Как я служил в Советской Армии

      …Ближе к утру сон истощился,- стал прозрачным, напоминающим не прочную, запертую дверь, а, скорее марлевую занавеску, через которую уже видны смутные  образы, слышны звуки… Такие занавески используют путешественники по Африке или Сибирской тайге (я читал) для защиты от москитов или комаров (кому как нравится).
       Путешествия я никогда не любил. С ранних детских лет, прочувствовав и осознав, что это всё очень тяжело (особенно для маленького ребёнка). - «Охота к перемене мест…» никогда не одолевала моей любви к постоянству пространства и времени, в которых я находился.
       …Писать получается почему-то в ранние утренние часы. Этому наверняка есть объяснения. Но я их пока не нашёл. Воспоминания отвлекают боль, не дают ей сконцентрироваться. Это меня и привлекает в писанине.
        10 ноября 1969 года, как было предписано, я явился на призывной пункт. В то время я ещё не понимал, что состояние моего здоровья, исключает службу в рядах доблестных защитников Родины. И стремился занять достойное место среди них. Ближайшие  годы расставили всё на свои места.
        Накануне первый канал ЦТ показывал «Доживём до понедельника».
И конечно же я смотрел до позднего времени… Слова одного из героев: «Счастье, это когда тебя понимают». Верны и сейчас как никогда. Люди отвернулись друг от друга, и заняты одним – собственным обогащением. Даже если при этом другие страдают. Главным в мире того, что оставил в качестве государства М. Горбачёв, продав американцам страну и народ, стали деньги. Американская Россия… Тут уж не до взаимопонимания, - чтобы жить, нужны решающие всё деньги.
         Отсутствие понимания сказалось и на моей армейской службе. Оказавшийся после Калининского «карантина» в Виттенберге ГСВГ (в/ч № 60835), я стал оператором П-15 радиолокационной станции (РЛС) разведки целеуказаний 286го Гвардейского орденов Ленина и Богдана Хмельницкого зенитно - артиллерийского полка ПВО танковой дивизии.
        Кодовые обозначения РЛС «Тропа», «Джигит». На навьюченную лошадь она и походила больше всего. Громадная, из двух шестиметровых, складывающихся в походном положении отражателей, в развёрнутом положении похожая на расплющенную восьмёрку, гигантская бабочка – антенна, лежала на марше, накрыв собой аппаратную. Всё это «сочинение» было смонтировано на шасси ЗИЛ-157 с лебёдкой на переднем бампере. С первых дней службы меня поставили на боевое дежурство в смену (что уставом категорически запрещалось новобранцам) из-за знания радиоэлектроники, которые я предъявил, не задумываясь о последствиях для себя.      
        Взвод разведки, в который я попал, на 90% состоял из западно-украинцев, впрочем, остальные 10% были так же украинцы, но уже с востока республики. С западной Украины был и майор начальник разведки полка. Сориентировавшись на мою фамилию и, не глядя в документы, он решил, что ещё  одним земляком пополнил свой «королевский» взвод. В паспорте национальность у меня – русский. Я воспользовался своим правом выбора при получении паспорта из-за коммуниста отца непрерывно пьющего, живущего, где попало, только не дома. И так было всегда, сколько я себя помнил. Таким украинцем и коммунистом я быть не хотел.
       Боевое дежурство мне нравилось. Во первых - никого нет рядом. Во вторых,- изучая можно ковыряться в блоках радиолокатора. Однажды это любопытство чуть не кончилось очень грустно. Дежурный по полку, объявив готовность номер один в казармах, забыл позвонить дежурному на станцию, т.е. мне. И когда боевой расчёт около трёх часов ночи за 1,5 минуты успешно добежал до позиции, то увидел «страшную картину» - все блоки станции были извлечены из шкафов, а некоторые ещё и разобраны. Собрать всё  это за несколько секунд, пока запускают дизель-генератор, для меня уже не было проблемой. И когда на глазах у зам. ком. взвода я всё это проделал, и станция ожила, сказать что он был ошарашен было бы мало. Выговор я конечно получил. Ну а расчёт так вовсе ничего и не понял...
