Анастасия и Благомир. ч. 1

Из солнечного Сочи народный ансамбль русской песни «Жар-птица» добирался в Ростов поздним вечером. Остался за окнами пассажирского поезда фестиваль, отшумели весенние аккорды мимоз и азалий, отзвучал под окнами гостиницы бесконечный прибой моря.

В одном из купе поезда после недолгого вживания в новые условия собрался весь коллектив. Припасенных вина и водки было достаточно, чтобы напоить и более многочисленную компанию, и тамада разливал спиртное по полной. Тост следовал за тостом, и души участников недавнего события раскрывались, отдаваясь волне общего настроения.

Анастасия, во многом, случайный гость в этой компании, в очередной раз удивлялась, сопоставляя, сравнивая, недоумевая: «А Благомир-то, оказывается, совершенно нетерпим к критике. И, что еще страшнее, собственные ошибки и недоработки валит на чужую голову. Неужели он так изменился? Или я его раньше вовсе не знала?»

Понемногу пьянея, Анастасия купалась в раздольной песне, накатившей на нее два дня назад очень ярко и ново. Она-то и высветила в неприглядным светом все острые углы в ансамбле.

Неуверенное исполнение конкурсной песни под фонограмму во время конкурсной программы оказалось причиной нешуточной истерики худрука и последовавших затем жёстких разборок в гостиничном номере. Благомир, взвинчивая себя относительным провалом на конкурсе,  резко выражал свое недовольство, хотя в том, что ансамбль оказался неготовым петь под фонограмму, виноват был только он сам.

В поезде красивые голоса артисток звучали сплоченно и ладно. Песня вела за собой, усмиряла бушевавшие чувства. Когда она стихла, Благомир обратился к Анастасии с вопросом:

- Ну как?

- Мне эта песня сразу понравилась больше, чем та, которую вы спели на гала-концерте. Почему вы не стали её исполнять? Можно ведь было спеть её вживую, если с фанерой не получилось на конкурсе. Даже нужно было, чтобы как-то оправдаться и перед жюри, и перед собой.

- Да вот так решили…

- И напрасно. Эта песня новая, не на слуху, в отличие от «Несе Галю воду…»

В купе заспорили. Запевала вступилась за свою песню. И Анастасия снова выключилась из общего настроения, пережевывая давно отошедшее, но до сих пор мучившее ее неразрешенными вопросами, сомнениями и сожалением.

…Пять лет назад Благомир ворвался в ее комнату после очередного концерта и остался, как ей казалось тогда, навсегда. Сколько нежности, тепла, понимания источал этот человек, держа её в своих объятиях! Сколько надежд на общее будущее, на прекрасное далёко, которое вот оно, здесь, рядом – вызвал в ее душе этот музыкант! Она отдавалась ему без страха и лицемерия, впитывая его нежность как самое драгоценное, что было, есть или будет когда-либо в жизни.

Их внезапно начавшаяся прелюдия любви окончилась так же быстро, как и началась. Спустя всего несколько встреч, на предновогоднем концерте, в котором она была сценаристкой и ведущей, она услышала в свой адрес грубое: «Да пошла ты…»

И сердце оборвалось. И время остановилось.

Да, она действительно оказалась в лаже, из которой не нашлось выхода. Он, злой и непримиримый, ушел со своей «Жар-птицей» пить очередную порцию предновогоднего допинга, а она, едва сдерживая слезы, пыталась вести концертную программу, которая превращала всё окружающее в сплошной ужас.

О том, какого уровня была эта ссора, никто не догадывался. Благомир и Анастасия не распространялись о своих отношениях в коллективе, прятали свою нежность друг к другу от сторонних глаз.

Что досталось ей с большим трудом – вживание в собственную лажу или грубость Благомира? Кто ей ответит? Она долго ждала его звонка, думала: обязательно должен позвонить, поздравить с Новым годом, объясниться. А не позвонит, значит, не считает нужным встречаться. Значит, ошибка. Значит, действительно, это просто его игра, обычное увлечение, очередной опыт, не более того.
 
Он позвонил только спустя три недели, когда ее боль притупилась и злость перешла в другое качество, разговаривал как ни в чем ни бывало, вместе с директором ансамбля стал приглашать к участию в новом концерте. Анастасия, задыхаясь от рвавшихся из души слез, подчеркнуто-спокойно отказалась от участия в новых мероприятиях.

И вот, спустя эти годы, судьба свела их в одном поезде, в одном купе, в ситуации, когда на сцене в лаже оказался сам Благомир.

