Эпистолярия восьмая. 24. 02. 09г. Смотрю на чистый

   Смотрю на белый лист бумаги.
   Он огромный и чистый.
   Он кажется мне той безлюдной, белой и невероятно холодной зимой за окном. Бесстрастным и покойным Ликом Байкала, которому неведом холод моих размышлений, которые настигли меня внезапно, ледяными руками сжали сердце до такой степени, что стало трудно дышать.
   Ты не волнуйся за меня, это не больно, просто очень холодно, там снаружи  сердца, оно тихо шевелится в этих гладких, прозрачных ладонях. Оно не собирается умирать или сдаваться под градом ледяных иголочек, которые пробираются в его горячее нутро. Но оно с удивительным терпением медленно, мучительно медленно, но неостановимо по половинке, по одной растапливает эти холодяшки  и тепла становится больше.
     Мне кажется в сердце ко мне пришла сама Зима, она оказала мне честь своим приходом и доверила себя, потому что ей холодно тоже. А к другому кому – то идти, она побоялась, потому что тепло другого человека может ей повредить, оно может растопить её хрупкое равновесие, эту рассыпчато – ледяную красоту и тонкость.
    А я люблю зиму. Люблю её колючие ветры, сыплющийся за шиворот снег, свои деревенеющие пальцы в лёгких перчатках, люблю скорость с которой преодолеваются расстояния и легкий, острый, освежающий вкус мороза на губах. Ты улыбаешься? А я говорю абсолютно серьезно.
    Я просто иду сейчас по белому листу бумаги, как по белому, ровному, туго – натянутому байкальскому льду и смотрю на чистоту. Реальную, осязаемую, ощущаемую и до восторга большую. И в этой колючащей, хрустящей чистоте я вижу знаешь что?
    Я вижу шарфик, мягкий, как ветерок над травой в солнечный июльский полдень. Шарфик осеннего цвета тронутой морозом, опавшей берёзовой листвы. Этот небольшой лоскуток невероятно тёпл на ощупь, словно та листва, которая уже давно отшумела, отцвела, опала, превратилась в землю,  проросла и снова превратилась в волокна этой ткани. Теперь она начинает вспоминать Солнце и отдавать то тепло, которое накопила за множественность своих перерождений. Даже побывав под холодным зимним ветром, она не становится прохладной, она чудесно хранит тепло. Это удивительно.
   А может это просто тепло той тридевятой, кленовой страны, откуда был прислан этот тёпл для меня. Какое славное словцо придумалось мне на чистом листе  - «тёпл». Шарф, конечно тоже слово не плохое, но это только что постучавшееся ко мне слово – «ТЁПЛ», гораздо теплее и мягче, чем шершавое – «шарф».
    А ещё я вижу в лицо новую сказку, которая уже совсем рядом, она давно ходит вокруг, но так близко она подошла ко мне в первый раз. Ты опять улыбаешься? Не веришь? Правда – преправда!
   У сказок, когда они приходят к людям бывают человеческие лица! Я сейчас очень ясно вижу всю её в ног до головы. Неееет, она не юная девушка, полная очаровательной непосредственности. Она  зрелая женщина, со всеми признаками возраста на  округлом, улыбчивом лице. У неё глаза цвета кедровой, опавшей хвои широко расставленные под взлетевшими к вискам бровями. На щёках ямочки и губы хранящие улыбку в уголках. Она подошла совсем близко, но я не тороплю её, дабы не спугнуть. Я давно жду, когда она подойдёт и расскажет саму себя, а я надеюсь, что успею записать всё, что она мне расскажет.
   А пока я смотрю на белый лист бумаги и с теплом вспоминаю всех кого я так неизъяснимо, молча люблю. Потому что слов, которые могли бы точно сказать, точно выразить всё что я испытываю пока не нашла.
    Они малы, тесны для моей любви. Я просто смотрю на белизну листа и тихонько, настойчиво, терпеливо отогреваю одну за одной холодные иголочки ледяных рук которые сжали моё сердце. Отогреваю, но не грею, опасаясь поранить эту  холодную  чистоту, которая сейчас держит в ладонях моё сердце.
24.-02.2009г.