Божий суд

Обокрал вор Гудима. Знатно обнес: в пустых стенах жить мужик остался. Да ловко как все провернул: в тот же день приметное имущество сбыл, да так, что и не найти никому. А на деньгах ведь не написано, кто их прошлый хозяин. Так и не нашлось бы на вора управы, коли гулять на весь мир не начал бы. А ведь раньше у него, лентяя, в каше крупинка за крупинкой гонялася с дубинкой.
Привели к князю на суд и вора, и Гудима. Гудим перечислил покражу, да на вора кажет. А тот отнекивается: знать ничего не знаю, в доме Гудима меня не было, в моем доме добра его не лежит, а где деньги взял – там их больше нету.
Так и не сыскалось бы правды, да князь божий суд назначил – головни пылающие ладонями студить. Кто первым бросит – тот и не прав.
Слыхали мы, что правый в огне не сгорит, да в воде не утонет – вынесет его правота. Да кто ж такое в быту видел? А Гудим рассудил так: не верну краденного, так пусть хоть руки сгорят у вора. И за головни взялся. А вор что? Они же не с голодухи крадут, а чтобы кус был слаще, да работы меньше. Благополучие, значит, превыше всего ставят, себя прежде всех любят. От такого характера Правду на Кривду и меняют. А тут – руки любимые жечь?! Хоть и жаден был вор, а головни из ладоней сразу бросил взвыв.
А Гудим к нему подошел, головешки сжав, прошипел:

- Хорошенько, вор, на Божий суд посмотри!

Да вору теми головешками в глаза ткнул. Наказал, значит, и за кражу, и за отговорки, и за ладони свои паленые. А князь что? Виновного сыскали, Гудим, как пострадавший, в своем прав казнить. Повелел только воротить гудимовы пожитки да деньги.
Так вот вор себя выше Правды любил, да богатства Кривдой не сыскал. Только зенок лишился.