Анастасия и Благомир, ч. 2

В обществе одиноких дев «Белая Сова» разыгрывали главный приз. Собственно, приза как такового не было вовсе, но победительница получала приглашение на ночное общение с музыкантом, имя которого держалось в секрете. То, что ночь должна была быть великолепной, никто не сомневался: по условиям контракта вступившие в общество одинокие девы боролись именно за этот момент.

Человек, который в среде музыкантов  был выбран для этого, должен был написать кантату, посвящённую мисс «Белая Сова».

Его задача была не из лёгких – он должен был языком музыки передать всему человечеству новое знание о женском теле, ибо сама природа развела по разные баррикады мужчину с его анатомией и генетикой, и женщину с её гинекологией и гинемикой.

Войдя в зал, Благомир слегка опешил. Всю жизнь он покорял женские сердца своим обаянием, а не так давно стал примерным семьянином, в планы которого не входило вступление в интимные отношения ни с кем, кроме своей жены. При виде одиноких дев его охватило волнение, которому он не мог дать отчёта. Он пережил боль за женщин, судьбы которых не сложились, а сами они потеряли свою красоту и молодость.

С чего начать свой разговор, он не знал, и долго внимательно вглядывался в лица, пытаясь угадать таящуюся душу каждой. Женщины здесь были разные – вся палитра современного и старого одинокого Ростова - была как на ладони.

- Я желаю вам обрести женское счастье, - наконец вымолвил он. – Мне нужна помощь только одной. Свою кантату я назову древним русским именем «Анастасия…» Таковы условия выполнения моей задачи. Прошу вас о снисхождении к мужчинам, которым, как и мне, предстоит…

Музыкант запнулся, не зная, что сказать дальше. Его глаза снова побежали по лицам, выискивая единственно нужный ему женский взгляд. Безотчётно он пытался найти взгляд родной матери и спастись в нём, но её в «Белой Сове» не было. А гитара, баян и фортепьяно, которыми он владел в совершенстве, которые в любой ситуации выводили его на роль тамады и любимца публики, неприкаянно стояли в уголке небольшого помещения, ожидая своей участи. Только наедине с «мисс Белая сова» он должен был раскрыть эти инструменты и соединить мощь своего обаяния с музыкой о женском теле… А пока в течение … часов, оставшихся до полуночи, он должен был быть исследователем одиноких женщин – во множестве.

Старые девы вели себя по-разному. Одни сочувственно, но с любопытством посматривали на музыканта, другие ехидничали по поводу мужчин, когда-либо опустившихся по шкале социального бытия и так и не сумевших подняться, третьи были молчаливы или печальны. В среде пожилых и неухоженных были и те, которые с его помощью рассчитывали выйти на дорогу, ведущую к супружеству. Но Благомир, как нацеленная стрела, искал только объект для решения своей задачи. Собственно, когда коллеги выбрали для этой миссии его, он нимало не сомневался, что задача окажется легко выполнимой и полезной.

На деле всё оказалось не так просто. Он интуитивно почувствовал опасность, как волк, попавший в западню, как самец, устоям которого угрожает некий враг. Между тем, никакого врага не было, и он изначально был председателем маленького женского общества.
 
По залу пронёсся лёгкий шум, как перед началом концерта, и он понял, что что-то нужно говорить, делать, руководить, организовывать. Не имея в руках музыкальных инструментов, Благомир чувствовал себя раздетым. Он пока не знал, что именно этого эффекта в его душе добивались те, кто стояли за этой психологической акцией. Смятение человека – вот что нужно было женщине, скрывавшейся под псевдонимом А.В.

Анастасии в зале не было, она не решилась войти, но не менее напряжённо, чем музыкант - наитием - переживала средоточие общества - в выбранной нише за кулисами.

Общение было вольным, кто хотел – мог тут же направиться к фуршеттным столикам и затянуть свой бесконечный разговор о работе, сослуживцах, пенсиях, кошках и собаках. Кто-то сразу приступил к вышиванию или вязанию – рукоделию, принесённому с собой, кто-то приспособился у столика с красками, карандашами и цветной бумагой, из которых можно было формировать бумажные мультипликации. Для непосвящённого это могло показаться детским садом для пенсионерок,  но это было общество, устроителями которого были психологи и учёные – исследователи истоков человечества.

Когда прошёл самый напряжённый момент привыкания, Анастасия вошла в зал и остановилась у окна. Одетая в торжественное платье, плотно облегающем её фигуру с конусообразным декольте на спине, она выглядела моложе своих лет. Туфли на высокой шпильке – излюбленный ею фасон – делали её подтянутой и стройной. Взгляд умных, проницательных, глаз устремился прямо в глаза Благомира. И между ними сразу же возникла связь, которую, иначе как интимной, назвать сложно.

«Чёрт! - выругался про себя Благомир, внешне никак не реагируя. – Хотя именно этого и следовало ожидать! Она всегда была оригинальна!» Его мозг моментально вспомнил картинки их несостоявшегося романа несколько лет назад.

