Разрушитель крепостей

Когда Юй Лао, занимавший должность государственного надзирателя, прислал князю Хо своего лучшего зодчего, то князь во гневе задушил ручную майну, ибо в это мгновенье птица клевала зерна с его ладони.
Господин Юй Лао был неистовым собирателем древних диковинок. Князь Хо не пожалел для него четвертого зеркала императора Хуанди.
История зеркал увела бы нас в сторону, но даже краткое описание одного из них – есть лучшее свидетельство великодушия князя Хо, а также оправдание его гнева. Чтобы не привнести какой-либо отсебятины, процитируем Ван Ду, жившего в эпоху Тан. От него-то мы и узнали о пятнадцати зеркалах императора Хуанди. Ван Ду пишет о восьмом зеркале: «Оно имело восемь цуней (один цунь равен 3,2 сантиметра) в поперечнике. На обратной его стороне было рельефное изображение лежащего единорога, а вокруг него на равном расстоянии друг от друга – черепаха, дракон, феникс и тигр. Ближе к краю следовали восемь триграмм и двенадцать созвездий, а по самому краю были начертаны двадцать четыре иероглифа… Когда на зеркало падали лучи солнца, то все изображения и знаки его обратной стороны отчетливо выступали на тени, отбрасываемой зеркалом. При легком ударе зеркало издавало чистый звон, который не затихал в течение целого дня».
Короче говоря, зеркало было удивительное. Вот почему собиратель древностей Юй Лао, узнав о решении князя Хо построить новую крепость и желая хоть как-то отблагодарить его, обещал прислать лучшего зодчего. Когда же перед князем Хо появился розовощекий, как девушка, юноша… майна упала на пол, и по звуку было ясно: птица мертва.
– Юй Лао, видимо, решил, что я собираюсь преподнести моему императору шкатулку,  – сказал князь Хо.
Юноша поклонился.
– Молодая гора отличается от старой тем, что все ее драгоценные кристаллы скрыты от глаз зеленью трав и юных рощ.
Князь Хо устыдился своего гнева и спросил:
– Какое твое имя, юноша?
– Я слишком мало сделал, чтобы иметь имя, – ответил зодчий, – достаточно того, что я ученик мастера Чжана, которому являлся сам Лу Бань (1). Если вы, господин, не доверяете моей молодости, испытайте меня. Прежде крепости я мог бы поставить вам дом.
– Будь по-твоему! – согласился князь Хо. – Я мечтаю об уединении. Построй мне загородную резиденцию, да чтоб она пришлась мне по сердцу.
– В таком случае вам, господин, придется подарить мне одну из любимых ваших наложниц, – сказал ученик Чжана.
– Как так?! – воскликнул князь Хо, и будь у него в руках еще одна майна, пришлось бы и ей распрощаться с жизнью.
– О господин! Ваш дом мне придется строить среди гор вдали от вас. Но, чтобы угодить вам, я должен знать все ваши привязанности.
– Ты прав, – согласился князь Хо и подарил молодому зодчему наложницу по имени Ци.

Занятый строителством юноша проводил с красавицей не более часа в день, приглашая ее к столу во время обеда. Он ел, а она должна была в это время рассказывать ему о князе Хо или те истории, которые князю особенно нравились.
Вечерами ученик мастера Чжана брал какой-то диковинный инструмент всего о двух струнах, садился под деревом и пел дикие песни под дикие мелодии.
Красавица Ци вскоре разглядела, ее новый повелитель строен и красив, убедилась и в том – ее чары не действуют. Тогда Ци отправила слугу в город, где жил мастер Чжан, и однажды заговорила с юношей о его учителе с таким знанием и уважением, что тот перестал есть – разговор, как всегда, происходил во время обеда, – внимательно выслушал Ци и… рассмеялся.
Смех его был груб и оскорбителен.
– Чем я не угодила господину? – в отчаяньи воскликнула Ци.
Он схватил ее за руку и потащил к строящемуся дворцу.
– Ты, не жалея слов, расхваливала мастера Чжана! Теперь смотри на это. Что ты видишь?
Бедная Ци сначала очень испугалась, но она была умна и хитра.
Доверившись своему безупречному чутью, она догадалась, чего от нее хотят.
– Твой дворец, мастер, слился с природой. Кажется, что он вырос из земли, как деревья и скалы.
Темное от гнева лицо мастера снова стало молодым и ясным.
– Теперь я знаю, почему владетельные люди держат при себе наложниц.
Госпожа Ци поклонилась и сказала:

