Жена, работа, учёба. гл. из пов. Кружение лет

               

    Приближался Новый год и Вовка Бердников, хитро улыбаясь предложил мне встретить его на праздничном карнавале в ДК Ижорского завода.
   - Ты чего лыбишься, так таинственно? – спросил я его, и он рассказал мне, что на Новогоднем балу будет присутствовать некая известная мне особа, и что она, якобы, по словам Людмилы Белозор, подруги этой особы, очень сожалеет, что так нелепо с тобой рассталась, и хочет возобновить знакомство.
    Я понял, что это Тамара, о которой я, даже будучи весьма занятым, часто вспоминал и сожалел, о потерянном с ней контакте. Я, конечно, согласился быть на балу и с нетерпением ждал этой встречи, внутренне ликуя, что она меня не забыла, помнит и желает снова встретится со мной.
     В Новый 1965 год мы снова встретились с Тамарой на Новогоднем балу во Дворце Культуры Ижорского завода и завязали новые отношения. Симпатии мои к ней вспыхнули с новой силой, и я, в мечтах своих, видел её своей женой. Произошло знакомство с её родителями. Батька Иван Николаевич, небольшого росточка и веса под пятьдесят кило, с большими оттопыренными ушами, маленькими острыми глазками и улыбчивым беззубым ртом, произвёл на меня,   не скажу, положительное впечатление. Но как говорят ,, родителей не выбирают”, какой ни на есть, но отец. У красавицы  Тамары ничего отцовского не было, если только росточек  да весочек. Черты лица её были, пожалуй, ближе к чертам матери, приятной женщины, напоминающей несколько татарку или цыганку,       женщину весьма округлую, упитанную.
    Люди они были простые, сельские. Свой дом в Рыбацком, своя скотина; корова, куры, поросёнок, собака, несколько кошек. Большой бревенчатый дом, поделённый на две половинки, стоял  метрах в ста от реки Невы. Вторую половину дома занимал брат отца с женой Зоей и сыном Толиком.
     В семье Чирковых, такова была фамилия моей будущей супруги, были ещё двое детей, сташая сестра Алевтина и младший братишка Алексей.
     Жили они не очень дружно, ссоры бывали достаточно часто и всё потому, что Иван Николаевич, первостатейный мастер-плотник, любил закладывать за воротник, как говорят. В него пошла и старшая дочь, впоследствии почти спившаяся. Да и Алексей был дружен со Змием Зелёным, и канул в неизвестность, оставив после себя двоих детей и жену-разведёнку. Где он нашёл конец свой - неведомо. Ну, да Бог им всем судья.
Вот, в такую семью я собрался влиться.  Но главное, что Тамара была мне и по сердцу и по душе.
     Почти целый год, мы были с ней женихом и невестой, проверяя и выверяя свои чувства, и, наконец, на 31 декабря 1965 года была назначена свадьба. Регистрация состоялась во Дворце  Культуры Ижорского завода, а свадебное, скромное торжество, в новом, построенном Иваном Николаевичем и Анной Александровной  доме в Петро-Славянке,  под Металлостроем, на улице Красноармейской  номер 4. Народу было немного, человек двадцать пять. Гуляли два дня. Нам, молодым, была выделена  комната, в которой мы прожили год, пока моя мать не получила от 35го Стройтреста, в котором пять лет отработала машинисткой, трёхкомнатную квартиру в Колпино, куда мы и перебрались. Тогда достаточно просто было получить квартиру, будь только прилежным, надёжным, работником  и через несколько лет можно будет справлять новоселье. Мама отработала в  тресте до самого своего последнего дня.   

     Занятия вокалом с Михаилом Юрьевичем успешно продолжались. Голос мой, благодаря разнообразным упражнениям,    приобретал  лёгкость,   блеск и силу. Начинал вырисовываться  красивый лирико-драмматический тенор серебристого оттенка. При разговорах с маэстро стали появляться мысли о поступлении в консерваторию. Два его лучших ученика уже пели в театрах. Один из них,   Вечеслав Тимошин, был ведущим солистом  Ленинградской оперетты, а другой,  Евгений Бойцов, солистом Театра Оперы и Балета им. Кирова. На спектакли с их участием маэстро водил меня бесплатно, по контрмаркам,  полученными от   его учеников.
