Эволюция умирает на закате

      Эволюция умерла на закате истории...
      Собственно говоря, смерть эволюции и послужила закатом истории. Потому что после нее мы больше не нуждались в истории, как таковой. Все превратилось в постоянное, незыблемое, безвременное сейчас.
      Проблемы перенаселения Земли, участившихся нападения диких животных, парниковый эффект, истощение топлива - все было решено одним махом...
      Человечество перестало существовать,  млекопитающие, птицы, рыбы, растения - все перестало существовать... Появились новые - Генно-модифицированные мы...
Все изменилось... Пропала история, пропала нужда в войне...
      Численность населения человечества была сокращена до 500 миллионов особей. Были введены дополнительные гены всему - животные не могли напасть на человека; культурные растения не могли быть подвергнуты нападению никакой заразы; женщина рожала только двоих детей, мальчика и девочку; мужчину не мог зачать детей... не мог зачать детей, пока не согласится на операцию...
      Всю энергию давали десять водородных электростанций. Все работало автоматически и уже давно не нуждалось в человечестве, даже если б мы исчезли, она работало, поэтому на работу ходили только те, кто не знал чем еще себя занять. Больше пятнадцати минут в день ни у кого работать не получалось...
      Жизнь замерла на месте, сегодня все было таким же, как и вчера и однозначно завтра. Каждому было делать нечего, каждый был лишен права борьбы, ибо бороться было не с кем и не с чем... У человека забрали право выбора, все было выбрано до него, кроме права, одного последнего права - права...

***

Басы рвали колонки, а заодно и барабанные перепонки всех кто тут был.
Алан подошел к пышногрудой незнакомке.
- Пошли трахнемся –  утвердительно сказал он, потягивая коктейль «М.Д.А.»
- Подожди только минутку.
Ответ был прост и утвердителен как всегда.
Позвольте представить. Алан.  Алан Хелл.
Грязный пол туалета клуба был застлан телами, которые трахались, перемешиваясь в общей массе, иногда теряя друг друга, иногда начиная трахаться с другими, третьими или даже вчетвером. Еще год назад администрация клуба хотела отвести место специально для секса. Но так эта идея и повисла в воздухе. Всех все устраивало. Мы трахались в туалете. Мы ссали в туалете. Мы жили в туалете. Единственное что изменилось – не было больше разделения на М и Ж. Была зияющая дыра, напоминающая о бывшей перегородке и просторный зал, с кабинками, писсуарами, спермой на стеклах и разными частями одежды везде, где оно только могло зацепиться…
- Хм, тут явно место не хватает… Пошли в кабинку. – Он потянул ее за руку. Она удивленно смотрела на него большими непонимающими глазами… Они шли к последней открытой кабинке, ПОСЛЕДНЕЙ ОТКРЫТОЙ кабинке! Он и сам понимал, что он поступает дурно, нарушая основы основ правил этикета, он занимал ради секса последнюю свободную кабинку, это было не  по-джельтеменски, это было низко и убого…
Он захлопнул дверцу и начал стягивать с нее юбку. Она расстегнула его ширинку и стала не торопясь опускаться вниз, с каждой секундой по-чуть стягивая с Алана штаны и все больше приоткрывая свой маленький аккуратный ротик…
- Да, девочка, да…

***

Мы искали старые книги. Мы искали отголоски старого мира, мира в котором была война, о которой мы не знали ничего.  Кроме того, что по крупицам собирали из слов тех, кому не надо было объяснять, что это такое.  Мы с Аланом наталкивались на  описания братоубийства, детоубийства, случаев, когда один человек ел другого. Наши волосы становились дыбом и в запале мы вырывали эти страницы, страницу за страницей, оставляя в итоге форзац наполненный пустотой…
Война? Что это? Мы тщетно пытались понять, зачем она нужна, ради чего, кому  и каждый раз полет нашей  мысли разбивался о прибрежные скалы непонимания…
Мы читали затертую книгу, найденные в заброшенном здании заброшенного города, чьи, наверное, когда-то величавые пики протыкали небо. На обвертке от имени автора осталось лишь У. Бер…у… Это была какая-то фантастика, о каком-то существующем племени, которое они сами называли «Джанки»… Мы читали страницу за страницей, недочитывая, вырывая и сжигая в непонимании и огне все их мерзкие и отвратные деяния…
В голове был лишь один вопрос, который все усиливался после каждой страницы ТОГО мира, разве мы их наследие, разве мы можем быть родственниками?!?
Это продолжалось не больше года.
Как-то Алан после очередной недочитанной книги  спросил нас:
- Как те, кто  соединил Эдем и Гоморру в своей первичной книге, могли надеяться на счастье?
- Не могли, нельзя вырастить цветок, поливая его огнем… - ответил Микки.

