искренние, будто никакой заинтересованности и вовсе нет.
Дана, конечно, понимала, что Боги есть Боги, могучие и сверхзнающие существа, но то, что ее душой и душой скомороха торговали, уж сильно коробило. Женщина выступила вперед, одернула упреждающую руку Гайки.
- Может быть, вы нас все-таки спросите, или наше мнение вас вообще не интересует? У вас совесть есть? Перед вами стоят свободные люди, а вы торгуетесь нами как рабами. Как-то мелковато для Богов, не кажется?
На поляне нависла тишина. Слышалось лишь гудение напряжения невидимых Врат. Никогда и никто, ни в какие времена, ни в одном из миров, ни одно из существ не смело перечить Богам, тем более уж давать им советы.
Чернобог усмехнулся, сделал недвусмысленный жест: «видел? ну, и нужна тебе такая?». Белобог покачал головой, смял бороду в кулак и задумался. Скоморох тем временем тихими шажками подкрался к Дане и оттащил упирающуюся спутницу в сторонку. Женщина попыталась было что-то возразить, но Гайка выразительно покрутил у виска и прижал палец к губам. Затем, подумав, отошел от Даны на шаг. Не то, что он тут как бы ни причем, а так, на всякий случай. От Богов, конечно, не спрячешься, но все же…
При затянувшейся тишине, Дана невольно съежилась – угораздило же ляпнуть слово ни к месту. Первым молчание прервал владыка Тьмы.
- Мое предложение в силе, Повелитель Света. Чем не компромисс? Одного тебе, другую мне, и расходимся с миром. Ну, так что – по рукам?
Светлый титан огромными шагами, позвякивая при каждом движении кольчугой, приблизился к женщине, наклонился, упершись руками в колени. Дане показалось, что утонула в синем омуте, обрамленном волнами золота, словно небо и солнце поменялись местами – солнце растянулось от горизонта до горизонта, а небо свернулось в ослепительно синий шар.
- А почему женщина должна отойти к тебе? – наконец вымолвил Белобог. Голос титана оглушал, но не силой, влекущей ураган, а глубиной, проникающей в самые недра мозга. Дану зашатало, она невольно отошла к скомороху и вцепилась в того, дабы удержать равновесие.
- Хорошо. Мне и мужик сойдет, я не гордый. – Быстро отреагировал Чернобог, однако пробежавшая тень по лицу выдала его разочарование.
Белобог промолчал, отвернулся от тех, чья судьба сейчас решалась, раздумывая, прошелся по поляне. Владыка Тьмы, тем временем, принял обычное обличье – тощий долговязый паренек, черные нестриженые кудри свисали ниже плеч, аккуратная бородка «эспаньолка», под черным плащом скромно тускнели титановые пластины брони. Чернобог нетерпеливо постукивал каблуком, рука же его вцепилась в посох с такой силой, что костяшки смуглых пальцев посинели, как у мертвеца.
- Нет! – наконец выдохнул Повелитель Света, звякнув кольчугой при резком обороте к Чернобогу – Я предлагаю другой выход. Думаю, что он и тебе придется по нраву.
- Другой?! – Властелин Тьмы быстрым взглядом скользнул по Дане и Гайке, затем с подозрительностью сим воткнулся в Белобога.
Титан Света взгляд не отвел, выдержал, лишь незримая линия губ выдавала легкую усмешку – пускай видит прародитель теней, что Свет не лукавит и стремится к справедливому решению дела. Спор спором, но из-за каких-то нескольких душ обострять отношения Богов негоже. Из двух вариантов всегда найдется третий.
- Мы поступим справедливо. – Белобог проигнорировал усмешку оппонента при последних словах. – Мы дозволим путникам пройти Врата, коль они сумели-таки добраться до них, пускай их души переполощут соки Древа. Но пройдут необычным путем, а по сердцевине от корня до макушки. Ни тебе, ни мне – это и будет разрешением нашего спора, Владыка Тьмы. Души путников успеют пробежаться по стволу Древа Рода и вернуться в прежние тела. И с того момента заречемся вмешиваться в их судьбы, пусть сами определятся на чьей они стороне, Света или Тьмы. Ну, как?
- Ты же понимаешь, Повелитель Света, что это не более чем всего лишь отсрочка, оба странника все равно станут моими.
- Раз так полагаешь, то тебе и нечего терять. Итак?