      Первые дни и месяцы службы в физическом смысле меня вымотали просто катастрофически. Спать мне не давали, постоянно отправляя на дежурство по ночам за «стариков». Вдобавок ко всему эти же «старики» в Новогоднюю ночь (1969-1970) обворовали меня, начисто лишив вещей как-то связывавших меня с домом – главное фотографии. Я не умел думать о людях плохо, постоянно подбирая разные оправдания их поступкам. Видимо за эту глупость меня и выбрали секретарём комсомольской организации взвода. Моё разочарование в коммунистах, так предававших собственные высокие цели, после отца потомственного алкоголика, было усилено многократно истинной идеологией правящей КПСС.
       В довершение ко всему меня единственного из новобранцев уже в январе отправили на зимние стрельбы на север ГДР. Полигон размещался на п-ове с городком Вустров. Рядом расположенный маленький городок назывался Рерик.               
       Зима 1969-1970 годов в ГДР ничем не отличалась от московской. Старожилы страшно мёрзли, а я удивлялся – почему? Пока мне не рассказали, что вообще-то в Германии зимой снега почти не бывает, а уж морозов – и подавно. Передислокация полка проходила по железной дороге, на платформы которой была погружена боевая техника. Мы её сопровождали в теплушках времён войны… Страшно замёрзшим, нам на последнем этапе предстоял марш собственным ходом. В общем, когда прибыли на место и взводный открыл дверь аппаратной П-15, где ехал я, то я просто вывалился ему под ноги как мешок картошки. Не чувствуя ни ног ни рук я некоторое время лежал на снегу приходя в себя. А потом на меня нагрузили оружие взвода и взводный ст. лейтенант Пархоменко скомандовал: «Бегом марш!». Метров 500 до казарм и никаких обморожений...   
      Началась боевая работа (или учёба?)…
      Будучи, сколько себя помню, поклонником красоты любого рода, вспоминаю роскошные пейзажи северной Германии. Вид на зимнюю Балтику с 50 метрового обрыва, где занимала позицию наша П-15. Мама мне всегда говорила: «Всё хорошо – в меру…» Но с этим у меня сложности. Если влюблялся,- то насмерть. Если восхищался,- то до потери сознания.
      В узкой полоске чистой незамёрзшей воды у берега плавало такое множество уток, гусей, лебедей, что им просто иногда не хватало места. Мы любили подкармливать их хлебом. Холодная (уж очень) зима с 1969 на 1970 год привела к тому, что птицы были загнаны в полоску чистой воды шириной 7-10 метров. По громадным валунам, всюду разбросанным у берега, можно было пробраться в глубину птичьей стаи, и что тут начиналось! Отважившийся на такой поступок, рисковал оказаться в ледяной воде. Хлопанье крыльев, многоголосое гоготание,- лебеди могли в ажиотаже сбросить кормильца в воду.
       На КПП в парке боевой техники жил чёрный от копоти и угольной пыли лебедь Васька. Постоянно по-собачьи попрошайничая, у всех кто проходил через КПП он, пропуская очередного посетителя, возвращался к «буржуйке», которой отапливалось маленькое помещение, по-собачьи же умащивался в самом тёплом месте и засыпал до следующего прохожего. Его все любили. Но проходя мимо зверскими голосами обычно, обещали съесть перед отъездом с Вустрова, смеясь над жадностью, с которой он поглощал всё, чем бы его, ни кормили…
       Батареи из шести 57 мм автоматических зенитных пушек наводились РЛС типа СОН (станция орудийной наводки). «Промазать» они просто не умели. А наша работа заключалась в том, чтобы предупреждать КП о каждом приближении буксировщика мишени («конуса», как его называли), в роли которого выступал старый добрый ИЛ-28. Азимут…, дальность… приходилось монотонно синхронно оборотам антенны передавать по радио оператору на КП. Меня сразу включили в боевую работу, не давая скидки как новобранцу. Работа мне нравилась. На дальности до 300 км видно было всё с нашей позиции. Берег Дании, до которого было около 60 км, просматривался шпилями башен Копенгагена в ПУАЗО (прибор управления артиллерийско - зенитным огнём). Здесь уже было очевидно, что Земля всё-таки круглая.- Башен видно не было. А вот шпили с крестами на них и с затейливыми флюгерами, в хорошую погоду просматривались отлично. Кроме того на экране индикатора (так заставляли называть экран оператора РЛС) видны были все корабли и даже мелкие катера в прибрежных водах.
