Точка

Когда я говорю: «Все  будет хорошо» - я вру. Все счастливые сказки – ложь.

И я поставлю точку тут, сказав, что больше не люблю. (с)

Больничная палата.  Немного лучше, чем все остальные. Просто дороже. Но суть от этого не меняется. 
В этой палате лежу я и жду встречи с той, что когда-то давно поимела мой мозг так, как вам и не снилось. У неё знаете, к этому особый талант.
Мы  не виделись сколько… три года? Четыре?
Кажется, что вообще все это было в другой жизни и не с нами.
Лучше бы это было не с нами.
Я жду, и пытаюсь как-то упорядочить в голове тот миллиард вопросов, что я хочу ей задать. Просто я знаю, что нормально ответит она дай бог на десять-двадцать.
Раздается легкое шкрябанье ногтями по двери, и я улыбаюсь. Она не изменят своим привычкам.
-Привет. – Неуверенно улыбаясь заходит, а я не могу отвести взгляда. Совсем взрослая. И вроде бы все та же, но…- Здравствуй. – выдыхаю я, и киваю головой в стону стула. Она перехватывает цветы (господи, зачем она их притащила?) и садиться.
- Зачем цветы? – озвучиваю вопрос.
Улыбается и качает головой.- Знаешь, кажется я принесла их скорее для себя, чем для тебя. Просто мне захотелось, чтобы в твоей палате они были.
Я улыбаюсь. В своем репертуаре.
- Как ты? – спрашиваю я, и мысленно даю себе по лбу. Самый идиотский вопрос из всех возможных.
- Я… Я хорошо, правда. – снова чуть улыбается,  и пытается расслабиться. Вряд ли у неё получится. Я же знаю, что она совсем не хочет здесь находиться.
- Как ты, я спрашивать не буду. – Смотрит в пол, и поднимая взгляд. – Зачем ты позвал меня?
Сглатываю комок в горле.
- Сразу перешла к тяжелой артиллерии? Что ж. Я скучал. Я думал, что умру. Все то время, что я пробыл в коме – я видел тебя. Ты мне снилась. И знаешь, понял, что человеческая жизнь так легко обрывается…не хотелось бы закончить её, не увидев тебя снова. – С милой улыбкой произношу я, и отворачиваюсь к окну. Знаю, что делаю ей больно своими словами.
- Ты будешь жить,  Тош.  – хрипло,  чуть в нос. Она опять простужена?  - Ты будешь жить, и куда дольше, чем я. Мы же оба это знаем.  – вновь смотрю на неё. Глаза в пол, вся сжалась. Хочется её обнять, но не могу. Да и не в том дело. Я бы даже не решился.
- Зачем ты сделала это? Зачем разрушила нас, обнулила, поставила точку, зачеркнула черным маркером, стерла, взорвала, умножила на ноль? Зачем? – не выдерживаю, почти ору. Зря. Сейчас она окончательно закроется, и нормального диалога, на который я так надеялся, не получится.
- Ты знаешь ответ.
Я киваю. Да. Знаю. Знаю, но не мог не спросить.
- Ты позвал меня за этим, да? Задать вопросы?  - Вскидывает брови. Я улыбаюсь, совсем не в тему.  Так скучал по этому жесту.
- Почти. – кривлю душой. Честно, я просто искал повода увидеться. И вот, очень кстати попал под машину. Просто знал, что сейчас она мне не откажет.
- Ты почти не изменилась. Лишь стала взрослее, голос более хриплый, хотя…ты же простыла, да?  - Кивает. Угадал. – Ты даже пахнешь все также. Чем-то сладко-терпким и дорогим, а ещё сигаретами. Я столько искал в других этот запах…И знаешь, даже когда находил с таким же парфюмом, и тоже многокурящих, все равно чего-то неуловимого не хватало. У тебя все та же улыбка, и глаза немного печальные, спорим, у тебя дома такой же склад лаков экстремальных цветов, но ногти ты красишь все равно чем-то консервативным, да?  - На одном дыхании выпаливаю я, и она смеется, качая головой.  Как-то грустно смеется, но не натянуто.