Это была последняя попытка понять наше прошлое.

***

Сегодня был третий день пятидневки. Сегодня все собирались в клуб.  В тех книгах, мы читали, что когда-то молодые люди также ходили в клубы, в которых ели какие-то химические добавки для еды и могли танцевать всю ночь, пили какие-то возбуждающие напитки и могли не помнить ничего на утро.  Мы смеялись, представляя себя такими. Мы брали с собой бутылки воды, и пили ее, изображая их, каждый из нас носил в кармане по несколько десятков горошин и ел их в клубе, изображая после этого себя кем-то другим.
Так и сегодня мы плелись по тротуарам в направлении звуков и, подкидывая вверх горошины, пытались поймать их на лету ртом. Нам казалось это забавно.
Я кинул горошину высоко вверх и в страсти ее поимки ударился лбом об стенку. Я лежал и смотрел на луну, а все тыкали в меня пальцем и гомерически смеялись до коликов в животе, Микки упал рядом и плакал, поочередно колоча ногами и руками.
Алан подкинул горошину вверх и тоже попытался ее поймать. Через мгновение он лежал рядом с нами, а горошина,  коварно пролетев мимо открытого рта и ударившись об его лоб, укатилась в сточную решетку…
 - Хам.
Мы все повернулись на этот слог;  он был тихо и жестко произнесен тонким женским голоском…
Она встала, отряхивая с себя пыль и бессильно пытаясь понять, что теперь делать с порванными колготками.
 - Извини, - с неподельнной скорбью в голосе сказал Алан.
- Хам,  - ответила она, нанося звонкую оплеуху.
Мы, обнявшись с Микки, катались по тротуару захлебываясь смехом и слезами. Алан смотрел вслед, поглаживая зардевшуюся щеку…

***

Музыка накрыла нас  плотной волной. Тело начало само интуитивно раскачиваться в такт.
- Да здравствует здоровый секс!
Это был боевой клич Микки, с которым он как с клюшкой наперевес побежал в толпу.
Позвольте представить. Микки. Микки Слот. Забавный парень, который находил проблемы там, где их никто не видел. За свои годы он уже успел заработать четырнадцать переломов, семь из которых во время секса. Между собой мы его с Аланом звали Кость. Стоп-кадр.
Перемотаем немножко назад…
- Да здравствует здоровый секс! – к тому моменту, когда это кричал Микки, Алан уже вел какую-то незнакомку в туалет, а сейчас он стоит рядом и пьет свой «М.Д.А.».
Алан стоял на входе чуть поодаль от меня. Красная смесь текла по трубочке попеременно с капельками воздуха, а Алан смотрел по сторонам, как будто что-то искал, но не находив, бегал глазами еще раз и еще раз, все больше напрягая лицо и взгляд. Я потянул к нему руку, чтобы одернуть, но он сделал шаг вперед чуть раньше и скрылся в массе людей. Я остался один.
- Пошли тряхнемся?
Не дожидаясь ответа, она потащила меня за руку из клуба, не давая даже допить «М.Д.А.», черт с ним, я оставил его на каком-то столике, и обнял ее маленькое тельце. Худые устают меньше и всегда трахаются до конца, надеюсь, она не обманет мои ожидания…