      Когда выглядывало Солнце, всё преображалось как по волшебству. Море из серого становилось бирюзовым, облака белизной резали глаза на фоне такого синего неба, какое бывает только над холодными водами Балтики. Невольные ассоциации с картиной А.А. Рылова возникали при этом постоянно.               
     С работой я справлялся хорошо, но меня не хвалили – как же, ведь «салага». Тем не менее, благодарность и звание специалиста второго класса я получил одновременно,- сразу по окончании стрельб, т.е. через три месяца после призыва, чем мало кто мог похвастаться, особенно не третьим, а сразу вторым классом.  Я тогда это рассматривал как норму, не понимая, что зависть уже вьёт гнёзда в душах западноукраинских сослуживцев.               
      За экраном индикатора можно было находиться от силы 15-20 минут, после чего начинала страшно болеть голова и спина (влияние СВЧ колебаний). В тесной аппаратной П-15 шкаф генератора (с клистроном) размещался прямо за спиной оператора. Поэтому приходилось меняться и вываливаться в божий день из темноты, наполненной жужжанием приводов антенны и шумом вентиляторов охлаждения клистрона.
      Особо красивы были ночные стрельбы по САБ (светящаяся авиабомба). Сброшенную высоко в небе САБ, расстреливали все орудия одной из батарей полка. Сначала в ясном зимнем небе неожиданно на фоне других звёзд загоралась новая крупная малиновая звезда, к которой сразу же устремлялись трассирующие цепочки снарядов. И звезда гасла… Батарея – пять орудий, управляемых дистанционно. В обойме каждой пушки – пять  снарядов. Расчёт нужен только для смены обойм. Средства уничтожения самого себя уже сорок лет назад человек сделал почти идеальными.
     Бессонные ночи могут сделать из меня писателя, наверное. Всё описанное выше стоит так ярко и объёмно перед глазами, как - будто было максимум вчера...               
                * * *
      Я никогда не умел танцевать. И самое - главное не стремился научиться. С детских лет осмыслив прикосновение к женскому телу, я решил, что такой способ самовыражения очень интимное дело. Переубедить в этом меня не смогли ни одноклассницы, ни женщины, которых я любил и люблю до сих пор не в силах оторвать от себя память о тех, кто делал попытки понять меня.
      Одноклассницы моего любимого восьмого класса седьмой школы Ачинска пребывали в недоумении, когда я, отказываясь от танцев, закрывался в помещении школьного радиоузла. Здесь я был в своей среде, здесь меня окружало то, что я любил. А девочки странно и прекрасно преображались при  первых звуках музыки, и глаза их выражали нечто загадочное и непонятное мне двенадцати – тринадцатилетнему. Грубо выражаясь,-  я стеснялся. Помню, как девчонки небольшой стайкой собравшись у радиоузла, уговаривали меня потанцевать. Милые девочки, если бы Вы знали, что творилось в моей душе! Надя Никольская, Оля Волкова…- спасибо Вам, что Вы были в моей жизни.
……………………………………….……………………………………………………………
       …Возвращаться на зимние квартиры полк должен был собственным ходом. Нам предстоял марш практически через всю Германию. Маршрут Рерик - Виттенберг, и взводу разведки предстояло осуществлять регулирование. ГАЗ-66 авангарда разбрасывал по маршруту движения полка самодеятельных регулировщиков, и нам предстояло на морозе дожидаться полковой колонны иной раз по нескольку часов. Зимняя Германия февраля 1970 года запомнилась чистыми, заснеженными и в большинстве своём пустыми дорогами. По прохождении колонны боевой техники полка (восьмиметровые АЗП тащили тягачи УРАЛ-375), возвращался ГАЗ-66, собирая оставленных регулировщиков. Замёрзшим и страшно голодным нам на последнем отрезке маршрута выдали сухие пайки – сваренную в мундире картофелину и вкрутую – яйцо. Кажется, ничего вкуснее мы не ели в жизни.
