Пророчество

   Какой день чудесный! Ранним утром на недавно купленном "Жигулёнке" за нами заехал Любимый. Он опытный водитель, хотя много лет за рулём не сидел. Движения чуть более порывистые и нервные, чем обычно. Я впереди, рядом. Ремешок коротковатым оказался, пришлось накинуть, не пристёгивая. Дочурка за мной устроилась. Ей сегодня ещё в школу, выпускной класс. Едем к бабушке, целительнице. Подружки про неё чудеса рассказывают: всё предсказать может, от опасности уберечь, предупредить, судьбу увидеть.
   
   В последнее время много всего произошло. Работу сменила, пригласили в престижную Клинику на должность начфина. Отдел под себя создать, с нуля, задачи интересные, масштабные. Зарплата сказочная. Дочка довольна, теперь с деньгами будет свободнее. Растила её одна, бывало трудно. Ничего, наладилось всё потихоньку.
   
   Кабинет дали просторный, мебель сама выбирала. С собой подружку Машку разрешили взять. Мы с института ещё дружим. Детей у неё двое, пацаны. Время тяжёлое, работы нет, мужа из армии уволили по здоровью. Выбила я вакансию, ещё в старой конторе, Машку к себе взяла. Она, конечно, звёзд с неба никогда не хватала, но если с ней посидеть, объяснить всё, проверять регулярно, то ничего, справляется. Со временем продвинула её на должность зам. главврача по экономике, битву с начальством выдержала, но на своём настояла. Только снова пришлось страховать, подсказывать, проверять, чтобы серьёзных ошибок не наделала.
   
   А меня в Минздраве приметили: показала себя хорошо по работе. Вот и позвали в Клинику работать, на весь мир знаменитую. Машка в слёзы: "Я без тебя тут не продержусь, возьми с собой, а то детей кормить будет нечем". Подумала я, поговорила с будущим шефом. Он сказал: "На тебя одну зарплата выделена, хочешь взять помощницу - отстегни из своих". Я и отстегнула половину. Совестно как-то было меньше положить, чем себе. Получилось и так намного больше, чем в прежней конторе.
   
   На новой работе в нашем кабинете Олег сидел, страховщик из дружественной компании. Приятный такой мужик, обходительный. До больничного городка от города двадцать пять километров. Он на своей машинке в Клинику подвозил. И так интересно с ним было, в курс дела вместе входить лучше получалось.
   
   Началось всё хорошо, только потом что-то не заладилось. Кожей чувствовала, как тучи сгущаются. Как будто ненависть жгучая со всех сторон в щели вползает, душит. А дома отпускало. Через пару месяцев - гипертонический криз. Клиника всё же, моментально меня в оборот, по всем врачам. УЗИ брюшка сделали, дядька такой, к нему со всего города в очередь. Спокойный. Я с шутками: "Доктор, жить-то буду"? А он отвечает: "Всё хорошо у вас, только опухоль вот с этот ящик". И на стол показал, где прибор стоит внушительных размеров. А я тогда располнела уже прилично, и не заметишь так-то, без обследования. Пришлось к друзьям-онкологам стучаться. Они меня на своё обследование, нашли ещё в щитовидке узелки и в груди ерунду какую-то. Только сказали: "Сначала брюшко твоё надо покромсать, это срочно, а потом с остальным разберёмся".
   
   Вот тогда я испугалась по-настоящему. Когда онкологи говорят "срочно", это что-то да значит. Я с ними дружу столько лет, наслушалась.
   
   Тогда и решилась к той бабушке поехать, узнать, что меня ждёт. Бабушка серьёзная, вся книгами старинными церковными обложенная, за каждым словом Бога поминает. Воды мне дала, особым образом освящённой, пить велела и ещё к ней поездить. Дeньги в руки не принимает, надо на блюдечко класть. Плата не велика, а народу к ней ездит тьма тьмущая. Сказала, что можно на операцию ложиться. Она бы и сама ту опухоль убрала, за полгода примерно, но видит, что решилась я отдать мою тушку хирургам на расправу. Потому пускай режут, всё хорошо будет. Я духом воспрянула немножко.
   