***

Утро всегда начиналось с одного и того же. Мы прятались с Микки под тенью большого старого дуба.  Кто-то из нас брал с собой бутерброды и воды. Мы завтракали, а потом отдыхая после такого вот завтрака смотрели на небо и пытались среди облаков найти какие-нибудь химерные создания.
 - Смотри-смотри вот то облако похоже на то, что  - Микки замолчал, пытаясь сформулировать четко свою мысль…
 - Смотри лучше вот сюда, - я повернул его лицо в противоположную сторону, - то облако похоже на Мерседес СЛ-500 небесно-голубого цвета. 
Мы оба засмеялись,  вспоминая как мы, нечаянно нашли этот старый фильм, и, промучившись около часа, смогли понять, как же его посмотреть. Мы сидели в большом зале, где было много-много кресел. Никогда не мог представить, зачем столько людей могут собраться в одном месте, если это не клуб? Мы сидели и смотрели на большущий экран, это былое что-то необычное, непонятное и такое приятное…
Они сидели на полу пили какую-то прозрачную жидкость, кушали лимон и соль, один другому рассказывал про море. Это было потрясающе, Алан тогда приподнялся и стоя слушал человека с ямочкой на подбородке, смотрящего на него с белого полотна.  Я и Микки тоже приподнялись. Этак картина так и стоит перед глазами – три мальчишки, посреди темного зала, на белом полотне лицо человека, сбоку где-то его голос и его рассказ про море, а мы стоим, внимаем каждому слову и боимся пошевелиться…
      Максимум получился у Микки – только у него получилось произнести три предложения этого монолога девушке. Меня и Алана прерывали обычно на третьем слове, наш секс не терпел слов.  Что такое романтика? Мы задавались этим вопрос не один раз и куда она делась?
      Секрет успеха Микки – сломанный замок на юбке, она не могла долго его открыть…
Эта традиция появилась давно, с самого детства – каждое утро мы с Микки встречались под этим дубом, сначала мы просто встречались и ждали Алан, потом поняв, что так будет всегда, начали брать с собой еды и воды. А загодя всегда стали тут завтракать. И как мы не пытались с Микки, приходить на час позже, на два – Алан всегда опаздывал. Как можно опаздывать в мире, где ни у кого нет дел, по-крайней мере важных и неотложных?
Вот и сегодня – мы позавтракали; уже битый час валялись под  дубом и смотрели на облака, а Алана не было…
 - Привет, ребята – еще приблизительно через час мы услышали голос Алана – вы не забыли, что сегодня мое день рождения?
      Мы рассмеялись. Ну, посудите сами, откуда мы могли знать, что сегодня…

***

У нас никто не считал, сколько ему лет и не было дней рождений – мы их нашли там, где и все – в старых книжках, в старых фильмах и сами начали так делать. По-нашим подсчетам Алану было уже девяносто шесть, Микки  - восемьдесят семь, а я был самый молодой – мне пятьдесят семь. Сегодня Алану исполнялось девяносто семь, и он нам гордо заявил, что в следующую пятидневку мы отметим его девяносто восемь, потом девяносто девять и сто, и что после этого он больше не хочет отмечать дни рождения. Он хочет, чтоб ему всегда было сто!
Из своей походной сумки он извлек небольшой торт из молодых ростков пшеницы, торт немного поплыл и выглядел не очень аппетитно – вверх его был утыкан множеством маленьких свечек – их было множество, но все равно не верилось, что на таком маленьком тортике их могло поместиться девяносто семь..
- Поздравляем с днем рождением! – крикнули мы и стремглав проскочив пару метров, что нас разделяли, вцепились в его уши – Алан, пытался выкрутиться, но мы повалили его на землю, обвязывая его тела своими и все крепче сжимая каждый свое отвоеванное ухо.
 - один, два, три, четыре, - Алан все пытался выкрутиться и убежать, а мы всеми силами его сдерживали – пять, шесть, семь, восемь…
- Я знаю, почему тогда мало кто до девяноста семи  доживал, – закричал Алан в тот момент, когда смех его немного успокоился, – ну разве можно пережить это издевательство?
Микки и я продолжали свое грязное, черное дело.
- восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто, девяносто один, девяносто два, девяносто три, девяносто четыре, девяносто пять, девяносто шесть! – на последний раз мы потянули со всей силы, которая могла быть у восьмидесяти семилетнего и пятидесяти семилетнего пердунов. Алан вскрикнул от боли.
Мы слезли с него и уселись рядом в предвкушении угощений. Именинник, почесав покрасневшие уши,  достал с походного рюкзака перочинный ножик и начал разделывать торт на три куска…
- А мне?
Перед  нами стояла ТА САМАЯ девушка, после методично-мимолетного взгляда Алан разрезал торт на четыре куска. Девушка села рядом…
- НУ и как они могли, есть эту гадость? – Спросил Микки, запихивая свой кусок торта целиком в рот…

