Не в силе Бог!

Арсений, присыпанный толстым слоем опавшей листвы, лежал в гуще голых стволов лысого ноябрьского кустарника, и ждал, когда за ним придут или прилетят на вертушке его товарищи.
Это был последний выход его разведывательной группы в поиск. Срок пребывания их части на Северном Кавказе закончился, и они уже начали складывать «чемоданы». Но, как известно «все беды случаются под дембель». Вот и у группы, которую он возглавлял, все было, как всегда и как у всех нормальных людей. И, наверное, по этому в последнюю неделю ноября и поступил приказ идти в поиск с задачей обнаружить и захватить, а в случае невозможности, то уничтожить внеочередного эмира, прибывшего в командировку на территорию Российской Федерации (для стажировки), во главе очередной банды арабских наемников.
Поиск проходил планово и быстро. Проводник - чеченец быстро и точно, всего за сутки вывел их группу в известную из оперативной информации точку, в которой они совсем немного - всего одну ночь, помокнув под дождем, пересеклись с бандгруппой. Еще день они наблюдали за бандитами, перемещаясь почти вплотную, выявляя их командира и удивляясь их наглому хозяйскому поведению. Арабы не выставляли охранения и регулярно творили намаз, отложив новенькое иностранное оружие в сторону. Видя это, даже проводник в сердцах сплюнул:
- Тьфу, вояки.
И вот время «Ч» пришло. Налет был стремительным и результативным. Мгновения и эмир, обмотанный скотчем, бараном трепыхался, на плече сержанта Петрова, который, не выбирая дороги, а лишь выдерживая направление, продирался сквозь чахлую зеленку на базу.
Шальная мина хлопнула без предупредительного воя, а как-то сразу и даже не подняла фонтана земли, Арсений крутанулся через голову и навзничь распластался на земле, чьи-то сильные руки подхватили его и потащили из-под хаотичного обстрела. Бандиты не жалея мин, палили в ночь явно наугад.
То и дело, меняя направление, группа всю ночь двигалась, путая след, и становилась только после того, как пересекла не широкую, мелкую речушку, с крутыми обрывистыми берегами, где ее и прихватил улегшийся на горы сизым туманом, немного посеревшего плотного низкого неба, рассвет.
О вертушке нечего было, и помышлять, туман. Идти дальше надо было пешком, вот тут-то и стало ясно, что дела гораздо хуже, чем должны бы были быть. Раненных оказалось больше, чем носильщиков. Надо было принимать решение, и Арсений принял его. Те, кто оставались на ногах забрали тяжелораненых, эмира, который то же не желал передвигаться на своих двоих, и двинулись на базу. А себя, как наиболее легкораненого, хотя обе его ноги были покромсаны осколками разорвавшейся мины, он приказал перевязать и оставить здесь, на берегу реки замаскировав в кустарнике опавшей листвой, где он решил остаться и ждать возвращения своих подчиненных с подмогой.
К полудню солнце прожгло спящие вокруг него тучи и небо заголубело. Арсений чуть пошевельнулся и, ожидая с минуты на минуту появления спасительного вертолета, приготовил сигнальный пистолет, после чего весь превратился в слух. Но в место ожидаемого стука вертолетного двигателя, в шелесте бегущей реки он явственно различил топот множества ног двигающегося отряда. Еще через минуту на противоположном берегу речки буквально в трех десятках метрах от себя он увидел банду или, скорее всего ее останки, так он решил, видя ее маленькую численность и сильно потрепанное одеяние.
Арсений взвел курок и замер, крепко стиснув в кулаке, ручку ракетницы. Он не рискнул пошевелиться, что бы приготовить автомат и гранаты.
К двум осликам были приторочены минометы, почти пустые мешки с провизией, баран и еще какое-то барахло. Кроме поклажи к каждому ослу были привязаны по одному пленному солдату, ноги, которых были коротко спутаны. Оба были в кровоподтеках от множественных ушибов, один среднего роста коренастый когда-то с черной шевелюрой, а теперь седой был явно контрактником, другой мелкий, щуплый был совсем еще ребенок. Он испугано-растерянно озирался по сторонам. Главарь бандитов, воровато оглядевшись по сторонам, поднял руку вверх, и что-то гортанно скомандовал, его подчиненные рассыпались из не стройной колонны и стали радостно располагаться на привал.
Запылал костерок, коротко вякнул баран, и вскоре запахло вареным мясом. Совсем немного погодя казан был снят с костерка и бандюги уселись вокруг него. Когда они набили свои утробы полусырым кровящим мясом, отдирая его от костей ножами и желтыми зубами, один из них поднялся. Он подошел к пленным и, отвязав их, подтянул к берегу речки. Резкими ударами кованого ботинка под сгиб колен он усадил обе жертвы на землю и поочередно притянул каждому веревкой их щиколотки, к запястьям рук заведя их предварительно за спины, потом что-то громко крикнул своим подельникам, те ответно громко заржали. Не спеша, вразвалочку он подошел к их лежке и вынул две большие кости из образовавшейся горки объедков. Довольно ухмыляясь своей задумке, он подошел к пленным и швырнул к их коленям по одной обглоданной кости.
- Жрите, уроды.
Жертвы, под громкий хохот их победителей, потянулись к валяющимся в грязи костям, пытаясь ухватить их в свои рты. Когда тот, что был справа, почти дотянулся до пищи, что-то блеснуло у его колен. В тот же момент его мучитель, злобно вытаращил глаза и, зарычав, что-то нечленораздельное, пнул его носком берца в лицо. Пленный солдат, заливаясь брызнувшей кровью откинутый ударом на спину, повалился на бок. Громила ухватил его, как котенка за шиворот приподнял вверх и пригвоздил к земле, вдавив коротко стриженую голову в колени.
- Гяур, что это у тебя на шее? Крест? Гяур, - распалялся бандит все больше и больше: - Сними сволочь!
Его одноплеменники притихли, с интересом наблюдая за происходящим.
Один из них обратился к мучителю с явной насмешкой в голосе:
- Ахмед, как же он снимет его, если ты увязал его, как барана, развяжи ему руки, не бойся, он не укусит тебя. Ты же уже выбил ему все зубы.
Кружок хохотнул.
Ахмед ни как не отреагировал на сквозящее в словах и тоне оскорбление, а только огрызнулся:
- А он и есть баран! Сейчас я его зарежу.
Затем достал из-за спины кухонный тесак и, обрубив им веревку, связывающую руки жертвы с ее ногами, перерезал вервие стягивающие запястья, не преминув пустить из них кровь.
- Ну, что гяур, хочешь жить? Снимай это с шеи! Насытившись видом пущенной крови, уже более спокойно заговорил он с развязанным пленным.
Воин молчал.
- Ты, что глухой совсем, да? Глухой да? Гяур, собака, …! И он стал пинать солдатика ногами. Сквозь грязный камуфляж стали проступать пятна крови. Он неминуемо забил бы его до смерти, если бы один из зрителей голова, которого была обмотана когда-то белым тюрбаном, не подошел к нему, и что-то громко крича, не оттащил его прочь.
Ахмед успокоился, и они вдвоем приблизились к воину тот, что успокаивал, проникновенно заговорил с пленником.
- Скажи мне, как тебя звать?
Солдат, что-то прошамкал разбитым в кровь ртом.
- Демитрий. Вай, вай, вай, какое харошае, какое почетное имя, да. А у мамы ты один?
Пленный кивнул.
- Ой-ой-ой, какой не хороший сын у мамы, какой глупый, вай, вай совсем не любит свою мать. Хочет, что бы мама горько, горько плакала. Ты маму любишь свою?
Парнишка кивнул.
- Это хорошо. Хочешь к ней?
Дмитрий кивнул.
- Тогда послушай меня, дорогой, я даю тебе шанс - жить, сними с шеи крест и я лично отправлю тебя к маме. Сними крест, и ты через неделю обнимешь свою дорогую маму, у которой кроме тебя ни кого нет. Ты же не думаешь, что если тебя сейчас зарэжут и сварят вон в том чане о ней кто-то позаботиться, а? Снимай дорогой, - закончил он еще проникновеннее и еще мягче.
Юноша высоко поднял разбитое лицо и, из последних сил, на сколько только смог широко раскрыл свои кровоподтеки-глаза и, посмотрев в суженные, в которых суетливо бегали зрачки  глаза сулящего жизнь, твердо покачал головой:
- Нет!
Перекрикивая друг друга, размахивая руками, вся свора злобно заверещала, чего-то, требуя от своего главаря. Это продолжалось несколько минут.
Наконец серый тюрбан согласительно кивнул им.
И Ахмед тут же, как бы побоявшись, что хаджи передумает, с диким визгом, перекрывшим голоса всех: - Снимешь, гяур! Кинулся к православному воину Дмитрию. Над его головой блеснула сталь, и лезвие тесака опустилось на шею солдата, перерубая засаленную тесемку нательного креста, рассекая его плоть. Пнув пыром отделившуюся голову павшего далеко в сторону, он всунул свою черную руку в фонтан алой парящей крови и выхватил из него раскачивающийся на краповой тесемке крест. Резко распрямившись, он победно задрал руку вверх. Капли крови поверженного, упали на его звериный оскал. Выпучив на крест налитые кровью глаза, он заорал:
- Аллах! Ак...