       Не обошлось и без происшествий. Водитель из новобранцев не вовремя затормозил, и громадный УРАЛ, идущий позади, оказался надетым на ствол АЗП, как шашлык на вертел. Хорошо, что всё обошлось без беды для личного состава, чего не скажешь о местных жителях. Другой УРАЛ уже при подъезде к Виттенбергу не вписался в поворот на узкой улочке маленького немецкого городка. Хозяин немец так и остался в полном недоумении с бутербродом в руках сидя на диване перед телевизором, когда в его хорошеньком домике стало на одну стену меньше. И здесь никто не пострадал. Уже в темноте собравшись все вместе, доедая пайки, мы вдруг обнаружили, что наш ГАЗ-66, резко прибавил скорости. Потом почувствовали глухой  удар, и машина остановилась. Капитан «кгбэшник», начальник спецчасти полка, с весёлыми криками спрыгнул с подножки. Передним бампером ГАЗ сбил дикого козла, которых было много в Германии той поры из-за того что уничтожили всех волков. Жуткое зрелище представляет из себя убийца, пытающийся перерезать своей ещё живой жертве горло тупым штык - ножом от АКМ. Именно это мы и увидели, высыпав из кузова…
      На зимних квартирах всё было по-прежнему. Сменные расчёты из моего призыва изучали материальную часть. Я уже попробовал её «наощупь». Всё было простым и понятным. Блоки аппаратных шкафов П-15 были нашпигованы генераторным и усилительным оборудованием на старых добрых октальных лампах, каждая из которых фиксировалась в ламповой панели пружинными держателями. Смешно, но именно они и не выдержали однажды на стрельбах, когда по объявленной боевой тревоге новобранец шофёр, на Вустровском полигоне торопясь вовремя занять позицию, вывез нас по оттаявшей под солнцем, а от сильного ночного мороза превратившейся в стиральную доску земле, на место. Такой тряски я не помню за всю свою жизнь. Лампы в блоках повыпрыгивали из гнёзд и при досрочно выполненном нормативе доставки, станция оказалась неработоспособной. Что совершенно обескуражило командира взвода. Вместо того чтобы спокойно попытаться найти неисправность, он нервно курил, бегая вокруг станции. Принципы работы оборудования мне были известны. Потихоньку, по одному блоку я вернул станции жизнь. Чем тоже обескуражил взводного, и он начал относиться ко мне с подозрением, как будто я что-то скрывал. Так что моё изучение матчасти на зимних квартирах полка закончилось одним вопросом к преподавателю, т.е. командиру взвода: «Какова несущая частота генератора на клистроне?». После этого занятий для меня не было,- было сплошное боевое дежурство…   
                * * *
      Моя физическая подготовка всегда оставляла желать лучшего. Во время бега на физкультуре ещё в седьмой школе,- я задыхался и очень бледнел, начинали сильно ныть дёсны зубов (признак стенокардии). Обычно бег для меня заканчивался тем, что преподаватель говорил: «Посиди, начнём играть -  продолжишь». И это несмотря на то, что дома я постоянно тренировался, не желая отставать от одноклассников.
      В Виттенберге никто не сказал бы: «Посиди…». …Бегать я не мог, и весной, когда начались кроссы, сразу попал в двоечники… Что не мешало «ездить на мне» по поводу боевой работы всем от начальника разведки полка до «стариков». Весна 1970 года для Германии была странно холодной. – В марте всё ещё лежал довольно глубокий снег. Температура воздуха была отрицательной.
      Тогда же командующий ГСВГ и решил устроить частям проверку зимними учениями. Боевая тревога!