   Друзья в свою клинику положили, прооперировали быстренько. Гистология хорошая пришла. Фу, отпустило. Выписалась из больницы, вот и махнули мы к бабушке на очередной сеанс. Уговорила я Любимого, чтобы и сам ей показался. Дочка уже ездила раньше, ей свой курс бабушкой был назначен. И Машка там побывала, и другие подружки. На электричке добирались, потом ещё пешком идти. А в этот раз - на машине, с Любимым, с комфортом до самого места.
   
   Бабушка приняла. Я вопросы задавать стала про жизнь личную. Она на фото Любимого взглянула и говорит тут же: "Так он женатый, детей трое". Правильно всё, так и есть. Мы уже десять лет вместе, пожениться договорились, когда дети его подрастут. Моя дочка его за папу считает. Хороший мужик, уже столько лет на две семьи живёт. Только дeньги у нас врозь, сама зарабатываю, чего уж его деток обделять. Покачала бабушка головой и говорит: "Выйдешь ты ещё замуж за хорошего человека. Но не за этого. Проживёшь до восьмидесяти лет. И до конца на своих ногах будешь ходить".
   
   Порадовал меня прогноз такой, только вот с Любимым... Ладно, жизнь покажет, может, напутала бабушка, уж больно хорошо у нас всё. Поначалу притирались долго, ссоры бывали бурные, яростные, но потом всегда мирились. Десять лет - не шутка. И мужик хороший, добрый, руки золотые, всё может, всё умеет. Дочку мою любит, как родную. И любовник - поискать такого, не найдёшь. Попивает, правда. А кто без греха, все пьют. Я и сама не прочь гульнуть, бывает.
   
  Едем от бабушки обратно, солнышко, редкие снежинки на сухой асфальт падают. Настроение замечательное. Дочка попросила в сочинении ошибки проверить. Читаю, дочка с Любимым болтает...
   
   Затемнение. Мрак. Тишина.
   
   Открываю глаза. Потолок, кафель. Не могу двинуться, тело как будто не моё. Странные звуки. Кто-то ходит, гремит чем-то металлическим, переговариваются громко. Опять провал, мрак. Снова потолок, кафель. Мне кажется, я кричу так, что закладывает уши. А получается только шёпот:
   
   - Дочка. Где дочка?
   
   Кто-то в белом подошёл.
   
   - Успокойтесь, дочка жива, на соседней кровати. Все живы. Вы попали в аварию, потеряли много крови. Вас вовремя привезли. Ещё бы немного, и всё. Сейчас уже получше. Объём крови восстановим и будем готовить к операции. Ноги постараемся сохранить.
   
   - Ноги? Что с ногами? Я не могу ими пошевелить...
   
   - Они сломаны, мы их вытянули и привязали груз. Машина въехала в столб. Двигатель упёрся вам в колени и раздробил бедренные кости, почти на треть длины. В кашу. Вас из машины автогеном вырезали. Постараемся сделать всё, что возможно. Ещё у вас сломана ключица и порезано лицо. Не сильно, только на лбу будет заметный след. Вы просили зашивать аккуратно, потому что вам ещё замуж выходить.
   
   - Когда? Не помню.
   
   - Вы здесь трое суток. Были в шоке, потому ничего не помните.
   
   - Дочка. Что с ней?
   
   - Она ударилась о подголовник. Раздроблена верхняя челюсть и нос, ушиб головного мозга, сложный перелом плеча. Её скоро отправят в другую больницу. Она не может говорить.
   
   Я скосила глаз на соседнюю кровать. Она там, голова и лицо полностью забинтованы. Щелка для глаз и трубка теряется в бинтах... Не могу, не верю... Провал. Мрак.
   
   Я в большой палате, коек на восемь. Женщины ходят. Ноги мои под одеялом, задраны вверх, к ним подвешены грузы. Как в туалет? Чтобы поднять меня на судно, а потом спустить назад, не повредив ноги, нужны два-три здоровых мужика. Каждый раз надо ждать, когда врачи свободные найдутся. Это ужасно. Подо мной мокро. Простыню поменять - та же канитель, врачей звать. Санитарочка говорит: "Ждите, все на операциях". Кожу саднит от едкой сырости. Это пролежни. Не могу подвинуться, не могу хоть чуть-чуть поменять позу. Нужна опора, а у меня только одна рука работает. Левая висит на косынке, сломанная ключица не даёт ей пошевелить.
   
