Следуя охотничьей тропой...

Снег лежит ещё светлый, струящийся, мерцающий под моими ногами. И туманный сумрак вокруг - куда ни глянь сплошное белёсое марево. Интересно. На девственной поверхности сверкающего полотна чуть заметно проступают следы – аккуратные, почти филигранные отпечатки невесомой мужской подошвы. Я медленно втягиваю воздух, забивая лёгкие под завязку, и шумно выдыхаю, выпуская плотное облачко невидимого пара.

Мир. Ещё одна параллель хорошо знакомого мне мира. Немного отличная, но, всё же, в ней нет ничего особенно нового. Всё те же мосты, те же улицы и дома, разве что все постройки и мостовые каменные, да на крышах слегка проржавевшие железные флюгера. Из-за мутной взвеси, наверное. Я упоённо вдыхаю влажный туманный запах свежего снега и устремляюсь по незаметным следам, чуть в стороне от них. Хотя какая разница, он же всё равно заметит.

Люди не оборачиваются мне вслед, да и зачем им это? Я с интересом всматриваюсь в лицо идущего навстречу мужчины и по-кошачьи ласково улыбаюсь. Задумался. Скоро праздники, а столько забот. Куда деваться? Моя ладонь осторожно скользит вдоль его лица, и грустноватая улыбка надежды отражается и на его губах. Вот так, правильно. Это всё не столь важно, а вот радость твоего ребёнка… в конце - концов ему исполнилось целых четыре года!

Я тихонько смеюсь, скользя уже за его спиной и дальше, вдоль незаметных призрачных отпечатков. Тонкая ровная строчка петляет по заметённым улицам, словно бы что-то разыскивая. Запах… нет… ощущение жажды. Чувство постепенно начинает стягивать душу, засасывать по следу, пробуждать желание. И я, невольно, начинаю двигаться быстрее, отвечать на зов.

А вот и источник зова! Я с интересом вглядываюсь в другую цепочку следов, поверх которой ложится строчка. Тяжёлую, человеческую. Сердце заходится сладкой судорогой, надрывно выталкивает наружу струящийся изнутри огонь. Жажда захватывает, душит. Тонкая строчка под ногами искажается, невесомые человечные следы перетекают в волчьи. По телу прокатывается дрожь.

Пепел сыпется с меня словно сдуваемый ветром. Ураганом. Скорость отсеивает все мысли кроме одной. Эйфория. Тело вырывается наружу, наплевав на все возможные законы физики и логики. Камень мостовой неприятно бьёт по лапам. Тишина проулков взрывается чьим-то давящим криком. В распахнутую пасть ударяет резкий и отчаянный запах страха. Прыжки становятся ещё длиннее. Запах ошалевшей агонии  и терпкий привкус восторга смешиваются в прочную тугую нить. Тень несущегося чуть впереди зверя исчезает в раскрывшемся перед глазами парке. Не успеваю.

Крылья распахиваются за спиной и резкими взмахами вскидывают моё тело в упрямый порывистый воздух. В горле стынет хриплое обиженное ворчание. Уходит! Нить натягивается, заходится визгливым стоном и отдаётся сильным рывком впереди неподалёку. На губах рождается улыбка-оскал. Тропинка в парке вспыхивает ослепляющим синим бликом. Не сбежишь! Разбуженные внезапной вспышкой деревья скрипучим стоном вторят отчаянному вою. В моих кошачьих глазах отражаются чужие глаза.

Он изначально знал, и он сам такой путь выбрал. Он жаждал Силы и желал чужой трепещущей жизни. Он сделал ставку. И он проиграл. Его ужас захлёстывает, отражаясь жалостью в моём сердце. Жертвы. Теперь он и сам стал жертвой чужой охоты. Пропащая навеки судьбёнка. Из моей распахнутой пасти вырывается хриплый смех, и я опускаюсь в снег каком-то рывке от него. Белёсый туман струйками взвивается из-под лап. Я чувствую, как он дрожит, изводится собственным ужасом. Трус. За спиной раздаётся тихий хруст свежего снега.

Злится. Старый кобель. Было бы из-за чего. Высокий точёный силуэт замирает рядом со мной, смешивая белизну шерсти с туманной белёсостью дымки. Длинные лапы, тощее тело, узкая пасть, гордая осанка. Охотник. Мой Волк. Снова, впрочем, как и всегда, щерится в душе, вечно он чем-нибудь недоволен. А ведь с самого начала знал, что след всё равно найду. Я захожусь самодовольным злорадным смехом. За спиной обречённого на безвозвратную гибель ярко вспыхивает синее пламя. Он уже не уйдёт, не сможет, он всё-таки дождался исполнения своего приговора. Человеческое тело передёргивает судорогой, на искажённом лице расходится неестественная бледность. Нет, без шансов.

Оболочка выворачивается наизнанку, выпуская наружу нечто бесформенное, но определённо живое. Пока ещё живое. Силуэт плавится, перетекает, меняет привычные грани. Зря. Высокое точёное тело выбрасывается вперёд, резко, безжалостно. Холодящий душу вой заставляет содрогнуться разливающимся вокруг ужасом каждую струнку души. Бессилие. Фигура отчаянно гнётся, ломается, ищет выход, но уже слишком поздно, слишком холодно, Она уже вступила в свои права. Смерть. Эйфория.

Я пальцем осторожно стираю с холодной щеки капли. На точёном бледноватом лице остаётся широкая розоватая полоска. Что же, к его лицу всегда очень подходит кровь. Выцветшие жёлтые глаза без малейшего выражения смотрят на меня в ответ. Только глаза. А в душе, как обычно, бардак. Ярость, злость, раздражение, да и просто благостное удовлетворение удачной охотой. И всё это открывается лишь мне одной, предназначено только для меня! Я купаюсь в этом водопаде эмоций: холодном, но невероятно подвижном и живом. Жадном, требующем своего. Я ехидно улыбаюсь в ответ и делаю шаг вперёд, вплотную к нему. И он уходит, растворяется в воздухе как белёсый туман. На снегу остаются невесомые филигранные отпечатки мужской подошвы. По парку растекается звенящий, быстро исчезающий вслед за мною смех. В тишине заснеженного парка клубится белёсый неловкий туман, заведомо обходящий распластавшееся на ослепительной поверхности человеческое тело.