15-I О предсказаниях и знамении

                Книга пятнадцатая

                I

  За день до беспечальных проводов Присциллой Младшей своего «милого»: соседа, коллеги и подданного, происходивших в ноябрьские иды, пока писательница сочиняла новые строки, повествующие о ЛесБестийских Дионисиях, только что возведённый ею на должность-синекуру Авл Инстей, остававшийся один – без брата, поспешившего к матери – оставшийся купаться в термах, вышел из унктория уставший и умиротворённый. Добрался до «Малой Морской», где принялся за обед. Осушив ещё пару кубков, вдобавок к тому, что было предложено ему в прандиум и выпито в калдарии, весьма довольный, эфеб поделился с обслуживавшей его Меланто.

  – А знаешь ли ты, девочка, кто я теперь?

  – Кто вы, господин?

  – Я куратор рынка! Клянусь Меркурием!

  – Рада за вас, господин.

  – Да что мне до тебя, девка?! Когда нынче исполняется давнишнее предсказание! Понимаешь ты?!

  – Нет, господин.

  – Конечно, откуда ты можешь знать?! Сядь, расскажу. Налей ещё, куда ты только смотришь? Мой кубок пустой… Вот. За всех птицегадателей, за всех авгуров, прошлых, настоящих и будущих!.. – служанка не решилась напомнить, что нужно совершить возлияние. – Вообще-то, не такое давнишнее. Я же сказал «давнишнее»? Нет, не давнишнее. В том году дело было. Появился на нашей улочке один бродячий… с виду не поймёшь кто. Одет хорошо, только венок на голове. Да вроде не в себе, с приветом вроде немного. Старый уже. И седая прядь такая среди чёрных волос… А у нас дома… Ты слушаешь, девка? У нас дома тогда вино было, отмечали день рождения Аппия. Ему через шесть дней день рождения, семнадцать стукнет, а тогда шестнадцать отмечали. Да, отмечали, вино у нас было дорогое, фалернское, два или три даже асса за секстарий… – Меланто прыснула в кулачок, но рассказчик не заметил. – А я вышел – ты слышишь? – вышел отли-… отлично… отличный воздух вдохнуть, и дай, думаю, угощу этого старика. Предложил ему выпить… Ты, девка… Как тебя?

  – Меланто, господин.

  – Меланто, хочешь выпить?

  – Нет, благодарю, господин.

  – Вот, а он не отказался. Выпил и говорит: «Смотри, Авл, – а я ему, между прочим, не говорил моё имя, – смотри, говорит, Авл, на этих трёх птиц. Вот…вот… вот, видишь? – и говорит дальше. – Почти через год ты потеряешь самого дорогого и близкого человека. Но эта, говорит, потеря, принесёт тебе возвышение, правда, ненадолго. Ты возвысишься!.. – я радуюсь про себя, а он и говорит. – Да, печали мало. Хотя и ненадолго ты «взлетишь», – старик в венке глянул на небо, на птиц, что там парили, – и обратно спустишься, однако другой твой близкий возвысится на твоё место, в свой собственный праздник, вот который вы теперь встречаете. Да, а твоё краткое возвышение будет сопр-… сопря-… сопряжено, говорит, с большим удовольствием.» Вот! Вот оно, Мелана!..

  – Меланто, господин.

  – Не перебивай, молчи! Вот оно, сбывается! Клянусь Амуром, я счастлив! Пусть короткое будет, пусть! Зато сбывается: и возвышение, и удовольствие!.. Меланто, – внезапно поменялось его настроение на серьёзное, – мне надо домой. Домой надо, слышишь?.. – и уже радость снова вернулась к нему. – О! Вот счастье привалило!.. – и тут он заснул прямо за столом. Служанка сказала субвилику, и куратора нундин отправили домой.

  Всё это она на следующий день рассказывала своей прекрасной домине, когда Присцилла добралась от причала до дома и намывалась в термах.

  – Интересно, Меланто! В этот раз твои уши, память и язык захватили и передали не пустую болтовню. Послушай и меня. Любопытный анекдот. Однажды некая знатная римлянка вопрошала магов о судьбе своего маленького сына. Те, исследовав всё по своей науке, отвечали: «Он будет повелевать миром, но лишит жизни вас, свою мать». Она воскликнула: «О Боги! Пусть! Пусть убивает, лишь бы властвовал!..» Вот что напомнило мне предсказание моему куратору нундин.

  После завтрака некоторое время уходит у красавицы на причёску, макияж и нарядную жреческую паллу. Поверх неё вестиплики накидывают пенулу, и домина садится в квадригу, взяв с собой Фабию Актиду. Задержавшись не более чем на полчаса в ротонде, фламина отправляется в ближайший городок. На подъезде к Гургитам встречается Авл Инстей, по велению госпожи колесница приостанавливается. Как, естественно, и полдюжины сопровождающих конных.

  – Здравствуй, путник, ты ко мне домой?

  – Добрый день, Фабия Присцилла! К вам. Вы не против?

  – Нет. Предупредил бы, послала бы лошадей. Кстати, Авл. Вот агораном, во всём слушаешь её. Беспрекословно подчиняйся! Фабия Актида, это то самое официальное лицо, Авл Инстей. Потом побеседуете, а сейчас поехали…

  Римская жрица предполагала, что в городке устроят жертвоприношение Юпитеру и Юноне, и накануне, когда приезжала оформлять новую гражданку, высказала пожелание местным властям, чтобы жертвы также были принесены и Великой Матери Богов; животных она выслала заранее. Действительно, на местном форуме, перед святилищем Наилучшего Величайшего, при стечении большей части горожан, состоялось торжественное жертвоприношение Царю Бессмертных. Затем и его Сестре и Супруге. После чего, на специально сооружённом алтаре поблизости – их Матери, Кибеле. Жрецы и чиновники не один раз объявили, что последнее совершается по воле Фламины Богини, и народ одобрительно шумел. Однако во время окропления алтаря кровью закалываемых овец и баранов происходит странное явление. На ясном голубом небе, где и облаков-то мало, вдруг появляется тёмная тучка и на некоторое время заслоняет сияющее светило. В толпе и даже среди местных жрецов раздаются возгласы, что это плохой знак, что Тучегонитель не одобряет того, что священным саном облечена женщина, да она же ещё и распоряжается культовым действом. Первые граждане принялись возражать этим крикунам, священники успокаиваются, но из толпы раздаются всё более дерзкие, и даже непристойные, выкрики.

  Фламина между тем, считая, что это её вовсе не касается, смотрит на ту самую тучку и замечает на её фоне одинокую хищную птицу. Красавица считает число кругов; после шестого ястреб улетает, а словно застывшая было тучка быстро уходит, солнце снова дарит свои лучи и тепло. Писательница, подозвав братьев Белеев, что-то говорит им. По окончании жертвоприношения они вместе с самыми почётными куриалами проводят её к трибуне, устроенной в портике храма Юпитера. Один из дуумвиров, Луций, громко обращается к собравшимся жителям городка.


Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2012/02/22/255


------------------------
  синекура – лат. sine cura – буквально «без заботы» – непыльная, без хлопот работа, должность, на которой практически ничего не нужно делать.