Год крысы. 1 глава

    День  начинался  погано.  Дождь,  зарядивший  накануне, превратился в мерзкую осеннюю  изморось, сквозившую  через приоткрытое окно.  Мутило. Организм мстил  за вчерашнюю  пьянку на проводах Вартанянов. Они убывали на ПМЖ  во Францию и по этому поводу, Сусанна устроила восточный пир.
  Пакостность ощущений  усилил окурок в горшке моего  любимого   фикуса  Бенджамина. Он подтвердил реальность  сновидений о  мужике, укладывавшем меня в постель. Я ринулась обы-скивать квартиру, но   злоумышленника  не  было,   ни  в ванной, ни на кухне,     с упорством кретинки я вопрошала,  заглядывая  под стол и диван: « Ну,  где же  ты,  гад?»- ясно понимая, что этот кобель Васькин, упаивавший   меня   сногсшибательными  коктейлями,  сейчас  в  девять  утра верноподданнически  сопит под  боком  своей  жены, а  не  валяется  под  моей  мебелью.
   - Подонок, воспользовался невменяемостью  пьяной  женщины, -  я  остервенело,  хлопала  дверцами  шкафов.
   Звонок в дверь прервал  бессмысленные метания. «Ну, если это Васькин, убью!»- с этой конструктивной мыслью я щелкнула  замком.За дверью стояла соседка, всегда надменная, сейчас она была взволнована и заговорила со мной  как лучшая подруга  : «Наташка, где ты ходишь? Я  к тебе со вчерашнего вечера  бьюсь, вашей Нюрке -  кирдык, - она резанула ладонью по горлу ,-  подписан приказ, всех ваших крыс списывают. Понимаешь? - и замерла, ожидая моей реакции, но я тупо молчала, и она завелась снова.
- Все, понимаешь!   В понедельник им всем капут! - она  опять сделала паузу, предвкушая, что я наконец-то взорвусь от невероятного известия, видимо для усиления эффекта  она мобилизовала все свои   познания в нерусских языках.   Моя индифферентная физиономия, разочаровала ее и заставила   продолжать нагнетание страстей: « У нас в бухгалтерии тоже не поверили  глазам, когда получили приказ, ладно, вас всех разогнали, ладно  мышей решили списать, но Нюрку-то зачем? Это же катастрофа!»
    Новость  была  еще  невероятней,  чем сексуальные поползновения  Васькина. У меня  в голове от всей этой нелепицы что-то  замкнуло.  Стало  как-то пофигово-сюрреально, только рефреном звучало: кирдык-капут, кирдык-капут.
    Мои родители  разошлись, когда мне было  два  года. Отец  был  военным строителем и  кочевал по стране, мать пела в областной  оперетте  и  тоже кочевала только по области. Пути их редко  пересекались и вскоре разминулись   навсегда. Мать уехала в Одессу, там вышла замуж, за представителя Богом избранного народа и как говорил отец: « Её следов не найти на камнях Иудейской пустыни».   Меня подбросили  бабушке, и она с фанатизмом,  занялась  воспитанием внучки. Музыкальная школа и английский с шести лет. Когда я достигла вразумительного возраста, мы регулярно стали летать в Москву и Питер.
     -Если  у  девочки  проявятся  материнские  гены, она  должна быть защищена от пошлости   высокой культурой» - объясняла она отцу свою  дорогостоящую воспитательную программу.
  Когда я училась в девятом классе, бабушки не стало. Отец забрал меня к себе. Он был в отставке, занимался бизнесом, дома появлялся редко. После бабушкиного тотального контроля мне была предоставлена абсолютная свобода, неизвестно куда завела бы меня эта вольница, но спасла увлеченность микробиологией. Всё своё свободное время я проводила в школьном научном центре при университете и дома тоже сидела за микроскопом и компьютером. Мои одноклассники мечтали заниматься торговлей, финансами и даже политикой, и только я, как белая ворона, хотела заниматься наукой и целеустремленно шла к своей цели. Правда, на втором курсе биофака я вильнула с избранной дороги на обочину: выскочила замуж, обезумев от чувств, но, столкнувшись с занудством своего избранника, резво вернулась на прежнюю колею и больше ни на что постороннее не отвлекалась.