       Выезд на учения прошёл штатно. Полк занял позицию в каком-то редколесье по-пояс в снегу. Станцию развернули по нормативу. Началась боевая работа. Вот только не для меня.… Обнаружив во мне другие таланты (я хорошо рисовал – мог оформлять плакаты и карты, красиво писал плакатными перьями, причём используя разные шрифты) начальник разведки полка откомандировал меня в штаб для работы с картами. Писарь младший сержант Гулиев, занимавшийся ими, был очень удивлён моими способностями. Особенно тем, что мне ничего не стоило, обнаружив новый, красивый, неизвестный мне шрифт, тут же начать его использовать. Я люблю и всегда любил всё красивое…
      Расчёты П-15 страшно мёрзли в снегу. Я, закрытый в штабном фургоне, этого не видел. Все учения для меня прошли почти без солнца. Но был и положительный момент. Во-первых: я не мёрз как все – до обморожений, во-вторых: по ночам, когда командир полка спал, я по одному пропускал в тот же штабной фургон разведчиков. Так что утром оказывалось, что в маленьком помещении было набито множество людей, главное вовремя было потихоньку разойтись, чтобы проснувшийся полковник не обнаружил лишних.
     Запомнилась сцена: утро, свесившийся с верхней полки командир полка трясёт головой, не в состоянии понять, что у него перед глазами. Поскольку именно в этот момент разведчик водитель Яковлев вылезает из-под нижней полки.
      Ещё одна сцена тех же учений. Нанося на планшет координаты целей, я находился рядом с наблюдателем взвода, у ПУАЗО. И вот вместо привычных слов об азимуте и типе самолёта слышу дико смешную, как всем тогда показалось, фразу: «Летит самолёт…, чей-то не наш…». Наблюдателем был новобранец моего призыва и, увидев вертолёт командующего ГСВГ, с красной полосой на борту, он и выдал такое сногсшибательное изречение. Хохотали все: от командира полка до повара.
……………………………………………………………………………..………………………
       Чем ближе я подхожу к описанию событий предшествующих окончанию моей службы в СА, тем тяжелее становится на душе.
       Безнравственные поступки людей – самые тяжёлые переживания для меня. Пытаясь адаптироваться в таком социуме, сам как будто купаешься в грязи.   
                * * *
       Тренировки расчётов на выполнение временных нормативов по развёртыванию П-15 из походного положения в боевое, проводились взводным рядом с боксом, в котором РЛС стояла на боевом дежурстве. Тренировка заключалась в том, чтобы развернуть кронштейны телескопических опор, подбросить свёрнутые лепестки антенны и зафиксировать их в таком положении, затем поднять мачту антенны, зафиксировать её специальным стальным «пальцем», и после этого завернуть на своё место два вибратора. На выполнение норматива отводилось 2 минуты. Расчёт, в котором был я, с этим быстро справлялся. Как же,- кроме меня все были «стариками». После демонстрации развёртывания для остальных и команды «вольно», мы с одним из ребят прислонились спиной к переднему бамперу ЗИЛа в ожидании востребованности. – Тренировались новобранцы моего призыва… Через минуту последовал удар такой силы, что мы отлетели метра на три от машины. Один из номеров «зелёного» расчёта, Хачатурян, не установил на место палец фиксатора, и полностью собранная полуторатонная антенна упала на крышу аппаратной. Вибратор нижнего параболоида смягчил удар, но сам был безвозвратно изуродован. Взводный был в шоковом состоянии, станция после этого недели на две была выведена из режима боевого дежурства, и он получил взыскание с занесением в личное дело.