   Поначалу шутила и смеялась, сама себя бодрила. А как ещё не давать себе тихо сходить с ума? Эйфория прошла, когда заведующий отделением Андрей Викторович сказал, что встать на ноги я смогу не раньше, чем через полгода. Звучит, как приговор. От бессилия и ужаса слёзы текут, не остановить.
   
   Не верю. Кажется, что страшный сон закончится. Дочитаю дочкино сочинение, забросим её в школу, а сами поедем домой завтракать...
   
   Это не сон. Это и есть теперь моя жизнь. А истерзанное, покалеченное и распятое на больничной кровати тело - это я.
   
   Дочку увезли в другую больницу. За неё я относительно спокойна: моя близкая подруга навещает её каждый день, кормит через трубочку протёртой домашней едой. Друзья-онкологи по своим каналам контролируют ситуацию.
   
   Операция. Десять часов три травматолога собирали мои ноги по кусочкам, как пазл. Закрепили осколки костей шурупами на титановых пластинах. Когда очнулась после наркоза, Андрей Викторович сказал, улыбаясь, что теперь я смогу пронести с собой в самолёт хоть пулемёт - металлоискатель будет звенеть, как свадебные колокола. Я ещё плохо соображала, но отметила, что лицо у него, хоть и серое от усталости, а глаза светятся, как у победителя. И это самый лучший знак.
   
   После реанимации перевели в палату поменьше. Каждый день приезжали Олег с Машкой. Кроме гостинцев, привозили новости. Руководство рассматривало вопрос о переводе на долечивание в стационар Клиники, чтобы я могла там работать прямо на больничной койке, как только наберусь немного сил. Зарплата останется на обещанном уровне на весь период восстановления. Это щедрое и своевременное предложение, потому что деньги быстро таяли, требовались лекарства, которых в больнице не было. Кроме того, на днях должны прислать двух опытных медсестёр, которые попеременно будут приезжать и ухаживать за мной. Это было здорово. Я увидела, что жизнь продолжается.
   
   Олег с Машкой приезжали всё реже, на работе не довольны их частыми отлучками. Однажды они пришли какие-то не такие. Олег подсел к кровати, а Машка почему-то осталась стоять у дверей. Олег сказал, что руководство Клиники изменило своё решение: долечиваться буду здесь, в травматологическом отделении, а потом выпишут домой. Работать я пока не буду. Я спросила: "Почему"? Олег помялся, но всё-таки смог это выговорить: "Дело в том, что ты три дня была в шоке. Это не могло не сказаться на твоём психическом здоровье. Потому Клиника в твоих услугах, как человека не совсем адекватного, пока не нуждается. А там видно будет".
   
   Это был удар ниже пояса. Я во все глаза смотрела на Машку. А она отвернулась и почему-то улыбалась. Чему она радуется в момент, когда меня объявляют сумасшедшей? Тогда я не знала, что предают иногда с улыбкой...
   
   Когда Машка приехала в следующий раз, я была взвинчена и набросилась на неё. Как она могла? Я думала, что она мне близкий человек, и что не только я встану грудью на её защиту без колебаний, но и она... Почему? За что? Машка смотрела куда-то сквозь меня и молчала, потом вышла и закрыла за собой дверь. Я почему-то сразу поняла, что очень долго её не увижу. Может быть, никогда.
   
   Не давала покоя мысль о моём сумасшествии. Неужели я действительно тронулась умом? Это катастрофа. Это значит, что я вообще никто, пустое место на обочине жизни, разбитое тело, требующее постороннего ухода... Нет возможности работать - нет заработка. Дочка школьница, сама вся переломанная, тоже нуждается в уходе. И что дальше?
   