***

Сильные басы разрывали перепонки. Мы вышли из клуба и сели на траву поодаль от входа.
-  Сегодня красивое небо.
Фраза, сказанная невесть кем, вырвала нас из пелены внутренних мыслей. Эта была все та же девушка, которая вот уже несколько дней загадочно оказывалась там, где  и мы. Она улыбнулась нам с Микки, и как-то уж по-особенному Алану. Мы ничего не ответили, а она  дальше пошла в клуб.
Мы так и остались сидеть на траве, рассматривая небо и пытаясь из плеяд звезд выгадать хоть что-то принадлежащее нашему миру.
  - А вот это похоже на наш дуб,  - ткнул куда-то неопределенно в небо Алан.
  - А это похоже на то, что ты стесняешься с ней заговорить, - передразнил Алана Микки  и отвернулся ко мне, как будто это сказал не он и уж точно не Алану.
Девяносто семилетний старик, кряхтя, приподнялся и поплелся в клуб.  Мы тоже встали и пошли, но на речку – сегодня не было настроения для клуба – сегодня нас ожидало купание в теплой воде под светом звезд.
  - На счет три, скомандовал Микки, - раз,.. два,.. три!
И мы понеслись наперегонки, задевая ногами и руками деревья и кусты, по лицу хлыстали ветки, что-то больно кололось по ногам, а мы бежали, не замечая все это, бежали наперегонки с ветром, бежали, чтоб поскорей встретиться с прохладой воды.
Не останавливаясь и не сбавляя скорости, мы прыгнули в пространство, которое как мы думали, отделяло нас от ночной глади. Вода нас поглотила сразу и полностью. Я помню, как Микки сказал: «Плывем на тот берег!», и, махнув рукой как морской волк, ведущий свой корабль на абордаж, первым устремился к назначенной цели. Я ринулся следом…
Мы лежали на берегу, над нами свисала мокрая одежда. Мы лежали голышом и смотрели на небо.
 - Как ты думаешь, Алан ее трахнул?
- Думаю уже давно или уже трахает По-четвертому кругу.
Мы оба улыбнулись, не сомневаясь, что все именно так и есть.
      Холодный ветерок подул с реки и заставил нас ближе прижаться  – так мы и заснули, в объятиях друг друга.

***

Мы проснулись ночью с Микки от холода. Сильный ветер дул со всех сторон и уже тепло наших тел не спасало, мы надели прохладную одежду и разошлись по домам. Единогласно было решено – сегодня мы встречаемся ближе к обеду, когда солнце хоть немного прогреет землю…
Алан уже сидел под деревом, такого не было уже лет пятьдесят, если считать по моим прожитым годам. Я помчался к нему из всей прыти!
 - Ну, рассказывай, как она!
- Да, давай! – крикнул Микки, подбегая и садясь рядом.
- Наверно, хороша, но это лучше спросить у того парня, что ее трахал…
Лицо Алана омрачилось еще сильней. А я и не заметил, какой он грустный…
Мы молча сидели. Микки достал четыре бутерброда, обычную нашу трапезу. Каждому досталось по бутерброду, а четвертый, разломав на маленькие кусочки, мы разбросали вокруг. Мы молча ели, запивая ягодным морсом, лишь воробьи прилетевшие на случайную трапезу весело чирикали и дрались за каждую кроху.
- Да, старик, не повезло – после долгого молчания констатировал я, - ничего, вокруг полно других классных девчонок!
- Но мне не нужны другие. Я… Я.. Я ее хочу трахнуть! – закричал Алан и отвернулся от нас, скрывая подступившие слезы, которые с таким усилием рвались наружу…
Мы снова замолчали, скрывая тишину за пеленой звуков пережевывания еды. А воробьи все так же весело чирикали, воюя за последние оставшиеся крохи, но им не суждено было их попробовать, прилетевшие голуби отобрали все оставшиеся кусочки.
- Остатки сладки – горько улыбнулся Алан.