       Когда отыскали новый вибратор, мы стали развёртывать П-15 в привычном боксе. Тут и произошло событие загадочное, и не только для меня. Я упал с крыши аппаратной на бетонный пол бокса спиной. Это произошло, когда один из номеров расчёта передавал мне, стоящему наверху, откреплённый лепесток антенны. Небольшой порыв ветра и «веер» лепестка как парус унёс меня с крыши. …Сознания я не потерял, и лёжа на спине, видел и слышал взводного, подбежавшего ко мне, но не мог пошевелиться и ответить ему от странной тяжести, навалившейся на меня. Постепенно она ушла в бетонный пол бокса, и я смог отвечать на вопросы взводного, боявшегося прикоснуться ко мне: «Живой? Что болит?». Поднявшись с пола через две минуты после падения, я сказал: «Ничего. Всё нормально». У меня не было ни синяков, ни царапин. И даже обмундирование оказалось совершенно не поврежденным, как и злополучный лепесток антенны, который падая, я спасал, защищая от повреждений. Конечно, о моём падении взводный никому не докладывал, благо обошлось…
       9 мая 1970 года на торжественном построении полка вручали знаки отличия. Ребятам моего призыва вручили ещё и знак «Гвардия». Мы ведь служили в Гвардейском полку. Хотя негвардейских частей и соединений в ГСВГ не было. Полученные кроме того мной знаки «Отличник СА» и «Специалист 2го класса» вызвали видимо отчаянную зависть у всего западноукраинского личного состава. А других ребят во взводе разведки было всего трое. Так что жизни не стало совсем. Выходы в ночь на боевое дежурство перемежались с нарядами на кухню и не в наказание, а просто так. Вот тут я и «отколол номер». В знак протеста вместо наряда на кухню, объявленного мне зам. ком. взвода (так же западноукраинца) после ужина, когда взвод отправился смотреть какой-то фильм, я, пользуясь темнотой зрительного зала, тоже пробрался в кино. Во время утреннего построения в соответствии докладу дежурного по кухне заместитель командира полка объявил мне шесть нарядов на кухню… Но закончились они уже вечером этого же дня. – Понадобилось выйти на боевое дежурство ночью, и начальник разведки полка был поставлен в известность о моём местопребывании. Зам. ком. взвода получил взыскание за нецелевое использование классных специалистов, а я кое-как отмывшись, расположился в очередной раз в аппаратной П-15 на ночь.
     Смешной эпизод подбрасывает память... В мае во взводе появились новобранцы. И вот во время очередной тревоги, прибежав на станцию, застаём нелепую, а по прошествии времени, стало казаться, и смешную картину. - Старший лейтенант, командир взвода бегает вокруг дизель-генераторного прицепа и кричит убегающему от него новобранцу шофёру: «Запускай!». И получает от него регулярные ответы: «Не буду!». Выяснилось что, стараясь, молодой солдат буквально за четверть часа до этого вымыл бензином дизель. Соответственно к чему мог привести запуск дизель-генератора, который ещё не высох?...   
     По плану боевой подготовки предстоял очередной выезд полка на стрельбы. Теперь это было летом, и потому, наверное, представлялось мне событием лёгким и вообще развлекательным. Я уже не был «салагой»… 
      Хорошо, что человеку не открыто его будущее. Если бы я знал, чем для меня закончится лето 1970 года.
      Боевая работа была очень напряжённой. К тому  же полк в течение одной июльской недели «воевал» в учениях стран участниц Варшавского договора. В эти дни станция работала непрерывно. Соответственно и мы так же. Боевые расчёты менялись каждые 4 часа. При подведении итогов нашему расчёту вынесли благодарность командующего ГСВГ за обнаружение в массе целей самолёта-разведчика вероятного противника – NATO. Переданные мной на КП полка координаты цели, не имеющей характерной метки «свой - чужой» на индикаторе П-15, а от туда командующему, в конечном итоге привели к тому, что разведчик был сбит ракетой земля-воздух боевого охранения одной из приграничных частей ПВО ГДР. - Благодарность нам объявили, когда полк уже вернулся на зимние квартиры. А пока боевая работа по уничтожению мишеней, выполнение стрельб по «зеркальной задаче» - каждой из батарей полка. Зеркальная задача или как мы её называли «зеркалка» заключалась в том, что орудия батареи стреляли не по мишени. Цель была реальной – пикирующий с высоты 10-15 км МИГ-21.  Просто орудия наводились по СОН в зеркальную плоскость, т.е. ровно на 90 градусов в сторону. Сложение плёнок кинокамер снимающих стрельбу, по её окончании, показывало наличие или отсутствие попаданий в цель. В общем, однажды у одной из батарей что-то не заладилось с СОНом, который обеспечивал стрельбу орудий в этой самой зеркальной, по отношению к реальной цели, плоскости. СОН навёл орудия не в зеркальную плоскость… Каждая из пушек батареи успела выпустить по одному - два снаряда, непосредственно по истребителю, когда по торопливому приказу командира полка стрельбу по несчастному МИГу прекратили. Самолёт едва уцелел. И лётчик, обматерив нашего полковника по радио, – улетел. После этого тренировки на МИГах не возобновлялись.