Арсений, больше не боялся обнаружить себя! Он твердой рукой нажал на спусковой крючок сигнального пистолета. Ракета, зашипев, устремилась к палачу и впилась в его живот, разгораясь ярким красным огнем.
Вопя Ахмед закрутился, волчком. Его подельники, не поняв в запале радости казни, откуда прилетела ракета, похватали оружие и открыли беспорядочную стрельбу во все стороны, заглушая пальбой, рокот вертолета, который в поисках командира разведгруппы минутой раньше перевалил через хребет.
Напряженно сканирующий землю пилот-поисковик сразу же увидел сигнальную ракету. Он проследил её траекторию и улыбнулся, кивнув головой:
- Ну, здрасте товарищчи духи. М…ь вашу, и простите меня грешного!
Вертолет круто взял к цели. Пальцы пилота нажали на кнопку пуска ракет. Секунда и огненный ковер, завернув  в себя арабов, выпустил их дух к аллаху!

Арсений уверенно стоял перед седым генералом их разговор не клеился.
- Послушай, подполковник, ну что тебе не так, орден получил, должность получил, звание получил, а все-таки уходишь, а подполковник?
- Ухожу, товарищ генерал.
- Но почему?
- Не в оружие сила и не в силе Бог!
- А в чем же?
- Сила в духе, а Бог в правде.
- Я слышал, что ты хочешь пойти в …, - генерал замялся.
- Да, товарищ генерал, хочу уйти из мира, хочу хоть чуть-чуть Богу послужить, как тот парнишка.
- Ну, тогда не поминай лихом. Прощай.
- Простите и вы меня.