– В песне птицы нездешней
Дрожит, как слезинка, тоска.
Струны лютни моей,
Омертвев от бессилья, немеют.
Помогите несчастной,
Небесноподобные феи,
Стать росинкой на стебле
Созревшего вдруг колоска.

Нежные стихи не тронули юного зодчего.
– Опять ты за свое! – закричал он. – Поняла ли ты разницу между мной и мастером Чжаном? Так знай же, я учился у мастера не перенимая, но отрицая. Меня вело к совершенству не преклонение, но ярость. Мастер Чжан строит дворцы и крепости, выставляя напоказ человеческую гордыню. Его дворцы кичатся красотой перед миром, созданным богами.
– Зачем же ты называешь себя учеником мастера Чжана? – удивилась Ци.
– Но я и есть его ученик. Чем выше он поднимается в своем искусстве, тем совершеннее будет мое. Я создаю отрицая.
Ци поклонилась ему и прочла стихи:

– Дух Хаоджаня, сон тревожа,
Как светоч на твоем челе,
И ты, неведомый прохожий,
На очарованной  земле,
Не торопи меча из ножен,
Но вдруг подумай… о пчеле.

Великий поэт эпохи Тан Хаожань называл себя «лумэньским отшельником», он не служил и более всего ценил естественность. Госпожа Ци сделала ученику Чжана утонченный комплимент, но он ничего не понял, и тогда Ци сказала:
– Если я вам не нужна, господин, отпустите меня.
– Да, можешь уходить, – согласился он. – Дело закончено. Завтра приедет князь Хо. Ты можешь вернуться к нему. Если твои рассказы были искренни, дворец понравится.
Действительно, князь Хо при виде дворца захлопал в ладоши.
– Юй Лао оказал мне милость, прислав тебя! – сказал он юному зодчему.
Был устроен большой пир, и никто не заметил исчезновения Ци. О ней даже не вспомнили.
Ученик Чжана между тем получил заказ на строительство крепости и с усердием принялся за дело.
Госпожа Ци времени даром не теряла. Она отправилась на поиски мастера Чжана и нашла его в городе Вэйбо. Хитрая женщина обольстила старца неумеренными похвалами его дарованию, и мастер Чжан стал послушен ее воле. Тогда она достала ему должность императорского цензора и отправилась вместе с ним в провинцию князя Хо. Приезд был приурочен ко дню, когда ученик мастера Чжана закончил строить крепость.
Крепость получилась невелика, невысока. О ней нельзя было сказать – несокрушимая, неприступная, грозная.
Князь Хо призадумался, а юный зодчий рассмеялся.
– Обманулись вы – обманется и враг, – и раскрыл преимущество своей твердыни: – С востока она закрыта цепью озер. С юга – каменистые горы, изрезанные множеством ущелий. Здесь невозможно собрать войско воедино. С запада крепость – продолжение отвесных скал, а на севере – река, которая здесь делает две близко сходящихся петли. Атаковать крепость можно только с севера. Солнце будет слепить глаза наступающим. И здесь врага ожидают семь башен, но только поднявшись на стену, враг обнаружит – пять из них на скрытой внутренней стене.
– Ты убедил меня! – согласился князь Хо, но мастер Чжан, осмотрев крепость, приказал позвать строителя.
– Тому ли я учил тебя, Акбар? – спросил он.
– Если бы ученики не превосходили своих учителей – жизнь потеряла бы смысл, – ответил юноша, носивший имя степняка.
– Неужели эта крепость хоть в чем-то превосходит твердыни, которые построил я, мастер Чжан?
– Твои крепости, учитель, для устрашения, но ведь и на льва находится охотник. Моя крепость с виду незатейлива, но взять силой ее невозможно. Эта крепость – ловушка для гордыни. Ее по праву можно назвать «Смиряющая норов».
– Это пустые слова! – закричал мастер Чжан. – Я знаю, ты ненавидишь все, чем жива страна Хань, ты ненавидишь даже своего учителя. Твоя крепость – ловушка, но не для врага, а для тех, кто будет защищать ее. Тебя, дикаря-степняка, я вызволил из рабства и научил великому мастерству Лу Баня. Хороша же твоя благодарность. Ты – изменник и враг императора!
Тотчас воины окружили строителя Акбара и отвели в темницу.
А ночью к нему явилась госпожа Ци.
– Если вас казнят, это будет несправедливо. Ведь вы дали мне свободу, которой я не желала… Я тоже верну вам свободу… Надеюсь, она очень скоро вам опостылит, ибо отныне вы не сможете заниматься своим любимым делом.
Акбар посмотрел на Ци и засмеялся. 
– Ах, госпожа Ци! Я только теперь и разглядел: женщины, равной вам по красоте и по уму, во всей Поднебесной – нет!
– Я рада, что вы прозрели, – сказала госпожа Ци. – Но времени у нас нет. Если вы промедлите, стража, которую я подкупила, сменится. Прощайте, ученик Чжана.