      Однажды удалось искупаться в Балтике. После стрельб, спустившись с высокого обрыва к морю, мы с удовольствием залезли в воду. В прибрежной полосе больше не было  такого количества птиц, как зимой. Только чайки… Море было очень мелким. На 1,5-2 км от берега глубина не превышала полметра. Искупавшись, я устроился на берегу, чтобы попытаться зарисовать открывшийся с воды пейзаж. Изогнутый серпом залив, маленький аккуратный Рерик, высокую кирху в центре города…               
      Меня начали мучить головные боли. Собственно других болей я никогда и не чувствовал. Я относил это к усталости, думал даже что набрал в уши воды, когда купался. В санчасть обратился только тогда, когда полк вернулся на зимние квартиры в Виттенберг. Оказалось, - дало знать о себе, простуженное в детстве таёжной зимой у села Верхний Ингаш Иланского района Красноярского края, ухо. Стал ходить на физиотерапевтические процедуры (в основном прогревания разного рода и УВЧ в том числе). Боли прошли, когда случилась новая напасть,- сделали прививку от гриппа, после которой я потерял сознание… 
     Очнулся опять в санчасти. Перепуганный врач, увидев, что я раскрыл глаза, стал расспрашивать о том, что произошло, и как я себя чувствую.
Я рассказал обо всём. И попал после этого в медсанбат, расквартированный в центре города. Ощущение было странным, как будто меня на время освободили из ада… Ни ночных тревог, ни дежурств, ни издевательств западноукраинских «братьев».
     Обследование показало необходимость рентгена желудка. Боли справа, как и любой другой, я не ощущал, или почти не ощущал. А между тем, рентген, проведённый в медчасти городка Ютербог, куда мы, несколько обследуемых, были доставлены на машине, показал язву луковицы 12ти перстной кишки.
     Само путешествие в Ютербог заслуживает отдельного описания.

                * * *
     Звук времени непреклонно идущего в одном направлении это давно уже не пресловутое «тик-так» старинного швейцарского «Брегета» звук времени конца ХХ начала ХХI века не  имеет ступенек «тик-так», это уже непрерывный гул, сливающийся из множества голосов машин и людей. Мне его удалось подслушать, когда я, решив облегчить жизнь Нине, подарил ей кварцевые настенные часы диаметром около полуметра. В первый момент нашего с ними общения они мне показались беззвучными, за что и были приобретены в Даниловском универмаге. Однако при ближайшем общении с  ними в своей квартире, расположенной неподалёку от Донского монастыря, в районе, почему-то называемом продавцами квартир «тихий центр», я услышал их голос, больше похожий на жужжание. Временами, когда тишина особенно даёт о себе знать, жужжание превращается в гул. И если прислушиваться дальше, можно различить шум улиц, голоса людей и работу множества машин….  Может быть это фантазия, разгулявшаяся не вовремя, но, несмотря на потерю 30% слуха правого уха, левым я умудрялся до последних дней на работе слышать или улавливать такие вещи, о которых никто и мечтать не мог…. И давал советы, находясь в Москве, о лучшем размещении микрофонов где-нибудь в Хабаровске, или подсказывал в каком из блоков оборудования следует искать повреждения просто по звучанию голоса докладчика…. 
……………………………………………………………………………………………… 
     Для идентификации Бога надо изначально быть готовым к этому, чего со мной не произойдёт, наверное, никогда... Во - первых Бога следует искать исключительно в самом себе. Во - вторых для этого надо стать абсолютно нравственным человеком, а это исключено просто потому, что уже состоялась жизнь и не в самом лучшем варианте. Прощение грехов от Иисуса в моём случае не годится. То, что сделал Он – сделал ОН! У каждого из нас живущих под этим солнцем свой путь. Некоторые выбирают прощение своих грехов от Бога. Я собираюсь ответить за них полной мерой перед Ним. И это не гордыня,- это обычная честность. Советую остальным хотя бы то же самое.
     Нравственность это то, что люди называют Заповедями Бога. Она может совпадать с их моралью и это будет хорошо. Может не совпадать – и это будет их собственной моралью! Мораль у каждого государства и человека – своя. Только нравственность – едина.