     Впечатление, получаемое от посещения спектаклей с участием учеников Михайла Юрьевича, было велико. Блистательный граф Альмавива в  ,,Сивильском цирюльнике” Россини, незабываемый  Рудольф в ,,Богеме” Пуччини, в исполнении Жени Бойцова или замечательный образ Эдвина, созданный  Славой Тимошиным в оперетте Кальмана ,,Сильва”. Сознание того, что на сцене  звучат голоса созданные моим учителем, да ещё какие голоса, подзадоривало меня, заставляя погружаться в мечты о возможном и моём появлении, когда-нибудь, на сцене.
     Настал день, когда я, уверовав в себя, в своё будущее, как певца, пришёл к мысли, что незачем мне изнурять себя ненужными напряжениями на моих подготовительных курсах. Хотя занятия шли у меня весьма недурно, и  я, вероятно, поступил бы в институт, но  мечта быть певцом, петь в театре, оказалась выше перспективы быть затрапезным инженером за девяносто рублей в месяц. С каждым днём я всё больше склонялся к мысли, что пора и честь знать, нечего время зря тратить на занятия в институте. И в один прекрасный день я расстался с ним.
     Смущали мои года. В  26-27лет, ребята уже позаканчивали музыкальные училища, учились в консерваториях, а я, полгода прозанимавшись у вокального педагога, мечтаю о певческой карьере. На мой вопрос о вероятности моего поступления в консерваторию, маэстро, прищурив глаз, сказал:
     - Знаешь, сходи в консерваторию, поболтайся там, послушай, как поют студенты, познакомся с кем нибудь, узнай получше их жизнь, требования к занятиям. Вход туда свободен. Разденешься в раздевалке и гуляй по коридорам с деловым видом с нотами в руках. Если кто из  старших спросит тебя, что ты делаешь здесь, скажи, что ты студент из училища, пришёл на приём к врачу-фониатору, там  их двое работают. Да заодно и, в самом деле, сходи к врачу, пусть связки посмотрит. Пожалуйся на вялость, голосовую усталость что ли. Кстати, начинаются весенние экзамены, и ты можешь послушать вокалистов консерватории в концертах.
     Да, совет хорош, но как его осуществить, ведь я работаю. Решил, что буду ездить по субботам. В этот день в консерве учатся.
     Начались мои поездки, новые знакомства, хождения по зданию. В расписании, занятий ужасало огромное количество ненужных, на мой взгляд дисциплин, таких как; история России, история СССР, история КПСС, обществоведение и т.п. Если готовят в  этих стенах, музыкантов, то незачем отнимать их драгоценное время и забивать их головы  не нужным материалом, тем более, что в школах мы получили вполне достаточные знания  об этих предметах.
     Можно, конечно, сказать, что все эти певцы и инструменталисты, должны быть высокообразованными не только на своём поприще, уметь разбираться и в политике и в истории своей страны. Да на кой ляд настоящему музыканту, эта политика?  Его увлечение на всю жизнь это музыка, совершенное владение своим инструментом, будь это какой-нибудь инструмент или голос. Становление настоящим музыкантом-профессионалом проходит через всю жизнь.
     В итальянских музыкальных учебных заведениях, да и не только в итальянских, этого безобразия нет. Там, если уж ты решил выбрать стезю музыканта, всё направлено на воспитание его мастерства. И никакой тебе политики или истории-географии. Если ты певец, изволь обрабатывать, тренировать свой голос по два раза в день. А ещё тебе необходимо хорошее знание нотной грамоты, сольфеджио, основ гармонии, владение фортепиано и истории музыки. Обязательное слушание хороших певцов в театре. На старших курсах шестилетнего образования, прохождение оперных партий. В общем, на мой взгляд, наши студенты теряют много времени впустую.    