- А ты вот изменился. – Снова вскидывает бровь, и я догадываюсь, что сейчас резанет. – раньше ты никогда не делал мне больно.
- Только если ты об этом не просила. – Принимаю подачу я.
Усмехается. Помнит.
- А что ты помнишь о нас? – задаю следующий вопрос. Главное сейчас – успеть. Успеть спросить все, что хотел, пока ей не надоест игра.
Задумчиво смотрит куда-то поверх меня, а потом – прямо в глаза. Мурашки по коже.
- Я помню как мы смеялись. Помню, как целовались в кинотеатре под идиотскую песню Иглесиаса. Помню, как сбегали с пар. Как я оставалась у тебя на ночь, и как мы ездили на дачу. Помню, как висели на турниках вниз головой, зацепившись ногами, и болтали. Как опрокинули у тебя дома шкаф, а потом решили  не вылезать оттуда. Как я готовила какой-то торт  у тебя на кухне,  ты отвлекал меня…потом мы кидались друг в друга мукой, и занимались сексом на столе. У меня тогда ещё коржи сгорели…и я очень долго вымывала муку у тебя из волос…
Каждое её слово отдается режущей болью в сердце. И немножко…радостью? Она помнит. Хотя я знаю, что не помнить и не вспоминать – две разные вещи.
- Давай пожалуйста вопросы полегче. Не хочу вспоминать. – Снова угадал. Могу поспорить, все воспоминания у неё в самом дальнем ящичке памяти за семью замками.
- А я бы «душу дьяволу», знаешь… да не берет.  – я опять не  в тему, а она морщится.
- Не надо. – с надрывом и отводя глаза.  – Тош, ещё раз, и я уйду.
- Слушай. – в голове родилась идиотская идея, но она купится. – Камень, ножницы, бумага? Выигрываешь – уходишь. Я – остаешься, отвечаешь, и включаешь диктофон.
- Зачем?
- Потом запишешь. Помнишь, проверяя мои рефераты и доклады, ты говорила, что у меня живой слог? – Кивает. – Я буду говорить, с комментариями, потом ты изменишь имена и выложишь в интернете. И мне пришлешь.
- Зачем? – повторяет, все больше недоумевая. Ах да, я же не ответил.
- Чтобы ты не забыла. Чтобы я не забыл.Хочу усложнить тебе жизнь на последок. Идет? – я мысленно потираю руки, а она игриво улыбается. Попалась, чертова авантюристка. Её всегда было легко взять на слабо, или втянуть в глупый спор. Но опять-таки, на кону и у меня слишком многое.  Либо пан, либо пропал.
- Идет. – Вытягивает вперед кулак.
- Раз-два-три. – у меня камень. У нее - ножницы. Разочаровано вздыхает.
- Я опять на ту же удочку, да?
- Да, Маш. Как и всегда. Ты всегда ловилась.
-Что дальше? – спрашивает, обхватив себя руками. Если верить психологии, пытается от чего-то закрыться,уберечься.
- Включай диктофон, начнем.
- Одно условие, Антон. – Опять этот её серьезный взгляд.
- Слушаю. – Я соглашаюсь. Иначе, она может начать играть не по правилам.
- У тебя час. Ровно. Потом я ухожу. – Как отрезала. По глазам, вижу, спорить бесполезно.
- Хорошо.
Она достала из сумочки  телефон, пачку сигарет, зажигалку. Неторопливыми движениями сложила все это на тумбочку рядом с моей кроватью, включила диктофон, пододвинула стул поближе ко мне, и снова села. Я старался уловить каждое её движение,  эмоции на её лице. Это казалось на тот момент самым-самым важным. Важнее даже, чем дышать.
- Если я закурю,  твои врачи меня не убьют? – спросила она, жадно смотря на пачку своих мальборо.
- Маш, эта палата в клинике стоит почти как номер в Ритце.  Делай что хочешь. – Разрешил я с улыбкой.  Мне конечно же потом влетит, но зато она будет чувствовать себя более комфортно.
- Начнем, да? – Попросила она. Я вздохнул и улыбнулся.
- Что? –возмущенно так. Она всегда возмущается, когда смеются над чем-то, чего она не понимает.