Чернобог раздраженно махнул рукой, мол, дай подумать. Пальцы десницы Повелителя Тьмы еще сильнее впились в древко посоха, сухая древесина жалобно скрипнула, из-под сжатого кулака просочилась прозрачная капелька сока, жадной иссохшей губкой древнее древко тут же впитало выжитую слезинку. Однако, сколько б Чернобог не раздумывал, но видел в предложении для себя одни лишь выгоды. Но не мог же извечный противник предложить что-то в ущерб себе! Где подводные камни, в чем Белобог лукавит? Как бы потом не пришлось пожалеть о собственной глупости.
- Я согласен! – наконец вымолвил Чернобог, пристально посмотрел в глаза Повелителю Света – думаю, что тебя и предупреждать не стоит, что если заподозрю какую-нибудь хитрость…
Боги, удовлетворенные каждый собственным скрытым смыслом сделки, закрепили договор хлопком ладошек и растворились в воздухе, словно их здесь и не было. Лишь старец в белом тоскливо  смотрел на затухающую звездочку в небе.
Сумерки незаметно распались на темные клочья, таяли, мгла отступала не спеша, словно проспавшее свой срок утро пробуждалось нисколько не жалея о затянувшемся сне – добрый сон дает свежие силы. Клок сумрака, закрывающий солнце, развеялся последним, как ни в чем  не бывало, заиграли солнечные блики дня.
Старец, обреченно вздохнув, нагнулся за оброненным Чернобогом посохом, воткнул иссохшее древко в землю, рядом же вонзил и свой посох. Затем служитель Света поклонился каждому из посохов, отвесив по три глубоких поклона, касаясь кончиками пальцев правой руки земли. Каждый из поклонов сопровождал бормотанием то ли молитвы, то ли обрядного заклинания. Выпрямился, с торжественным видом отошел на несколько шагов в сторону и вновь совершил поклон до самой земли.
Оба посоха ожили, начали разрастаться, покрываясь чешуйчатой корой корня. Макушки древков потянулись друг к другу, пока не свились в одно целое, порождая причудливо сплетенный ствол гигантского дерева.
Дерево стремительно увеличивалось, разрастаясь и вширь и в высоту. Всего за несколько минут перед свидетелями чуда шумело кроной исполинское древо, макушка которого терялась где-то в облаках.
Однако изначальный промежуток между недавними посохами так и остался незаполненным разросшейся древесиной, образовав, таким образом, подобие массивной арки. Под низким сводом Врат, в зияющем неясными тенями проеме, мельтешили всполохи молний и играли солнечные блики, будто гроза и ясный день сплелись множеством объятий. В воздухе просел дурманящий запах озона.
Старец подошел к Дане и Гайке, жестом показал следовать его примеру, все трое трижды поклонились выросшему Древу.
- Вы все слышали сами. Как Боги решили, так тому и быть. Входите, чада, во Врата, Древо Рода вас ждет.
Гайка крепко сжал ладонь спутницы, повел к дереву. Почему-то Дана поначалу невольно заартачилась, уперлась пятками в землю, но служитель Света небрежно взмахнул рукой, и ноги женщины, помимо воли, сами понесли к живой арке.
Проход втянул Дану и Гайку еще за несколько шагов до Древа. Уже в арке путники рассыпались на мириады мельчайших, едва заметных глазу, капелек. Морось частичек, едва успев сверкнуть радужными искорками под лучами солнца, была жадно впитана Древом. Несколько капелек, подхваченных случайным ветерком, закружились в завихрении, приближаясь к Вратам неохотно, с опаской. Под аркой что-то щелкнуло, заметались тысячи разрядов. Заплутавшие частички, как непутевые дети, загнаны домой, Древо свернулось, перекрывая Врата и, прошумев напоследок кроной, растворилось в воздухе. Несколько птах, успевших облюбовать места на ветвях чуда-дерева, удивленно чирикнули и взмыли ввысь, кружа над опустевшей вдруг поляной.
Старец с удовлетворенным видом прошелся ладонью по серебру бороды, неожиданно сгорбился, приняв вид дряхлого старика, затем неспешным шагом отправился к лесу, где и скрылся за плотной стеной ставших деревьев.
«Я умерла? Умерла. Умерла!» «Нет же, если мыслю, значит живу?» «О, Боже! Как легко и хорошо! Я лечу! Лечу!!!» «Куда?» «Сюда!» «И сюда?» «Я здесь» «И здесь!»