   Ко мне приехала одноклассница Рита, врач-психиатр. Я попросила её оценить моё состояние с профессиональной точки зрения и сказать всё честно. Она меня давно знает: я сильная, приму правду спокойно. Рита согласилась. Долго задавала вопросы, попросив отвечать без раздумий. Я и не раздумывала, ведь мне правда нужна. Закончив беседу, Рита посмотрела на меня внимательно и произнесла: "Не морочь мне голову, ты здоровее меня". Это приободрило. Но ситуация с диагнозом, поставленным заочно моими коллегами, теперь выглядела ещё паршивее.
   
   Осталось только одно занятие - выживать. И я выживаю. Потянулись бесконечно долгие дни. Пришли медсёстры из Клиники Лариса и Света - опытные, умелые, сильные и добрые женщины. Пролежни стали заживать. Мне даже покрасили волосы, чтобы скрыть седину, покрывшую осенним инеем тёмные пряди. А ведь мне ещё сорока нет...
   
   Я живу, отсчитывая время от перевязки до перевязки. Чем ближе назначенный час, тем напряжённее я становлюсь. Очень больно. Сил так мало, что болевой порог сильно сбился - не могу выносить даже крошечную боль. Когда ставили подключичный катетер, потеряла сознание. Теперь со мной осторожничают, но уберечь от всей боли не получается. Большие послеоперационные раны заживают медленно. Во время перевязки хочется орать во весь голос. Когда в коридоре слышны шаги операционной сестры, я сжимаюсь в комочек - может, не заметят меня, и не будут мучить сегодня, заталкивая в раны металлические инструменты... Хуже всего, когда на перевязку приходит врач. Значит, сегодня пытка будет особенно болезненной.
   
   И я нашла выход, который удивил всех, даже видавших виды операционных сестёр. Я стала на перевязках втыкать в уши наушники, включать на полную катушку плеер и… петь! Быстро разобралась, какая музыка нужна - доктор Розенбаум. Любимый альбом с подходящим случаю названием "Вялотекущая шизофрения".
   
   Мне ковыряют рану, а я, закрыв глаза и сжав кулаки так, что ногти впиваются в ладони, пою, то беззвучно, то в голос, вместе с Александром Яковлевичем.
   
  Научился Бог терпеть,
  Научились птицы петь,
  И с тобой мы тоже сможем
  Всё преодолеть.
  Только об одном
  Я тебя прошу,
  Не оставь меня, покуда я дышу.
   
   Знаю, он для меня поёт: "Я с тобой, потерпи, ты сможешь"... И этот голос, эти слова, этот отчаянный дуэт даёт силы выдержать, не уйти за грань сознания...
   
   Теперь, когда операционная сестра со своим жутким подносом входит в палату, она сама говорит: "Давай, милая, врубай свой наркоз".
   
   Не оставь меня... Кому я это пою? Думаю о Любимом, которого вижу всё реже. Он в аварии пострадал меньше всех: вся сила удара досталась нам, а ему лишь немного ушибло колени. Он провалялся недели три, потом встал. Теперь на него завели уголовное дело. Тяжкие телесные. Его не посадят только в одном случае: если я напишу заявление в милицию, что прошу освободить его от уголовной ответственности. И я пишу, понимая, что ничего хорошего за этим не последует. Так и есть: когда следователь забрал заявление, Любимый надолго исчез с горизонта.
   
   Сколько воды утекло с тех пор... Вопреки прогнозам врачей, я хожу. Недалеко и недолго, с палочкой. И даже научилась водить машину. Два года по больницам, череда операций, инвалидная коляска, костыли. В Клинике проработала шесть лет. Ушла.
   
   Дочка полностью выздоровела, нашла свою любовь, вышла замуж, счастлива.
   
   Любимый ушёл из семьи к молодой женщине. Счастья это ему не принесло: спился, умер в пятьдесят с небольшим.
   
   А я действительно вышла замуж за хорошего человека, как бабушка напророчила.
   
   Одно только меня мучает: почему она не сказала, что будет авария? Других  предупреждала, рассказывали...
   
   Наверное, избежать того столба было нельзя. После пройденных испытаний я стала на порядок сильнее. Я стала тем, что я есть. Я стала собой.
   
   Осталось не подвести бабушку и дожить до восьмидесяти лет.