Во время учебы в аспирантуре жизнь снова выписала кривую. С магистрального пути меня сбросил отцовский бизнес. Начались проблемы, и отец отправил меня в таёжную глушь к старому знакомому, профессору Алексееву. Он возглавлял лабораторию в научном городке. Мой родитель считал, что в окружении смертоносных бацилл я буду в большей безопасности, чем в одном городе с его коллегами по бизнесу.
С тяжелым сердцем ехала я в этот научный центр. Но здесь меня ждал сюрприз: алексеевская лаборатория вела исследования уникальной крысы, в просторечии «Нюрки», более девяти лет назад ей вместе с товарками был привит новый штамм сибирской язвы, она единственная выжила и с тех пор беспечно шуршала в своей клетке. Слухи о феноменальной биомодели дошли до Алексеева. Он бросил Москву и с группой учеников приехал, чтобы раскрыть секрет уникальной крысы. Я с восторгом окунулась в увлекательную работу и готова была ночевать в лаборатории, Алексееву моё рвение очень нравилось, да и сотрудники, в основном его ученики, приняли меня дружелюбно.
Я защитила кандидатскую, но дальше всё застопорилось. Финансирования на ведение глубоких исследований не хватало. Алексеев метался в поисках денег, но толку не было. Настрой в группе становился всё более минорным. В радикальный прорыв уже никто не верил, и только уважение к учителю удерживало всех от массового исхода.
 Так мы и существовали в предлагаемых обстоятельствах неопределенности, пока где-то наверху не приняли решение о закрытии лаборатории. Алексеев умчался в Москву и там слёг с обширным инфарктом. Если известие о нашем закрытии сотрудники восприняли как команду «на старт», то известие о тяжелейшем состоянии Алексеева — как команду «марш». За три месяца, словно заразившиеся крысиными повадками от Нюрки, разъехались почти все. От лаборатории остались только любимый ученик Алексеева Гарик и я. Вчера мы с вирусологами проводили Гарика и Сусанну. Не дождавшись обнадеживающих вестей из Москвы, они поехали воссоединять семью с французскими родственниками Сусанны.
  — Наташ, ты чего? Ты меня не слышишь, что ли? Я говорю, Нюрку спасать нужно сегодня, пока в институте никого нет, я бы вынесла ее, но не смогу взять в руки, — она брезгливо передернулась.
   — Придется тебе лезть и выручать свою Нюрку. Слушай! — она затолкнула меня в квартиру и шепотом изложила план.
   — Я войду через главный вход, это не вызовет подозрений, мы в бухгалтерии часто по выходным работаем. Ты в это время по пожарной лестнице залезешь на третий этаж к мужскому туалету, я открою окно, дорога надежная, хозслужба с бодуна часто этим путем ходит, — она затрясла меня. — Ну, согласна?    Всё было очень странно. Нина, которая здоровалась со мной сквозь зубы, словно я у нее последнюю корову со двора увела, вдруг предлагает мне обокрасть институт.
   — Что за глупость? — отмахнулась я. — Какой приказ? Директор в Москве. Он друг Алексеева и не будет уничтожать Нюрку, ты что-то спутала!
   — Я, по-твоему, дура? — вспылила Нина.
   — Что значит «спутала»? Да, директор в Москве, но он при мне звонил Семенычу и распорядился списать всех ваших биомоделей. Семеныч еще переспросил, что всех, мол, директор подтвердил, что всех. Нужно освободить помещения, потому что едет комиссия, — она завела глаза вверх, демонстрируя высоту комиссии.
   — Лабораторию закрыли, вас уволили, а крыс-то не списали, не порядок.
  Я заколебалась.
— Что делать? Гарика нет. Васькин козел! Остается одно — грабить лабораторию? — мое сознание еще не очистилось от алкоголя, чувство самосохранения было у нуля. Я решилась: «Ладно, будь что будет! Идем!» Переоделась, и мы двинулись к институту.