Иранский цейтнот - часть 1

С каждым днем сомнений все меньше: западный мир приготовился взламывать последний восточный ларец с нефтяными сокровищами

 Журналисты «КП» приехали в одну из самых закрытых стран мира и попытались понять: выстоит ли Иран?
С нового года зловещие новости из региона посыпались в информационное пространство, как кассетные бомбы. Не выбирая целей, накрывая целые площади: «Иран готовится перекрыть вход в Персидский залив», «западные спецслужбы убили иранского ученого-атомщика», «мировое сообщество расширяет перечень санкций», «по договору от 1921 года Россия может оказать Ирану военную помощь», «американский авианосец прошел в Персидский залив»... Этот информационный шум мог иметь ровно два смысла: либо это «операция прикрытия», в ходе которой будет окончательно ликвидирован ближайший иранский союзник - Сирия, либо подготовка к непосредственному «экспорту демократии». Как и в случае с Ливией, все новости из Ирана попадали в Россию через западные информационные агентства, и верить им можно было лишь в самых крайних случаях. Медийная и виртуальная закрытость Ирана, спасшая страну от «оранжевой» революции 2010 года, теперь обратилась во зло. Быстро выяснилось, что официальное разрешение на работу журналистов в Иране рассматривается около шести недель. А вариант с «туризмом» со стопроцентной гарантией закончится депортацией. Как рассказывали знающие люди, имевшие отношение к нашей внешней разведке:

- Ты ночью, лежа в кровати, из-под одеяла высовываешь объектив, а к тебе уже спешат - проверить документы. И дело не в том, что в Иране такой ужасный режим. Нет. Страна живет в противостоянии с «белой», западной цивилизацией почти три десятка лет. Реакция на иностранцев ожидаемая. И, кстати, если быть честными до конца - совсем не иранцы в этом виноваты. Вообще там, в Иране, многое наоборот и совсем не так, как кажется из России.

Действительно, первый разрыв шаблона случился во время доверительного разговора с иранским послом в РФ. Я не стал кривить душой и честно рассказал господину Саджади, как Ливия проиграла информационную войну:

- Понимаете, господин посол, наша газета искренне поддерживала независимость Ливии, сочувствовала ей. Статьи из «КП» даже перепечатывали по распоряжению Сейфа Каддафи в ливийских газетах. А вот визы нам так и не дали. Несколько месяцев нам говорили в посольстве: «звоните завтра». Зато ливийские визы без проблем раздавали всяким цэрэушникам под прикрытием СМИ и откровенным врагам. А мы были вынуждены работать со стороны повстанцев. Странно, правда? Думаю, это было настоящее предательство ливийского дипкорпуса!

Иранский посол ответил на мое провокационное выступление своеобразно - ровно через неделю журналисты «КП» стояли на пандусе тегеранского аэропорта и жмурились от низкого зимнего солнца.

 Можно ли любить доллар и ненавидеть США?

Для своих размеров международный аэропорт был пустоват: четыре рейсовых «Боинга» потерялись на огромном поле. Хотя местный аэро­порт, расположенный чуть ли не в центре Тегерана, принимает и выпускает самолеты каждые десять минут - расстояния между ключевыми городами Ирана измеряются многими сотнями километров. Билеты по нашим меркам дешевые. Слетать на другой край страны, в Ормуз, где в Персидском заливе болтается американский флот, стоит всего 400 долларов. Втроем. Туда и обратно! Мы вздрогнули, услышав цену на билеты в долларах. Оказывается, несмотря на декларируемый и реальный антиамериканизм, доллар в Иране оказался универсальной и стабильной расчетной единицей. Местную валюту - риал в последние месяцы страшно лихорадит. Власти пытаются удержать инфляцию любой ценой. Поэтому, как и в позднем Союзе, есть два курса валюты - официальный и черный. Это «свисток», через который стравливают пар и связывают лишнюю денежную массу. И, как и в короткое безвременье перед падением СССР, власть скрипит зубами, но никого за доллары не наказывает. И черная валютная биржа на главном рынке Ирана работает совершенно спокойно - толпы менял в открытую скупают валюту, а городской сквозняк шелестит миллиардными пачками риалов. Денег столько, что менялам их не спрятать на теле, да и нет в этом нужды... А доллары нужны всем. Существует ряд ограничений на вывоз заработанных денег за рубеж. Иностранные и местные бизнесмены, ведущие дела в Иране, могут вывозить прибыль только товарами. Например, запорной арматурой или иранской томатной пастой. Которая, конечно, лучшая в мире (без иронии), но что с ней делать в Китае, например? Банков в одном только Тегеране больше, чем в Швейцарии, и это не метафора. Но банковская система в Иране замкнута сама на себя. Хотя нам подсказали несколько банкоматов, стоящих в дорогих отелях, через которые можно перевести деньги на зарубежный счет, если он есть. У кого счетов нет - вывозят наличку. В последний год богатые иранцы начали скупать недвижимость за рубежом - в неспокойном Ираке, в самых фешенебельных кварталах, где жили чиновники Саддама. В дефолтной Греции, в турецкой части Кипра. И для Ирана, пожалуй, это самый страшный знак беды. Наравне с неразделенной любовью к долларам.