Дане хотелось, во что бы то ни стало сжать голову, рой мыслей, то как улей гудел, наполняясь, то опустошался, ибо все ощущения, образы и чувства разлетались неведомо куда, затем вновь сливались в хаотичный, но потрясающий калейдоскоп. Но где голова? Где ее любимое тело? Руки, ноги и все остальное?
ЭТО произошло неожиданно. Дана уже начала привыкать к своему новому состоянию, находить в нем положительные стороны, как вдруг… ощутила, что мириады ее «Я» втянулись потоком в нечто осязаемое и до боли знакомое. Первым, что женщина увидела – руки. Знакомые тонкие пальчики с аккуратными отращенными ноготками, правда, без маникюра, но свои родные пальчики!
Кожа нежная, белая, как некогда в ранней юности. И ощущение бурлящей энергии и бесшабашной беззаботности по всему телу. Как хорошо! Хочется бегать, прыгать, танцевать, летать! Интересно, какой сейчас она выглядит?
И стоило только подумать, как бездонный безликий мир резко свернулся в точку, затем изящно расправился в линию коридора, если бесконечно длинный проход в метров сто в ширину и в высоту может быть так назван. Стены, пол, потолок необычного лабиринта сплошь выставлены зеркалами. Вертикальные поверхности выложены из множества частей, границы между которыми хоть и не зримы, но ощутимы интуитивно. Одно зеркало, за ним второе, если пройти немного вперед, будет третье, смена зеркал уходит куда-то в бесконечность.
Заметив сотни собственных отражений, Дана почему-то зажмурилась, боясь увидеть себя, разглядеть в отразившемся что-то несуразное, страшное. Кто его знает, как она выглядит после смерти? На минутку задержала дыхание и, немного погодя, разлепила веки. в отражении она и узнала себя и, в то же время, почувствовала нечто иное, чем то, что привыкла видеть в обычном зеркале.
Первое зеркало. Встретились настороженные глаза совсем еще молоденькой женщины. Притягивают взгляд почему-то именно глаза. Живой взор, с непонятной глубиной. Словно смотришь в зеркаль чистейшего озера, когда за собственным отражением проглядывается и то, что утаено на дне. За глубиной что-то живет собственной жизнью, переливаются калейдоскопом эпизоды минувших дней. ТАМ частичка ЕЕ судьбы.
Воспоминания бесшумными пузырьками покидали дно, всплывали, лопаясь на поверхности, оставляли на поверхности рябь округлых волн. Перед взором понеслись похождения Даны в магическом мире. Нет, это нисколько не походило на созерцание экрана телевизора, события проживались заново, но происходило это как-то отстраненно, не так как это было бы в реальности. Вспомнила день появления в чудном лесу, отважного мураша, который, возможно, и стал первым признаком того, что ее жизнь скатилась с колеи обыденных будней, стал первым маячком грядущих приключений, как наяву всплыли образы лесавок, кикиморы, шишиги. Запрятанная в таежной глуши деревенька ремесленников. Затем появился Гайка, чудаковатый мужичок. То, как ее приняли за Белую Бабу, вестницу бед и печали.
Удивительно то, что поток воспоминаний был похож на течение реки – вот они набегают, омывают с ног до головы ярчайшими ощущениями, мыслями и эмоциями, а затем утекают куда-то вдаль, где теряются и забываются, оставляя душе лишь след понимания и облегченного удовлетворения.
Дана сделала несколько шагов вперед и испуганно оглянулась – зеркала, что остались за спиной, попадали и с дребезжащим треском начали крошиться на все более и более мелкие осколки, пока стекло не усело на полу ровным слоем пыли. Вот так вот, основная часть ее жизни - всего лишь пыль, а самые значительные моменты осели в душе неосязаемым, но осознаваемым налетом.
Далее женщина шла уже не останавливаясь, не вздрагивая и не шарахаясь от падающих зеркал, воспоминания минувших дней накатывали, захлестнув волной, уходили прочь, затем стирались навсегда, крошились под дребезгом до неузнаваемости. Дана как бы заново проживала жизнь, только кинолента образов мчалась стрелой в прошлое, То слезы, то смех, то горе, то радость сотрясали душу, рвали ее на части, затем вновь сшивали вроде лоскутного одеяла.
