Распятая - 2

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

РАСПЯТАЯ

Роман


ГЛАВА 3

Всё, выбора у меня больше не было. Я всё перепробовала. Что оставалось напоследок? Самый знаменитый в России психотерапевт, затем… обыкновенная психушка. Хотя и среди них, наверное, было далеко не безразлично, где очутиться. Поразмыслив, я решила нарушить данное самой себе обещание. Да, круг замкнулся, но где-то, несомненно, я что-то пропустила, и нужно попытаться пройти его ещё раз. Во всяком случае, с психушкой – никогда не поздно.
Не знаю, на что я надеялась, вновь встретившись с Немальцыной. Она довольно холодно выслушала мои стенания, затем подвела итог:
–  Не обижайся, Анюта, но я так считаю, что твой сегодняшний визит бесполезен, он только отнимает и у меня, и у тебя драгоценное время. Я бы вообще не дала согласие на нашу встречу, просто думала, что ты решилась наконец на серьёзные действия. Очень прошу, больше не ищи встречи со мной. Мы сделали для тебя всё, что могли, большего ты сама не захотела. В принципе, я не жалею о нашем контакте, благодаря тебе мы даже изменили название нашей организации на более точный вариант. Теперь мы не Комитет защиты жертв сексуального насилия, а Комитет защиты и реабилитации жертв сексуальной агрессии. Казалось бы, добавилось только два слова, а как расширилось само понятие! Реабилитация – восстановление, лечение. Агрессия в данном случае – то, что предшествует насилию, стадия, на которой его ещё можно предотвратить. Так что мы квиты! Можешь на сей счёт не переживать.
В прошлый раз меня принимали в сауне, я там хорошо расслабилась с остальными "комитетчицами" (их было почти два десятка), сегодня встреча проходила непосредственно у Немальцыной на даче. Меня потряс бассейн, построенный на месте обыкновенного пруда. И мне вдруг нестерпимо захотелось в него окунуться.
–  Можно? – жалобно попросила я Немальцыну, показав на пруд. – Там так красиво!
Любовь Аркадьевна снисходительно усмехнулась и кивнула в знак согласия. Я чуть было не заикнулась о купальнике, но вовремя прикусила язык. Все комитетчицы купались и загорали совершенно голыми. Кому их было здесь разглядывать?
Я быстренько разделась и нырнула в прохладную воду. Рыбки, вокруг меня плавали самые настоящие золотые рыбки. Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. Холёные женские тела, среди которых моё, кстати, смотрелось ничуть не хуже остальных. Разноцветные плавники, пришлёпнутые губы, серебристые стайки – это уже рыбки настоящие. Водоросли, ракушки, воздушные пузырьки. Прямо как в аквариуме! Правда, от дороги ближайшей этот аквариум был далековато, и никто не вызвался меня подвезти, соответственно.
 
Господи, а ведь моё несчастье могло бы сослужить мне в данном случае неплохую пользу. Мои обидчики были бы сурово наказаны, мне подыскали бы доходную работёнку, и я вот так плескалась бы среди "своих", виляя золотым хвостиком. Боже, и что же ты создал меня такой идиоткой!

