Удержи руку мою

Каков человек есть, так он и должен поступать:
следовательно, не по его отдельным деяниям,
а по его существу и бытию предначертана
вина или заслуга.

Будда



Сегодня я видел человека, который пилил сук, на котором сидел. Причем, делал это в прямом смысле. Он взгромоздился на засохшую ветку старой липы, и с лицом человека, занятого важным и ответственным делом, весьма усердно орудовал ножовкой. Шансов сильно ушибиться  было вполне достаточно – высота, на которой работал верхолаз, была приличной.
Эдик Варфоломеев, по кличке Репа, а именно так все звали моего приятеля, работал в парке озеленителем, и в его прямые обязанности входила подрезка кустарников и разросшихся деревьев.
Стояли солнечные жаркие дни. Отдаленный от города зеленый остров млел в запахе сосновой смолы и полевого разнотравья. Оранжевая вода реки рьяно искрилась и слепила наши трезвые ещё глаза. Наконец Репа,  в обнимку со спиленной веткой, упал с дерева.
Я, помогая подняться, подал руку моему другу.
– Я привык, – бодро заявил  экстремал, почесывая  филейное место. – Понимаешь, так быстрее ветка падает.
Железная логика. Уверен, Архимед пришел бы в восторг.
Эдик хотел стать художником или на худой конец скульптором, но его исключили с последнего курса художественного училища за то, что он избил граблями учителя физкультуры, заставлявшего студента бежать кросс. Возможно, я сделал бы то же самое, но я люблю бегать кросс, а Репа – нет. Ведь всё, что  делается по собственному желанию, а не по принуждению, не доставляет человеку особого отвращения. Однако следует добавить, что у моего друга частенько возникали конфликтные ситуации не только с учителем физкультуры, но и с кондукторами общественного транспорта, с милицией, что доставляло моему другу определенные неприятности.
Как бы то ни было, сейчас Эдик работал озеленителем, а в свободное время – коего у него достаточно – вырезал из дерева декоративные скульптуры, украшающие парк. Наше совместное времяпрепровождение не отличалось особым разнообразием. Под бутылочку винца мы неспешно вели «богемные» разговоры. Репа любил повторять, что пьет он мало, но когда выпьет сто граммов, в него вселяется другой человек, а этот уже пьет много. Вообще-то винолюбие, может, и порок, но что поделаешь, если добродетель и удовольствие имеют разные критерии ценностей.   

Но сегодня какая-то неимоверная сила тянула меня от сотоварищей, и вечером (зачастую наши похождения заканчивались поздней ночью) я отправился домой. Пока добирался, ночь и в этот раз обогнала меня. Гаснул свет в окнах, и всё  вокруг погружалось в полупрозрачную ночную синь. За их черной пустотой лежала тихая спокойная жизнь. Лишь окна наших соседей светились пронзительно-оранжево и даже страшно.
Из  дома выбежала соседка Нина и заметалась по пустынной улице. Увидев меня, она подбежала и заплакала:
– Папа умирает.
Я прижал ее к себе, и как мог, успокоил.
С соседями, причем со всеми, как это ни странно, (учитывая мой скверный характер) я жил дружелюбно. Мне как-то удавалось избегать придуманных дутых конфликтов, как правило, разрешимых и, разумеется, одних и тех же.
Иван Ильич, отец Нины слыл порядочным человеком. У него не было собственной идеи существования. Он жил, потому что Создатель даровал ему жизнь, и грандиозных смыслов он в ней не искал: работа, дом, семья, телевизор. Традиционный нехитрый набор, десертом которого наверняка будет траурный венок от руководства фирмы, в которой Иван Ильич приносил пользу Отечеству.  Впрочем, пару лет назад венок понадобился его супруге, умудрившейся уйти к праотцам от отравления колбасой. Кажется, докторской.
Иван Ильич был неказист на вид, как и его житейские обстоятельства, но никогда и ни в чем он не искал спасительного убежища. Он не курил, не напивался, у него никогда не было любовницы. Поразительно, но Иван Ильич никогда не лгал. Впрочем, зачем человеку лгать, если у него нет любовницы. Своей каратаевской сутью он понимал, что лучшее в этом мире – спокойное, сносное, в какой-то степени ограниченное, существование. Вернейшее средство для счастья. Но, похоже, Иван Ильич не был счастлив. Во всяком случае, мне так казалось. Возможно, я ошибался.
О его дочери я знал мало. Симпатичная, одевается скромно, но аккуратно. Студентка какого-то технологического института. Виделись мы редко, но при встречах она всегда улыбалась и приветливо махала мне рукой. Несколько раз мы с Ниной переговаривались ничего не значащими фразами.


