14-XXV Уста женщины всегда непорочны

                XXV

  А любовник слышит ещё один анекдот.

  – У него есть такая дурная привычка, вспомнила. Это местная тема для шуток. Вот одна из них. Возвращается из Рима Луций Белей, проезжает по рыночной площади, глядит, а посреди неё какая-то куча всякого хлама. Он спрашивает встречающих: «Что это за куча мусора?!» «Да твой брат в зубах наковырял»… Подожди смеяться, Децим… Впрочем, ладно. Но это ещё только одна шутка из этого анекдота… Луций то им отвечает: «Ну ладно, тогда пускай лежит: всё равно нам теперь ни к чему эта площадь».

  После пары возлияний – Киприде и Купидону – шутки сходят на нет, уступая взаимному притяжению. Коллеги уже избавились от верхней одежды, теперь снимают туники.

  – Милый, отнеси меня на ложе…

  Антоний легко берёт Присциллу на руки и шагает, направляемый лобзаниями. Если она целует кончик его носа – значит, направо, если в уголок губ – прямо, в щёку – налево. Ладони её при этом скользят по необъятным спине и груди любовника.

  – Децим, почему ты не удаляешь волосы? У тебя такая красивая грудь! – лобзание кончика носа. – А это множество волос только всё… – нежно целует губы.

  – Моя царица! Многие, почти все женщины обожают волосатую грудь!

  Несомая недоумевает, слыша такое заявление. «Но не в Городе. Варварки если только?..» думает она, едва не пропустив поворот. Целует снова в нос, мужчина заходит в спальню и укладывает её на постель.

  – О моя Сейлон! Ты прекраснее всех!..

  Забегая вперёд, можно сказать, что Муции не пришлось в этот вечер вызывать в воображении образ любимого: любовник превзошёл себя, чётче проконтролировал нарастание своего возбуждения… Но всё же не будем бежать впереди квадриги. Прелестная девушка переворачивает соседа на спину и ложится на него. Возобновляет страстное лобзание, её ладошки гладят сильные плечи, шею, волосы сенатора. Его руки, дотянувшись до гладчайшей, нежнейшей кожи внутренней поверхности бёдер соседки, постепенно и ласково добираются Ц…

  Когда дыхание успокоилось и появились силы произносить целые связные фразы, Муция говорит:

  – Милый мой, скажи, когда тебе было лучше: только что, или вчера, или позавчера?

  – … Каждый раз был по-своему прекрасен. МЦт ты делаешь, как будто возносишь меня на небеса! О моя Виапа!.. И кЦть в тебя, когда ты вся такая – у меня не хватает слов – подо мной, кЦть прямо в тебя – ведь этого не позволяют други-…

  – Не надо о других.

  – Да, в общем, я впервые… впервые будто узнал настоящий оргазм!.. Вот ты сейчас спросила: теперь ли, вчера ли – мне пришла в голову вчерашняя беседа, о священных словах нашего культа о вас, женщинах. Теперь я гораздо лучше прочувствовал, ощутил, понял их… Как всё верно!.. Богиня даровала чудесное, божественное учение и форму поклонения!.. О! Женщины!.. Сами Боги прельщаются вашей красотой! Гораздо чаще, чем Богини желают смертных мужчин… Да, но вот что мне пришло на память в связи со вчерашней беседой. Почти те же слова, что мы повторяем, цитируя священные книги, на определённых богослужениях…

  Писательница в данном случае не считает возможным дословно воспроизводить речь Антония Телезина по соображениям неразглашения информации, касающейся культа, отправляемого адептами не ниже второго посвящения.

  – … Почти те же слова, по крайней мере, о том же говорится, есть и в одной индийской священной книге. Я их услышал в термах от индийского купца, сказавшего по-своему стихами и неплохо переведшего прозой на латинский.

                «ГДЕ ЖЕНЩИНЫ В ПОЧЁТЕ, ТАМ БОГИ  ДОВОЛЬНЫ.
                ГДЕ ЖЕНЩИН ПРЕЗИРАЮТ, ТАМ ТЩЕТНО ВЗЫВАТЬ К БОЖЕСТВУ.»
               
                «УСТА ЖЕНЩИНЫ ВСЕГДА НЕПОРОЧНЫ:
                ЭТО СТРУЯЩАЯСЯ ВОДА, ЭТО СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ.»

В самой полной мере я отношу их к тебе, моя царица!

  Наградой Антонию становится лобзание, а после Присцилла говорит:

  – В Индии много мудрецов, большинство из них ведёт самый что ни на есть кинический образ жизни. Хотя называется по-другому. Ещё у них есть достойный уважения и удивления обычай.

  Дальше Фабия поведала такую историю. В славном городе Афинах есть могильный памятник, называющийся «надгробием индийца». Похоронен там прах мудреца, бывшего в свите Цезаря. Этот индиец то ли в виду тяжелого недуга, то ли по другой причине, решил уйти из жизни, как раз по древнему обычаю мудрецов своей родины. Он попросил воздвигнуть погребальный костёр, подъехал к нему верхом, спешился, помолился своим Богам, окропил себя, будто предназначенное к закланию животное, срезал некоторое количество волос с головы в какое-то своеобразное предварительное приношение Всевышним. Взошёл на приготовленный костёр, попрощался с присутствовавшими римлянами, попросил их и Цезаря провести этот день, веселясь на пиру, сам лёг и укрылся с головой. Костёр подожгли, огонь приближался, но мудрец ни разу не пошевелился. Таким образом принеся себя в жертву Богам. Об аналогичном случае рассказывает и Гегесий Магнесийский в своём повествовании об Александре. Индиец Калан тем же образом принёс себя в жертву в Персиде, иносказательно предвещав смерть Александра в Вавилоне…

  Помня свою недавнюю ошибку, Фабия уходит спать на отдельное ложе, в свою спальню.


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/02/21/317


--------------------------
  Здесь речь идёт о культе Великой Матери Богов, служителями которого являются героиня и её сосед по поместью.
    Гегесий Магнесийский ; оратор середины III в. до н.э., автор несохранившейся истории Александра.