«Надо же, как будто маятник судьбы опрокинулся назад, и этот обвал был устроен специально для меня», - думала Анастасия, ничего не выражающим взглядом всматриваясь в знакомые лица.

Проводник предложила чаю, и мужчины стали подносить артисткам стаканы с кипятком.

- Пустите меня к моей женушке, - сказал Благомир, принеся последнюю сцепку стаканов, и стал пробираться к артистке ансамбля, сидевшей у окна ночного поезда.

- Наконец-то, догадался, - вырвалось у Анастасии.

Оказавшись в этой компании, она все время недоумевала, как Благомир  может обижать своим невниманием женщину, которая стала его женой всего полгода назад, которая вынашивала его ребенка и которая бок о бок с ним тянула ансамбль к его высотам. Но все два часа, которое длилось это купейное застолье, он сидел рядом с Анастасией, подливал ей вино и ничуть не реагировал на все время молчавшую жену.

- Да ты всегда стояла между нами, - услышала Анастасия и замерла. Хмельной Благомир выдал вслух то, что они вдвоем – каждый сам по себе – тщательно скрывали от других – их несостоявшийся роман, их невыраженную любовь, их былое глубинное влечение друг к другу.

«Помнит до сих пор… Надо же… - думалось Анастасие. – Хотя… Я ведь с самого начала знала, что он меня никогда не забудет… Но ведь эта девочка – и красива, и умна, и молода, и талантлива. Почему он так ее обижает? Сколько она вытерпит?»

Перед взором Анастасии вновь всплыли сюжеты недавних фестивальных дней.

…Гостиничная терраса у самого моря. Нарождающийся цвет новой весны. Оживление участников фестиваля перед экскурсией. В руках Благомира кинокамера.

- Не снимай меня, - просит его супруга, а Благомир на её просьбу не реагирует, будто не слышит.

- Она попросила не снимать ее, - заступилась за неё одна из женщин.

Благомир продолжает съемку.

- Он всё всегда мне назло делает, - произносит жена.

Неловкая пауза зависла в воздухе на новые годы вперед...

«Неужели это то самое: «Милые бранятся – только тешатся»? – думала Анастасия.

И сейчас, под мерный стук колёс, осмысливая всё увиденное и сказанное, наблюдая за продолжающейся цепью размолвок и непонимания между молодоженами, она в тысячный раз задавала себе один и тот же вопрос: «Что было бы, если бы…»

Пять лет назад Анастасия, безусловно, его простила. Она ждала и надеялась, что он окажется более мудрым и найдет в себе силы для объяснения. Сама бежать к нему она не могла: она была его много старше, а его сногсшибательный девиз: «Нельзя встречаться с женщиной, с которой работаешь» - не оставлял никакой возможности переступить через самое себя и по-бабьи напроситься на встречу.

Это и погубило их отношения. Она была непоколебима, решив, что шаг навстречу в этой ситуации должен сделать мужчина. Его попытки были робкими, и она не знала, как вести себя, реагировала внешне спокойно. Сейчас она поступила бы совсем-совсем иначе. И тогда одной-двумя фразами она вызвала бы его на объяснение и сейчас сидела бы в этом купе не как гостья ансамбля, а как полноправная его участница. Как минимум.

…Анастасия закрыла глаза, сдержав готовую сорваться с губ фразу: «Ты хочешь сказать, что до сих пор помнишь меня?» и передвинулась на то место, где только что сидел Благомир, освобождая место для молодожёна рядом с супругой.

Ростовский поезд разрезал темноту ночи, размеренно покачивая своих пассажиров и с каждой секундой приближая их к родному городу.

Она снова углубилась в свои размышления: «Что было бы, если бы…» Эта фраза мучила ее, все годы она искала оправдание и своему, и его молчанию. Сколько было мгновений, когда одно слово, один жест могли переломить ситуацию! И только теперь она понимала, что тогда она ждала от него поступка: ушёл от неё мальчишка – должен был прийти или не прийти мужчина.

Год спустя в ансамбле появилась эта девушка. Боль леденила душу Анастасии, она сжималась и не понимала – как можно было предать – не только её, но и самого себя. И в очередной раз мысленно переписывала историю своей любви заново.

 «Всё это печально. Но без этих дней фестиваля мое представление о нем было сплошной иллюзией. Как хорошо, что пелена с глаз спала. И всё-таки, всё-таки, всё-таки…»

«Ты хочешь сказать, что до сих пор помнишь свою нежность ко мне и поэтому так нещадно обижаешь её? А что будет, если я произнесу эту фразу вслух?» - мысленно продолжила она свой диалог с ним и в очередной раз промолчала.

Продолжение следует