О законотворчестве

Давным-давно, на Руси главный (т. е. киевский) престол наследовался князьями-Рюриковичами по старшинству. Впрочем, это же правило применялось и к наследованию уделов. Правило было простым и как будто естественным: наследником являлся старший по происхождению и по возрасту. Старшинство по происхождению определялось так: отец, дед, прадед и т. д. старше соответственно сына, внука, правнука и т.д. Иначе говоря, родитель старше своих детей, детей своих детей и т. д. Старшинство по возрасту определялось естественным образом: кто раньше по времени родился, тот и старше. Братья, очевидно, были равны по происхождению, но не равны по возрасту (даже близнецы рождаются друг за другом, а не одновременно). Впрочем, появление близнецов-первенцев у царствующей особы обычно вызывало изрядное беспокойство, поскольку возникал повод оспорить первенство рождения, а это было чревато гражданской войной. Если верить Александру Дюма-старшему, французская королева Анна Австрийская родила двойню. Один из мальчиков стал впоследствии королем Людовиком XIV, а второй провел жизнь в тюрьме под железной маской. И все это ради того, чтобы не дать повод к открытой войне между противоборствующими политическими партиями, каждая из которых отстаивала бы своего короля. Разумеется, партии воевали бы за свои корпоративные интересы, а не за истинного короля и торжество закона. Король в данном случае использовался бы как знамя, объединяющее бойцов. Ради гарантии гражданского мира закон престолонаследования должен был быть сформулирован достаточно точно.

Зачем правило престолонаследования в древней Руси формулировалось с учетом двух порядков старшинства? Ответ, как будто, очевиден. Предположим у князя несколько сыновей. Все они равны с точки зрения старшинства по происхождению, поскольку являются братьями. Наследником может быть только один из них. Поэтому для исключения возможных коллизий добавляется еще одно условие: наследником признается старший из братьев по возрасту.
 
Именно так и думали наши предки, формулируя закон престолонаследования. Впрочем, если верить Н. Карамзину, древние русичи переняли этот закон у варягов-викингов вместе с их вождями, приглашенными на княжение. Но достаточно ли учета двух порядков старшинства, чтобы избежать неопределенности?

Допустим, у князя два сына, а у старшего из них есть свой сын. Таким образом, в княжеском семействе есть дядя и племянник. Если князь умирает, то ему наследует старший из сыновей, поскольку он остается старшим и по происхождению, и по возрасту. Но что произойдет, если умрет и вступивший в наследство старший сын князя, — кому следует передать престол?

А кто из оставшихся в живых старше по происхождению? Ясно — младший сын самого первого князя. Следовательно, он и должен занять престол. Но старший по происхождению может оказаться младшим по возрасту. Второй сын мог родиться у старого князя значительно позже того, как его первый сын обзавелся собственными детьми. Таким образом, вполне возможно, чтобы племянник оказался старше своего дяди. Если и сейчас так бывает, то в старину, когда дети рождались чуть ли не до глубокой старости своих отцов, — такое и подавно могло быть. А может быть так: дядя — старший по происхождению и лишь потом — младший по возрасту. Поэтому право на престол за ним. Но с какой стати  сначала следует учитывать старшинство по происхождению и только затем — по возрасту?

Насколько я помню, правило наследования формулировалось так: наследником является старший по происхождению и по возрасту. Здесь сначала упоминается происхождение, а затем — возраст.

Сложные условия, состоящие из двух и более простых, нельзя произнести или записать иначе, как последовательно друг за другом. В данном случае ничто, кроме порядка упоминания в одной фразе, не указывает на то, что одно условие должно быть главным, а второе дополнительным, принимаемым в расчет при прочих равных обстоятельствах. Наконец, истинность или ложность предложения, состоящего из двух других, соединенных союзом "и", определяется только истинностью или ложностью последних и не зависит от их порядка в составном предложении. Так что в данном случае никто из претендентов не обладает свойствами, удовлетворяющими закону о престолонаследовании. Следовательно, ситуация тупиковая или, на языке шахмат, патовая.
 