Стража посадила Акбара в большую корзину. Корзину спустили со стены, и опальный зодчий очутился на свободе.
Он был беззаботен, мастер Акбар! Переплыл реку и, утомившись, лег под деревом и заснул.
Приснился ему сон.
Шагают мимо него солдаты. Нет им конца и края. Пыль до неба.
Открыл глаза – никого, одни муравьи цепочкой идут из дупла дерева в земляные норы.
– Я вижу, вы сильно утомлены и расстроены, – услышал он вдруг голос и увидел монаха-буддиста, сидящего под деревом. – Не мог ли бы я вам чем-то помочь?
– Нет, – сказал Акбар. – Моя жизнь позади.
Монах засмеялся.
– Старому человеку трудно удержаться от смеха, когда молодой говорит при нем, что уже все позади.
– Так оно и есть, – сказал Акбар. – Я родился в степи. Люди моего народа никогда ничего не строили, кроме могил. Они все время в пути, следуя за стадами. Я же познал тайны мастерства зодчего. Крепость, которую ты видишь вдали, старик, – мое детище. Поверь мне, ни один завоеватель не сможет взять ее силой. Когда я строил крепость, в моей голове роились новые замыслы, но теперь все они умерли. О старик! Я думал, в этом мире первенство за мастерством и разумом, но, оказывается, мастерство перед завистью беззащитно, а разум без хитрости – пустые ножны.
– Твое огорчение, юноша, велико, а твоя обида неизлечима, – сказал монах, печально покачав головой. – Впрочем, я кое-что могу сделать для тебя. Вот возьми.
И дал ему фарфоровую подушку, на таких подушках спали вельможи, носившие сложные прически.
– Усни, и ты увидишь свое будущее, – сказал монах.
Акбар, разжалобивший себя своей же речью до слез, послушно положил голову на подушку и только смежил веки, как увидел всадника. Тупым концом копья всадник тыкал его в грудь. Акбар совершенно проснулся.
– Иди! – приказал всадник, и Акбар пошел, ничего еще не понимая, подавленный сном и явью.
Привели Акбара к сотнику, но он сказал:
– Отведи меня к тысячнику, и ты получишь награду.
Тысячнику Акбар сказал:
– Отведи меня к темнику.
Акбара повели к темнику, и он понял, что войско пришло большое. Темнику Акбар сказал:
– Отведи меня к хану, ибо то, что я скажу ему, принесет вашему войску несомненную пользу.
– Наш хан не терпит советчиков! – возразил темник. – Говори мне, что знаешь, нето велю казнить.
– Будь по-твоему, – ответил Акбар. – Крепость, которую вы собираетесь разорить, обороняет князь Хо. У него мало войска, и полководец он, прямо сказать, ничтожный. Но ни тебе, ни твоему хану крепости не взять. Я сам ее построил и утверждаю: она неприступна.
– Ты – наглец! – засмеялся темник. – Эту жалкую крепость я возьму одним только своим войском и с первого приступа.
– Смотри, потом не пеняй на меня! – предупредил Акбар и оказался прав.
Темник погубил свое войско. Во гневе он хотел умертвить Акбара, но наушники хана сообщили тому о происшедшем. Хан явился вовремя. Он приказал обезглавить темника, а потом сказал Акбару:
– Ты желал видеть меня, говори!
Акбар упал ему в ноги.
– Пощади, ибо я строитель крепости, погубившей твоего темника. Уверяю тебя, крепость – неприступна. Но у меня счеты с людьми, для которых я так старался. Возьми меня к себе на службу, и я построю тебе крепости, которые устоят не только против нынешнего оружия, но и будущего.
– Мне ненадобна такая крепость, – сказал хан. – Строить, я вижу, ты умеешь, но умеешь ли ты разрушать?
– По твоему приказу, великий хан, я сотру с лица земли любую крепость, особенно, если ее строил мастер Чжан.
Хан ласково улыбнулся Акбару и показал место возле себя.
– Речи твои превосходны, поэтому садись здесь. Однако посмотрим, каковы будут твои дела.