«А ведь это не так давно было, милый!» - ответила она ему своей мягкой улыбкой, некогда наваждением преследовавшей его.
«Чёрт!» - снова стал урезонивать себя музыкант. И оторвался от её взгляда, переключив внимание на разговор с другими женщинами, уже ясно понимая, что весь вечер он будет приспосабливаться к её властью над ним – думать, пробовать, оценивать ситуацию и писать кантату о женском теле с этого момента...

* * * * *
…Часы пробили полночь. В зале остались только Благомир и она.

- Как ты? – спросил он.

- Ничего. Живу потихоньку, - ответила Анастасия.

- Мне нужно знать, как ты называешь некоторые части своего тела, - сказал он.

- Да, конечно, - ответила она. - Спрашивай.

- Это из области гинекологии, - сказал он.

- Я понимаю, - ответила она. - И в очередной раз прямо посмотрела ему в глаза. - Скажи, ты не боишься изменить жене?

- Это только работа, - сказал он. - Мы как в театре. Или в кино.

- Да, конечно, - согласилась она. - Спрашивай.

- Я могу прикасаться к твоему телу?

- Прикасайся…

- В религии это место называют «ложесна». Как бы назвала его ты?

- Ложе сына. Или дочери.

- Почему?

- Потому что они появятся на свет после этой ночи…

- Я ещё ничего не решил…

- Разве? Тогда почему я здесь?

Благомир проглотил комок в горле.

Всё верно. И это значило только то, что нет никакой игры, есть жизнь, сейчас, здесь, сию минуту. Ему нещадно захотелось сбежать, бросить всё, спрятаться во вчера, которое предвещало только работу, новые приключения и музыку, а сегодня, на деле, оборачивалось сногсшибательным выбором между женой, которой будто не было вовсе, и этой, казалось, навсегда забытой им женщиной. При этом он не касался рукой Анастасии, а только словами прощупывал её реакцию. Обычная его пошловатая маска, к которой привыкли женщины его круга, в которой он чувствовал себя как рыба в воде, в этом случае была бесполезной и жалкой. Он почувствовал, что безоружен, гол, и, как на привязи молодой телёнок, парализован пониманием того, что его сейчас погонят в пасть к зверю. А женщина мягко сопереживала ему и делала это по-матерински - торжественно-грациозно.

«Чёрт!» - лихорадочно носилось в его мозгу, а рука безотчётно прикоснулась к разрезу на её платье.

- Назови эту часть своего тела, - безжизненным голосом произнёс он.

- Место, к которому должно прикасаться губами, - ответила она.

- Чёрт! - вырвалось у него вслух.

- О, нет! – засмеялась она. – Если ты в затруднении, то называй меня «Эва». Это поможет тебе справиться со мной. Как ни крути, подлинная Ева была соблазнительницей…

- А ты достойная её дочь…

- И снова не угадал. Я всего лишь легенда, которой предстоит стать реальностью. Если, конечно, ты осмелишься изучать моё тело и назвать его иными словами, чем это делают солдафоны, гинекологи, и дьяконы.

- Так это всё придумала ты? Весь тест? Одна?

- Нет, что ты… Это мы придумали с тобой вместе… Помнишь, ты был моим звездочётом?

- Когда?

- Когда вёл меня по нашему лабиринту и миражу, на моё третье небо…

- Забыл… Я живу на втором.

- Ну и ладно. Только смотри, тебе немного осталось до рассвета. Ничего не перепутай в регистрах своей души… Как раньше…

- Я задам тебе этот вопрос: ты всё ещё любишь меня?

- Не знаю. Но мне приятно, когда ты ко мне прикасаешься…

- А ты готова провести со мной ночь – как прежде – под звёздами?

- Будем играть в мальчика и девочку? Я не против. Это будет забавно.

- Но я музыкант…

- Это мы ещё посмотрим, - снова мягко засмеялась она. – Спорим, что ты не сможешь теперь писать своих мелодий без моей помощи? Они все тебе будут казаться бесцветными. Ты зря отпустил других женщин… Они бы создавали для тебя колорит прошлого века для твоих песен, а сейчас, без них, ты …

Она замолчала, подбирая нужные слова… И он воспользовался паузой для  того, чтобы подчинить её себе. Наконец-то он понял, что важнее всего в данную минуту: не музыкально-психологическое исследование, а проявление своего мужского достоинства, которое может быть только в том случае, если он подчинит себе эту женщину. Эту – и никакую другую.

Он был мальчишкой с определённым опытом подвигов Казановы, когда 5 лет назад также начал свою романтическую игру. Он не довёл её до конца, а ссора разрушила их несостоявшуюся любовь на вдохе. Но теперь, как будто по мановению волшебника, ситуация вернулась в прежнее русло и стала властно требовать от него поступка. Плохого или хорошего – не понятно, важно, что этот поступок он осознанно проявляет и оценивает сам.

Он решительно обнял её за талию и подсёк ногой её каблучки, бережно опуская на пол. А потом стремительно потушил свет  зелёной рампы.

продолжение следует