     Иногда мне удавалось найти свободный класс, и я пробовал свой голос. Петь в классах мне не нравилось. Стены были или задрапированы или покрыты большими планшетами с дырочками. Голос звучал глуховато, не было резонанса. Слушая других певцов-студентов из-за дверей, я приходил к выводу, что, в общем-то, я вполне мог бы  быть на их месте. Дело за небольшим – поступить в консерваторию.
     На одном из занятий с маэстро, он заявляет, что его приглашают в качестве педагога, вести занятия по вокалу, во вновь образованную музыкальную, четырёхгодичную школу для взрослых, при Дворце Культуры им. Володарского. Если я захочу, то вполне могу учиться там, получая знания по тем же дисциплинам, что и в музыкальном училище Римского-Корсакова, а это; вокал, музыкальная грамота, сольфеджио, музыкальная литература, дирижирование, история музыки и общий курс фортепиано. Заниматься вокалом буду со своим маэстро.
      Я согласился, хоть какие-то знания по музыке смогу получить за четыре года. Как знать, а может через пару лет, и мой голос дозреет до консерватории.
Занятия начались. Я так же ездил в Ленинград по два раза в неделю, как и при занятиях частного характера. Всё бы ничего, но скоро мне наскучили уроки сольфеджио. Я, ленился вникать в суть занятий, мне они были трудны и неинтересны, а, потому, плохо понимая все эти премудрости тональностей, их параллельность, интервалы, занимался с неохотой,  частенько пропуская уроки. Мне лишь бы глотку подрать, а сольфеджио – гори, оно, синим огнём, и потому мои ответы редко когда удостаивались  четвёрки. Зато вокал был всегда на пять, устные предметы неплохи. Фортепиано, из-за недостатка времени и опять же лени, оценивалось на 4, иногда на 5, если расстараюсь.
    Но  учёба продолжалась.

    Продолжалась работа и на заводе. Я перешёл из 12 цеха в ЦЛЗ – центральную лабораторию измерительной техники, всё тем же электрослесарем 6 разряда, но теперь уже по КИПу, по ремонту контрольноизмерительной техники. Появились новые знакомые, приятели, друзья: Пантюшенко Юра, Гордеев Олег, Суков Юра, Тимичев  Анатолий, Ардальон –Медальон, Гузиков Витя.
     В скором времени, а это примерно через полгода работы в лаборатории, группа из нескольких человек, была направлена в цех испытаний оборудования для атомных электростанций. После трёхмесячной учёбы, я, сдав экзамен и получив 7 разряд, также был зачислен в группу тензометристов, так стала называться наша бригада УХ.
     Работа заключалась в снятии показаний на контрольных точках, с помощью специальных тензодатчиков, установленных строго по схеме на важных участках атомного котла или горшка, как мы его называли и на подводящих трубах. Труб этих, самых разных диаметров,   паутиной опутавших громадный котёл, было бесчисленное множество, и нам, тензометристам, приходилось прилагать много усилий, чтобы пробраться через эти сплетения к нужным точкам и поставить там датчики. Мало добраться. Надо было ещё протащить с собой  тяжеленный аппарат точечной сварки, кабели и пистолеты для приварки  этих датчиков. Подсоединяли к датчикам три провода в стеклоизоляции, пропущенных в десяти миллиметровые нержавеющие трубы специального заказа.   Те в свою очередь приваривались  к подводящим тепло  трубам, нержавеющими скобками. На выходе провода подсоединялись к  потенциометрам, измеряющим напряжения возникающие в той или иной точке котла или труб.
     С этими спецтрубками и смех и грех. Уж больно хороши они были.  Из тонкостенной, полированной изнутри и снаружи трубки-нержавейки, все мы, т.е. вся группа тензометрии, дружно принялись делать себе  перегонные аппараты. Получились они замечательно: компактные, лёгкие, весьма удобные для транспортировки. Нам не стоило больших трудов наше драгоценное изделие уволочь с завода. Прошло почти пятьдесят годков, а аппарат и сейчас в прекрасном рабочем состоянии и готов к действию.