      Мне очень не нравятся попытки навязать идеологию религии (не только христианской - любой). – Библия писалась тысячелетиями разными людьми для разных людей. Смешно, но этим же недостатком ума обладают распространители всех основных религий мира, присваивая абсолютную истинность той, к которой принадлежат сами. Это и Дзэн и Иудаизм, а уж о мусульманстве, как о наиболее агрессивной, если судить по её проповедникам, я вообще умалчиваю.  Использовать до сих пор не самые лучшие переводы с арамейского, для привлечения паствы, глупо. Странно, что она до сих пор вся не разбежалась! Несовершенный человеческий ум, видимо, и в этом косноязычном изложении всё же чувствует слово Бога. Просьбы разъяснить Библейские тексты обычно заканчивались для меня тем, что я выслушивал то, что хотел узнать, на языке людей, – простом, иногда - литературном. Почему совершенство Бога не даёт ему сделать с Библией то же самое, сделать её общедоступной и прекрасной. А может это и не Он так «старается» для людей. …Именно это в основном и является той мишурой, которая чрезвычайно затрудняет дорогу к Отцу для людей неглупых, к коим всегда (может излишне самоуверенно) причислял себя. Но о мишуре мешающей говорил и В.И. Вернадский. - Как всё-таки хочется сослаться на авторитет... – Слабость человеческая. Столько людьми совершено страшных грехов, что просто категорически необходимо второе пришествие. Мои собственные попытки переписывать Библию, так как я понимаю её, и как это доступно широкому кругу людей, привели к интересным результатам. – Читают с большим интересом. И даже те, кто не Верил,– делают для себя открытия.
……………………………………………………………………………………………….……
     Выехав ранним утром (рентген на голодный желудок) мы довольно  быстро добрались до цели. Тихая улочка городка была  разбужена каким-то лихим советским водителем на мощном УРАЛЕ. Он пересёк нам дорогу под самым радиатором санитарной машины. Благо наш водитель оказался на высоте и успел затормозить. Немцу, отправившемуся ранним утром на мопеде по каким-то своим делам, так не повезло. Мы успели услышать бешеный визг тормозов УРАЛА и удар, в звуке которого смешался скрежет уродуемого металла и слабый шум падающего беззащитного человеческого тела. Увидеть ничего не удалось, поскольку мы уже миновали перекрёсток, через который и летел тот УРАЛ…. Когда мы оказались в медчасти, немец в шоковом состоянии уже был доставлен туда. Он не жаловался и не кричал от боли, хотя изуродован был страшно. Поразило то, что он пребывал в сознании (видимо из-за шока) и постоянно просил, чтобы водителя, так поступившего с ним, не наказывали…. А может быть и я постоянно нахожусь в этом состоянии и потому не чувствую никакой боли?...
      Рентген провели быстро. Резюме до меня довели на следующий день – язва луковицы двенадцатиперстной кишки. Предстоял перевод для лечения в армейский госпиталь в/ч № 08952 в Дессау. На обратной дороге произошла встреча с очень (как тогда показалось) красивой женщиной из числа вольнонаёмного персонала санбата. Наш водитель затормозил, и сопровождающий попросил помочь подняться в кузов молодой женщине с велосипедом, которая таким образом добиралась из Ютербога в Виттенберг. Для меня это было открытием. Оказывается женщины бывают красивы, и привлекательны настолько, что это полностью парализует волю мужчин… Самое красивое время года - золотые сентябрь и октябрь. Листва деревьев в тот день была так разнообразно расцвечена, что в голову приходило сравнение с пейзажами старых мастеров. Свет был странно рассеян, как - будто лёгкая дымка присутствовала в воздухе постоянно. А между тем день был ясен, и солнце сияло, но как - то по - особенному. Видимо намекая мне, что перевёрнута ещё одна страница моей жизни.  Шёл сентябрь 1970 года…
« И полночь повторится многократно,
И бдение ночного огонька,
И многие поймут меня превратно,-
Любая доля жизни нелегка…»
Тут как раз и начинается та часть жизни, в которой я сделал много открытий для себя в литературе, начал писать стихи, и пришла первая любовь...