Акбар не обманул надежд хана. Он умело подводил под стены подкопы и так взрывал их, что город в единый миг становился беспомощным, как дева, у которой украли одежды.
Молва разнесла об Акбаре две славы: одна была о его несокрушимой крепости, другая – о сокрушенных им крепостях.
Но первая слава все убывала, истончалась, как весенний лед, да и растаяла.
Жил Акбар в роскоши. Правда, все его богатства были награбленные, но о том никто в войске хана не задумывался. Добыча бралась с боя, за нее платили кровью. Хан любил разрушителя крепостей и берег его, как зеницу ока.
Войско текло по земле смертоносной рекой. Разрушив одно, хан мечтал о новом разрушении. Но однажды он сказал Акбару:
– Потрепи еще немного. Покорив Понтиполис, я стану покорителем Вселенной. Ты же, разрушив несовершенное, построишь новое, лишенное каких-либо недостатков. Радуйся, Акбар! Я повелел войскам идти на Понтиполис.
И Акбар с той поры задумался.
Как он должен выглядеть, новый мир? Силился представить город или один только дом. Иногда это был совсем простой дом, а город будто сложен из кубиков, в другой раз Акбар чертил на бумаге нечто столь пышное и затейливое, что в этом клубке вензелей невозможно было найти ни одной прямой линии.
Но удивительное дело!
Воображение еще не успевало выстроить город, а в нем уже пробуждался Разрушитель крепостей.
«Построить просто! – нашептывал Разрушитель Создателю. – Реши другую задачу: как стереть город с лица земли и по возможности – разом».
Между тем войско пересекало огромную безжизненную пустыню. Хан выслал вперед копателей колодцев, но вода была очень глубоко, ее хватало по глотку в день на воина. Лошади издыхали сначала десятками, потом сотнями.
Каждый воин хана был богат, как князь. Золото, серебро, драгоценные ткани, меха – все это сваливалось в повозки без разбора. Ни один воин так никогда и не поглядел как следует, чем он владеет, что тащит за собой через горя и долы по разоренному миру. Бывало и так: старую добычу вываливали, ибо новая казалась дороже, не думая о том, что за каждой вещью чья-то оборванная жизнь.
Наконец воины, полусумасшедшие от жары и жажды, вырвались на зеленую, благоуханную долину.
Земля эта процветала тысячелетия, война убила ее в считанные дни.
– Понтиполис! – вопили воины и, приходя в неистовство, истребляли людей, жилища, сады, леса.
Это была вакханалия уничтожения.

