Дорога

Нас было трое: я, мой друг и его тень. Мы уже третий день шли по этой проклятой дороге, и нам не встретилось ни одного человека. А между тем я хотел есть. Шутка ли не есть 3 дня! Я, конечно, ем ту еду, что едят люди, но хотя бы раз в сутки мне и кровь нужно пить. Нелегко быть вампиром! А мой друг и понятия не имеет, кто я такой, а то бы он не согласился быть моим другом. За мою трехвековую жизнь у меня было немало друзей, но все они, как только узнавали обо мне всю правду, старались избегать меня, а некоторые и вовсе сразу же удирали, наплевав на нашу дружбу. А в конце XIX века один мой друг, Пий, кажется, его звали,  узнав мою тайну, напустил на меня инквизицию; чудом я уцелел. С тех пор я усвоил, что людям доверять нельзя, и теперь хожу по свету в поисках себе подобных. Вот и сейчас я иду с Фрэнком уже не первый месяц в поисках своих. Он обычный бродяга, промышляющий воровством. Он не может долго осесть на одном месте – вор он непрофессиональный, и уже не раз его чуть было не поймали. Сегодня мы не сделали еще ни одного привала, Фрэнк во что бы то ни стало хотел добраться до ближайшего населенного пункта. А солнце палило нещадно, мне приходилось постоянно щуриться, я не мог смотреть вперед и смотрел в землю; от недостатка крови я с каждым часом становился все слабее, руки начали дрожать. И к тому же я должен был постоянно отвлекать Фрэнка, чтобы он реже смотрел на землю и случайно не заметил отсутствия моей  тени. В какой-то момент у меня появилось непреодолимое желание укусить Фрэнка и напиться его кровью, но я сдержался и лишь немного отошел от него. Солнце палило вовсю. Уже давно перевалило за полдень, но жар никак не хотел спадать. Фрэнк давно уже снял свою рубашку и шел голым по пояс, удивляясь, почему я не хочу последовать его примеру и облегчить себе путь, сняв накидку. Я злился на Фрэнка. Не сними он рубашку, мне, возможно, меньше бы хотелось его укусить.
Примерно через полчаса я почувствовал дурноту, я уже отставал от Фрэнка, и ему приходилось все чаще и чаще ждать меня. Я мечтал только о еде и тени, не мог собраться с мыслями и временами не понимал, что мне втолковывает Фрэнк, отвечая на его вопросы вяло и невпопад. Он заметил эту перемену во мне и, кажется, уже собирался заорать на меня, как вдруг увидел вдалеке какое-то здание. Он тотчас же схватил бинокль, посмотрел в негу несколько секунд и радостно воскликнул:
– Дик, дружище, мы это сделали! Всего в паре километров от нас деревенька! Нам не помешает отличный отдых и пара кружек пива!
Я тоже обрадовался, наверно еще больше чем Фрэнк, ведь это значило, что я не сдохну здесь, посредине этой адской дороги, но от слабости не смог показать никаких признаков радости, кроме легкой вымученной улыбки.
Немного погодя я явственно увидел деревеньку, увидел баб, набирающих воду из колодца, и сердце мое защемило от радости. Но тут я опять почувствовал запах крови Фрэнка, и голод почувствовался еще сильней. Я вспомнил, сколько раз меня предавали друзья, как я скрывался от инквизиции. Какого черта я должен подыхать от голода, в то время как еда в двух шагах от меня?
Фрэнк шел и насвистывал веселую мелодию, на душе было легко, он уже представлял, как будет кувыркаться с какой-нибудь дворовой девчонкой сегодня ночью, как вдруг услышал слабый голос Дика:
– Фрэнк, помоги, мне дурно…
Дик упал. Фрэнк подбежал к нему:
– Что случилось, дружище? Неужели это проклятое солнце так действует на тебя? Вставай, ради Бога, через пять минут мы уже будем в деревне!
Дик сделал жест, чтобы Фрэнк нагнулся к нему.
– Что ты мне хочешь сказать? Поднимайся лучше, давай я тебя помогу!
Фрэнк наклонился к Дику, и тут же острые клыки впились ему в шею. Он захрипел, попытался вырваться, но Дик не открывал рот, а только все глубже и глубже кусал его шею. Через минуту все стихло.