***

Хочу исправиться, ведь я вам не все рассказал, толи по неопытности рассказчика, толи специально слукавил – решайте сами.
Право выбора? Вам все еще интересно, что оно такое?
Выбор свободы – вот чем, по сути, является этот выбор. Вы можете судить нас за этот весь беспорядочный секс, и то что, мы так глумимся над этим священным таинством, но посудите сами, а что еще остается?
Мы не можем иметь детей, мы испражняем из своего тела кучу спермы, но не один из сперматозоидов не может оплодотворить яйцеклетку. Сотни, тысячи сперматозоидов несутся по трубам, но, ни одному из них не суждено оплодотворить яйцеклетку, лишь одному и один раз за всю нашу жизнь это позволено. И какому и когда быть этим судьбоносным – вот и весь наш выбор.
Парень решает это сам. Это и есть наш единственный выбор, что остался.
Каждый из нас выбирает сам время операции. Она не больна, не подумайте, что боль останавливает нас на пути к этому шагу. Просто после этого мы обречены иметь двоих детей, мальчика и девочку, первый же секс после операции принесет потомство, которое навсегда свяжет нас: Он и Она – это понятие перестанет существовать, будет лишь Мы, Мы которые будут воспитывать двоих маленьких детей.
Вот так все просто. Страх, страх перед неизведанным останавливает нас на пути принятие решения… Ведь после него очень легко предугадать все будущее – памперсы, секс с одной женщиной, воспитание младенцев, попытка привить им что-то хорошее – это и есть весь наш удел после операции…
Этого шага боится каждый и каждого он ждет, как бы мы долго не опирались, как не протестовали. Всегда появится Она, та самая. Пред ногами, которой мы опустим чело. И так, не поднимая его медленно, без гордости побредем в вазектомический кабинет. У нас нет Загсов, им просто негде существовать, брак не оформляется на небесах, а творится парой простых врачебных принадлежностей да пятнадцатью минутами свободного времени, которые непоправимо переворачивают нашу жизнь…

***

Алан изменился.
Все чаще к нашему приходу он уже был под дубом. Мы его спрашивали, пытаясь докопаться до истины, но он уперто молчал, так с него и не выдавили ни слова. Хотя сами прекрасно знали, что это из-за нее…
Теперь мы брали шесть бутербродов и привычно трапезничали под деревом, интересно, а кто до нас делал так же само?
Вот и сегодня все было привычно, после плотного завтрака, поверьте мне очень плотного, вы ведь никогда не ели бутерброды мамы Микки или его сестры, мы удобно расположились под дубом и начали загадывать друг другу задачки.
Алан придумал или нашел где-то уж  очень сложную и кичился тем, что мы вот уже битый час не могли ее разгадать…
- Ребята, ну это уже неинтересно, если вы разгадаете, я согласен пройти на руках отсюда и до самого дома - подтрунивал нас Алан!
  - А если я?
       И как же она подошла, мы совсем ее не заметили. На ней было легкое шифонное платье, под очертанием которого угадывался ее тонкий стан... Ее волосы и ее платье легонько колыхались из стороны в сторону под легкими дуновениями теплого летнего ветерка.
      - Ты точно не угадаешь!
       - А если угадаю?
      - Не угадаешь! – настаивал Алан.
      - А если да? – не сдавалась она, и в ее глазах блеснуло чувство уверенности в своей правоте.
      - Ну, тогда выбирай что хочешь!
      - Хочу желание, - лукаво и очень спокойно проговорила она…
На том и было порешено. Катарине, а именно так ее звали, как я узнал вскоре, были даны сутки на разгадку и были оговорены правила. Выиграет она – она загадывает, не угадает – то желание Алана. Желание одноразово и на его выполнения надо не больше одного дня, а еще оно не должно было быть опасно для жизни. «Если ты выиграешь, что загадаешь?» - тихо спросил я его на ухо. «Чтоб она пропрыгала на одной ноге отсюда и до клуба» - улыбнулся Алан.
 - Ну так. Что за загадка?
 Алан гордо продекламировал свою загадку.