ГЛАВА 4

В жизни Олега Фомича Чугунова, следователя прокуратуры, который вёл моё дело, ничего не изменилось. Как и в прошлый раз я нашла его всё в том же кафе кварталах в трёх от его работы. Почему он выбрал такое неудобное место для своих обеденных перерывов? Может, его здесь подкармливали?
Увидев меня, он скривился как от зубной боли.
–  А, Леднева, здравствуй! Опять пришла? Как там дела у монте-кристов?
–  Неплохо, наверное, – охотно ухмыльнулась я его незамысловатой шутке. – Но я больше не мстительница. Будем считать, что в прошлый раз вы меня убедили.
–  И что, ты пришла выразить мне благодарность? Могла бы письмо прислать или СМС-ку, я вполне был бы удовлетворён. Только что-то плохо верится. Опять, наверное, что-нибудь такое-эдакое замышляешь? Иначе зачем бы я тебе вдруг понадобился?
Я покачала головой.
–  Нет, точно. Я как раз сегодня была в КЗиРЖСА (без бутылки не выговоришь) у Немальцыной и окончательно отказалась написать заявление о пересмотре моего дела, на чём она, кстати, очень настаивала.
Олег Фомич посерьёзнел.
–  А, эти сучки! Да, надо отдать тебе должное, ты времени даром не теряла. Такие знакомства, аж дух захватывает! Что ж, эти могут. И добиться изменения приговора в гораздо худшую сторону, да и жизнь ребяткам на зоне такую устроить, что те на весь оставшийся срок забудут, как штаны застёгиваются. Вот только тебе бы пришлось либо в прислужницы потом к ним записаться, либо стать одной из них. Долбаные феминистки! На мужнины деньги не только жизнью красивой упиваются, но ещё и объявили себя этакими новоявленными робингудками, защитницами женских прав. Ладно, с тобой случай особый, а скольких они действительных монстрищ от возмездия увели? Ну вот тебе хотя бы один случай из их "практики": две лесбиянки любились-любились, и вдруг одна из них другой заявляет: хочу вернуться к нормальной жизни – муж, дети, словом, чтобы было всё как у людей. Схожу в церковь, покаюсь, Бог простит, ну а уж жизнью, делом докажу, что исправилась. Ну и доказала! Подруга наняла трёх мужиков, чтобы изнасилование прошло по полной программе: мужика захотела – вот тебе мужики! Те так увлеклись, что заодно и жизни бабу лишили. Ну и что ты думаешь? Что твои "золотые рыбки" (кстати, очень удачно ты их назвала) сделали? Мужикам сроки по максимуму, а зачинщицу вообще вывели сухой из воды. Справедливо? Такая у нас теперь справедливость! Ну ладно, мне время дорого, говори, зачем явилась?
Я поплакалась немного для вида, прекрасно зная, что пытаться разжалобить "железного Фомича" занятие совершенно бесполезное. Затем сделала ему "предложение, от которого невозможно отказаться": он мне ксерокс с моего дела, а я ему барашка в бумажке.
Чугунов ухмыльнулся:
–  Статья… Предложение взятки должностному лицу.
Я за словом в карман не полезла:
–  А "рыбки" на что? Скажу, что для пересмотра дела ксерокс у дяденьки попросила, а дяденька злой оказался, просьбу бедной  девочки не удовлетворил. У них руки длинные: воздастся дяденьке, чтобы маленьких не обижал. Как пить дать воздастся.
–  Ладно, – вздохнул Фомич. – Будем считать, что разошлись с миром. Ты мне ничего не говорила, я тебе тоже. Кстати, а зачем тебе "дело"? Сказала ведь, что мстить передумала. Что-то ты, Леднева, темнишь!
–  Ну почему же темню, – ответила я спокойно. – Могу сказать на полном серьёзе: просила помощи у всех, у кого только можно, никто мне не помог, хочу теперь попытаться сама во всём разобраться. Почему до сих пор эта история не отпускает меня? Хочу как следует покопаться в материалах следствия, может там и отыщется ниточка, за которую распутается весь клубок?
Чугунов встал.
–  Глупости. Дурь очередная! Тебя что, так какой-нибудь из твоих недоделанных "знатоков душ человеческих" на сей эксперимент-экскремент подвиг? Ладно, мне пора! Спасибо, что не забываешь. Не пропадай, пиши, "приветы" мысленные передавай иногда!
Но я упрямо поплелась за ним к машине. Он поколебался немного, затем открыл мне дверцу на заднем сиденье.
–  Послушай, Анхен! Говорим начистоту и расходимся, я думаю, навсегда. Я сделал всё, что мог для тебя в том деле. Выложился на полную катушку. Да, срок  маленький они получили, "ребятки" наши, три года общего режима. Считай, скоро выйдут на волю. Просто за хорошее поведение. Ну и при не менее хороших адвокатах! И что же? Может, ты боишься, что они начнут мстить тебе? Забудь! Не те люди. Не хочешь, чтобы они, выйдя, могли сотворить что-либо подобное с другой девчонкой? Не будет этого. В том-то и вся сложность – они не маньяки. Тех не угомонишь, рано или поздно всё равно попадаются и огребают на полную катушку за свои деяния. Даже их дружбе конец, не выдержит она такого испытания: один-двое, может, к нормальной жизни вернутся, кого-то и новая, преступная, среда засосёт, но чтобы опять за старое – такому не бывать. Ты же сама помнишь, какую ты цену заплатила, чтобы из того ада вырваться, и как потом эта цена отразилась на ходе следствия.
