Никогда не поздно

Он…
Темнота по эту сторону окна, почти полностью поглощала пространство кухни. Темнота за окном наступала, в ответ, лишь изредка прорезаемая короткими вспышками молний, озарявших комнату, часть улицы, и макушки деревьев. Свет от газовой конфорки делал темноту за спиной не такой густой, и липкой, как ту, что была с той стороны окна. Шум дождя и свист закипающего чайника сливались в единый звук, спорящий с тишиной ночи. Непонятно, что из них было громче, во всяком случае, свист чайника был привычнее и роднее. Давно уже он так явственно не слышал тишину.  Сидя на стуле, повернувшись к окну, он неотрывно смотрел в темноту ночи. Смотрел, и казалось, не видел и не слышал ничего вокруг себя - ни чужой кухни, ни темноты, ни вспышек молний, ни звука закипающего чайника, становившегося все более и более настойчивым и требовательным. Сейчас он видел и слышал только ее - безмятежно спящую в теплом коконе одеяла. Такую тихую, беззащитную и по-детски беспомощную. Золотистые локоны, беспорядочно рассыпавшись по подушке, слегка поблескивали в неясном свете луны. Он смотрел на нее, спящую, и чувствовал, как  волна нежности, постепенно нарастает и вот уже захлестывает его с головой, а сердце бьется с такой скоростью и с такой скоростью гонит кровь, пульсируя в венах, что, кажется, еще несколько секунд и оно просто выпрыгнет из груди и упадет к его ногам.

 Тонкая, с бледной, почти прозрачной кожей, рука, длинными пальцами, запутавшаяся в шелковых завитках волос, безмятежно покоилась рядом, с таким же прозрачным и точеным профилем. А ведь еще совсем недавно, эта самая рука, создававшая впечатление хрупкости и беззащитности, с ненавистью метнула в него первое, что встретилось на ее пути. Брошенная чашка, с громким звоном, ударилась о стену, рядом с его лицом, и разлетелась на множество мелких осколков, один из которых оставил на щеке тонкую, алеющую полоску. Глаза, небесно-голубого цвета, в которых он так любил тонуть, сейчас крепко сомкнутые сном, в тот момент были широко раскрыты. Став темно-синими от поселившегося в них гнева, они метали острые молнии, ранившие глубже, чем осколки разбившейся чашки.  Дзинь…. Посыпались на пол кусочки фарфора.… - Этот сервиз десять лет назад подарили им на свадьбу - пронеслась в голове мысль. - И ведь ни одна чашка из него до сих пор не пропала и не разбилась,… Дзинь…. Еще раз эхом отозвалось в голове. Это уже не чашка - где-то глубоко внутри, то, что связывало их долгие годы: мечты, надежды на семейное счастье,  когда-то казавшееся ему таким незыблемым - все это разлетелось на крохотные осколки. Разве можно их собрать и заново склеить? Сердце сжалось в пульсирующий комок, он не мог вдохнуть, не мог вымолвить ни слова. Только боль и еще страх от поднимавшейся откуда-то темной и пугающей волны ответной ненависти. И тогда он ушел. Просто хлопнул дверью и ушел! А она осталась…. Как он хотел сейчас быть рядом с нею, забыть весь этот кошмар, простить и самому попросить прощения, но уже слишком поздно…или еще не поздно???

Чайник, уже на половину выкипевший, извергал густой столб горячего пара, поднимавшегося к потолку. Он встал, молча, выключил газ и снова повернулся к окну, продолжая смотреть в темноту. Дождь, не унимаясь, хлестал невидимыми плетями по стеклу.

Она…
Что-то пошло не так…. Как? Когда? Почему она вовремя не заметила? Глупые сцены ревности, недовольство, взаимные обиды, разочарование - нет, к этому она не была готова. Десять лет вместе, двое детей, и что теперь? Как легко жизнь разрушает наши мечты и ожидания, с такой же легкостью, что и  чашка, брошенная ею, в порыве гнева и раздражения. Дзинь…осколки бисером разлетелись по полу… минута тишины, повисшей в воздухе, и затем этот страшный звук - звук захлопнувшейся входной двери. Как она ненавидела его в эту минуту, почти также сильно, как любила…

Сейчас, лежа на постели, поверх одеяла, сжавшись в комок, она вздрагивала, сотрясаемая беззвучными рыданиями. За окном шел дождь, то затихая, то снова набирая силу, за стеной спали дети. Их дети! Что она скажет им утром? Да и как объяснить то, что она и сама не вполне понимает. Вспышки молний выхватывали из темноты, знакомые глазу предметы. Фотографии в деревянных рамках, стоящие на комоде и висящие на стенах. Улыбающиеся счастливые лица. Его лицо! Лицо, которое она так любила. Да и могло ли быть по-другому?  Он был ее мужем, отцом ее детей. Она, никогда не забудет, с какой нежностью и трепетом он держал на руках их первенца, словно самую хрупкую в мире вазу - крошечное тельце, в огромных, еще таких неумелых, но любящих отцовских руках. Никогда она не забудет то невероятно острое ощущение полного и безраздельного счастья, наполнявшего все ее существо. Где оно теперь? Где  счастье, которое они строили  долгие десять лет? Оно исчезло, растворилось, в один миг, и в этом виноваты они сами. Обида и раздражение уже давно уступили место сожалению и раскаянию. Сейчас она ругала себя за бездумные фразы, слетевшие накануне с ее языка, за несдержанность и глупость. Сейчас она больше всего хотела бы вернуть все назад, и главное - вернуть его, и попытаться все исправить. Но слишком поздно! Или не слишком? Ведь никогда не бывает поздно сказать одно единственное слово – самое важное и такое трудное слово – ПРОСТИ…

А дождь продолжал чертить на стекле непонятные письмена: штрихи, черточки, точки, которые тут же исчезали, уступая место новым штрихам, черточкам и точкам, словно предложения на непонятном языке – языке мироздания. Они появлялись и исчезали, растворяясь в темноте ночи. Если бы люди могли прочесть, то, что он писал! Если бы они захотели...