- Да нет-нет. – я примиряющее поднял руки. -  Просто выглядим сейчас глупо.
- Да уж. Чувствую себя звездой, дающей интервью какой-то желтой газетенке.  – Она закатила глаза и закурила. Под пепельницу была приспособлена моя чашка.
- Маш, я буду не только спрашивать, но и говорить сам. Это как ответ твой, а потом мой на тот же вопрос.
- Хорошо. – выпустила дым через нос и закашлялась. – Черт. Гребаная простуда. Прости.
- Ничего. Может чаю?
- Нет.  – снова отрезала. И задумчиво:  - вспомнилось, знаешь. «Приходи ко мне на чай, но если можно, то без чая.» Так одна моя хорошая знакомая сказала кому-то. Интересная фраза. Я кивнул, соглашаясь. И где она всегда берет эти все фразочки, всех этих знакомых, говорящих странными словами странные вещи, но так, что понятно?
- Почему ты меня полюбила?  - первый вопрос. Честно, я хотел спросить «Любила ли ты меня?». Но не стал. Если нет -  я не хочу знать. Как она всегда говорила? «Никогда не задавай вопросов, на которые заведомо не хочешь знать ответа.» Именно. А если да – я не хочу сделать ей больно этим вопросом.
- Ты был единственным настоящим в моей жизни, Тош. Искренний, чистый. Как глоток свежего воздуха…А я… я тогда так погрязла во всем окружающем меня говне, что мне просто необходим был кто-то такой, как ты. Эгоистично, да? Но это правда. Ты был мне нужен.  – снова прячет глаза. Ей неприятно то, что она говорит. А мне как-то плевать. Я рад, что был ей нужен, что помог ей тогда.  – твоя очередь отвечать на этот вопрос. – Напоминает она и снова тянется за сигаретой. Нервничает.
- Я не сразу обратил на тебя внимание, если честно. Сначала ты казалась мне пропащим человеком.  – Мы вместе усмехнулись. О да… Если не зная её посмотреть на все её «подвиги» можно именно так и решить. – Ты слушала рок, не скрываясь курила, часто приходила в институт потрепанная, как после пьянки, или бурной ночи в чужой постели. Ярко красилась, слала всех к черту без разбора, якшалась с сомнительными компаниями…А потом ты как-то вдруг засияла. Помнишь, на первом тебя звали ведьмой, сумасшедшей, смеялись над тобой? А потом как-то вдруг перестали. И на это я обратил внимание. Стал приглядываться. В конце весны все как с ума по сходили –копировали твой стиль, повально начали курить и подводить глаза черным, ходить на высоком каблуке, и слать преподов «на***». В  18 на тебя надели корону. Ты была самой популярной девушкой в институте…но мне и тогда было на тебя плевать,  честно говоря. А потом – ты разбила нос пятикласснику, побившему моего брата, ты каким то неведомым образом оказавшись в тот момент рядом. Наплевав, что это ребенок. Я спросил у тебя тогда: «Зачем? Они же дети» 
- Дети – самые жестокие люди. Они могут оторвать крылья бабочке, чтобы посмотреть, что с ней будет.  Они могут оторвать крылья птице… - ты перебила. А я улыбнулся. В который раз. Помнишь…
- Да. Я потом долго искал эту фразу. После этого я прочел «Чучело». Был удивлен очень, что  такая как ты знает это произведение. Тогда я стал приглядываться к тебе все больше. Ты разбудила во мне интерес. Второе мое удивление произошло, когда на паре по иностранной литературе учительница как-то перешла на Шекспира, который был вовсе не по теме, и ты вступила с ней в дискуссию. По переводу. Когда я осознал, что ты, ТЫ знаешь наизусть «Ромео и Джульетту» в двух переводах, и отрывками в оригинале, вот тогда я удивился по-настоящему. Я понял, что ты немного не тот человек, которым хочешь казаться.