- Но риал, мистер. Но! Доллар! - Не по-восточному вежливые и спокойные таксисты пытаются добиться от иноземцев своего.

Достаем спрятанные в чистые носки мелкие купюры - и сразу приветливо хлопают дверцы машин. На выезде из аэропорта - КПП. Охранник, спасаясь от слепящего солнца, заклеил стекло в своей будке куском газеты. Нарочито серая фотография в половину цветной полосы - две женщины и двое мужчин на фоне тюремных решеток. Руки у них связаны, а в заголовке с арабской вязью - знакомый логотип Фейсбука. За день до нашего прилета в Тегеране задержали четырех организаторов виртуального конкурса красоты, в котором приняли участие 25 тысяч иранцев. По мнению местных политиков, это «принесенная с Запада коррупция и бесстыдство, недопустимые в исламской республике».

В десятке километров от аэропорта на обочине дороги - причудливо сложенный стальной перст, воткнутый в небо. Это рука лидера исламской революции аятоллы Хомейни. В необычном памятнике много смыслов, один из них раскрыт в старой персидской пословице: «дурак смотрит на палец, умный - в небо, на Бога». Фотограф хватается за камеру, но водитель в ужасе выпускает руль и кричит: «Ноу!»

Сразу же за перстом аятоллы, на песчаном бархане - позиции наших, российских зэушек, прикрывающих небо над аэропортом. Зенитки придают этой композиции неожиданную смысловую законченность - добавить нечего, и понять можно по-разному.

 Шкура Грибоедова

Нам не советовали селиться в государственных отелях, даже если на них написано «5 звезд». Знакомая ситуация: государство не так заинтересовано в прибыли, как частник. Поэтому за счет «советского» сервиса в таких отелях срабатывает «понижающий коэффициент комфорта». В нашем идеальном и частном трехзвездочном оте­ле был Wi-Fi, который на поверку оказался сущим издевательством над привычной нам виртуальной свободой слова. При каждом заходе в Интернет вас выбрасывало на страницу со специально отобранными «благочестивыми и душеспасительными» сайтами. Впрочем, такие фильтры обходятся с помощью программ-анонимайзеров, но нам некогда было возиться с Интернетом. Нужно было легализоваться в министерстве культуры «Эршад», получить аккредитацию и специального политически зрелого человека, которого мы будем кормить и ему же платить, а он - за нами приглядывать. А пока нам запрещалось вести съемку, разговаривать с людьми на улице и брать интервью у чиновников и политиков. И вообще нам порекомендовали не выходить из гостиницы... В день нашего прилета в Тегеране были отравлены четыре высокопоставленных офицера из «Стражей исламской революции» - военно-духовного ордена, на который опирается иранская власть. Даже несведущему человеку было понятно, что в Иране в интересах иных стран действует серьезная диверсионная сеть. И, по-видимому, началась активная фаза работы перед вторжением... В общем, мы были готовы терпеть неудобства.

На вторые сутки мы вдруг узнали, что никто так и не брался за наши аккредитации. На третьи сутки один из корреспондентов «КП» в полной мере ощутил себя Грибоедовым, который добивается приема у персидского шаха. Кровавый призрак русского дипломата стал осязаемым. Автора «Горя от ума» в свое время всласть погоняли по разным приемным, потом спровоцировали на серию безобразных выходок и с облегчением растерзали, свернув российско-персидские отношения «в связи с трагической смертью посла». Добиваясь своего, мы сделали три десятка звонков в московское посольство Ирана и зафиксировали местный физический феномен - локальное искривление времени и пространства. Например, из московского посольства Ирана факс в «Эршад» уходил ранним утром, а в Тегеран он прибывал только вечером. Иногда в министерство по каким-то своим делам забегал тегеранский экспат Леша и на чистом русском языке кричал нам:

- Мужики! Это Восток! Медитируйте!

До конца командировки оставались считанные дни, на носу были праздники в честь 33-летия победы исламской революции. Возможно, на этом и строился расчет. Но мы оказались упорнее. Я, например, девять часов просидел не вставая в офисе министерства, сверля глазами деловых барышень в хиджабах, играющихся с коммуникаторами. Барышни ерзали и кутали лица. Фотограф «КП» просто ходил вслед за главным визирем, наступая ему на пятки. Ходил даже в молельную комнату и тянул бесконечное, как нищий под окнами на заре:

- Ну сделайте нам аккредитации. Вы нам не помогаете, а обещали! У нас командировка кончается...