И тогда, изнемогши душой и сердцем, Акбар открыл глаза и проснулся. Он поднял голову с фарфоровой подушки и увидел, что монах даже позы не успел поменять.
– Что это было? – спросил Акбар.
Монах опустил глаза и тогда только ответил:
– Жизнь.
– Но разве я заслужил это? – воскликнул Акбар. – Скажи, старик, в чем моя вина и перед кем?
Монах молчал, и ярость охватила юношу.
– Да! Я разрушил полмира! Мое искусство помогло хану стереть этот худший из миров с лица земли. Но я чист перед богом и людьми. Люди, которым я с открытым сердцем явил мое искусство зодчего, отвергли меня и бросили в темницу. Я чудом избежал казни. Разве меч сечет головы? Головы сечет рука, взявшая меч. Что ты молчишь, старик? Или тебе нечего сказать?
– О, юноша! – ответил монах, поклонившись. – В том, что ты разрушил полмира, моя вина. Горе мне! Я виноват и в том, что родился с тобой в одно и то же время. Я виноват в смерти муравья, упавшего в ручей. Не видел, как это произошло, и никогда, может быть, не увижу того ручья, но я трижды виновен перед муравьем. Горе мне! Я виновен во всех болях и бедах, происходящих на земле, под водой и на небе. Я виновен в существовании солнца, луны, земли и звезд, хотя они были до меня и будут после меня. Я кругом виноват, и нет мне прощенья!
Монах хотел забрать свою фарфоровую подушку, но Акбар ухватился за нее.
 – Я вспомнил! Ты даосский монах Люй, выдуманный Шэнь-Цзы-Изи в эпоху императора Сюань-цзуна. Мне про тебя рассказывала наложница Ци. Старик, а что с нею будет? Впрочем, я и сам могу это узнать!
Положил голову на подушку и… увидел: светает.
Акбар вышел из шатра. Войско строилось, но было тихо. Все смотрели на запад. Там, в лучах восходящего солнца, блистал, как облако, как лучшее утро года, Понтиполис.
«Это сама мечта», – подумал о городе Акбар, и трепет охватил его.
Много времени спустя он догадался, что это был трепет предчувствия.
Понтиполис стоял на куполообразной горе. Самой горы не видно было. Она вся была застроена дворцами. Венчала город белая трехгранная стела, над которой пылал голубой негасимый священный огонь.
Акбар сразу увидел: город взять приступом невозможно.
С трех сторон его окружало море. Перешеек был узок. К городским воротам вели всего две колеи, глубоко врезавшиеся в камень. По обеим сторонам перешейка – пропасти.
Ворота представляли собой круглую семиярусную башню. За воротами дорога поднималась в гору, и хорошо было видно, что город со стороны степи защищен семью рядами стен.
– Здесь мое искусство бессильно, повелитель! – воскликнул Акбар и впервые за многие годы упал хану в ноги.
Хан поднял его, весело рассмеявшись.
– Отдыхай, Акбар! Твоим умом я победил бессчетное число неприступных крепостей. Но ведь у нас в запасе всегда была – сила. Так почему бы нам теперь не воспользоваться ею?