 Ты уехала на каникулы. Тогда мы начали общаться. По телефону. А потом, когда ты вернулась мы пошли смотреть бабочек. Вот тогда-то я в тебя влюбился. До сих пор помню –  твои волосы в солнечном свете, ты смеешься, глаза сияют, и на тебе три или четыре бабочки. Одна в волосах, одна на руке, две на кофте по-моему. И ты аккуратно передаешь бабочку с руки мне на руку.  Она щекочет меня лапками, а ты хохочешь, видя, как моя рука покрывается мурашками.  Потом – кино, вечера вместе. Ты все больше передо мной раскрывалась. Я понял тогда, почему ты такая – с людьми одна, со мной – другая. В нашем институте , если честно было собрано говно отменное. И ты закрылась. Но знаешь, пусть эту твою загадку я и разгадал, в тебе их все равно осталось немереное количество. И это тоже цепляло. А потом –второй курс, первые месяца два ты не хотела, чтобы знали о наших отношениях. Боялась за мою репутацию. Так забавно было слышать от одногрупников в туалете, кто и как имел тебя прошлой ночью. Они не понимал, почему я смеялся. А я смеялся потому, что точно знал, где и с кем ты провела прошлую ночь. Что на моей подушке запах твоих духов остался. И знаешь… -  я задумался на секунду – говорить, или нет. А, была не была.  – Иногда мне казалось, что у тебя не то что раздвоение личности, и растроение, распятерение. Я не понимал, как в тебе уживаются циничная злая сука, и нежный ребенок, и мудрая женщина… 
Я поднял взгляд. Прости, родная. А ещё, я знаю, что ты не заплачешь. Я так и не увижу твоих слез.
- Следующий вопрос. – процедила ты, туша сигарету. Пальцы свободной руки крепко сжаты. Опять оставишь шрамы от ногтей в ладони.
- Сколько у тебя было их после меня?  - Решил уравнять. Пусть теперь мне будет больно.
- Я не считала.  –  Ну знаешь же, я не о том. Ты никогда не стремилась в монахини… - а.  –спохватилась. – Один. Если так, то один. Но не так, как с тобой. С тобой это было похоже на что-то серьезное, на будущий брак, допустим. – пожала плечами.  – А с ним – на какое-то временное помешательство.
- А у меня не было. 
- Я знаю. – теряешь сноровку, определенно. Слышу странные нотки  в голосе. Или из-за простуды? Раньше ты как никто умела скрывать свои эмоции, когда тебе было нужно. Или не нужно?
- Ты танцуешь?
-Нет. – сухо, без пояснений. Не буду уточнять.
- Как сама считаешь, изменилась?
- Да. –  роняя голову на руки. – Стала сентиментальной дурой. Чуть что – сразу в слезы, тащусь от женских сопливых романов, не поверишь. Сумерки вот читала. И нравилось, представляешь?
Смеемся. Да, не похоже на тебя. Или похоже. Опять запутался.
- Я кстати тоже читал. – пытаюсь разрядить обстановку.
- Вау. От тебя не ожидала.
- Слушай, а если бы ты была Беллой, что бы сделала? – ох, трачу я время на бесполезные вопросы…
- ты знаешь.
- Знаю. - соглашаюсь.  – Сбежала. Но не знаю почему.
- Тош, ну представь, мне семнадцать, я девственница, гормон бурлит, у меня шок – я переехала в какое-то захолустье к отцу, мать – сентиментальная идиотка. Мой парень –вампир. Мой лучший друг – оборотень. Я бы не то что от них сбежала, я бы сбежала из страны. А была бы возможность – улетела  на Луну. Для меня это слишком.
Смеемся.  Нет, надо что-то посложнее. Если мы оба расслабимся, потом будет только сложнее. Мы оба вспомним все.
- если бы была возможность, ты бы все изменила?  - скажи да, прошу, скажи да.
- Нет. – сжимаешь губы. А у меня внутри что-то оборвалось. – Je ne regretted rien. Забыл?
- Набила-таки?
-Да.  – Отодвигаешь кофту и поворачиваешься.  Я вижу лямку твоего лифчика вместе с завитками шрифта.
- А я бы изменил. Я никуда бы не улетел. Я бы не поверил. Но ты была чертовски убедительна тогда. Хотя…я же понял в конце, да?