Собственно, именно в министерстве были видны как на ладони иранские внутренние противоречия между государственной властью и духовной. Намаз совершали лишь начальники и люди в годах. Молодежь несколько демонстративно оставалась за компьютерами.

За три минуты до закрытия учреждения на трехдневные выходные визирь шулерским жестом выбросил перед нами три визитки:

- Это информационные агентства, с которыми вы будете работать. Если откажетесь, я аккредитации не выдам.

В качестве прощальной мести визирь поручил заполнить наши пресс-карты девушке со сломанной рукой...

Анализ дружелюбия

В России принято считать, что мы с Ираном - великие друзья с общей судьбой. Действительно, когда-то русская диаспора в Персии не уступала по численности парижской или харбинской. А сейчас? Проверить нашу нынешнюю дружбу проще простого. Методика проста: если есть в стране русская, русскоязычная, православная диаспора, значит, «нашим» в Иране комфортно во всех отношениях. А иранцам комфортно с нами. При этом межгосударственные соглашения, договора и контракты почти ничего не значат. Еще Бисмарк заметил, что большинство таких документов не стоят бумаги, на которой они написаны. Дружба и взаимная приязнь крепче бумаги.

Православный храм в Тегеране оказался в «золотом треугольнике» города - через дорогу от бывшего американского посольства. Древняя православная община существует здесь с 1597 года и до сих пор живет по законам Российской империи! Венчание в Свято-Николаевском соборе иранские власти признают законным вступлением в брак. Как и регистрацию смерти или крещение.

Отец Корнилий распахнул перед нами дверь своей квартиры, усадил в старинные кресла перед почтенным мраморным столиком, принес чай... «Не тот век. Где мы? - на секунду мелькнуло в голове. - Конец девятнадцатого?» Безжалостно добивая мое искаженное сознание, батюшка подает мне книгу в кожаном переплете. «Русская Персия», издана в 1909 году, на форзаце штамп - «Библиотека Русской общины 1920».

- Полистайте, интересный путеводитель. Меня поразило описание провалившейся революции 1906 года. Казачий корпус тогда спас шаха. И еще любопытны в той революции лозунги и роль англичан.

- Они, как всегда, «на стороне восставшего народа»?

- Верно. И цели у революции были интересные - против шаха и против русских. Одним махом двух зайцев. И в 2010 году та же самая линия прослеживалась - неприятие светской власти и антирусский мотив. Был запущен слух, его любила повторять молодежь, бегавшая по Тегерану: «русские продали властям секретные технологии для подтасовки выборов». Ничего не напоминает из последних событий в России?

- Большая в Иране община? Много наших?

- Библиотека есть, а общины уже нет. Есть прихожане у храма... Но в прошлое воскресенье я, например, служил один. Люди стали разъезжаться из Персии после исламской революции. В 1979 году достаточно либеральный режим пал, и многим здесь стало неуютно.

Отец Корнилий рассказывает нам, что миссионерство в Иране невозможно - смена веры карается смертью. Христианка, вышедшая замуж за перса, считается мусульманкой. Хотя иранские женщины иногда забегают к Хазрате-Мариам, Пресвятой Деве Марии...

- Мы для иранцев, конечно, союзники. Союзники с богатой историей, - говорит отец Корнилий и показывает нам казачью златоустовскую шашку конца XIX века. Этот материальный след русского влияния он купил на местной барахолке.

- С другой стороны, несмотря на врожденную вежливость иранцев, отношение к иностранцам особое. Дружелюбное, но свысока. Даже если этот иностранец проживает в Иране всю жизнь. Мельчайший конфликт, противоречие, столкновение интересов - и он тут же говорит вам: «Это моя страна! Ты здесь чужой!» И оспорить это невозможно.

Отец Корнилий начинает собираться - вечером ему надо быть в Бушере. Батюшка шутит, что не бывает пустым святое место - исчезла православная община в Тегеране, появился храм в Бушере, в городке русских атомщиков при станции. А потом его ждет еще один православный приход - в Дубае. В руках у миссионера XXI века целая простынка электронных авиабилетов. Каждые два дня - перелет от прихода к приходу. Век стирает расстояния, но живое пастырское слово не заменит никакой Интернет. И пока жива Россия, никуда она не исчезнет и не уйдет из тех мест, где побывала хотя бы единожды.

- Вы не переживайте, - сказал нам на прощание отец Корнилий, - великие нации не имеют диаспор. Великие нации просто есть.