Хан пустил на приступ тысячу воинов, но крепость встретила их таким убийственным залпом камнеметательных орудий, что не менее четверти отряда было раздавлено и расшиблено.
Хан приказал подвести к башне самое мощное стенобитное орудие. Однако и оно вреда осажденным не причинило. Стены башни были сложены из тесаных каменных глыб.
– Я уморю их голодом! – в ярости хан затопал ногами, но сам же увидел, как с моря к городу идут под парусами корабли.
У хана кораблей не было, морских войн он никогда не вел. Тогда с поникшей головой явился повелитель к Акбару.
– Думай! – сказал он. – Половина добычи – тебе.
«Что они стоят, разоренные дотла полмира?» – спросил себя Разрушитель крепостей, впервые спросил.
Принялись за подкопы, но много ли накопаешь в скале?
Время шло. Для Понтиполиса – привычно, ибо город жил морем и осада не мешала течению жизни. Для хана и его орды – время обернулось бичующим кнутом. Когда войско двигалось к Понтиполису, никто в нем о долгой осаде не думал. Продовольствия не запасли, плодородную долину превратили в пустыню, лошадей потеряли.
Снова явился хан к Акбару.
– Думай! В Понтиполисе сама наша жизнь.
Ночи напролет сидел Акбар возле шатра, глядя на блистающий во мраке голубой негасимый огонь над незнающим печали Понтиполисом. Были видны струи высоких подсвеченных фонтанов, ветер приносил запахи жаркого, играла музыка. Хан, теряя от ярости рассудок, катался в своем шатре по полу. Его войско голодало.
Однажды под утро, когда хан едва забылся больным, с кошмарами, сном, к нему пришел Акбар.
– Я придумал, – сказал он.
Ночью лагерь покинули десять всадников и двадцать лошадей.

Акбар объявился в Понтиполисе, в знаменитом купеческом городе. Здесь жизнь не знала медленных месяцев. Зимой ли, летом в гавани толпились корабли, купцы привозили одни товары, увозили другие…
Никто и не заметил, что одной лавкой стало больше. Акбар торговал драгоценными благовониями и натираниями. Стоил его товар необычайно дорого, и спрос на него был невелик.
Однажды Акбар увидел госпожу Ци.
Она пришла за благовониями.
Акбар перепугался, но госпожа Ци поклонилась ему и  сказала:
– Я очень рада, что молва о вас лжива. Говорили, будто ученик мастера Чжана превратился в демона Разрушителя. Оказывается, это другой человек.
– Да, – сказал Акбар – я навсегда распрощался с топором и отвесом. Вот уже многие годы скитаюсь по городам и в этом нахожу утешение.
– О моей судьбе долго рассказывать, – в свою очередь поделилась госпожа Ци. – Но теперь я богата и свободна. Если у вас есть время, садитесь в мой паланкин, я покажу вам свой дом.
Акбар тотчас согласился. Быть к угрозе лицом к лицу безопасней, чем отвернуться от нее.
Дом госпожи Ци стоял в саду. По саду протекал ручей. Госпожа Ци приказала расстелить у ручья под сенью темно-зеленой сосны ковер и отправила слуг в город. Она сама налила гостю вина, и Акбар увидел на дне своей чаши лепестки хризантемы.
– Вам ли думать об осени? – воскликнул он страстно, потому что лгал, потому что помнил о своем страхе. Но тут с глаз его наконец спала пелена забот, и он увидел: Ци прекрасна.
Выпил горчащее вино и припал к Ци, готовый осушить и этот кубок. Красавица ответила любовью на любовь, и злая душа его увлажнилась, так по утрам пустыня увлажняется росой. И все же Акбар не забывал ни на мгновение, зачем он в Понтиполисе.
Редко спрашивая, но хорошо слушая, он узнал тайну голубого священного огня.
Понтиполис был городом Неба. Птица Небо, вольно летавшая по просторам вселенной, всякий раз звала с собой в полет любимую Землю. Но у Земли не было крыльев, а у Неба не хватало сил взять Землю с собой. Тогда птица Небо снесла яйцо, чтоб родилось еще одно Небо. Хозяин подземного царства, возмущенный легкомыслием птицы, превратил яйцо в камень. Птенец жив, его дыханье прорывается сквозь каменную толщу. Пока горит священный огонь, Небо знает: его птенец дышит. Жрецы Понтиполиса кормят птенца, а Небо в благодарность за то хранит город от бед.