Душа в призрачном теле металась и надрывалась от избытка чувств, мыслей, понимания. Но замереть и остановиться не могла – впечатления сносили силой потока горной реки. Прожитая жизнь влекла, опьяняла горьким хмелем.
Дана и не заметила, как остался последний шаг к оставшейся части коридора. Позади пыльный путь, а впереди зияло черное зево неизвестности. С замиранием сердца женщина попыталась вглядеться в чернеющий перед собой квадрат. Остаток пути пугающе обрывался тянущей глубиной, ничего кроме пустоты различить невозможно. 
Всего лишь один шаг, инстинкт самосохранения оглушил тревожной сиреной – мысли спутались в испуганный комок, во рту пересохло, в голове нарастал гул, похожий на звук работающего трансформатора, который с каждым ударом сердца становился громче и громче. Уже, казалось, все тело вибрирует от этого тяжелого звука, а вместе с ним и душа. Дана с силой сдавила ладонями уши и виски.
От тряски руки и ноги начали неметь, зудящее покалывание от кончиков пальцев заполнило мышцы, сухожилия, в костях запульсировала ломота.
Женщина, едва превозмогая нахлынувшую боль, тихонько застонала. В этот момент в черном проеме коридора что-то промелькнуло. Дана вмиг забыла про боль. Неужели померещилось? Нет. Мельтешение повторилось, темнота словно зарядила, закружила омутом, а в центре круговорота проявился образ лица. Сначала неясные черты, будто писаны размашистым росчерком шаржиста, затем они прояснялись четче и четче.
Дана сглотнула, с волнением вглядываясь в глубь омута – лицо показалось знакомым, даже не просто знакомым, а родным и очень близким. Но, судорожно роясь в памяти, женщина была готова поклясться, что этого человека не видела никогда в жизни. Тем временем лик наполнился красками и жизнью – уже не чудом вырисованная картинка, а живой человек выглядывал с другой стороны колодца. Молодой, с едва проросшей бородкой, мужчина. Он тут же глазами отыскал глаза Даны, в темных зрачках угадывался вопрос. Женщина и вправду услышала вопрос, но он прозвучал не наяву, и даже не в мыслях, в голове, вибрация понимания шла откуда-то от низа живота. Это было странно и непонятно, но голос отчетливо различался. Мягкий мужской тембр.
- Ты искала встречи с предками. Зачем?
- Уже не помню. Извините. – Призналась Дана и втянула голову в плечи, а действительно, зачем? Прикоснуться к великой силе не зная цели, казалось непростительной и кощунственной глупостью.
Глаза молодого человека понимающе мигнули.
И в этот момент Дана начала припоминать метнувшиеся в небытие последние события. Гонки. Кирилл, Антошка, Еленка. Похождения в магическом мире. Вспомнила и о том, как все время стремилась вернуться в родной мир, к родным и близким.
- Понимаю. – Повторил голос – Ты уверена в собственном желании?
- Наверное. Я так еще больше ни о чем не мечтала. Я так соскучилась по детям!
- Сила Рода велика! А возращение в отчий край – желание изначальное и крепкое, воспротивиться ему даже Боги не в состоянии. Ты вернешься. Но жизнь пойдет не так, как прежде. Уроки магического мира не сотрутся с памяти души. Мне остается только пожелать от всего Рода – мужайся, ведь самые странные и коварные испытания ждут тебя впереди. Но ты справишься, мы с тобой. А теперь прощай.

Ослепительный свет проник сквозь веки. Дана невольно зажмурилась. Со стороны раздались какие-то шорохи и незнакомые голоса.
- Она очнулась! Она дышит!
- Пульс?
- Сто сорок.
- Давление?
- Нормализуется.
Над женщиной склонилось лицо в белой маске, над которой смешно топорщились седые лохматые брови.
- Как, голубушка, самочувствие? Только вслух не говори, побереги силенки. Если все хорошо, просто моргни пару раз. Хорошо? Вот и умница. Во время вас муж привез, еще часик, и ни за что б ни успели откачать. Ягодка-то ядовита была! Разве можно быть такой неосторожной? Сейчас даже обычная малина, что у дороги растет, может оказаться опаснее белодонны. Ну, ничего – сейчас самое страшное позади. Кровь мы, правда, хорошенько прочистили, а потому и слабость. Верно? Придется, голубушка, пару неделек отдохнуть у нас. Не против? Вот и хорошо. Умница.