Я побледнела. Воспоминания были слишком близки по времени.
–  Но ведь иначе они бы убили меня. Какой у меня был выбор?
Фомич покачал головой.
–  И тогда и сейчас говорю тебе: ты всё сделала правильно – и себе жизнь спасла, и ребят от греха увела. Но тем, что ты начала после этого сама проявлять инициативу и делать вид, что совершаешь всё без принуждения, добровольно, ты лишила себя статуса жертвы. А ведь будь кто-нибудь другой на моём месте – тебя вполне могли бы провести в деле, как соучастницу.
–  Ну, на это я никогда бы не пошла. Лучше уж смерть!
–  Кому ты баки заливаешь, Леднева? Были, были эпизоды. С девчонками кто о цене договаривался? Кто их в машину приглашал? А кто их уговаривал: ничего, потерпите, отпустят? Не изверги они, мол, просто ребятам захотелось покуражиться. Хоть я и пожалел тебя, из дела это изъял, как недоказанное, но ведь на суде тебя смяли. Могу голову на отсечение дать, что за тебя они и дня сроку не получили. Вообще бы вывернулись чистенькими, если бы я тех двух девчонок из Балашихи не уговорил рассказать всё, как было. Так что три года – это фантастика! Подумай, никаких вещдоков – ни одной фотографии "на память", ни одной обмолвки в телефонных разговорах, никаких "специальных приспособлений" для пыток, никаких особых зверств. Всем было ясно, что ребята просто заигрались: сначала всё вообще было элементарно: "снимали" проституток, исправно платили им, потом стали задерживать их подольше, выжимая по максимуму удовольствие, но в итоге ведь не избивали, не убивали, выгоняли и опять же – платили! Ну нарвались на тебя, дурочку, комплекта недоставало, схватили первую попавшуюся, красивую, статную, в вызывающем нарядике, перешли черту. Могло быть и хуже, но ты этот узелок развязала, как я уже сказал. Чего тебе ещё нужно?
–  Ксерокс! – мрачно ответила я.
–  Ничего не получится, – спокойно покачал головой Фомич. – И не пытайся меня обломать. Не такие, как ты, пробовали, но все уходили не солоно хлебавши. Ладно, прощай, как я понял, тебе просто очень хотелось с кем-нибудь на эту тему поговорить. Считай, что побалаболили. И не гневи Бога, Леднева, если хочешь, я тебе бесплатную экскурсию устрою: провезу по местам захоронений, я как раз сейчас дело закрываю об одном действительном, а не придуманном, маньяке, из показаний кое-что почитаю, фотографии покажу.
Я вздохнула.
–  Чем удивили! Это я в любой день могу по телевизору посмотреть.
Фомич не выдержал, снял руки с руля и развернулся ко мне всем торсом.
–  Ах, по телевизору! Ну, если по телевизору посмотреть – так ещё всё в порядке. Можно жить припеваючи. Жаль я тебя в тюрьму не могу провести, а то посмотрела бы ты на этих уродов. Там ведь настоящего ворья сейчас нет: те на воле, деньги делают с утра до ночи. Мелочёвка: мать родную сыночек убил за то, что не дала ему денег на дискотеку, наркоманка, которая проходившей женщине всё лицо бритвой исполосовала за то, что та ей просто замечание сделала: окурок, видите ли, оторва эта бросила прямо на тротуар, а не как положено – в урну. А вот ещё один свежий случай: шайка пацанов подловила одну бедолагу в безлюдном месте, избили, ограбили, затем решили ещё и изнасиловать. А насиловать нечем пока, да и толком не знают как: сплошь начальные классы. Так обошлись подручными средствами: палками, бутылками, ножами. Смешно?
Я промолчала. Затем буркнула под нос, уже открыв дверцу машины.
–  В гости хотя бы пригласили.
Фомич хохотнул, не оборачиваясь.
–  Не дождёшься, Леднева. Как-нибудь в другой жизни. Если там встретимся.
–  Это из-за того, что я порченая? – тихо спросила я.
Всё-таки я его довела, он опять развернулся в ярости.
–  Дура ты дура. Порченая! Да такую порченую на конкурс Мисс Вселенная можно посылать. Вбила себе в голову чушь какую-то. Прошло! Забудь! Никогда не было. В гости! Это ты сейчас: Фомич да Фомич, а через полгода в мою сторону и не посмотришь – кто он, следователишка! И не зли меня! А то нахлещу как-нибудь  так по одному месту, что неделю сидеть потом не сможешь! В гости! Ну, насмешила! А чего не сразу под венец или в ЗАГС? Мне-то, старому хрычу, терять нечего – хоть месячишко с тобой покувыркаюсь, потом всю жизнь будет, что вспоминать.
Хорошо повеселились. Я, во всяком случае, точно, от души. Но мужик – кремень, такие в моей жизни ещё не встречались.