Дни Акбар проводил в лавке, а вечерами гулял с Ци по городу. Жил он в ее дворце, наслаждаясь любовью и природой. Ци играла ему на цитре и пела:

На восток и на запад
Ты уже отправлялся не раз,
И мы снова – расстались –
С той поры миновал целый век.
Мы прощались с тобою,
И снег был похож на цветы,
Ты сегодня вернулся,
А цветы так похожи на снег.(2)

А между тем помощники Акбара делали свое дело.
К стеле со священным огнем вели с трех сторон ступени. На эти ступени граждане Понтиполиса ставили горшки с приношениями. Жрецы дожидались рождения месяца и наутро забирали то, что им жертвовали. Слуги Акбара ставили свои горшки, а те, что были принесены до них – подменяли.
Однажды Акбар сказал Ци:
– Завтра новолуние. Как бы мне хотелось вместе с тобою увидать сразу два неба и два месяца. Мой товар иссяк. Я хочу съездить за новым.
– Ах, милый мой! – просияла Ци. – Я счастлива, ты не в силах и на несколько дней разлучиться со мной.
Акбар знал: завтра го слуги подожгут замаскированные фитили на горшочках.
Еще и солнце не взошло, а Разрушитель крепостей отворил полог ханского шатра.
Вести его ждали нерадостные. Хан уже целую неделю не поднимался с постели, и лекари не знали, как ему помочь.
– Я излечу тебя! – засмеялся Акбар. – О, великий хан! Скорее из шатра. На восходе солнца я покажу тебе зрелище, о котором люди не забудут во веки веков.
Лицо у хана было белое, как снег, но он улыбнулся Акбару.
– Я верил в тебя. Нет для меня лучшего лекарства, чем взрыв до самого неба.
Хан приказал войску изготовиться и, поддерживаемый телохранителями, вышел из шатра.