***

Сегодня был белый вечер, это означает, что сегодня только медленная музыка, и мы все пришли в белом! О, как же я не люблю такие вечера, после него, после всего туалета, хоть вечер и начинался в белом, всегда заканчивался в мрачных тонах.
Хотя в этом и был плюс – мы всегда спорили, кто из посетителей последним останется белым!
Алан нарядился в белый фрак, белую высокую шляпы и держал при себе белую трость! Вот кому точно сегодня белым не остаться! Мы стояли втроем поодаль – мы с Микки в белых штанах и футболках и этот щеголь между нами. Ну а что тут поделаешь, нам было все равно с кем, а он ждал птицу высокого полета.
- Для кого ж это ты вырядился? – толкнул Микки локтем в бок.
- Я не вырядился – огрызнулся наш выскочка.
- Ты смотри, а ее еще нет  – не отставали мы от него.
-  Еще не вечер – не сбавляя обороты, ответил он.
Так мы и простояли до самого утра, втроем в уголку. Алан в ожидании Катрины, а мы в ожидании зрелищ! Никогда б не подумал; уж точно тот везунчик, кто поставил сегодня на нас. Наша лошадь  пришла последней!
- И что будем делать?
- Не знаю как вы, а я пошел трахаться, – с этими словами и с улыбкой зверя на лице Алан схватил первую попавшуюся, почти в черном, и повел ее в туалет.
Катрин так и зависла, в красивом облегающем белом платье на тонком стане, диадемой на голове и слезами, которые медленно, капля за каплей, катились из ее больших и затуманенных очей.

***

- Ошибка!
-  Тише!
Мы сидели на озере и удили рыбу, опустив ноги по колено вводу, и нас не смущало, то, что из нас никто еще ни разу не поймал ни одной рыбины.
- Ошибка! – еще громче повторила она!
- Что ты имеешь в виду?
- Ошибка  – вот ответ на твою загадку…
Алан даже не пошевелился, а на его лице появилась едва заметная ухмылка. Ну уж точно, кому-то сейчас придется прыгать на одной ноге.
  - И какое же твое желание? Это правильный ответ.
Какой же я дурак, я всегда считал, что знаю их целиком и полностью, но не смог разобраться до конца и спутал ухмылку с улыбкой горечи…
- Я хочу от тебя детей! – Вскрикнула она во всю грудь, да так, что с ближайших деревьев взмыли птицы.
- Сегодня мы точно ничего не поймаем – буркнул Алан.
-  Почему ты молчишь? – две тонкие струйки поплыли по ее загоревшемуся личику. Два маленьких ручейка вытекали с бездонных синих озер…
О как же Алан в это момент хотел забыть обо всех наших старых найденных книгах и фильмах. Ведь кроме зла и насилия там были и прекрасные вещи. «Никогда не нарушать данное слово» - вот о чем мы поклялись после одной из книжек. Как хотел он, чтоб этого никогда не было…
Алан медленно встал и побрел к одинокому домику, что возвышался немного поодаль от нашего городка. Это было нам немое напоминание, о том, что предстояла сделать каждому; и где б ни были, как далеко не заходили, этот дом всегда высился над нами. Небольшое опрятное белое здание, в котором каждый мужчина терял свое «Я» ради семьи рано или поздно.
      Алан подошел и постучал в дверь. Открывшаяся дверь и линия света на пороге навсегда стали тем барьером, что отделил Алана от его детства. Так все и закончилось – тот Алан умер в возрасте девяноста семи лет, не успев немного дожить до ста. Мы будем помнить его таким и радоваться любому ему, каким бы он стал в этой новой жизни ответственности и обязанностей…

***

Вот в принципе и конец повести, все, что я хотел вам рассказать. Остался последний штрих. Позвольте представиться -  Алекс. Алекс Инфэктед.
Это была маленькая история, которая для нас была жизнью, а для вас и есть только маленькой историей.
В один прекрасный день вот эти листки бумаги, что вы держите в руках, я запечатал в капсулу и зарыл у себя в саду.
      Я не знаю, кто вы те, кто прочтут сие, но мне хочется верить, что в вашем мире все хорошо и все течет своим чередом; под прекрасной синевой лучезарного неба все также колышется трава; все тот же неугомонный ветер поет колыбельную деревьям; и все так же жизнью правит любовь, надежда, вера…