-Да. – выдавливаешь улыбку. Кого пытаешься утешить ей, родная?  - Тош, так лучше. Что мы расстались. «Счастливый конец оставляет чувство незаконченности». А так – точка. Красиво, и понятно.
- Ты вспоминаешь, хоть иногда?  - Я решил себя добить.
- редко. Ты же знаешь, у меня все ассоциативно. Песни, места, блюда. Иногда бывает, накатывает. Но я научилась от этого избавляться. Полтора года я повторяла перед сном, как молитву «Я не буду жить прошлым». И в один прекрасны день получилось. Я больше не люблю тебя.
- Ты жестока.  – Кривлюсь. Больно, правда.
- Я честна. Не более.  – в глазах лед, и линзы не помогут. Нет, все-таки изменилась.
И теперь, самый важный вопрос, но кажется я снова знаю ответ…
- Если я предложу…. – перебиваешь.
- Нет, Антон, категорически. Я не живу прошлым. Я не возвращаюсь, если прогнала сама. Это даже для меня слишком глупо. Я закрашиваю маркером, не карандашом. Мне казалось, это во мне ты должен знать.  – Качаешь головой и достаешь пятую по счету сигарету.
- Я знал. Но попытка – не пытка? – пытаюсь улыбнуться. Ты не оценила шутки. Отвернулась.
- Продолжай.
- Все принципы остались? Или чему-то изменила? - довольно-таки нейтрально. Передышка.
- И да и нет.
- Приведи хоть по одному примеру, пожалуйста. - Надоела её односложность.
- Я пою теперь не только самым близким, но и когда мне это выгодно. Я многое теперь делаю, когда мне это нужно. Я все также не продаюсь. Также не вру. Просто не договариваю. Не жалею. Не предаю.
И тут я кое-что вспонимл.
- А списки? Помнишь?
Смотрит на меня. Чуть испуганно даже.
- Надеялась, что ты забыл. Но да, все также. Только теперь там 2 человека. И он никогда не пополниться.
Ах да, списки...Она всегда мстит. Мстила. Если её предают - она ударит в ответ. Долго будет выжидать удобного момента, копить информацию, а потом изящно так, очень легко разрушит чью-то жизнь.Я не одобрял, но не мешал. Клянусь, она делала это настолько изящно, что я не мог не наблюдать за этим. Завораживало. Только вот теперь ей кажется стыдно.
- Тебе стыдно за это?
- Нет. - усмехается.  - мне жаль этих людей. Я, такая я, какой стала сейчас, никогда бы этого не сделала. Просто...Нет, не просто. - Сбивается, и тынется за минералкой, стоящей на столике.  - Они пытались сломать меня. Не получилось. А у меня - да. Это нечестно. в какой-то мере. Не принесло удовлетворения.
- А те двое? - Я кажется снова ничего не понял.
- оооо. Это слишком долгая история. Была бы возможность, их бы я вообще убила.
Я промолчу лучше. Ты иногда жестока.
- Тебя все так же многие не понимают?
- В основном. Есть парочка человек, которым я полностью открылась. Но они либо этого не ценят, либо слишком далеко, увы. Как обычно, в общем. Ты же тоже меня не до конца понимаешь?
- Да.  - Тоже тянусь за минералкой.  - Но я уже говорил, мне это нравится. И знаешь, наврное, я понимаю тебя ровно настолько, на сколько сам хочу понять. На сколько мне хватает.
- Понимаю. - а вот теперь врешь по-моему. Хотя...ты всегда понимала людей лучше, чем они сами. Врожденный талант.
- Что больше всего тебе нравилось во мне?
- Искренность. - Ох, ну давай же, развернуто. Дагадалась? Да. Продолжаешь, накручивая волосы на палец - А ещё, ты меня чувствовал. Ты знал, когда меня нужно заткнуть, а когда обнять.
Да...я помню .
- А ты на свой вопрос ответишь? - Я удивлен. В твоих глазах читается интерес.
