10. Неандертальца ищу. Световид

…сказал Индюк однажды, что лишь однажды в жизни был счастлив не как переменный ток, а как постоянный. И точно определил период постоянного счастья – с рождения до первого утренника в школе. До первого упития, страшного похмелья и побега из дома на чердак.
С первого утренника пошли энергетические сбои, была повреждена тончайшая аура судьбы Великого, и ток постоянного счастья, даже блаженства существования, сменился на переменный. То есть, счастье и потом возникало, но лишь проблесками. Быстро, чересчур поспешно гасло оно. Или, напротив, опасно искрило и замыкалось на себе, на бедном обугленном сердце.
А в живом его ядре, в неоскорбляемой глубине сердца, несмотря ни на что, всегда сияли ласковым светом отблески милого детства. Они-то и согревали его в морозах бездомья, в тёмных узилищах, везде, где было тяжело и плохо. Они давали ему энергию жить, творить, фонтанировать.
Я знал о том, что он много писал о детстве, даже кое-что зачитывал мне, но сложилась ли цельная книга – не ведаю. А впрочем…
***
Восстанавливая хроники путаной жизни Великого, наткнулся однажды на розовые салфеточки, испещрённые бисерными буквицами. Я их и разобрать-то поначалу не мог. Но потом кое-что всё же разобрал. Это был детский лепет о том, как устраивался, развивался и познавался кроманьонский мир, куда случайно затесался великий Неандерталец Индюк. О том, как всё (по его представлениям) в нём начиналось, как продолжалось… и как (промыслительно) кончилось…
По тем отрывкам, что удалось разобрать, ясен примерный ход довольно-таки слабоумной мысли. Неясно другое: в младости ли это писано, в старости ли. А вообще – решил я в конце концов – какая разница? Недаром ведь говорится –
«Что млад, что стар…»
Но поскольку нашлась ещё одна, отдельно валявшаяся голубая салфеточка с крупной надписью славянской вязью, я и решил сделать её заголовком к этим отрывкам.
Итак:

Книга детства СВЕТОВИД

***          
…Точка, точка, запятая,
Минус, рожица кривая,
Палка, палка,
Огуречик,
Вот и вышел человечек…   

Вышел на крыльцо,
Глянул солнышку в лицо,
Рассиялся,
Рассмеялся,
И пошел по земле.
По большой, настоящей планете.

***
Закричал на бегу:
– Надышаться не могу!
И какое же вкусное небушко,
И какое же сладкое солнышко,
Синих воздухов –
От души!..

И глотал он всю жизнь
Без роздыха
Эти синие бублики воздуха,
И всю жизнь говорил:
– Хороши!


***
...Шёл-шёл по земле,
Глядь – стол.
А на столе
Хлеба целых два куска:
Белый и чёрный...
Человечек вздорный
Хочет склеить их бока,
Хлебы мнёт его рука,
Хлебы гладит рука,
Ладит их на века,
Приговаривает:
– Из одной земли,
Значит, как ни темни,
Значит, вроде родни,
Значит, корни одни...

Да, вишь, не сладятся они.


***
Всё глазел в вышину,
Тыкал пальцем в луну,
Масло слизывал с пальца тихонечко
И подлунное,
И подсолнечное.
До рассвета стоял и тыкал,
До рассвета лизал и хмыкал,
–  Хороша – говорил про луну.   
А как стало совсем уже рано,
Глядь, на пальце не масло – сметана.
– Ну и ну – говорил – ну и ну!

Это всё удивленья достойно.   


***
Заглянул человек в озерцо,   
Отразилось такое ж лицо,
Как и было на деле –
Всамделишное.               
Покачал человек головой,
Поразмыслил над синевой…
Никуда, однако, не денешься.   
Разбежался, нырнул.               
Вынырнул, не утонул!..

Стал к воде относиться с доверием.



***
Прыгнул, как дурачок.
Ощутил толчок. –
На планету опять приземлился.
Поначалу был глуп
И попробовал – вглубь.
Снова фокус не получился.
Походил, побродил,
– Значит так, рассудил:
Невозможно – вниз,
Невозможно – ввысь.               
Остаётся планетой бродить.
Побродив, можно так рассудить:
Зарывайся не зарывайся,
А от почвы не отрывайся!