Дана облизала пересохшие губы. Причем тут ягода? Ничего не понятно. Ничего вспомнить не может. Муж? Она, оказывается, еще и замужем. Странно, почему ничего не знает и не помнит? Женщина глубоко вздохнула. Голова кружится, слегка подташнивает. Отравилась, значит, Слава Богу, что жива осталась.

Эпилог, или спустя год.
Дана посмотрела на «Альфа Ромео» в последний раз. Солнечный зайчик с опускающегося бокового стекла больно ударил по глазам. Этот купит. Наверняка. В открытом оконце показался грузный мужчина. Скорее всего грузин. Будущий владелец вцепился в руль толстыми волосатыми пальцами, все равно что в косы малолетки, похотливо и жадно. Золотая печатка в полпальца подрагивала, пуская зайчики. Грузин развернулся всем телом, оглядывая салон, небрежно бросив вопрос, словно плюнув.
- Хороша машинка. Я скорость-то люблю! Сколько, красавица, хочешь за нее?
Вздохнув, женщина, назвала цену. А папа говорил еще, что ей долго продавать придется, машинка-то на любителя. Надо же – в первый же день, как выкинула объявление в интернет, объявился покупатель! Конкретный, напористый, словно ее машину и искал. Пришлось откладывать домашние дела и идти на показ.
- Э-э-э? Что так дорого, а?
- Послушайте, если не подходит, то я подожду другого покупателя.
Уловив в голосе продавца нотки затаенной надежды, грузин подозрительно уставился на Дану. Дорога ей машина, не хочет отдавать, но что-то заставляет это сделать. От этого желание стать обладателем спортивной машины стало еще сильнее. Мужчина недовольно поморщился, на мясистом носу на миг проявилась сетка глубоких складок.
- Зачем сразу не подходит? Жена у меня есть, – грузин небрежно махнул в сторону новенького японского пикапа – теперь любовницу надо. Очень даже подходит. Такая красавица! Я ее уже сейчас хочу.
Выходец с кавказских гор напряженно стянул брови. Не умеют русские торговаться! Что за интерес покупать за первую цену? Надо деньги – умножь «нормальный» ценник в два, три раза, чем больше, тем лучше – дольше торговаться. Отвоевывать каждый рублик, когда в кармане миллион, вдвойне приятнее. Тем более, что карманов, как минимум, четыре. Кавказец сделал последнюю попытку.
- Скинь хотя бы сотенку? А, красавица?  Я же не наглею, сам вижу – не машина, а скакун, мустанг дикий! Если б не знал, что движок переделан – даже не подошел. Мотор-то зверь, а кузов крашен-перекрашен, гнут-перегнут, а?
- Нет! – твердо возразила Дана и потянулась к ручке дверцы.
Грузин занервничал, толстые мокрые губы исказились до отвратительной гримасы.
- Стой! Не хочу вылазить, твоя взяла! Торговался из вежливости, красавица. Уважаемый человек всегда торгуется, только затем товар берет. Слушай, я в такой машине на итальянца похож, а?
Покупатель довольно-таки забавно насвистел мотив «Феричита», достал из внутреннего кармана две пачки новеньких «пятитысячных», стукнул ребром собранных банкнот по опущенному стеклу.
- Сдачи не надо!
Через полчаса, после всех бумажных операций купли-продажи, «Альфа Ромео», газанув напоследок, исчезла с глаз долой. Укатила нового владельца, наверное, в Италию.
Внутри словно что-то надломилось. Ее Альфочка укатилась, игриво визгнув шинами при повороте. Даже не сломалась, не повредничала. Это как предательство. Это как верный псина, выращенный еще со слепого щенка, на которого не жалели ни времени, ни души, вдруг, завиляв хвостом, бросил хозяина, побежал за незнакомцем. Это как ладонь близкого мужчины на коленке другой женщины.
Дана вздохнула, украдкой оглянулась. Из «Нивы», высунув обе ноги в отрытую дверцу, улыбался Кирилл. Поймав взгляд жены, поспешно поднес сигарету к губам. Джентльмен, такую-то мать! Пытается скрыть довольный видок. Вот уж кто на самом деле рад. Что уж говорить о Кирилле, когда даже родной отец был «не против», чтобы его подарок «спустили с молотка». И все равно почему-то жаль, и даже обидно. Женщина растерянно повертела парочкой пачек новеньких бумажек. Вот и все. По плану, на эти деньги они с мужем должны отправиться в кругосветное путешествие на яхте. Наверное, это стоит того. А, быть может, и нет.