Мы забежали в дом. Иван Ильич лежал на спине и смотрел в потолок застывшим немигающим взглядом. Перевернувшись на бок, простонал: боль шевельнулась где-то внутри. Страшная болезнь. Та, от которой нет спасения. Недаром Нина прятала глаза и врала, что скоро ему станет легче.
Человек довольно легко думает о смерти, как о чем-то неприятном, но неизбежном. Словно о похмелье после затянувшегося запоя. Она придет, но, наверное, не к нам и уж, во всяком случае, не скоро.
И вот теперь Иван Ильич умирал. Умирал смиренно, долго и тяжело. Его брюки и майка уныло и обречено висели на спинке кровати. Нина попыталась поднести ко рту умирающего лекарство, но отец жестом отстранил пилюли. Природа мудро приспособила наше тело к моменту истины: когда душа расстается с телом, то в первую очередь отмирают нервные окончания клеток, и человек не чувствует ни боли, ни страха. «Удержи руку мою, пока время не наступило. Затем одари благом смерти, о, Открывающий Дверь».
Казалось бы, к чему эта слепая сила? К чему смерть? К чему этот распад форм? К чему эта невозможность удержать жизнь? Где находится мое «Я», когда тело брошено и разлагается? О, боги, как вы немногословны!


Иван Ильич задышал довольно часто и тяжело, лицо стало бледно-восковым, нос его сильно заострился. Руки смиренно покоились вдоль легковесного измученного болью тела. Он попытался что-то сказать, но вместо этого вздохнул и затих.
Нина смотрела на отца с каким-то странным выражением лица, словно очень хотела услышать те слова, которые он пытался ей сказать только что. Она ждала и еще не могла понять, что он уже никогда ничего не скажет.
По щекам девушки текли слезы, плечи ее вздрагивали. Но мы молчали. На фоне смерти любые слова кажутся бессмысленными.
Вскоре приехали немногочисленные, скорее всего, дальние родственники и всех закрутила предстоящая погребальная суета, которая заключалась в распределении ритуальных обязанностей на завтра. Нина слушала неохотно, с равнодушной покорностью, словно надеясь, что похорон можно избежать, и отец еще поправится. Пусть не скоро и не окончательно, но поправится.
Был уже поздний вечер, и дядюшки и тетушки спешно засобирались по домам, чтобы с утра с новыми силами продолжить скорбеть по усопшему. Я тоже двинулся к выходу, но наткнулся на взгляд Нины. В нем было столько страха, отчаяния, мольбы, что я в замешательстве остановился
– Я боюсь оставаться одна, – прошептала девушка и обернулась в сторону комнаты, в которой на столе лежал Иван Ильич. – Нет, нет! Не отца, –  она взяла меня за руку. – Я боюсь Смерти – она где-то здесь притаилась, – Нина в испуге осмотрелась по сторонам.
– Рано тебе, детка, смерти бояться, – мимо нас прошла одна из родственниц и демонстративно-осуждающе посмотрела на наши сплетенные кисти рук.
– Нет, не своей смерти я боюсь, – сказала девушка, когда прошла утешительница. – Я Смерти боюсь, – она с надеждой смотрела мне в глаза. – Ты меня понимаешь?
Подумав, я ответил, что, наверное, понимаю. Мне казалось, что мозг Нины сейчас отключен каким-то особым механизмом горя, и мне необходимо остаться. Я робко вглядывался в холодную глубину ее серо-голубых глаз и ничего там не видел.