***
Сунул руку в костёр.
Заорал:
– А-а, востёр!
Я с тобой не дружу за обиду!..
А потом поостыл,
Сердце поотогрел
И Обиде не подал виду:
– Сам совался без осторожности!
Впредь не будет такой оплошности…
И – погладил Огонь.
И сказала Ладонь:   
– Горячо,
Но ничо.               
Значит, будем друзья?
Значит, будем дружить
Ты да я?               
Так давай свою красную лапищу!

***
Шёл человек,
Прилёг.
А трава задышала жарко.
– Э-э, поди, не простой уголёк   
Раскалил тебя, стебелёк,
Тут – волшебная кочегарка!..   
Землю выкопал на вершок,      
Белый вытянул корешок,         
В дырку глазом одним посмотрел –
Чуть от зноя не угорел.               
– Вон откуда огонь свой посасываешь!

***
Шёл,      
А в упор
Толстый забор.
Лает забор,
Не пускает во двор...
– Здравствуй, Собака Собаковна!
Вот я пришел познакомиться,
За руку поздороваться,
Как говорится, представиться...
Только, вишь-ты, гремуч забор,
Только, слышь-ко, дремуч запор.
Ну, да что ж теперь? До свидания.
Не случилось у нас братания.
Разделила, мол, эволюция...
Вот такая нам резолюция.


***
– Нет, я съем свой куш,
А тебе, брат – шиш!
Не должон я солгать пред утробою.
Я и дать бы мог,
Да хорош кусок,
Укушу-ко я, знаешь, попробую...

Не гляди ты, тоска!
Ведь не жалко куска,
Да немного мне выпало хлебушка.
Пусть мой брат умрёт,
Пусть со мной живёт
Моя самая правая кривдушка.

***
Аты-баты,
Шли солдаты...
– Виноваты?
– Виноваты!
– Перед кем?
– Перед всем!
– Дураки вы совсем,
И чего ж вам горевать?
Вам не надо воевать
Просто-напросто...
– Ишь ты, умные какие!
Мы такие,
Мы сякие,
Нам не надо воевать...

А кто вас будет одевать,
А кто вас будет обувать,
А кто вас будет убивать
Просто-напросто?..

***
Самая большая планета – луна.
Самая большая любовь – тишина.
Самая печаль – полевая полынь
На пыльных губах Валуна.

Хочешь – уходи в голубую страну,
Хочешь – до зеркального блеска луну
Белым рукавом натирай,
Или – наполняй тишину,
Или – выбирай!..

Может быть, мы жили ещё при Луне?
Может быть, уже убывали во сне?
Кто же это сможет ещё за меня,
Кто бы это знал обо мне,
Жизнь мою заслоня?

Или я щемящей не знал тишины,
Если не играли со мной Валуны,
Или – можно всё, и я всё отворю,
Или не поверить мне люди вольны,
Если говорю:
Самая большая планета – луна,
Самая большая любовь – тишина,
Самая печаль – вековая полынь.

...полынь на губах Валуна.
***
На одной из встреч с читающей публикой (она стоит отдельной повести, эта аудитория знаменитой пивной, собиравшей к себе всех безработных интеллектуалов района), Индюка стали мучить вопросами после исполнения  вполне идиотских стихов. Они, впрочем, весьма понравились публике, и та стала оживлённо вести интерактивную беседу с рыжекудрым героем:
– А что вы читаете?..
Великий не стал углубляться в перечень макулатуры, на которой спал ночами в каморке под лестницей жилого дома. Порылся в памяти и нашёл остроумный ответ. Из анекдота: 
«Чукча не читатель… не путать с Тютчевым! Впрочем, Тютчев не писатель…»
– А что вы сейчас пишите?..
Надо было суметь не утерять тональность:
«Тютчев не писатель. Тютчев – поэт…» – И тут, змей, нашёлся!