одна весна

Сырой, промозглый ветер обнимал ее трясущиеся плечи. По карнизу гулко забарабанил дождь. Смертельно не хотелось вставать с мягкого, продавленного кресла, где уже около получаса обретало спокойствие то, что и теперь называлось ее телом. Но надо было закрыть окно. Слишком капризна весна… А ведь днем было тепло, солнце заливало янтарным светом уже высохшие тротуары, хотя в некоторых дворах среди нагромождения  жилых домов еще серели клочки рыхлого снега, уродуя нежный зеленый ковер апреля.
Хлопнула оконная рама. Она закрыла ее с каким-то остервенением, словно все вокруг было виновато в том, что с ней произошло. На подоконнике осталось несколько капель… Вот бы всем можно было так плакать , чтобы все-все видели и слышали. Только почему-то окружающие предпочитают прятаться в уютных квартирах, игнорируя это масштабное горе неба. Дураков, выражающих желание  ему сострадать, подставляя себя под потоки мутной, холодной воды, мало. В основном, это дети и немного сумасшедшие взрослые. А еще – влюбленные. Наверное, им приятно быть свидетелями этого слезливого страдания и даже быть причастными к нему  – так ведь чувствуешь себя еще более счастливым.
Она тоже была счастлива. Еще пару часов часов назад. Она ведь верила. Казалась себе взрослой. Но просила подождать. Еще чуть-чуть. Пока школьные учебники не сменят себя на что-нибудь более солидное. К горлу подступила тошнота. Пятнадцать минут боли и унижения – доказательство собственной слабости. Это не его ошибка. Ему ведь было хорошо. Ей оставалось только ненавидеть себя, глотая со слезами отвращение к собственному запаху. Она сняла со стены своей комнаты зеркало – оно отражало в себе ее отвратительную тайну. Часы показывали 11 вечера. Пора в душ и спать. Под струями горячей воды она жесткой щеткой почти до крови растирала кожу, словно хотела смыть с себя слой невидимой грязи. Она теперь твердо знала: БОЛЬШЕ К НЕЙ НИКТО НИКОГДА НЕ ПРИТРОНЕТСЯ.
К утру дождь прошел. Небо опять выглядело чистым и невинным, отражаясь в ровной глади глянцевых луж…