Спустя год после злополучного отравления в лесу, память, пусть с трудом, редкими наплывами, но все же возвращалась. Восстановление прошлого было похоже на собирание разбитого зеркала по острым осколкам, в каждом из которых видела частичку себя. Тысячи разных кусочков собственного отражения, порой «картинка» не складывалась, и это выглядело одновременно и уморительно смешно и страшно. Как неверно собранные пазлы. Будто на лбу недовольно морщился носик, а перевернутый глаз, хоть и на своем месте, противоестественно моргал снизу вверх. Не всегда память приносила приятное, кое-что резало больно и лучше б не вспоминалось. Легче всего поддались памяти  ребятишки – Антошка и Еленка. Затем вспомнила то, что ее связывало с Кириллом. А маму с папой словно и никогда не забывала.
«Альфа Ромео». Дана чувствовала, что с этой машиной связаны для нее радостные и немаловажные события, однако именно эти воспоминания почему-то проявлялись с особым трудом. Не сходилась картинка жизни, будто из детского рисунка стерли солнышко. Все красочно и живо, но источник сего света неясен. Конечно же родные помогали восстановить память, рассказывали о гонках. Отец говорил о Данином увлечении с долей снисходительности, мол, у каждого чудака свое хобби, мама отвечала на расспросы скупо и с опаской, Кирилл же о гонках высказывался, кидая на жену подозрительные взгляды, и пытался тут же сменить тему. Но, как бы то ни было, а с гонками покончено. Раз и навсегда. Если память решила запихать эти воспоминания в самый дальний угол собственного чулана, значит, так тому и быть. Пусть умчавшаяся с новым хозяином машинка так и останется просто теплым ощущением из прошлого.
Кирилл вылез из машины, чмокнул в щечку. Вроде даже как с какой-то благодарностью. Ну, да Бог с ним. Наверное, она поступила правильно, раз папин подарок встал между супругами в забытой жизни, значит, от него следовало избавиться еще раньше. Хотя… разве можно жалеть о случившемся? Ничего случайного не происходит в жизни, Дана убеждалась в этом не раз. Если гонки были частью ее жизни, приносили какую-то радость, когда-нибудь она вспомнит эти ощущения и «солнышко» вновь появится на ее рисунке.
Не ответив на проявление нежности мужа, Дана сунула ему вырученные за машину деньги. С сухостью в голосе заявила, что зайдет в магазин за соответствующим напитком. Не каждый же день машины продаешь, посему сие событие следует отметить.
Субботний день. Супермаркет забит покупателями, будто в преддверии Рождества. Жизнерадостная музыка, постоянная перебиваемая рекламными репликами, оглушающе била по ушам. Прохаживаясь возле полок с продуктами в ярких упаковках, Дана с тревогой ощущала в себе нарастающее чувство раздраженности и беспокойства. Что-то не так, что-то происходит бесконтрольное, но что? Возможно, домашние животные чувствуют подобное перед землетрясением. Женщина попыталась подавить невесть откуда взявшуюся панику. Может, это все еще проявляются последствия отравления?
Перед кассами выстроились длинные очереди. Втайне Дана даже обрадовалась этому. Сейчас она выйдет из магазина – и оборвется последняя ниточка с прошлым. Детишки отправлены родителям, путевки куплены, яхта, покачиваясь где-то у берегов Голландии, ждет новых искателей приключений. Сегодня вечер еще наедине с Кириллом, а завтра начнется бесконечная гонка за призрачным счастьем.
Со скучающим видом Дана терпеливо ждала пока поток покупателей ее наконец-то вынесет к улыбчивой кассирше. Впереди полная женщина уже выкладывала с корзины на колесиках груду продуктов и безделушек, как ощутила настойчивое подергивание за рукав костюма. Дана с раздражением оглянулась. Покусителем на ее неприкосновенность оказался рыжий мужик в вываренном в полосы черном джинсовом костюме, за ним стояла, застенчиво улыбаясь, брюнетка-малолетка, которая, несмотря на знойный день, умудрилась натянуть на себя кожанку «а-ля байкер».
Рыжий смущенно потер неважно выбритый подбородок.
- Пропустишь нас, краса моя?
Дана остолбенела.
- Постойте, как вы сказали?
 
«Белая Баба», книга первая.
февраль, 2012г.