И... сладость горькой водки!

 
Какую чушь самозабвенно мы несравненную несли!
Проникновенно купались в дивных грезах, хохотали...
Но по весне все чувства прахом скорбным зацвели.
И пасторально зазвучала музыка печали.
На рейде расставанья встали наши корабли,
Засемафорили через морской туман в слезах разлуки.
И сильные, навстречу смело  протянули трапы -руки,
Чтоб вырвать наши корни из спасательной земли.
 
Какую чушь самозабвенно мы откровенную несли!
Семьи очаг в светелке нежно из поленьев страсти затеплили.
В ней эпатажно с вдохновением изящества творили,
Пленительно играли на рояле. И упоительно любили!
В скрипичном небе поэтически-возвышенно парили,
Где души счастьем пели сладкоголосо, как сирены на заре.
Беспечные тогда, о черных днях судьбы на белом свете позабыли.
Нам ярким пламенем надежды горел маяк в трескуче-жгучем декабре.
 
Какую чушь самозабвенно мы обалденную несли!
Трезвонил ветер менуэтным триолетом в серебряно-хрустальном январе.
И трепетно мы плакали с Поэтом навзрыд в Его чернильном феврале.
Но в марте голоса затихли. Не поют дуэтом о феерически-блистательной поре.
Когда не ведали похмельно-пряный вкус изменщицы, страдалицы печали.
Так беззаботно мы заплывали за буйки и пароходы в океаны провожали...
От горечи и боли предательств померкли звуки мира, краски обветшали.
И лодочник невозмутимый, Харон, с любовью мёртвою  от нас отчалил.
 
Какую чушь в любви талантливую самозабвенно мы несли!
Там в памяти живет, звучит сердечный стук, как дробь чечётки,
Мальчишески-смешливый переспрос: "ЧЁ, ЧЁ, ЧЁ, ЧЁ ?"
И глубину познавший перископ подводной лодки,
Глядящий горестно на опустевший пирс из-под пилотки.
И страстно-откровенно женское: "Ещё, ещё, ещё..."
И  шлейф волнительный изысканных духов, и грациозная походка...
И ересь бесподобная! И... сладость горькой водки!
 
Какую чушь самозабвенно мы несравненную несли!