Солнце взошло.
Вдруг пыхнуло светом, и стела Понтиполиса взмыла к небу.
Воцарилась тишина.
– Только-то! – обиделся хан.
Но тут ужасающий грохот расколол землю, и пламя, вылетевшее из недр, облизало небо.
На месте Понтиполиса бушевал огонь, с неба падали камни, клубы раскаленного пепла на глазах превращались в тучи.
Войско хана бросилось бежать. Это был побег безумных и обреченных.
Хан при виде столь невероятного уничтожения, крикнул что-то дикое и радостное и упал замертво.
Не понимая, что произошло, Акбар укрылся в своем шатре, чтоб хоть где-нибудь укрыться. Его встретила Ци.
– Так, значит, не молва ошиблась, ошиблась я, – сказала она и, выхватив кинжал, пыталась пронзить Акбара.
Слуга, отвечавший за жизнь Разрушителя крепостей головой, взмахнул мечом и отрубил Ци обе руки.
Прошло время.
Акбар, одетый как нищий, пришел к крепости, которую когда-то построил князю Хо. Крепость была пуста. Озера превратились в болота, ядовитые пары оказались столь смертоносны, что люди покинули непригодное для жизни место.
Акбар приплелся к загородному дворцу князя Хо. Дворец был разграблен и полуразрушен.
Измученный дорогой, застигнутый ночью, разрушитель крепостей решил переночевать здесь. Он нашел уголок, где сквозило не так сильно, и только собрался прилечь, как в Большой зале зажгли огни.
Удивленный Акбар прокрался к двери, чтобы в щелочку посмотреть на чудо. Его окликнули:
– Ученик мастера Чжана, что вы стоите за дверью? Заходите!
Акбар набрался решимости и переступил порог. В роскошно убранной зале восседала за пиршественным столом юная красавица.
– Разделите со мной трапезу. Мне скучно одной.
Он посмотрел на свои лохмотья, но красавица засмеялась.
– Эта беда поправимая!
Она ударила в ладоши, в залу явились служанки, переодели, умыли и причесали Акбара. Тогда он сел за стол.
– Меня зовут Ян Гуй-фэй, – сказала она. – Вы, наверное, наслышаны обо мне.
– Конечно, повелительница! – воскликнул Акбар. – Вы были любимейшей фавориткой императора Сюань-цзуна, при котором так хорошо жилось людям искусства.
– Далеко не всем, – вздохнула Ян Гуй-фэй. – Великий поэт Ли Бо пришелся императору по сердцу, а столь же превосходный Ду Фу – пропадал от бедности. Впрочем, император был не виноват. Это все интриги всемогущего Ли Линь-фу.
– Простите меня, повелительница! – сказал Акбар простосердечно. – Я мало смыслю в поэзии, хотя слыхал имена Ли Бо и Ду Фу.
– Чем же вас развеселить? – спросила императорская фаворитка. – Разве что количеством жен моего Сюань-цзуна? Вы знаете, у него было три первых жены, девять вторых, двадцать семь третьих и восемьдесят одна четвертая.
– Но любил он одну вас!
– Да! – Ян Гуй-фэй зарделась. Акбар, сам того не понимая, сделал ей лучший подарок. – Впрочем, оставим меня, расскажите о себе.
– Что же я могу рассказать? Меня прозвали Разрушителем крепостей. И этим все сказано.
– Я знаю, вы погубили Понтиполис, но с той поры прошло так много времени.
– Увы! – Акбар поник головой. – Я пытался трудом вымолить у провидения милость. Я уехал за тридевять земель, и обо мне никто не слышал. Я назвался зодчим, и меня наняли строить город. Поверьте, этот город был совершеннее Понтиполиса, но когда положили в стену последний камень, город на глазах у всех провалился в трясину… Неудачи преследовали меня. Я строил дома, но они разрушались сами по себе или сгорали от молний. В отчаяньи я нанялся простым плотником. И что же?! Первый удар моего топора пришелся по руке мастера. Топор отскочил от дерева, словно я ударил по железу. В тот день я утопил в реке ответ и топор и пустился по земле без цели и надежды.
– Грустная история, – согласилась Ян Гуй-фэй. – И главное, вы ни в чем не повинны, виновен ли меч в том, что убивает? И ведь не вы отрубили руки прекрасной Ци! Хотите, я позову ее? Она будет нам прислуживать?
– Без рук? – ужаснулся Акбар.
Фаворитка весело засмеялась. Тотчас в залу вошла госпожа Ци, прекрасная, как прежде, и без своего страшного изъяна. Ци взяла любимую цитру и, пощипывая струны, запела:

Гусь одинокий, мучимый жаждой великой,
Летит и роняет стаю зовущие крики…(3)

– Ах, как грустно! Как грустно! – воскликнула Ян Гуй-фэй. – Впрочем, мне пора.
Она взяла из драгоценной шкатулки тонкий шелковый шнурок, обмотала им шею и на глазах Акбара лишила себя жизни. Тотчас госпожа Ци уронила свой инструмент, и руки ее остались на цитре, а сама она поднялась и пошла к Акбару, намереваясь обнять его.
Он закричал, ударился грудью о кувшин с вином и виде дикого гуся и – проснулся.
Зеленая долина, река, солнце, крепость вдали.
«Какое ужасное сновидение», – подумал Акбар и вдруг увидел над своей грудью тупой конец копья. Поднял глаза – всадник.
– Иди! – приказал всадник.
Акбар встал и пошел, подавленный сном и явью. Он все пытался посмотреть назад, есть ли монах и его подушка? Но всадник сердито кричал и толкал в спину тупым концом копья.


(1) Лу Бань – покровитель плотников и строителей, изобретатель пилы, рубанка, осадных лестниц, строитель многих знаменитых архитектурных сооружений Древнего Китая
(2) Стихи Фань
(3) Стихи Ли Бо