Примерно так и оспаривали дядья с племянниками свои права на престол, что по обыкновению заканчивалось войнами. Если закон бессилен, побеждает сила.


А вот еще одна, подобная предыдущей, ситуация. Речь пойдет о причинах столетней войны. Возможно, коллизий можно было бы избежать, если бы закон о престолонаследовании формулировался примерно так: наследником престола является старший по перворождению в старшей линии рода, а переход престола к другой линии происходит только в случае, когда старшая линия рода прервалась (последний ее представитель умер, не оставив детей). Европейские страны пошли по этому пути, но и им не удалось избежать конфликтов при дележе наследства. Поводом для начала Столетней войны (1337—1453 гг.) послужили притязания английского короля Эдуарда III на французскую корону после смерти французского короля Карла IV.

После смерти Филиппа IV Красивого, знаменитого разгромом могущественного ордена Тамплиеров, французский трон достался его старшему сыну, который спустя некоторое время умер, не оставив сыновей. Тогда корона перешла ко второму, среднему сыну Филиппа, но тот умер, также не имея детей мужского пола, а потому королем стал младший из трех братьев — Карл IV.

Дочь Филиппа IV Изабелла, сестра Карла IV, вышла замуж за английского короля Эдуарда II и от этого брака у них родился сын — будущий король Англии Эдуард III. Таким образом, Эдуард III приходился внуком Филиппу  IV.

Но вот Карл IV умирает, не оставив сыновей, как и все его братья. Его род по мужской линии пресекается. В данной ситуации по обычаям того времени судьбу французской короны должны были решить Генеральные штаты (парламент). Рассматривались два претендента: двоюродный брат Филипп Валуа и племянник Эдуард III Английский, имевший во Франции огромные ленные владения. Это были владения не Англии как государства, а ее короля как частного лица (феодала). При этом само владение основывалось на феодальном отношении вассал-сеньор (хозяйствующих субъектов). Так что английский король как владелец половины земель Франции являлся вассалом французского короля, но при этом сама Англия и юридически, и политически не зависела от Франции. Если бы Эдуард III добился французской короны, то его вассальная зависимость исчезла бы, он стал бы сеньором сам себе, а на карте Европы появилось бы новое государство, объединяющее Англию и Францию. Понятно, что Эдуард III решил достичь этой цели во что бы то ни стало.

Французская партия не хотела этого допустить. Однако ей требовалось юридическое обоснование отказа Эдуарду в его слишком далеко идущих притязаниях. Следует заметить, что в то время использовалось так называемое обыкновенное право, т. е. право, основанное на обычаях предков. Для обоснования чего-либо достаточно было сослаться на тот или иной старинный обычай или найти исторический прецедент, который был в свое время признан соответствующим обычаем. Авторитетным сводом обычаев тогда была так называемая салическая, или франконская правда. Так вот, французы нашли в этой правде обычай передавать корону по наследству только отпрыскам мужского пола. Поскольку линия Эдуарда III являлась женской, идущей от Филиппа IV через его дочь Изабеллу, французы сочли притязания Эдуарда на французский престол беспочвенными. Англичане оспорили заявление французов, ссылаясь на другие прецеденты.

Юридическая база спора была нечеткой, договориться не удалось и началась длительная и кровопролитная война, в горниле которой, как у французов, так и у англичан, впервые выкристаллизовалось национальное самосознание. Война началась как дело сеньоров-феодалов, а закончилась как дело наций. Английская корона потеряла почти все свои владения во Франции. Шанс объединения французов и англичан в единой европейской супердержаве был упущен.

Да, неясность в законах всегда оставляет лазейки для их нарушения, а также таит в себе потенциальные конфликты.  Не кажется ли вам, что закон следовало бы предварительно исследовать как математическую задачу? В данном случае закон выражался в некотором правиле переходов между вершинами древовидного графа (генеалогического дерева). Как и большинство других законов, он должен был работать, когда все идет хорошо, естественным порядком. Однако законы, как и математические задачи, особенно всякого рода алгоритмы, очень важно исследовать в так называемых крайних, исключительных случаях, когда возможны противоречия и тупики.