     Отец был на седьмом небе от счастья, и долгие годы занимался самогоновареньем. Я химичил над чистотой самогона, осаживая сивушные масла с помощью марганцовки,  дважды перегоняя напиток и фильтруя его через активированный уголь. Получалась классная водка.  Градусы регулировались с помощью спиртометра и кипячёной воды.
     У отца был 36 литровый бидон для бражки и стеклянная, 20 литровая   бутыль. Перегонялась бражка из бидона, на смену шла бражка из бутыли. Друзья его были всегда наготове. Весёлых вечеров было не мало. В поездку за грибами или на рыбалку, всегда брался напиток собственного изготовления. Даже в гости ходили с  нашей ,,особой домашней”, и все признавали, что лучше он всякой водяры. Потому, наверное, и прожил батя  92 годочка, на очищенной. Да ещё и  в женское общежитие бегал в 76 лет. Но как мы не спились, не знаю.

     В 1967 году, 10 апреля, в нашей семье появился первый ребёнок. В честь  Тамариной матери Анны и тётки Марии, были соединены оба их  имени и девочку навали Марианной.
Я не очень был готов к появлению девочки. Почему-то настрой у меня был на мальчика. Ну, как же, я ведь настоящий мужик, как это так – девочка. Я долго ходил недовольный, дулся на жену, вроде как она виновата, что девчёнку мне  преподнесла, но, в конце концов, смирился и полюбил горластую капризулю, своего первенца.
     Глотка у неё была будьте-нате. Не иначе, как певицей будет, единодушно решили мы, но ошиблись. Хотя я  через несколько лет и начал заниматься с ней пеньем, развивая слух и голос, певицей она не стала. Правда очень хорошо пела и в школе, и в институте, в студенческом ансамбле. У неё было красивое, крепкое сопрано,  с полным диапазоном, прекрасный слух.
     На работе в ЦЛИТе, неожиданно выдалась командировка нашей команды  тензометристов в Литву, и куда? Удивительно, но  Судьба решила, что я должен навестить края, где я провёл часть своего военного детства. Нас отправили в г. Укмерге, в тот город, где меня крестили в католическую веру, где мы с бабушкой стояли на паперти у церкви, собирая копеечки, где когда-то   жили мои крёстные отец и мать. Конечно, искать их не имело смысла. Прошло более 20 лет, и вряд ли они были живы, да и не помнил я их дома. Город помолодел, обновился, обстроился, я ничего не узнавал. Правда, в один из выходных дней, я пораспросив местных, отправился в места, где держали нас, лагерников – в женские трудовые лагеря, находящиеся, как я говорил километрах в пяти от  Укмерге. Меня довёз до них рейсовый автобус, ходящий по этой дороге  в сторону Шауляя.
    Удивительно странно было увидеть посреди леса, чудом сохранившиеся несколько полуразвалившихся деревянных бараков. По всей вероятности  литовцы оставили эти   строения, как памятники военных лет. Сердце моё заколотилось, к горлу подкатили слёзы.
От хозяйственных построек ничего не осталось. Бани тоже не было. Я, бродил по бывшему лагерю, с трудом сдерживая рыдания. Ныло сердце, перед глазами проносились видения прошлых дней. Через час меня подобрал идущий в Укмерге автобус.
 Мы поселились в гостинице в двух забронированных для нас номерах. Мы – это руководитель нашей группы Олег Гордеев, Юра Пантюшенко, Гузиков  Лёша и я. Работа заключалась в снятии напряжений на стенках и трубах котлов для тепловых электростанций. Котлы, с помощью мощных гидравлических насосов наполнялись водой под разными величинами давлений и по установленным нами датчикам в нужных местах, снимались показания  напряжения металла и конструкций.
    Жили мы в Укмерге около месяца и, в общем-то, были весьма довольны, когда наша ссылка закончилась.
      продолжение....