- То что ты разная. - в пример тебе отвечу очень развернуто. - То что ты говоришь в лицо всю правду, никого не боишься, иногда абсолютно по-хамски ведешь себя, и при этом умеешь проявлять удивительное знание этикета. Ты умеешь вписаться в любое общество. Помнишь знакомство с моими родителями? Я тогда тебя первый раз в коктельном платье увидел. Идеальная укладка, осанка,сдержанный макияж, ты ориентируешься во всех приборах, и ты такая: "спасибо, я к рыбе предпочитаю не сухое, а полусухое, желательно испанское. У них более молодые виноградники, чем во Франции, более легкий вкус." Я в осадок выпал. А мама одобрила мой выбор.
Ты смеешься.
- Что?
- Ты бы знал, как  я тогда мучалась.
- Вау. не знал, правда. Ты вела себя так непринужденно и уверенно... - снова перебиваешь
- Поверь, теперь я ни за что не запутаюсь. И вино теперь, кстати, предпочитаю Чилийское, полусладкое. Ещё более молодые виноградники. А красное все также не переношу.
Активно жестикулируешь, а глаза смеются.
- А что... - но не даешь закончить.
- Время.
Я бросаю взгляд на часы. Да. Час прошел пять минут назад. Но как, как отпустить тебя?
- Ты...обними меня, пожалуйста? - Теперь уже я хриплю. Но не болею, нет. От волнения.
Приподнимаюсь на сколько могу на кровати. Ты подходишь, неловко закидываешь руки мне на плечи. Оба напряжены. Ты вообще как струнка. И тут, видимо отпускаешь, прижимаешься ближе, так, что я могу зарыться носом в твои волосы, почувствовать твое тепло и любимый запах.
- Можно поцеловать тебя? - чуть отстраняюсь.
- Нет.
- Почему?
- Потому что спросил. - Снова мысленно бью себя по лбу, а ты улыбаешься. Черт, черт! Как я мог забыть эту твою присказку? "Никогда не спрашивай у меня разрешения. Делай, тогда, быть может тебе удастся поставить меня в тупик, и я не успею выкрутится."
- Прости. - не знаю, за что извиняюсь. Ты отпускаешь, выключаешь запись, выбрасываешь бычки в мусорное ведро, собираешь вещи в сумку.
- Так и уйдешь? - не выдерживаю.
- Договор, Тош. Час истек, мы поиграли. Ничья. Дальше продолжать - не имеет смысла.
Как бы я хотел тебя не отпустить сейчас. Но не в силах.
- Оставишь что-нибудь на память? - последняя надежда. И да, тяну время.
- Нет. - бесприкословно.  - Я не хочу, чтобы ты меня помнил. Я не для этого с тобой расставалась. Я хотела, чтобы ты забыл. Я пришла для того, чтобы ты понял, что я уже совсем не та девочка, которую ты любил. И ты поймешь это, пусть не сейчас, через пару месяцев, через год. Но поймешь.  - Говоришь, и мне хочется тебе верить. Как под гипнозом киваю.
- Ну что ж, пока. - Пытаюсь улыбнуться, и машу рукой.
- Прощай, Антон. - ты уже открыла дверь.
- Прощай? Мы больше не увидимся? - Не могу смириться. Срываюсь на крик. Ты зажимаешь уши ладонями и смотришь на меня.
- Надеюсь, что мы больше не увидимся. Предавай привет родителям и брату. Скажи, пусть не думают обо мне слишком плохо.
Воздушный поцелуй, и дверь легко закрылась.
Что мне осталось? С десяток бычков в мусорке, семь роз нежно-розового цвета. Запах её духов в палате, но это на пару часов. И разбережденные сердечные раны. Все снова на поверхности. Я идиот. Мазохист.

Она не узнает, что он не спал этой ночью и ещё несколько ночей подряд. Не узнает, как закусывал подушку, стараясь сдержать крик бессилия и боли.
Он не узнает, что она как никогда много врала сегодня. И плакала в машине, припарковавшись к обочине.
 И что сдержала обещание, все-таки написав.
Они оба знают только одно - больше они никогда не будут вместе. Им обоим было стало понятно, что когда они расставались в прошлый раз - их история не была закончена. Стояло многоточие.
Сегодня, они дописали историю.
Сегодня, она поставила точку.

.