Хранители. Глава VIII

6 апреля 1944 года
Берн, Швейцария

Они двинулись по аллее в направлении её дома. Через несколько десятков метров Магда нежно, но, вместе с тем, твёрдо и решительно взяла его под руку.

Что существенно ограничило его доступ к «Вальтеру» в поясной кобуре. Это Шольца совершенно не устраивало.

«Одну минуту» - обратился он к Магде. Слегка отстранившись от неё, он извлёк «Вальтер РРК» из поясной кобуры, переложил в правый карман куртки.

«Теперь я точно ничего и никого не боюсь» - улыбнулась женщина.

Они шли через тёмный парк молча, что Шольца полностью устраивало. Ему было не до разговоров; хотя он и не сомневался, что «снаряд дважды в одну воронку не падает», по крайней мере, за один вечер, но всё же, как говорится, «бережёного бог бережёт». Поэтому, хотя Магда крепко прижималась к нему, он не испытывал к ней никаких чувств – ни романтических, ни, тем более, сексуальных.

Все его чувства исчезли, остались только напряжённый слух (зрение в темноте парка помогало мало) и ещё одно – шестое – чувство, которое не раз спасало ему жизнь, предупреждая об опасности за несколько мгновений до её появления «во всей красе». И ещё ощущение рубчатой рукоятки «Вальтера РРК», который он сжимал в правой руке в кармане куртки, готовый в любую секунду пустить в ход это очень эффективное и надёжное оружие. А стрелял Шольц отлично, с двадцати метров сбивая из РРК влёт ворону.

Выйдя из парка, они перешли улицу, повернули направо, потом налево и поднялись примерно до середины уютной улочки, на которой уже давно селились представители «верхней части» бернского «среднего класса».

Магда остановилась у симпатичного двухэтажного домика, окружённого уютным садиком. Типичное жилище одинокой женщины.

«Это мой дом» - улыбнулась Магда. «Зайдёте?»

Увидев, что Шольц колеблется (более близкое знакомство с Магдой, как и вообще с кем-либо в Берне, в его планы совершенно не входило), она пояснила:

«Я понимаю, что это глупо… но… я просто всё ещё боюсь. Очень боюсь. Не покидайте меня…» - в её голосе явно чувствовалась мольба.

«И ещё…» - неуверенно добавила она, «… мне нужно с Вами поговорить…»

«Чем дальше, тем интересней…» - мрачно подумал Шольц, совершенно обоснованно не ожидая от этого разговора ничего, кроме ещё одной головной боли. Возможно, сильной и длительной. Возможно, очень сильной и очень длительной.

«Зайду» - в свою очередь, улыбнулся он. В сложившихся обстоятельствах это было, пожалуй, наименьшим из зол. Если он сейчас оставит её одну, то неизвестно, что она может «выкинуть»… и чем это для него обернётся. Не зря ведь страх называют «восьмым смертным грехом». А тут хоть всё будет под его контролем…

Магда открыла дверь, впустив его в дом. Они прошли в просторную гостиную. Магда включила свет и элегантным движением предложила ему присесть на роскошный кожаный диван, покрытый великолепным шерстяным рыжим пледом (явно из очень дорогой шерсти). Сама, сняв в коридоре пальто, уютно устроилась в мягком кресле из того же комплекта напротив дивана.

Впервые за время их всё ещё очень краткого, но уже чрезвычайно насыщенного событиями знакомства, Шольц получил возможность как следует её рассмотреть. И то, что он увидел, ему очень понравилось (как и практически все мужчины-Львы, Шольц был ярко выраженным эстетом).

Его новая знакомая была, безусловно, чрезвычайно эффектной женщиной. И выглядела сногсшибательно, несмотря на пережитый только что эпизод, который, если бы не своевременное вмешательство Карла Юргена Шольца, мог бы закончиться для неё плачевно. Совсем плачевно.

Как для тридцати шести женщин до неё. И, возможно, для гораздо большего их числа.

Лет тридцати или около того; среднего роста, стройная, изысканно и со вкусом облачённая в длинное – до лодыжек - чёрное шерстяное платье, плотно облегавшее её безукоризненное тело, перехваченное широченным кожаным поясом с огромной золотой пряжкой-бабочкой. Длинные, стройные ноги, обутые в изящные чёрные туфли на высоком каблуке, восхитили бы, пожалуй, и Родена[8]. Алый шёлковый шарф на необычайно женственной шее…

Огненно-рыжие волосы, уложенные в изысканное каре, правильной овальной формы лицо; огромные, бездонные, завораживающие карие глаза с длинными ресницами, тщательно и со вкусом накрашенные ярко-алой помадой пухлые чувственные губы, элегантно вздёрнутый носик, тщательно сформированные брови, изящные, очень женственные и, вместе с тем, сильные и ловкие руки; тонкие чувственные пальцы, увенчанные длинными ногтями выкрашенными в ярко-алый, под цвет помады, цвет…

Неудивительно, что Клаус Бастиан Ланг на неё «клюнул».