Мы сидели за кухонным столом и пили пахнущую печалью и переспелыми вишнями домашнюю наливку. В полумраке горящей свечи из комнаты виднелось тело Ивана Ильича. «Вот жил человек, жил – и нет его» – банально, но справедливо подумал я, глядя на усопшего. Ведь считается, что надо жалеть об уходе лишь молодых, но ведь старики уносят с собой гораздо больше. Что унес с собой Иван Ильич? Что он хотел сказать дочери в последние минуты своей жизни? Секрет философского камня? Или хотел сказать, что любил ее? Не знаю… Да и какое сейчас это имеет значение.
Гаснул свет в окошках соседних домов, и комната наполнялась тягучим гнетущим мраком. Пронзительно звенела тишина, лишь изредка нарушаемая треском свечи у изголовья Ивана Ильича. Таинственное ее тление стало вдруг проникать в мое сознание. Ужасом мерцали в темноте глаза Нины.
– Возьми меня за руку, – прошептала девушка.
Я прикоснулся к её ладони. Рука оказалась невероятно холодной и слегка подрагивала.
– Пойдем в мою комнату, – сказала Нина.
Отчего-то на цыпочках мы прокрались на ее половину. Также тихо сели на кровать и уставились в одну точку. Неуклюжим, дерзким и безотчетным движением, несомненно, от страха, я прижался к Нине. Она ответила мне тем же.  Чувства мои расползались, как целлофановый пакет на электрической плитке. Желание стало лениво бродить по моему совершенно статичному телу.
Нина вдруг очень ясно и твердо сказала:
– Ложись, – и, отвернувшись от меня, стащила через голову платье. Ее голос, слегка искаженный темнотой и стрессом показался мне уже более спокойным. Душа моя опускалась всё ниже, почти без борьбы, сдаваясь собственному телу. Нина не сопротивлялась. Я совершенно ничего не чувствовал. Девушка, скорее всего, тоже. Так  вырывают больной зуб после анестезии. Наконец, наше безумное бегство от страха закончилось.
Размытый лунным светом орнамент шторы косо лежал на полу. Я отвернулся от жизни к стене. Как это я ухитрялся прожить столько лет в заблуждении, что я порядочный человек?
Нина прикоснулась к моей спине пальцами. А если это и есть та истина, к которой бегут все люди, рассчитывая на сострадание? Хоть на такое. Может быть, именно в близости видится огромнейший смысл настоящей жизни? Вдруг пала какая-то невидимая преграда, а всё, что казалось неуместным и даже постыдным, стало дозволенным и естественным.
Нина поднялась с постели и надела платье.
– Вставай, кажется, родственники пришли.


Рецензии
Просто ей нужно было снять стресс, вот и всё. Герой рассказа ей помог в этом, и за это - спасибо.

Только непонятно, при чём тут эпизод с экстремалом Репой (кстати, алкоголиком, да). По-моему, это два разных рассказа, ровно ничем не связанных между собой. Разве только если ради соседства излюбленного Автором сюжета "водка + секс = рассказ"? Тогда понимаю, у Вас это излюбленный приём. Можно подумать, что без упоминания о водке тут на рассказ читатели бы не "клюнули". Тогда подарю совет: просто пишите в начале рассказа два хештега: #водка, #секс - и этого будет достаточно.

Но, в целом - рассказ понравился. Я имею в виду, второй, про Нину. И про Репу тоже понравился, но можно было и без упоминания #водки.

Братислав Либертус Прозаик   07.03.2016 18:27     Заявить о нарушении
Спасибо, Братислав.
Вы всё правильно поняли.

Василий Вялый   08.03.2016 14:19   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 92 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.