Созерцание Магды доставляло Шольцу огромное, мало с чем сравнимое эстетическое удовольствие. Что же до удовольствий иного рода – романтических или сексуальных – то Карлу Юргену Шольцу было, мягко говоря, не до этого. Совсем не до этого. Хотя у него было весьма обоснованное подозрение, что его новая знакомая была бы не против. Очень даже не против.

Он только что раскрылся, назвав своё настоящее имя пусть и дружественному, даже очень дружественному, но полицейскому. В чужой стране, в которой он проживал хоть и по безукоризненным, но всё же по фальшивым документам (что, строго говоря, по швейцарскому законодательству, было уголовно наказуемым деянием). Тюремное заключение ему, конечно, не грозило (по такому мелкому поводу ссориться со всё ещё могущественной РСХА в Швейцарии никто бы не стал), но вот попросить покинуть территорию Швейцарской конфедерации в 24 часа (или в 48, или в 72), его вполне могли.

Это не стало бы для него катастрофой (на этот случай у него в тайнике была припасена значительная сумма наличных денег в разных валютах и безукоризненный ирландский паспорт, «сработанный» на этот раз в соответствующем отделе не абвера, а МИ-6). Но всё равно было бы неприятно. Даже очень неприятно.

Кроме того, как известно, «что знают двое – знают все». Поэтому после его откровенности с Рудольфом Штайнером вероятность того, что в самом ближайшем будущем к нему заявится кто-нибудь из известных аббревиатур – РСХА, НКВД, ГРУ или МИ-6 с предложением, от которого будет очень и очень трудно отказаться, возросла десятикратно. Это было, как говорится, не смертельно, но, естественно, спокойствия ему не добавляло.

Зачем он это сделал? Зачем вмешался и спас Магду – понятно (а как, собственно, ещё должен был поступить мужчина в его ситуации?). Да ещё и кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. А вот зачем сдал Клауса Ланга бернской полиции – а, в конечном счёте, своим формальным работодателям в РСХА?

В тридцатом в Берлине в подобной ситуации он просто убил нападавшего, сломав ему шею. Но то был тридцатый год, а не сорок четвёртый. И Берлин, а не Берн. И убил он просто нацистского штурмовика, а не маньяка, на кровавом счету которого было минимум тридцать шесть жертв. И свидетелем тогда была безымянная еврейская девушка, которая в те годы и в том месте и не подумала бы обратиться в полицию, хотя, строго говоря, на её глазах произошло убийство. Заведомо превышавшее пределы необходимой обороны. А не обеспеченная, холёная швейцарская подданная…

В общем, на этот раз о физическом уничтожении нападавшего не могло быть и речи (это в самое ближайшее время организуют либо в Моабите, либо в Плетцензее, либо в Бранденбурге). Отпускать его тоже было нельзя – маньяк всё-таки. Поэтому выбора у Шольца, собственно, и не было.

Теперь нужно было ждать последствий. В полном соответствии с народной мудростью, гласящей, что ни одно доброе дело не должно остаться безнаказанным…

А тут ещё этот разговор. С пока ещё совершенно непонятным содержанием и ещё менее понятными последствиями.

В общем, было от чего загрустить. И было совершенно понятно, что в этих обстоятельствах – ещё не совсем, но уже почти чрезвычайных, Карлу Юргену Шольцу было совсем не до романтики и не до секса.

Тем более, что внебрачный и добрачный секс был, строго говоря, смертным грехом – нарушением шестой (или седьмой, в зависимости от варианта канонического списка) заповеди Господней. «Не прелюбодействуй». А эту заповедь без непреодолимой надобности Шольц старался не нарушать.

В данный момент не то что непреодолимой, а просто никакой надобности в нарушении этой заповеди не было.

«Хотите что-нибудь выпить?» - обратилась к нему Магда. «Вино, коньяк, виски, водка, кальвадос…»

Шольц помотал головой. Алкоголь он не употреблял уже давно (если только этого не требовала работа). А требовала этого его работа крайне редко; обычно она требовала прямо противоположного – в любой момент быть готовым стрелять, вести автомашину или мотоцикл (случалось, хотя и редко, что и самолёт), вести рукопашный бой…

Употребление алкоголя всему этому, мягко говоря, не способствовало.

«Кофе?»

Как многие из тех, кто прожил достаточное количество лет на Туманном Альбионе, Шольц предпочитал чай. Но сегодня он не хотел вообще ничего. Встреча с Клаусом Лангом воскресила в его памяти воспоминания, мягко говоря, плохо совместимые с приёмом внутрь чего-либо. Даже безалкогольной жидкости.

«Нет, спасибо»

«Вы уверены?» - недоверчиво посмотрела на него Магда.

«Уверен» - улыбнулся Шольц.

«А я выпью» - обращаясь скорее не к нему, а куда-то в пространство, заявила Магда.

Поднялась с кресла, подошла к буфету, достала из него початую внушительных размеров бутылку коньяка, налила в бокал изрядное количество коричневой жидкости. Залпом осушила бокал. Поставила на столик.

«Неудивительно» - подумал Шольц. «После такого-то удара по нервам…»

Магда вернулась в кресло.